Руками Клавдии Метвеевны Алениной в жестокие годы II Мировой войны были перевязаны тысячи раненых солдат. Десятки, получив тяжелейшие ранения, умирали на глазах у 18-летней девушки, которая никогда ничего не боялась, а лишь по-женски жалела своих ровесников - молодых ребят, так несправедливо забираемых смертью. И видя эти девичьи слезы, сами в сущности еще дети, солдаты утешали девушку: «Не плачь, сестричка! Не надо! Это война!»
Перед началом войны Клавдии приснился сон. Будто она попадает в незнакомую местность, где стоит огромный дом, но без стен, а только со столбами поддерживающими крышу. Находящийся в нем человек хватает проходивших мимо мужчин и складывает их штабелями. Она же направляется к рядом стоящей церкви, в которой открыты огромные ворота…
«Будет страшная война, - растолковала сон девушке одна старушка, - многие мужчины погибнут. Ты будешь на войне. Пройдешь ее всю и останешься живой». Все сбылось у Клавдии Матвеевны: она прошла войну, смотрела в лицо смерти и осталась жива.
На фронт Аленину призвали в 1942 году в начале февраля из Зирбулакского сельпо, где она на 60 км вокруг была единственным квалифицированным медиком (окончила курс медсестер), направленным из Самарканда лечить сельчан. Провожать девушку-табиба вышел весь кишлак…
Привезли Клавдию Аленину вместе с еще десятью девушками из Узбекистана в Ростов-на-Дону. Город, стоявший на реке, имел важное стратегическое назначение, поэтому враг во что бы то ни стало стремился им завладеть. Ростов переходил то немцу, то вновь отбивался советскими войсками. Госпиталь находился в здании городского театра. Но раненых было столько, что пришлось и соседнюю школу занять. Вид крови и невыносимых страданий солдат вызывали дурноту у вновь прибывших, но только не у Клавы. Ведь она еще будучи 7-летней девочкой сделала свою первую перевязку пацаненку, которому мельницей отрезало палец. Смелую Аленину в госпитале сразу определили медсестрой в хирургическое отделение, где врачам приходилось делать сложнейшие операции раненым почти без наркоза.
Война четко показывает на что способен человек. Кроме героических, смелых поступков было немало случаев трусости и дезертирства. Так, как-то вечером комиссар отделения приказывает медсестре Алениной направляться в соседний Батайск в госпиталь с десятью подводами тяжелораненых (примерно 40 человек). Военные приказы не обсуждались, а выполнялись. И ночью, под постоянным немецким огнем Клавдия с ранеными добирается до батайского госпиталя, где никого не оказалось - всех давно эвакуировали, т.к. сюда с часу на час должны были войти фашисты. Аленина поворачивает назад, и вернувшись в Ростов, узнает, что комиссар с начальником госпиталя, собрав свои вещи, бежали на единственных в госпитале двух машинах. Оставшийся медперсонал не растерялся. Несмотря на то, что город вновь штурмовали немцы, они успевают отправить всех раненых на поезде через реку. Сами же под прицельным, непрекращающимся огнем, в дождь, ползком, не поднимая голов, добираются до соседней товарной станции и последним эшелоном уходят из города. Но спасение было еще далеко. Подойдя к мосту через Дон, все увидели страшную картину: горели санитарные поезда. Фашистская авиация стреляла с воздуха по плывущим через реку раненым, бомбили составы. Это была настоящая бойня, в которой Клавдия чудом осталась жива. Ее лишь осколком ранило в ногу. Кстати, его вытащили из коленки только через 14 лет…
Из оставленного Ростова Аленина вместе с другими медсестрами добираются до Средней Азии, до Узбекистана. Здесь Клаву на сутки отправляют в Самарканд к матери. А в Булунгуре медсестра все же встретила тех сбежавших комиссара и начальника госпиталя, но уже под конвоем. Участь дезертиров в военное время - расстрел…
И вновь поезд. И вновь на передовую, но теперь на Волховский фронт, проходивший в Ленинградско-Новгородском направлении. Аленину определили в полевой госпиталь 27-армии, базировавшийся в Старой Руссе в лесу на болотах. Полуголодные и измученные лишениями девчонки достраивали бараки для раненых сами, таская на хрупких плечах тяжелые бревна и куски торфа. А поздно вечером, прикорнув на соломенной постели возле печек, которыми служили коптящие железные бочки из-под бензина, засыпали мертвым сном.
1943-й год встретили в кювете, опрокинувшись туда вместе с телегой. А 14 января было контрнаступление Советской Армии, и поток раненых не прекращался ни на минуту. Потом Аленина идет с передвижным госпиталем за наступающей армией в Курск, Румынию, Венгрию, Австрию. Она уже старшая медсестра в отделении легкораненых, которых сразу же после лечения отправляли на фронт в родные дивизии.
Не обходилось без приключений невоенного характера. Так, один майор, попав к ней в отделение на перевязку, решил заигрывать с Клавдией. Не знал он, что эта симпатичная медсестра не из легкомысленных барышень. Естественно, на вольность, которую майор позволил себе в ее адрес, он получил хорошую затрещину. От такой неожиданности офицер полез было за пистолетом, но тут же почувствовал на лбу холодное дуло маленького женского браунинга, который на него направила Клава. Только после этого прошел пыл у ловеласа в погонах , забывшего, что он все же на войне, а не на танцах…
Победу Клавдия Матвеевна встретила в Австрии. Вспоминая каждый раз те счастливые мгновения, когда впервые услышала по радио незнакомое слово «капитуляция», у Алешиной до сих пор начинает бешено биться сердце. И тогда ей вновь 22 года, и она вновь слышит долгожданные слова: «Победа, братцы! Победа!»