* * *
Как-то, давным-давно я был в гостях по случаю дня рождения одной милой дамы. Когда гости хорошо выпили и закусили, спели под гитару все песни и рассказали все анекдоты, муж именинницы, дабы заполнить образовавшуюся пустоту, принёс из другой комнаты блёклые листочки и стал читать смешные истории про Максима и Фёдора. Все смеялись и просили ещё. Кто-то поинтересовался именем автора, но имени автора нигде не было. Весёлый муж сказал, что автор — какой-то окончательно спившийся художник, который работает в котельной.
* * *
Как-то, давным-давно мой друг В. позвонил мне и сказал, что в ДК имени кого-то проходит выставка митьков. Кто такие митьки я понятия тогда не имел, но мой друг сказал, что это интересно. Мы пошли. Прямо у входа в зал я встретил своего знакомого — большого комсомольца. Оказывается, комсомолец был не один, а с группой товарищей. Их прислали на выставку, чтобы потом со знанием дела говорить о тлетворном влиянии. Этот знакомый очень удивился, увидев меня, как удивился бы присланный на овощебазу молодой специалист, увидев знакомого, добровольно занимающегося погрузкой капусты.
* * *
Когда-то, давным-давно, первый номер Митьки-Газеты был почти готов. Владимир Шинкарёв написал предисловие, которое должно было быть втиснуто в очертания традиционной митьковской кошки. Начиналось это предисловие словами: «Газет-то много — столько и не нужно». Эта фраза не понравилась ни мне, ни Юре М. Что значит, много газет? Вот ещё! Пусть будет много-много разных газет! Нет, так нельзя. Надо переделать. И мы сели переделывать. Переделанный вариант показался нам таким замечательным, что мы хотели немедленно звонить Шинкарёву, чтобы прочитать новое предисловие прямо по телефону.
Посовещавшись, всё же решили, что покажем ему завтра. С тем и разъехались по домам. По дороге домой, я несколько раз перечитывал наше предисловие, и после каждого прочтения оно казалось мне лучше и лучше. Назавтра я прочитал его опять. Странным образом оно утратило все вчерашнее обаяние и выглядело каким-то сырым, незаконченным. Встретив утром Юру, я понял, что и он заметил странное увядание нашего вечернего текста. Мы опять перечитали предисловие Шинкарёва, и оказалось, что за ночь оно настоялось, набрало силы и ясности звука, а фраза про газеты вовсе не так уж и плоха, а, наоборот, уместна и правильна. Пожав плечами, мы выкинули наш завядший текст в корзину для мусора, и Юра пошёл вклеивать предисловие Шинкарёва в очертания традиционной митьковской кошки.
* * *
Как-то, давным-давно Митя Шагин, Юра М. и я были в столовой. Мы наскребли из карманов мелочи и, убедившись, что денег вроде бы хватает, подошли к раздаче. Тётенька накладывала в тарелки слипшиеся, толстые жёлтые макароны и кидала на них пахнущую чесноком котлетку: сначала Юре, потом мне, потом Мите. Когда очередь дошла до Мити, он склонил на бок голову, облачённую в танкистский шлем и просительно протяжно сказал: «Макарошек — побольше». Лицо раздатчицы посветлело, и она добавила лишний комок макарон в Митину тарелку.
* * *
Как-то, давным-давно я решил собрать подписи всех замечательных современников на номерах Митьки-Газеты. Подписывали все: Бутусов, Гребенщиков, Макаревич. Однажды, я увидел Сергея Курёхина и попросил его подписать газету. Сергей удивился и сказал, что он не митёк и подписывать не будет. Я попытался объяснить ему, что и не надо быть митьком, чтобы подписать, что это я для будущего музея подписанные номера готовлю, и все остальные уже подписались. Но Сергей был неприступен. Расстроенный, я отошёл от Курёхина и смешался с толпой. Меня обнял вошедший в зал Митя и, увидев моё расстроенное состояние, поинтересовался, что случилось. «Да вот, Курёхин не захотел номер подписать. Говорит, что он не митёк». «Как не митёк?! — Митя почти задохнулся. — Что же получается — я один митёк?!»
Не желая расстраивать Митю, я, неожиданно для самого себя сказал: «Нет. Я тоже митёк». Митя с доброй улыбкой посмотрел на самозванца.
* * *
Как-то, давным-давно я видел небольшую ссору Шинкарёва и Шагина. «Митя, это я тебя создал, понимаешь? — говорил Шинкарёв. — Ты никто. Ты — как Шерлок Холмс, придуманный доктором Ватсоном. И доктор Ватсон — это я!» Митя нисколько не смутился, лукаво почесал бороду и сказал: «Я не Холмс.
Я — Ленин!»