Хороший способ весело провести время
Алексей Кузьмин
http://www.proza.ru/2008/11/05/444
Отличный способ весело провести время, командировка. Я не знаю ни одного мужчину, который бы не любил эти маленькие, в меру волнующие, путешествия. Женщины этого не любят. Не любят ездить сами и не любят, когда ездят их мужья. Но что поделать, приходится мириться. Командировки, пусть изредка, но бывают почти на любой работе. Так же, как корпоративные вечеринки, квартальные премии и лёгкий флирт с сослуживицами.
Моя Рада, как и большинство жен, не любила командировки, поэтому сообщать ей о том, что я уезжаю на курсы повышения квалификации в Нижний Новгород было крайне неприятно. Необходимо было придать этому характер неизбежного минуса любой хорошей работы с приличным заработком.
- Думаешь, мне охота? – спросил я. - Но не могу же я послать их.
- Ну почему обязательно ты? – сказала она, ещё надеясь, что сможет что-то изменить.
Я предвидел этот вопрос и подготовил аргументы заранее, стараясь привести их таким образом, чтобы они казались неопровержимыми. Рада только вздохнула и её прекрасные, карие глаза сразу стали печальными и как будто потухли. Я почувствовал себя последней сволочью, хотя, надо признать, мой манёвр был великолепен и сработал на сто процентов.
Конечно, у меня была возможность отказаться, но командировки у нас случаются не так часто, чтобы упускать такую возможность. Последний раз я ездил в Петрозаводск пол года назад. Мы проверяли бухгалтерскую отчётность одного предприятия, занимающегося реализацией каких-то особенных ванн. Самих ванн мы, к сожалению, не увидели, но нам сказали, что они становятся мягкими, если набрать в них тёплую воду. Не знаю, может это и здорово, но мне сразу представилось, как я лежу в мокрой кровати и эта первая ассоциация была неприятной.
В той командировке я закрутил романчик с официанткой, работающей в дешёвом кафе, неподалёку от нашей гостиницы. Она была не очень красива, но понравилась мне своей юностью и тем, что была непритязательна и сговорчива. Вечерами, когда я возвращался с работы, она приходила ко мне, мы занимались сексом и смотрели телевизор. Каждый раз, когда звонила Рада, а звонила она каждый день, мне приходилось выходить из номера. Я боялся, как бы моя наивная партнёрша не выкинула какую-нибудь глупость. Так продолжалось три дня, а потом я уехал обратно.
Жена встречала меня на перроне. Я сильно соскучился по ней, и мы долго целовались, побросав вещи прямо на заснеженный асфальт. Со стороны, наверное, могли подумать, что я вернулся с войны, причём лет пять считался пропавшим без вести. Чувствовал ли я угрызения совести? Да.
Я уверен, Рада ничего не почувствовала. Некоторые говорят, что женщины чувствуют измену, но я так не считаю. Так говорят сами женщины и кое-кто из мужчин, кто прокалывается на запахе чужих духов и следах помады на рубашке. Моя Рада ничего не почувствовала.
Когда мы приехали домой, разгорячённые, истосковавшиеся друг по другу, на кухне пила чай её мамаша. Она всегда переезжала к нам на время моих отлучек, чтобы поддержать дочь. Так получилось, что кроме матери, у моей Рады в городе не было ни родных, ни друзей.
Отношения с тёщей, надо сказать, у меня не сложились с самого начала. У неё была на редкость отталкивающая внешность: чёрные длинные волосы, сросшиеся брови и вполне отчётливые усики над верхней губой. Кроме того, она была жирная, а я терпеть не могу жирных людей. За ужином у них обязательно что-нибудь прилипнет к подбородку, они жутко храпят, брызгают слюной при разговоре, а летом от них несёт потом. В случае с мамой моей любимой жены я бы мог всё это стерпеть. Уверен, я даже смог бы проникнуться симпатией к этому человеку, но так сложилось, что Наира Зармайровна невзлюбила меня с первого взгляда. Она ни разу не сказала мне плохого слова, но держалась всегда холодно, улыбалась натянуто и в её чёрных, как у вороны глазах я никогда не видел ничего, кроме презрения.
Наира Зармайровна была чистокровной армянкой и по настоящему с уважением могла относиться только к своим соплеменникам. Возможно, дело было в её неудачном браке с отцом Рады, коренным петербуржцем, который бросил семью, когда ребёнку было всего несколько месяцев.
Я знаю, моя Рада ничего не почувствовала, но насчёт её мамаши я не был так уверен. За те пять минут, что она допивала чай с куском вишнёвого пирога, она успела понять всё, как если бы ей показали съёмку скрытой камеры из моего гостиничного номера в Петрозаводске. То есть, так мне в тот момент показалось. Таким был её взгляд. Возможно, он был бы точно таким и проведи я всю командировку в монашеской келье. Собравшись, она чмокнула сначала меня, а потом Раду и ушла. Я облегчённо выдохнул, когда закрылась дверь. На щеке у меня остались крошки пирога.
Наира Зармайровна была сильнее меня. Я это признавал и даже, по своему, уважал её, как может преступник уважать следователя, если тот не беспределит и работает честно и по понятиям. Я верил, что в нашей с ней молчаливой, скрытой войне, это признание её силы несколько укрепляло мои позиции, давая призрачную надежду когда-нибудь в ней победить. Самое лучшее в неравном бою, это верная оценка своих сил и сил соперника.
Прошло пол года, а Раде казалось, что я только недавно вернулся и снова уезжаю. В этот тёплый сентябрьский день, провожая меня до Московского вокзала, она была необыкновенно печальна. Я обнимал её и старался утешить, а она говорила, чтобы я хорошо себя вёл и был осторожен. Глядя в её большие, наполненные слезами глаза, я пообещал себе, что не буду искать приключений. Ну, или по крайней мере, не буду делать этого намеренно. Покажите мне мужчину, который устоит, если какая-нибудь красотка из соседнего номера постучит как-нибудь вечерком и попросит зайти, настроить ей телевизор.
Когда мы зашли в купе, до отправления оставалось около десяти минут. Не люблю приходить заранее, а потом утомительно долго прощаться. Рада всегда плачет, если мы расстаёмся дольше, чем на один день. Я всегда прошу её не плакать, и она старается, держится, но в конце всё равно начинает всхлипывать и утыкается мне в грудь. В этот раз прощание не было долгим, и она успела только проронить пару слезинок, прежде чем проводник с испитым лицом и засученными рукавами попросил провожающих выйти. Потом мы десять минут посылали друг другу воздушные поцелуи через толстое оконное стекло, а когда поезд тронулся, Рада пошла по перрону вслед за ним. Я погрозил ей пальцем, она помахала мне рукой, сделала ещё несколько шагов и остановилась. В горле стоял ком. Я не считаю себя сентиментальным, но расставаться с любимыми, пусть не на долго, всегда бывает грустно.
В купе, кроме меня, никого не было, и я подумал, как было бы хорошо, если бы на следующей станции ко мне подсела симпатичная девица. Словно в такт моим мыслям, в проёме появилась миловидная фигурка в коротких шортах с огромным красным чемоданом на колёсиках. Девушка растерянно помялась, покрутила головкой и направилась дальше. Через пол минуты я расслышал, как она затаскивает свой чемодан в соседнее купе и с кем-то здоровается. Кому-то повезло, подумал я. С такой девчонкой ехать не скучно. Можно было бы поболтать и, возможно, выпить пива. К сожалению, как показывает опыт, симпатичные девицы всегда в огромном количестве едут в соседних вагонах и, иногда, в соседних купе, а увидеть их можно только на редких остановках, где они выходят купить чипсов и сигарет.
Я достал бутылку «Балтики», сел к окну, положив локти на стол, и стал смотреть на проносящийся пейзаж. Я сидел по ходу движения, и мне казалось, что стремительное тёмно-зелёное полотно за стеклом проходит сквозь меня самого, молниеносно набрасываясь и сразу исчезая уже за спиной. Пропуская его через себя, я словно бы очищался от дурного настроения и через некоторое время уже прикидывал, где бы выйти, купить ещё пива.
На первой же станции в купе зашла очень толстая женщина с целым ворохом сумок и пакетов. Как и все толстяки, она тяжело дышала, а на её нездоровом, белёсом лице выступили капельки пота, хотя на улице уже вечерело и было довольно прохладно. Она была действительно очень толстая, гораздо толще моей тёщи и толще всех, кого я когда либо видел, не считая, конечно, самых тяжеловесных борцов сумо и некоторых уникумов из книги Гинесса, которых показывали по телевизору. В купе сразу стало тесно. Не представляю, как бы мы разместились, если бы два верхних места не пустовали.
Женщина долго запихивала свои чемоданы под нижнюю полку, вертя своим задом у меня перед носом, и мне казалось, что её грудь при этом возилась по полу.
Как только она убедилась, что её чемоданы надёжно убраны, она постелила на стол полотенце и достала еду. Кажется, там была жареная картошка и домашние котлеты. Купе сразу наполнилось запахами еды и я, немного подумав, решил выйти проветриться в тамбур. У меня ещё оставалось пол бутылки пива и была пачка сигарет. В обычное время я не курю, но в отпуске или в командировке могу себе это позволить. Сигареты всегда ассоциируются у меня с образом ковбоя «Мальборо» и той настоящей мужской свободой, которую он олицетворяет. Я закурил и решил для себя, что жирная соседка, хотя и не самая приятная компания на эту ночь, всё же не сможет испортить моё хорошее настроение. Лучше всего допить пиво, потом купить ещё одну бутылочку и лечь пораньше спать. Ведь на завтра у меня предполагался интересный, новый день.
Я стоял в тамбуре, наверное, с полчаса и успел выкурить три сигареты и допить пиво. Вернувшись в купе, я обнаружил, что толстая женщина, покончив с картошкой и котлетами, останавливаться и не думала. На столе, рядом с опустошёнными пластмассовыми контейнерами, появились новые, с салатом и курицей. Лицо этой обжоры было перемазано жиром и, увидев меня, она торопливо стала вытираться салфеткой. Видимо, присутствие посторонних, всё-таки заставляло её вспоминать о манерах. Оставшись в одиночестве, я уверен, она хрюкала как свинья.
Я прилёг и достал книгу. Читать не хотелось, но другого выхода не было. Я не мог просто сидеть напротив этой толстухи и смотреть, как она поглощает пищу. Нужно было отвлечься и спрятать куда-нибудь глаза.
Книжка попалась неинтересная и я в очередной раз зарёкся покупать такие. На обложке была нарисована красивая голая женщина в окружении не то зомби, не то вампиров, обещая долгие часы захватывающего чтения, а начинка оказалась дешёвой и скучной.
- Темновато, - неожиданно донёсся до меня скрипучий, ломкий голос попутчицы.
- Простите? – я посмотрел на неё.
Кажется, она, наконец, наелась. Количество пустых контейнеров на столе увеличилось вдвое.
- Я говорю, темновато здесь, - она как будто засмущалась, что ляпнула что-то невпопад. – Темновато для чтения.
Толстушка решила завязать разговор. Теперь, когда она как следует набила брюхо, ей захотелось немного потрепаться. Очень важно было не допустить этого. Не грубить, нет. С такими дамочками лучше не грубить, потому что никогда не знаешь, чем это может обернуться. Она вопросительно улыбнулась, глядя на меня, и незаметно открыла стаканчик йогурта, отложенного на десерт.
Темновато для чтения. Что это за начало разговора? Поздновато для такой жратвы, детка. Вот как я думаю.
- Да, - ответил я. – Ну вроде не так чтобы..
- Они всегда экономят, знаете, - стараясь оставаться элегантной, она слизала йогурт с крышечки. При этом её мизинец на той руке, которая держала стаканчик, слегка оттопырился.
- Да, наверное. Я не собирался читать долго, в любом случае.
- Я и сама обожаю почитать в поезде, но не всегда это удаётся. У меня больные глаза, знаете. А пойдёшь жаловаться, так ещё и обматерят. Я когда в Севастополь ездила в июне, ходила, жаловалась, что света мало.
- Да уж, - вздохнул я и потёр виски. Как бы не начала болеть голова.
- Ничего не помогло. Проводник пьяный был, только на грубость нарвалась.
Я понимающе покачал головой.
- У вас такой усталый вид - сказала она и её тонко выщипанные бровки сложились домиком. – Не обращайте на меня внимания. Наверно, я вам надоедаю.
- Ну что вы! Впрочем, я действительно смертельно устал.
Я уткнулся в книгу, всем своим видом показывая, что хоть и не прочь был бы поболтать с ней в любой другой день, но сейчас для этого слишком измотан.
К тому времени, как мы остановились на двадцать минут в Твери, мои глаза уже начали слезиться и я всерьёз обдумывал мысль, чтобы пойти к проводнику. В памяти всплыли его засученные рукава и мясистое, красное лицо и я решил, что толку от этого не будет. Да и в любом случае, было уже поздновато.
Я вышел из вагона. Повсюду носились бабки с сумками и тележками и голосили каждая на свой манер. Я остановил ту, которая продавала пиво и купил бутылку «Афанасий. Тёмное», хотя раньше никогда такого не покупал. Оно оказалось чуть терпковатым и обжигающе холодным, и одним глотком я прикончил сразу половину бутылки. Если бы у свободы был вкус, он был бы точно таким, как «Афанасий. Тёмное».
Прежде, чем поезд отправился дальше, я успел выкурить сигарету и допить пиво. Зайдя в купе, я сразу разделся и улёгся на своё место, отвернувшись к стенке. Голова слегка кружилась. Я слушал, как стучат по стыкам рельс тяжёлые, железные колёса, разгоняя поезд, унося меня всё дальше и дальше от дома, от того, кем я привык быть и кем привык себя считать.
Я вспомнил свою поездку в Петрозаводск и ту глупенькую официанточку, с которой там познакомился. Когда мы шли ко мне в номер, я был уже порядком пьян, но сердце у меня стучало так же сильно, как в одиннадцатом классе, когда я впервые оказался в постели с девушкой. Вопреки всем традициям лишения девственности, мы были абсолютно трезвы и по-настоящему влюблены друг в друга. Не считая того, что мы так и не смогли натянуть на меня презерватив, всё прошло более или менее удачно. Я сумел продержаться минут семь, и под конец она даже постанывала от удовольствия. Наверное, если бы не неудача с презервативом, я возомнил бы себя идеальным любовником. Но что поделать, мой член мгновенно превращался в сдутый шарик, как только это злополучное изделие оказывалось в зоне моей видимости.
Официантка из Петрозаводска сумела поволновать мне кровь. Это было действительно отличное приключение, страшное и не очень опасное, как поездка на американских горках. И гораздо интереснее дурацкого флирта на работе или тайных свиданий с бывшими подружками. Я это понял после того, как парень одной из моих коллег, с которой я вёл фривольную переписку по смс, позвонил мне с её номера и пообещал начистить как следует лицо. К счастью, конфликт удалось решить без кулаков, парень оказался не таким горячим, как хотел показаться, но я хорошо запомнил ощущение прикосновения холодных щупалец страха, которые проползли сначала по спине, а потом сплелись где-то в глубине груди. К этому случаю я отнёсся серьёзно и больше никогда не позволял себе отношений на работе. Игра была слишком опасной и совершенно не стоила свеч. На всякий случай я свернул и всю свою тайную переписку по электронной почте.
Толстуха за моей спиной чем-то зашуршала, кряхтя встала с полки и, выключив свет, осторожно вышла из купе. Нужно было поскорее засыпать. Толстухи всегда засыпают быстро, а храпят потом так, что мурашки по коже бегают. Когда я впервые услышал, как храпит моя тёща, я всерьёз подумал о том, чтобы вызвать скорую помощь. Воздух засасывался в лёгкие с тем булькающим звуком, какой получается, когда спускаешь воду из ванной, и от того, что этот звук издавало неподвижно лежащее тело, становилось жутко.
Стук колёс потихоньку начал меня убаюкивать. Мысли, возникающие в голове, становились всё менее связанными и всё время норовили превратиться в образы и унести меня за собой в сон. Я балансировал на грани засыпания, когда услышал, как открылась дверь и в купе вошла моя соседка. В ускользающем сознании промелькнуло, что должно быть я всё таки успею заснуть прежде, чем она, а в следующее мгновенье я уже проснулся полностью, быстрее, чем если бы меня облили ледяной водой.
Это были уже знакомые мне холодные щупальца. Те, которые пощекотали мне нервы пару лет назад, когда я позволил себе флирт с несвободной коллегой. Только на этот раз щупальца не были такими деликатными, а сразу схватили меня за самое сердце, заставив, в буквальном, смысле похолодеть кровь. Чувство страха было настолько интенсивным, что первые несколько секунд я не мог понять, с чем оно связано. Я даже не понял, что это страх, просто почувствовал, как сжалось в ледяных тисках сердце и тело стало тяжёлым, как камень.
В купе зашёл кто-то другой. Сделав пару шагов, он застыл, и я почувствовал, как он буравит взглядом мою укутанную простынёй спину. Я слышал его дыхание. Это было дыхание зверя, сбежавшего из клетки. Воображение нарисовало яркий образ моей толстухи, прислонившейся головой к двери туалета. Горло её было распорото, но в глазах всё ещё теплился огонёк жизни.
Я не мог пошевелиться. Каждый, кому снились хоть раз кошмары, знает это ощущение, когда во сне ты оборачиваешься к своей любимой или другу и видишь вместо него безобразное, гнилое лицо. Тогда ты кричишь, но предчувствие опасности приходит гораздо раньше, в момент, когда ты решаешь обернуться. Именно тогда тобой начинает овладевать ужас. Со мной происходило примерно тоже, за исключением того, что я не мог обернуться и закричать, а всё продолжал лежать. Напряжение уже было критическим и невероятным образом продолжало нарастать. Думаю, это можно сравнить с ощущениями, которые испытываешь за миг до оргазма, если представить, что этот миг растягивается на минуты. В том смысле, что от этого можно сойти с ума.
Незнакомец не издавал никаких звуков, однако, мне показалось, что его дыхание стало ближе. Он склонился надо мной. Возможно, в его руке был нож, и он примеривался, как бы лучше нанести удар.
За стенкой послышался взрыв хохота. Смеялись мужчина и женщина. Я вспомнил девчонку с огромным красным чемоданом и позавидовал тому счастливчику из соседнего купе. Ему повезло, его командировка оказалась великолепным способом провести время. Подозреваю, что он и сам не догадывается, насколько он везучий парень. Даже, если кроме этой симпатичной попутчицы его ждут только серые дождливые будни в компании коллег, которые его ненавидят, всё равно, его дела, в отличие от моих, обстояли совсем неплохо.
Я не помню, чтобы я сознательно решил что-то предпринять, но моё тело, не выдержав такого напряжения, вдруг выгнулось дугой и пружиной выскочило из постели. Прежде, чем мои ноги коснулись пола, я услышал какой-то судорожный хрип, а в следующее мгновение чья-то громадная туша, всплеснув руками, упала на койку. Резким движением я включил свет. Это была толстуха.
Мы смотрели друг на друга, не зная, что сказать. Не думаю, что когда-либо попадал в такую неловкую ситуацию. Страх ушёл, как будто его и не было. Я чувствовал себя чудовищно глупо, как будто пришёл на карнавальную вечеринку в костюме пирата, а оказалось, что все остальные в смокингах. Толстуха смотрела на меня широко раскрытыми глазами и часто мигала. Ещё чуть чуть и она закричит, подумал я. Пора было дать какие-то объяснения моему внезапному прыжку.
- Извините, - пролепетал я. – Кажется, это был страшный сон.
Женщина глубоко вздохнула и прижала руку к левой стороне груди. Я обратил внимание, что она уже переоделась ко сну. Теперь на ней была безразмерная бледно зелёная футболка и старые, изношенные шаровары.
- Я чуть не умерла, знаете.
Она ещё раз вздохнула. На её лице отразилось сомнение.
- С вами всё в порядке, молодой человек?
Я присел на край постели и взял со стола бутылочку минеральной воды, которую дала мне с собой Рада.
- Всё нормально, да. Извините, что так вышло.
Я сделал несколько глотков и добавил:
- Со мной такое впервые.
На лице толстухи показалось облегчение. Она зевнула и начала устраиваться на своей полке. С такими габаритами, сделать это ей было не просто.
- Я решила, что вы хотите меня убить, - сказала она и захихикала.
Я тоже улыбнулся для приличия, выключил свет и лёг. Спать не хотелось.
Я лежал с открытыми глазами, обдумывая случившееся. С какого перепуга я решил, что в купе зашёл посторонний, к тому же убийца? Я мог бы просто повернуть слегка голову, когда она вошла, убедиться, что это она и спокойно продолжать спать. Паниковать было просто глупо и это хорошо ещё, что я не закричал и не поднял на уши весь вагон. Мне представились суетливые шаги в коридоре, люди, которые заглядывают в купе и спрашивают всё ли в порядке, чей-то громкий голос, зовущий проводника:
«Там человек кричит!».
- Знаете, вы так резко вскочили. Не представляю, как можно так резко вскочить, - послышался знакомый, скрипучий голос. Я вздрогнул.
- У меня даже дыхание, знаете, спёрло. Я подумала, вы меня или убьёте или изнасилуете, уж простите.
- Пожалуйста, не переживайте. Мне приснился страшный сон и всё. Сам не понимаю, как это я так вскочил. Извините ещё раз, - сказал я и выразительно зевнул. – Давайте спать.
- Спокойной ночи, молодой человек. Надеюсь, ваши кошмары на сегодня закончились.
- Думаю, да. Спокойной ночи.
К сожалению, моя попутчица не оказалась счастливым исключением из правил поведения толстух и через пятнадцать минут начала храпеть. Я представил, как кто-то вытаскивает пробку из огромной, мягкой, как диван ванной, на поверхности воды возникает воронка, и вода начинает с шумом уходить в чёрное сливное отверстие. Чтобы уснуть под такой булькающий свист, надо быть пьяным вдрызг или валиться с ног от усталости. Я приготовился бодрствовать всю ночь.
Настроить ход мыслей на позитивный лад никак не получалось. Я пытался представить себе молоденьких девушек, с которыми бывает так приятно познакомиться вдали от дома, но сладкая истома от предвкушения таких волнующих знакомств почему-то не приходила. Вместо этого мне чудился ломающийся, мерзкий голос моей попутчицы. Ваши кошмары на сегодня ещё не закончились, говорила она и хихикала. Её рот был похож на огромную сливную дыру, которая жадно засасывала в себя всё, что попадало в смертельную воронку. Возможно, страх, так неожиданно обуявший меня, был не таким уж беспричинным. Не знаю почему, но толстуха мне не нравилась. Не нравилась, как бывает не нравится неприметный человечек в кепке и поношенном пальто, стоящий около твоего подъезда в тёмное время суток. Он подозрительный, ты не знаешь, что у него на уме. Возможно, он извращенец, или грабитель, а может просто ждёт свою подружку, но заходить в подъезд неприятно и, доставая ключ, ты оборачиваешься. Боишься, как бы он не зашёл следом.
Я лежал без сна, наверное, уже около часа и холодные щупальца всё активнее шелестели по моему телу, вызывая волны мурашек, заставляя ёжиться и переворачиваться с боку на бок. Храп толстухи периодически менял тональность и иногда казалось, что в нём можно расслышать отдельные слова какого-то жуткого, древнего языка.
Я старался не смотреть на толстуху, но и не отворачивался от неё полностью, так, чтобы её сторона купе всегда была в зоне моего периферийного зрения. Если бы она вздумала встать, я бы смог уловить движение краем глаза и как-то среагировать. Лёжа там, в тёмном купе, я был уверен, что в случае, если она встанет, от скорости моей реакции будет зависеть очень многое.
Поезд остановился и в ночной тишине храп моей попутчицы зазвучал уже просто оглушительно. Казалось невероятным, что в вагоне кто-то может спать. Тем не менее, признаков беспокойства или недовольства никто из соседей не проявлял. Я достал сигареты, быстро оделся, стараясь не смотреть на огромную, колышущуюся массу и вышел из купе. До последнего мне казалось, что стоит взяться за ручку двери, как за спиной послышится шевеление и скрипучий голос произнесёт что-нибудь такое, отчего волосы у меня на голове зашевелятся. Однако ничего подобного не случилось, а дверь открылась мягко и бесшумно, хотя я и боялся, что в решающий момент её может заклинить.
Сердце у меня бешено стучало. Толстуха сильно меня напугала и, вырвавшись из купе, я почувствовал невероятное облегчение, как будто чудом избежал чего-то очень плохого. В голове, однако, тревожной лампочкой мигала мысль о том, что бежать-то мне особенно не куда, и вариантов провести ночь, не возвращаясь в купе, не так и много. Я мог простоять всю ночь в тамбуре или попробовать попроситься к кому-нибудь переночевать. Про себя я решил, что возвращаться не буду ни при каких обстоятельствах.
В тёмном, холодном тамбуре сигаретный дым казался необычайно плотным. Я затягивался и выпускал шикарные колечки, чувствуя, как страх ослабевает свою хватку. Толстуха была не так далеко и до меня даже доносились те ужасные звуки, которые она издавала во сне, но теперь они казались не страшнее, чем вопли какого-нибудь убийцы в дешёвом бразильском сериале.
За окном ничего нельзя было разглядеть, поезд остановился посреди поля и видны были только далёкие огоньки какого-то села. Я смотрел на эти огоньки, представляя натопленные, уютные избы сельчан, стараясь не думать о своих перспективах на ближайшее будущее. Из соседнего вагона, покачиваясь, мимо меня прошёл проводник и направился в свою каморку. Глаза у него были совершенно стеклянные и хрупкая надежда на то, чтобы обратиться к нему за помощью, рассыпалась, даже не успев по настоящему сформироваться.
Думаю, я простоял так около часа, прежде чем понял, что ночь мне не вытерпеть. В тамбуре было слишком холодно, а на мне была только лёгкая ветровка поверх футболки, джинсы да тапочки. Я бы мог простоять ещё час. Возможно, в случае крайней необходимости, я простоял бы и два, но было всего лишь два часа ночи и до утра мне было не вытерпеть.
Моя толстая попутчица, конечно, внушала ужас, но была ли она опасной? Пока что она не сделала ничего, за что можно было бы считать её таковой. А если она не опасна, то чего я тогда боялся? Решение ни в коем случае не возвращаться, теперь казалось мне опрометчивым. От холода я уже не чувствовал пальцев ног, а когда я в очередной раз закурил, то руки у меня тряслись, как у старика. Тёплое купе уже выглядело почти также привлекательно, как и натопленные избы где-то по ту сторону поля. Сделав последнюю затяжку, я сказал себе, что лучше встречу рассвет седым от пережитого ужаса, чем замёрзну здесь насмерть и вышел из тамбура.
В коридоре вагона было уже гораздо теплее и мне пришло в голову, что, пожалуй, я спокойно простоял бы здесь до утра. Однако теперь, когда я настроился закутаться в одеяло, теплоты коридора всё-таки казалось недостаточно и я решительно открыл дверь своего купе.
Внутри всё осталось без изменений. Тёмная, вздымающаяся и опадающая масса моей жутковатой попутчицы, по-прежнему издавала храп, казавшийся оглушительным в тишине неподвижного поезда. Я скинул куртку, забрался под одеяло и прижал колени к груди. С волнением я ожидал, что вот-вот по спине скользнёт знакомый холодок, но страх не приходил. Напротив меня храпела чья-то жирная туша и мешала мне уснуть, вот и всё, что я сейчас думал про всю эту ситуацию.
Тепло, разлившись по всему телу, подействовало как снотворное и мне сильно захотелось спать. Я мучился, то на мгновенье куда-то проваливаясь, то выныривая от очередного пронзительного всхрапа. В одно из таких выныриваний я осознал, что слышу стук колёс, а за окном уже начало светать. В Нижний Новгород поезд должен был прибыть в восемь утра, и на секунду мной овладело то особое радостное волнение, которое обычно появляется после долгого пути, когда ехать остаётся уже совсем чуть-чуть.
Радостное волнение, однако, быстро сменилось настороженностью. В купе было необычно тихо. Воспоминания о пережитом страхе пузырями всплыли на поверхность моего сознания и вслед за ними всплыл и сам страх. Я посмотрел на противоположную полку, на которой покоилась моя попутчица. Она лежала неподвижно и не храпела. Открытые глаза отсвечивали жёлтым, как будто в них отражался свет невидимого фонаря.
С тех пор прошло уже много времени, но я никогда не забываю эти горящие, как у дьявола глаза. Потому что всему остальному можно найти логическое объяснение, всё остальное могло быть просто случайным стечением обстоятельств. Иногда, когда мы встречаемся с кем-нибудь из старых приятелей за рюмкой коньяка, я рассказываю эту историю. Им она кажется интересной, а когда мы выпьем немного больше, чем нужно, она даже кажется смешной. Забавный случай, не более того. Но я уверен, что это не было случайностью и держусь за это воспоминание о светящихся глазах, чтобы не позволить себе потерять эту уверенность. Я не знаю, что это было, но её глаза горели, как не могут гореть глаза у обычного человека. Это было то, что принято называть сверхъестественным, а я, много лет спустя, назвал это про себя знаком судьбы. Таким же, как и звонок того парня, который пообещал как следует начистить мне лицо.
Толстуха вскочила со своей постели одним стремительным рывком. Я не успел даже дёрнуться и хотя бы выставить руки, как она рухнула на меня всем телом, придавив, словно бетонной плитой. Воздух с гулким свистом вылетел из моих лёгких, и в следующее мгновенье она закрыла мне рот левой рукой. Я попытался подсунуть под толстуху ноги или руки, что бы сбросить или хотя бы немного отодвинуть её от себя, но ничего не вышло. Она была слишком тяжёлая и сильная. Мой рост примерно метр восемьдесят, а вес семьдесят пять килограммов и я не мог сдвинуть её с себя даже на сантиметр. Попытки сопротивления только изматывали меня, и я стал задыхаться.
Воспользовавшись тем, что ноги у меня были относительно свободны, я забарабанил ими по стенке, надеясь привлечь внимание соседей. Толстуха тут же сползла с меня чуть ниже, так что её лицо оказалось наравне с моим, и придавила своими ногами мои. Я был полностью обездвижен.
Правой рукой женщина расстегнула мне ремень и спустила джинсы. Не представляю, как ей это удалось, но в борьбе она была просто невероятно ловкой. Всё произошло в считанные секунды. Я не успел понять, зачем она шурует внизу своей рукой, как оказался со спущенными джинсами и трусами.
Перспектива быть изнасилованным жирной тварью потрясла мой разум своей неотвратимостью. Горячая влажная ладонь сжала мой член и начала водить им из стороны в сторону. На диком, обезумевшем лице толстухи показалась улыбка, а из её горла доносились довольные, булькающие звуки. Её волосы елозили по моему лицу, я чувствовал их густой запах, который смешивался с её жарким прерывистым дыханием.
Продолжая зажимать мне рот одной рукой, другой она крутила мой член, то сжимая, то разжимая ладонь. Несмотря на отвращение, которое я испытывал, её ритмичные умелые движения заставили мою плоть слегка зашевелиться. Невероятно, но кровь начала приливать к моим гениталиям. Толстуха улыбнулась ещё шире и мотнула как следует головой, чтобы отбросить волосы назад. Несколько прядей попали ей в рот, и она отняла на миг руку от моего лица, чтобы убрать их оттуда.
Я понял, что это мой единственный шанс и закричал что было сил. Толстуха резко дёрнула меня за член, а потом её рука разжалась и она отпрянула. Глаза её при этом как будто заволокло белёсой пеленой, а желтый отблеск потух. Женщина неуверенно качнулась и скатилась с меня на пол. На полу она закряхтела и ошеломлённо закрутила головой. Я натянул джинсы и вскочил на ноги, готовый в любую секунду бежать или дать отпор.
Мы смотрели друг на друга. Страх прошёл. Я чувствовал, что толстуха больше не опасна. Её глаза были широко открыты и в них уже можно было разглядеть ужас от осознания случившегося. Так смотрит ребёнок, разбивший драгоценную вазу секунду назад.
- Что случилось? – спросила она.
-Что случилось? – донеслось из коридора и в дверь постучали.
Я услышал звуки шагов и раздражённое хлопанье дверей.
- Всё в порядке, - сказал я громко. – Извините, что побеспокоил.
Я прикинул, что за дверью топталось человека четыре. Кто-то шёпотом предложил вызвать проводника.
- Точно? У вас кто-то сильно кричал.
- Пожалуйста, не надо проводника. Это я кричал.
Я попытался напустить на себя сонный вид и открыл дверь купе, чтобы развеять сомнения переполошившихся пассажиров. Толстуха к этому времени уже поднялась с пола и сидела на своей полке. В проёме двери показалось несколько человек со встревоженными лицами.
- Всё в порядке, - сказал я.
Тревога на лицах сменилась не то облегчением, не то разочарованием. Ничего не говоря, народ разошёлся по своим местам. Среди них была и симпатичная девушка, та, которая ехала с большим красным чемоданом. Наверное, она благодарила про себя бога за то, что её место оказалось не в одном купе со мной.
- Извините, если что, - раздался раскаивающийся голос толстухи, когда я закрыл дверь. – Похоже, ваш дурной сон оказался заразной штукой. Я на вас упала?
- Да, вы встали во сне и рухнули прямо на меня, - сказал я, отводя глаза.
Мой член всё ещё болел от её решающего рывка. Женщина нервно засмеялась.
- Ну и ночка, знаете, - сказала она. – Сначала вы меня чуть не убили, а теперь вот это.
Мне стало обидно, что толстуха так ловко разделила всю вину поровну. Это было нечестно. Всё-таки мой прыжок был невинной шуткой по сравнению с тем, что сделала она, но я не стал спорить. Я вспомнил её жёлтые, горящие глаза. Не появились ли они в результате игры моего воображения? Глядя на смущённую, неуклюжую женщину, сидящую напротив, было легко в это поверить. За окном уже почти рассвело, и вагон наполнился звуками голосов, хлопающих дверей и доставаемых чемоданов. Толстуха открыла пакет пряников, сходила за чаем и начала завтракать. В купе заглянул проводник и попросил сдать бельё. Вид у него был такой, словно до инсульта ему осталась одна последняя попойка. Было очень легко поверить, что всё это было лишь неудачным стечением обстоятельств.
В Нижнем Новгороде я прослушал курс лекций по налоговому администрированию и успешно сдал контрольный тест. За все шесть дней, которые я там пробыл, ко мне ни разу не стучались симпатичные соседки, и сам я ни с кем не знакомился, хотя рядом с гостиницей располагалось неплохое кафе с молоденькими и наивными официантками.
После этой поездки я ещё не раз бывал в командировках, но всегда только в крайних случаях и то, только после длительных уговоров. Я просто перестал их любить. Дома, с женой и тремя детьми я прекрасно провожу время и даже отношения с тёщей, кажется стали чуть теплее.
© Copyright: Алексей Кузьмин, 2008
Свидетельство о публикации №2811050444