Два героя

       
   Чердаков по жизни все рвался вперед, торопился, вечно перевыполнял какие-то планы, то кросс ему поручали бежать, то гири поднимать. Это же в том году было, только он гирю вырвал в тридцатый раз , а ее вперед повело, гирю-то, и прямо на зрителей... Народ с первых рядов как побежит, Чердаков за народом с гирей в руках…
   А тут и прижало, а ведь и сорока лет не было. Обнаружили у него бронхит, такой подленькой астматической формы, и хотели уложить в больницу.
Его, здоровенного мужика?! Терапевту он так и сказал, что сегодня никак нельзя, без него, выдающегося работника дистанции сигнализации и связи, сойдут все грузовые и пассажирские поезда, а вот в следующий понедельник - пожалуйста.
   Но и в следующий понедельник он отправился на работу, и во вторник... Вечером жена, Светлана Леопольдовна, учительница начальных классов, принялась его уговаривать, а потом так и сказала:
- Я сейчас пойду обьявление на подъезде повешу, что ты со своим задыханием перестал справляться со своими супружескими обязанностями.
- Кто перестал? - завопил Чердаков.
   Утром собрались, вышли, а по пути, у соседнего дома мужики в карты играют, тут и пенсионер Митрич, бессменный победитель дворовых игрищ, и Пеньков, слесарь с депо.
- Подержи сумки,- сказал Чердаков жене, сел за стол, выхватил из рук Пенькова карты со словами: Я доиграю, какие козыри?- и тутже принялся играть в карты.
   Светлана Лепольдовна знала, что в мужа иногда вселяется бес, но не до такой же степени.
   Минуты две она ошеломленно смотрела на играющих и потом наконец-то сказала заветные слова:
- Михаил, я сейчас ногой по столу как шарахну,быстро в больницу.
   В приемной Чердакова взвесили, в палате поставили несколько уколов, на спину банки и сразу стало ему легче.
   Он задремал и не видел, как поступил в палату пожилой мужчина, сердечник, который только успел познакомиться со своим соседом, тоже немолодым человеком, как стал сереть лицом.
- Артур, - попросил он соседа, - я во время приступа на это дело слабый, - и кивнул на низ живота.
   Ни прошло и минуты, как он стал задыхаться. Артур тут же вышел в коридор, крикнул медсестру и сам схватил с пола медицинскую утку, и подложил ее.
Сестра поставила укол, но приступ продолжался и Артур сбегал за кислородной подушкой в реанимацию. Лежащая на кровати посудина была все же неудобна и Артур взял бутылку из под молока, подставил ее как надо и так держал в руках, пока приступ не кончился и потом долго не отходил от своего соседа, то поправляя ему подушку, то подавая в кружке воду.
- Артур, - сказал пришедший в себя мужчина, - спасибо тебе. Я чувствую, ты из наших, из фронтовиков, я сам с сорок третьего года на фронте, а ты с какого?
- Я, Иван, в трудармии был, я же немец, у меня фамилия Миллер.
- У меня Пугин.
   Чердаков как раз проснулся и с интересом наблюдал за старичками.
   Пугин постоял, и, посмотрев на Чердакова, неожиданно произнес:
- Сколько народу умерло на этой кровати.
   Чердаков улыбнулся в ответ, сказал, что он здоровехонек как бык и поступил сюда в общем - то случайно.
- Случайные люди сюда не поступают, - заметил Пугин.
   К вечеру стало плохо и Артуру, он крепился, виду не подавал, но спать ложиться не стал, а сел на кровать, вроде как посидеть захотелось.
-Плохо тебе, Артур?
-Плохо, Иван, – и тут же он стал валиться на кровать, хватаясь руками за грудь.
   Теперь уже Иван выбежал в коридор и позвал медсестру и та с дежурным врачом склонились над Артуром, поставив ему несколько уколов.
-Ничего, ничего, - через несколько минут Артур уже улыбался. – Вот прошло уже, вроде как и не было.
   Так в последующие дни они, как могли, помогали друг другу.
   Чердаков после процедур ходил по больнице, встречал знакомых и видя их изумленные лица, улыбался: « На повышение отправляют в Волгоград, в отделение железной дороги, надо комиссию пройти. Давление сто двадцать на восемьдесят, все время хочу жрать, девки тут молодые ходят в коротких юбках, что делать, а?»
От нечего делать он залечил зуб, сходил на прием к хирургу, к Николаю Яковлевичу, но никаких отклонений тот у него не нашел.
- Может мне такое упражнение поделать в палате, становишься в стойку на руки, ноги к стене и начинаешь отжиматься от пола?
- Нет, не надо, - посоветовал хирург.
   Но в ближайший воскресный день Чердаков как вор прокрался по больничному саду к забору, перепрыгнул его и через дорогу вышел на стадион, где с пацанами минут десять все же поиграл в футбол, потом отжался от земли раз двадцать, хотел то раз пятьдесят, но не стал и победоносно пошел в больницу. По пути он почувствовал, как откуда-то подкрадывается удушье. Остановившись, он неожиданно забормотал: « Свят, свят, свят…», - бога то он вообще раньше никогда не упоминал. Ему неожиданно полегчало и так он пришел в палату.
   В палате Артур рассказывал: « В сорок первом году, когда республику немцев Поволжья ликвидировали, семью нашу из под Саратова отправили в Казахстан, там я на шахты попал в Караганду, так я в шахтах и отработал почти тридцать лет. Я почетный шахтер и медали у меня есть шахтерские.
- В сорок четвертом меня в грудь ранило, очередью прошило, три пули вытащили, - махал рукой Иван, – теперь я вот и задыхаюсь.
   Однажды вечером Артур забыл сходить на вечерний укол, медсестра долго ждала и пришла в палату уже в двенадцать часов ночи, когда народ стал уже похрапывать
- Миллер! - казенно произнесла она.
   У задремавшего Миллера коленки мгновенно подтянулись к лицу, последовал мощный толчок и в акробатическом прыжке, распрямляясь по ходу, он вылетел вперед, приземлившись перед сестрой на обе ноги.
   Тут же он выпрямился, заулыбался, браво оглядывая сестру, которая
 испуганно отшатнулась и отступила назад.
   Он сходил на укол, и, придя в палату, как бы оправдываясь, произнес: « Это у меня с молодости такое, резко встаю».
   Утром в отсутствие Артура, один из больных, тоже немолодой человек, заметил: « Видели, как Артур вчера сиганул, я лет двадцать назад одному у пивного киоска по роже съездил, статью мне пришили, хулиганство. Помните, два киоска стояли у нас у железнодорожного вокзала? Пиво бочковое привозили. Так в лагере было несколько человек, сидевших еще в сталинские времена, вот так они и вставали, с прыжка, когда начальство неожиданно появлялось. Темнит наш Артур про шахтерские годы. Койка то у него с колесиками, высокая, повыше остальных, вот он и не рассчитал, головой потолок чуть не задел».
   Вечером Артур тихо заговорил, хотя никто его и не расспрашивал:
- С Карагандинских шахт меня в другие шахты повезли, на север. Народ в шахтах умирал то от взрывов газа, то обрушивалась порода. Надо было кого-то посадить, собрали нас несколько человек, кто был поздоровее, знали конечно, куда пошлют, нашли статью, осудили. Мне тогда было 18 лет, я не обижаюсь. На Севере в шахтах, конечно, все по другому было, однажды в строю рядом со мной застрелили одного заключенного…»
   И он замолчал, всматриваясь в окно на догорающий закат.
   На следующий день поместили в палату двоих ребятишечек по направлению с военкомата, неладно у них было что-то с анализами.
Ребятишечки были высоки ростом, широки в плечах.
Один из них бухнулся на кровать и тут же уснул.
- Степанов! – позвала его подошедшая медсестра.
   Будущий боец лежал на кровати, ни один мускул ни дрогнул у него на лице.
- Степанов! – повторила несколько раз медсестра и стала дергать его за ноги.
   Тот спрятал голову в одеяло и только через несколько минут спросил ослиным голосом: «Что надо?»
   Иван, повернувшись к Артуру, сказал: « Видишь, как надо вставать».
   - Ничего, - ответил Артур, – в армии их всему научат.
   К ним часто приходили родственники, дети и внуки. Вечерами, пристроившись где - нибудь в коридоре, они вели тихие беседы.
- Всего у меня пятеро детей, - говорил Артур, - двое с семьями сейчас в Германию уехали, остальные не хотят уезжать. Все у них тут есть и квартиры, и работа, машины. Мы с женой решили новый дом купить, дети с Германии деньги прислали. Земля родная здесь, здесь я и умирать буду.
   Чердаков порой рассказывал им то анекдоты, то веселые истории.
- К нам железнодорожное начальство должно было приехать, - говорил он в этот раз,- я вечером дома нашел рассказ «Станционный смотритель» Пушкина, ну, думаю, рубану я проверяющим что-нибудь из классика про железную дорогу. А в рассказе станция - то почтовая, дед там, дочка его, лошади, офицер дочку эту увез, дед страдает. В общем, подвел меня Пушкин. А написать то надо было вот так – станция железнодорожная, как наша, дед - начальник станции, дочка - заведующая рестораном, офицер этот – замкомандира летного полка, нашего лебяжинского, подполковник. Поезда идут, дед гуляет, водку пьет, дочка с летчиком роман крутит, летают они вместе на самолете СУ-27 по ночам… Самолет, когда высоту набирает, рассказывали ребята, с одной стороны видны огни Волгограда, а с другой Саратова…
   Светлана Леопольдовна не забывала посещать мужа, приносила продукты, разные травы и сообщала последние новости:" У меня на уроке Петя Богатырев залез в десятый раз под парту. Я ему так и сказала, чтобы он сидел до конца урока. Он так двадцать минут и просидел".
- Правильно,- кивал Чердаков,- надо же их, бегемотов, как-то воспитывать.
   Первым выписывался Артур, при расставании с Иваном они - два героя той сталинской эпохи - крепко обнялись, желая друг другу многих лет жизни.
Чердаков впоследствии иногда встречал этих стариков в городке, улыбался им как родным, останавливался, затевал какой-нибудь разговор и долго смотрел вслед.
   На работе он прекратил рваться вперед, стал жить спокойнее, размеренней.      
Недавно в городке был праздник отраслевой, день железнодорожника, хотели его в команду поставить по перетягиванию каната и в футбол играть, он вылупил глаза, обложил всех матом и только тогда его по- человечески все и поняли.

г. Петров Вал