* * *
Как-то, давным-давно я часто бывал в доме замечательного питерского сказочника С. Б. Н. Точнее, это даже был не дом, и не квартира, а комната в коммуналке недалеко от метро Автово. С. Б. Н. был известный шутник и мастер всяческих розыгрышей. Он мне рассказал такую историю:
Один из его друзей-художников, в целях повышения художественного мастерства, сделал копию с какого-то из шедевров Эрмитажа.
Картина в раме была подарена сказочнику, и он собирался повесить её на стенку своей комнатки. Примеряясь, С. Б. Н. поставил картину к стене так, что входящему в комнату была видна обратная сторона холста. В этот момент в дверь постучали, и на пороге появилась молодая барышня, пришедшая навестить сказочника. С. Б. Н. пошёл на кухню, чтобы поставить чайник, а барышня, любопытная, как все молодые барышни, заинтересовалась картиной и отодвинула её от стены.
— Ой, что это? — воскликнула она, узнав шедевр, когда С. Б. Н. вернулся из кухни.
— Ах ты! Чёрт! Поставьте, пожалуйста, обратно! Зачем же Вы! — сильно заволновался С. Б. Н. и перешёл на шёпот. — Вы должны дать мне слово, что никому и никогда об этом не скажете. Слышите? — С. Б. Н. взял испуганную девушку за плечи. — Понимаете, мой приятель — он работает в Эрмитаже, — он взял эту картину, ну, вынес её. Украл. Попросил пока подержать здесь. Обещайте, что никому не скажете! Обещаете?
Ошарашенная барышня кивала головой.
Через пару дней та же барышня опять навестила сказочника и, увидев картину на стене, радостно зашептала:
— Не бойтесь! Всё хорошо. Я была в Эрмитаже. Они там, похоже, решили не подымать шума и просто повесили копию.
С. Б. Н. клялся, что так всё и было, а я в тайне завидовал ему: мне никогда не попадались такие доверчивые и надёжные барышни.
* * *
Как-то, давным-давно мне было шестнадцать лет, и я написал песню.
Это была моя первая песня, и я с гордостью исполнял её, подыгрывая себе на гитаре. Однажды мой дед-виолончелист услышал эту песню в моём исполнении и, оценив мои старания, сказал: «Знаешь, по-моему, неплохо. Совсем неплохо! Только вот музыка... Хорошо бы, если бы кто-то мог сочинять музыку для твоих песен. Ведь слова-то очень хорошие. Дивные слова».
Через пару дней, замечательный питерский сказочник С. Б. Н. зашёл ко мне домой со своей на тот момент женой, и я решил спеть ему свою песню. «Хорошо. Правда, Таня? — сказал С. Б. Н., обращаясь к своей на тот момент жене. — Только вот слова... Игорь, мой Вам совет — найдите кого-нибудь, кто писал бы для Вас слова. Слова никуда не годятся. Но мелодия — очень хорошая. Красивая такая мелодия. Неужели сами написали? И поёте Вы хорошо. Голос у вас приятный».
Через месяц я выступал на школьном вечере и спел свою песню. Все аплодировали, а одна девочка смотрела на меня серыми, мокрыми от слёз глазами.
После концерта учительница пения подошла ко мне и сказала: «Хорошая песня. Молодец! Но вот исполнять тебе её не надо. Нужно, чтобы пел кто-то другой. Твой голос совсем не подходит для пения под гитару: какой-то он у тебя дребезжащий, неровный».
Сопоставив все отзывы о моём творчестве, я стал петь песни Вертинского в узком кругу друзей, в котором не было ни музыкантов, ни поэтов, ни вокалистов.
* * *
Как-то, давным-давно Вася Голубев решил нарисовать картинки к моим стихам.
Он взял тетрадочку с моими строчками и унёс её с собой.
Я очень годился тем, что Вася, знаменитый художник, будет рисовать картинки к моим стихам. «Интересно, — думал я, — если он решил рисовать картинки к моим стихам, значит, они ему нравятся? Васе Голубеву нравятся мои стихи!»
Счастливый, я так прямо и спросил у Васи, нравятся ли ему мои стихи. «Конечно, нравятся, — сказал Вася. — Если бы не нравились, я бы не смог ничего нарисовать. Мне когда не нравится – ничего в голову не проходит. Сижу над листом, и ничего не рисуется. А когда нравится – сразу выходит». Я заволновался: «А когда готово будет?» «Скоро. Надо только собраться, сесть и нарисовать».
Тогда я ещё больше загордился: вот какие у меня стихи — Вася Голубев их читает, и сразу картинки рисует. Похоже, что жизнь удалась.
Через пару недель Вася подошёл ко мне и протянул мою тетрадочку. Смущаясь, он сказал, что ему ничего не приходит в голову, но стихи ему нравятся, очень нравятся. «Видишь, они у тебя такие хорошие, что к ним и иллюстрации не нужны», — сказал он и быстро отошёл не оглядываясь.