В самом городе Чухлома я, насколько мне известно, не была. Но зато – раз пять в моей жизни приезжала с бабушкой в гости к одним из её многочисленных родственников в деревню Ножкино.
Деревня эта располагалась на берегу большого и очень красивого, прямо-таки сказочно-прекрасного Чухломского озера. Дом наших родственников стоял на одной из окраинных улиц, на возвышении. И, чтобы добраться до воды, приходилось бежать через всю деревню – как бы сверху вниз, с горы, бежать довольно долго…
На самом озере я была, наверное, раза два. Не думаю, что больше. Но – запомнила я его на всю жизнь. И – не только за красоту его.
…Весь тот день мне обещали-напоминали о том, что сегодня вечером, как темнеть начнёт, сводят меня на берег озера. И то и дело просили, чтобы я не заснула раньше времени, а до вечера бы додержалась. Я могу ошибаться, но, по-моему, был тогда какой-то деревенский праздник. Не исключено, что и ночь Ивана Купала. Вполне может быть. А если и не это – так что-то близкое, старинное, настоящее народное. В любом случае, ощущения свои тогдашние я помню очень отчётливо. Мною постепенно овладело в тот день таинственное ожидание неизвестно чего. И, овладев, так и не отпустило меня до самого позднего вечера.
А когда, наконец, стемнело и похолодало, мы побежали…Жена бабушкиного двоюродного брата, бабушка Настя, пока мы добирались до воды, полушёпотом рассказала мне, пятилетней девочке, такую таинственную, не совсем мне маленькой понятную, но очень печальную историю…
- Вот, Сонюшка, там, на самом бережку, как на горушку-то подымешься, монастырь у нас стоит. Деревянные церкви – красивые-красивые, как ножичком кто их вырезал…Серенькие такие, вот – что мой платок шерстяной этот. Как придём к озеру-то – сразу и покажу тебе. Так в этот вот монастырь, как любовь несчастная случится, бегают все наши девушки – плакать да молиться. И ни одной из них никогда отказа не было. Больно уж батюшка у нас там добрый. Всех-то ему жалко. Да…Так вот – приходят туда все девицы, которые брошенные или – любви не добились если.
- А ты, бабушка Настя, тоже бегала туда плакать? А?
- Нет, девонька, меня Бог миловал. Всё у нас с дедом Васей ладно было. Любил он меня. И я его – тоже. И до сиё поры всё у нас с ним хорошо! А вот, ежель у кого плохо, так те и бегут в церковь, за советом, за утешением.
Я невольно огляделась по сторонам, пытаясь узнать – а не идёт ли рядом с нами какая несчастливая девушка, не плачет ли кто украдкой неподалёку, за этой или – вот за той высокой сосной…Но слёз никто не проливал. Зато – песни были слышны отовсюду. Разные – и грустные и весёлые. И частушки даже. Задиристые, на грани приличия. С визгом и нарочитым смехом.
- А была у нас одна ещё…девушка…Так у той и совсем злая судьба оказалась. Затяжелела она.
- Что? – переспросила я, не поняв, о чём это бабушка Настя мне говорит.
- Ну, как мне это тебе сказать? Ребёночка она должна была скоро родить. А парень-то её – возьми и сбеги из деревни. Не женился на ней, на девушке-то, - зашептала мне почти в самое ухо бабушка Настя. - Дитё, значит, сделал…Вроде как – по любви по большой. А потом – и пропал. В один день, по весне. Как лёд-то растаял на озере…Посмотри, вот мы почти уж и пришли. Во-о-о-он там, на горушке, гляди, церковку-то…видишь?
И я посмотрела. Сначала – увидела уходящие вверх сосновые стволы, а потом, между их ветвями, за ними и над ними – сначала угадала, а потом – действительно разглядела серую деревянную церковь, потом – ещё одну, а постепенно – и весь монастырь.
В темноте начинающейся летней ночи всё вокруг казалось нереальным, загадочным, непостижимым. Чуть ли не впервые в жизни я почувствовала, как полностью растворилась в том, что видела, слышала и ощущала. Я словно была и не была. Шла, слушала, смотрела на всё вокруг, дышала и потихоньку начинала даже замерзать. И, в то же время, - находилась уже не совсем в полной уверенности, что не сплю…
Озеро оказалось довольно большим и выглядело почти уже чёрным. А ещё - оно было как бы живым. Озеро издавало какой-то очень явный, особый звук. Как море. Как будто – шумело прибрежной волной. Не знаю, так ли было на самом деле, но я точно помню, что на берегу не было тихо. И было так - не только из-за голосов собравшихся там людей.
Стоя почти у самой воды, я смотрела вверх, туда, где был монастырь. И прислушивалась – а не плачет ли и там какая-нибудь несчастная девушка, не жалуется ли на судьбу свою, не рассказывает ли доброму старому батюшке грустную и печальную историю. И мне вдруг так явственно послышался плач. Негромкий, но горький. Безутешный. Безнадежный. Даже – обречённый какой-то. И доносился этот плач откуда-то справа…не сверху, а наоборот – как бы сзади, от озера.
- Бабушка Настя! Слышишь?!! – я, испугавшись, схватила бабушку за руку. – Слышишь, плачет кто-то?
- Да где, девонька?
- Там, на берегу. На озере.
- Нет, не слышу я.
- А, может, это – она, та, которая, затяжелела?
- Кто? – не поняла бабушка Настя.
- Ну, которая ребёночка родить должна была, а парень её – и бросил. Ты же мне сама рассказывала…
- А-а-а. Эта…Эта уже не плачет. Давно, много лет тому…
Не помню я ни праздника, ни гуляния какого-нибудь. Ничего не помню. Не знаю даже, как я и до дома добралась. Похоже, что тащила меня бабушка Настя на руках своих - от сказочно-прекрасного тёмного озера до самой моей кровати. Всё вверх да в гору, на улицу далёкую, окраинную…
…Так и осталось озеро Чухломское в памяти моей – шумом прибоя, запахом сосновым, серыми маковками церквей монастырских и тихим девичьим плачем, сквозь песни весёлые сердце тревожащим…А как оно всё на самом деле было – и не знаю…