И начались учения…
Каждый день, в шесть утра, нас вытаскивали из, ставших родными, палаток и таскали по всему полигону. Мы цепляли к сто тридцать первому ЗИЛу гаубицу М – 30, и гоняли туда – обратно. Раз пять на день, по команде из штаба, меняли позиции, и наводили орудия то на одну, то на другую неведомую цель. Естественно, что кроме орудийных расчетов, на позиции присутствовали телефонисты, командиры взводов, тоже из партизан, шоферы. Наш командир, лейтенант Вася Иванов окончил строительный институт, в котором на военной кафедре преподавали именно артиллерийское дело. Он был еще совсем молодым и старательным во всех отношениях парнем, носился вдоль батареи, которая на полкилометра, бывало, растягивалась, всем помогал и советовал, хотя его частенько на три буквы посылали. Но Вася не обижался, и снова бежал туда, где, по его мнению, возникали проблемы. Но однажды заехал к нам майор Пахомов, командир дивизиона, и сказал:
– Ты что скачешь, как заяц? Твое дело на командном пункте сидеть, на связи.
– Так там телефонисты есть. – возразил Вася.
– Эх, молодо-зелено! И чему вас только в институте учили? Телефонисты связь обеспечивают, и все.
– Да, а связисты команды передают.
– Только связисты эти – бездельники и лоботрясы. На них надежды никакой. Так что, будь добр на связи находиться…Считай, что нет связистов, убиты они…Кстати, если уж работу орудийных расчетов проверять, то только из своего взвода. А ты всю батарею обслуживаешь. Майора хочешь получить?
– Зачем? Просто я привык любую работу добросовестно выполнять. И, если, второго командира взвода нет, приходится его заменять.
– Как нет, куда он делся?
– Так изначально не было, не назначили.
– Разве? Хорошо, разберемся. А ты больше не скачи козлом, сиди на связи. А командиры орудий с наводчиками пусть сами свою работу выполняют. Если будут сачковать – накажем.
– А чем это Вы нас наказать можете? – спросил я, ибо разговор сей происходил как раз около нашего орудия.
– Отпишем на работу, зарплату не получите. – ехидно улыбаясь, ответил майор Пахомов.
Зарплаты никому не хотелось лишаться, а потому мы честно выполняли все команды, поступающие из штаба. По очереди с моим тезкой – Сергеем Васильевым, с которым, оказывается, через дом жили, но никогда до сборов не встречались. Бывает. Мы были одного возраста, роста одинакового и с одинаковыми белобрысыми волосами ниже плеч. Он служил срочную наводчиком, а я командиром орудия. Иначе говоря, мы с ним хорошо знали, как и какие ручки у гаубицы крутить, в отличие от других «бойцов» нашего расчета. Я уже писал о том, что они к артиллерии никакого отношения не имели, служили в других войсках. А потому весь день спокойно резались в карты, за исключением того промежутка времени, когда надо было собирать манатки, цеплять орудие к тягачу, и ехать на другую позицию. Впрочем, и мы с ними в карты резались, только отвлекались иногда.
Однажды к нам пожаловал тот самый генерал-полковник, что военную тайну всему полку разболтал. Он, почему то прицепился именно к нашему расчету, и гонял нас с Серегой, проверяя знания артиллерийского дела.
– Навести орудие по самому высокому дереву справа…по ближайшей березе…по реперу…прицел девять, угломер плюс тридцать семь.
Надоел смертельно, надо сознаться.
Я исполнил последнюю команду, и отрапортовал:
– Орудие к бою готово!
– Почему ты взял не тот угломер?
– Если угломер получается более шестидесяти радиан, надо отнять тридцать радиан. Разве Вы этого не знали? – нагло спросил я.
– Нахал! Но молодец. Только запомни: в армии нет ни радиан, ни градусов. Тридцать – ноль, и все!
– Тридцать – ноль может быть и градусами в самогоне. – совсем обнаглел я.
– Поумничай еще! – разъярился командующий округом, и, влепив мне хорошего подзатыльника, ушел.
Вообще, с этим генерал-полковником отношения у меня не сложились. Дважды мы сталкивались с ним нос к носу, и оба раза я получал от него на орехи. Первый раз это случилось, когда я в расположении части вылез из палатки и увидел вдруг рядом с собой командующего со свитой. Надо было отдавать честь старшим по званию, но любой партизан считает, что отдавать честь кому бы то ни было – западло. Потому я отвернулся к палатке, и решил сделать вид, что завязываю шнурок. Однако забыл, что на армейских сапогах шнурков не бывает в принципе. Потому я и застыл в нелепой позе, задницей кверху, в раздумье, что делать. И получил от генерал-полковника такого пинка, что влетел в палатку прямо сквозь прогнивший брезент к великой радости находящихся там сослуживцев.
Однако вернемся непосредственно к учениям. Однажды утром нас, как всегда подняли, увезли вглубь полигона, и не возвращали назад четверо суток. В то утро было прохладно, потому перед погрузкой в машины я оделся по зимнему, да и заснул в кузове. Когда машины остановились, и раздалась команда: «Командиры орудий, строиться!», меня еле разбудили. Я появился в строю последним, когда генерал, но другой, из штаба Армии, яростно материл стоящих перед ним резервистов. А посмотреть было на что. Двое стояли в плавках, причем планшет имелся только у одного. Кто-то в брюках, но без гимнастерки, другой в гимнастерке, но без ремня и планшета. А уж противогазов, конечно, не было ни у кого. Генерал орал, орал, да и заткнулся, увидев меня. Я был при всех регалиях, т.е. при планшете и противогазе, но одетый в шинель, да еще с поднятым воротником.
– Тебе, чего, холодно? – взъярился генерал. – Заболел? В санчасть захотел? Почему в шинели?
– Я спал.
– Он спал! – всплеснул руками генерал. – Товарищи! Война идет, можно сказать, а он спит! Де –зер – тир!
На гневные тирады высшего начальства у резервистов всегда было одно противоядие – смех. Так и сейчас случилось. И громче всех смеялся тот, кто в одних плавках стоял.
– А тебе бы помолчать лучше! – совсем разозлился генерал. – В следующий раз, что, голым выйдешь?
– Может быть, но планшет больше не забуду.
Бедный генерал подождал, когда затихнет хохот, и лишь тогда сказал со вздохом:
– Клоуны, мать вашу…Слушай приказ! Форма одежды – четыре. С планшетами и противогазами. И не дай Бог, кто в следующий раз в плавках выйдет, или…в шинели. По машинам!
В августе по ночам было прохладно. И одной шинелью, лежа на траве, трудно было прикрыться. Поэтому мы разводили костер, устраивались вокруг него и травили анекдоты, пока глаза не смыкались…А на свежем воздухе так было хорошо! Романтика…