Однажды я дневальным стоял, обморозив пальцы рук, - уральская же была стужа, а тёплые рукавицы у меня украли, - у тумбочки почти месяц подряд, меняясь с другим таким же бедолагой, пока не приставили меня учеником к геодезисту.
За это время я подружился с Ромой Ипатьевым, парнем из первого взвода (сам я из третьего), чья койка на втором ярусе была рядом с тумбочкой дневального. Он из города Рыбного Рязанской области, вернее из пригородной деревеньки, но он называл именно город, а не деревеньку, прибавляя, что Сергей Есенин родом из их мест. Рома работал в бригаде-отделении бетонщиков в две смены, так что у нас было время поговорить или ночью, когда пол-отделения возвращалось с работы, а Ипатьеву не спалось, или днём, когда второй смене разрешалось отдохнуть на койках перед уходом на работу.
После службы не виделись ни разу, но часто обменивались письмами, как договорились, когда увольнялись в один день и на электричке ехали в одном вагоне под присмотром старшины в Свердловск. На железнодорожной станции расстались: я уговорил своих земляков лететь в Горький самолетом – в 20.00 вылетим и в 20.00 же по местному и прилетим, а он вместе с рязанцами и калининцами поехал на московском поезде.
Рома мне часто писал, я столь же аккуратно отвечал, оттачивая таким образом журналистское мастерство. Первый год гражданской жизни выдался у нас одинаковым: с ноября по август я работал калильщиком в термичке, он – помощником кузнеца в сельской кузнице. Потом с сентября оба начали заочно учиться: я на факультете журналистики в МГУ, он – в сельхозинституте. На втором курсе, правда, Роман перевёлся на дневное отделение агрономического факультета, уже тогда возмечтав о научной карьере.
Я, заочник, женился рано, обзаведясь двумя, с разницей в семь лет, сыновьями – Сергеем и Димой, а он, аспирант, только когда моему младшему уже было полгодика, обзавёлся супругой. Зато потом детьми меня за десятилетку обогнал: у него были тоже Серёжка с Димкой, да потом ещё Ольга со Светой. Из-за детей и ушел из малооплачиваемой науки в председатели того пригородного колхоза, в котором до армии был трактористом, а после армии полгода стоял у жаркой печи подручным кузнеца. Но наукой заниматься не бросил.
Вы слышали про пшеницу сорта «Рязанская-47»? Цифра – это год рождения Романа Ильича. За счёт этого сорта колхоз некоторое время гремел на всю область, я сам о моем друге, председателе колхоза и кандидате сельхознаук в «Правде» читал. Урожайность той пшеницы – во! Клейковина – во! Прибыль у колхоза – во!
Но и эта прибыль колхоз не спасла от нищенского существования в ельцинские времена. Стал он средненьким, ни новой техники не купить, ни удобрений запасти, да и хорошие кадры, привыкшие к солидной зарплате, уходили на работу или в близкий райцентр или в Москву, до которой рукой подать.
Попробовал и председатель уйти в науку, да ничего не вышло – через полгода уволился, кто же за такие деньги страну от продовольственной забугорной зависимости спасать будет. Хотел в своём районе устроиться агрономом в Управление сельского хозяйства, заикнувшись о наработках по двум сортам пшеницы. Не взяли.
А взяли учёным агрономом на опытную станцию, что в штате Айова. Пригласил его туда живший два года в Рязани волонтёр Корпуса мира Майкл Либби, заглядывавший в сельхозинститут и до этого слышавший об Ипатьеве.
Внедрил он в Айове свои новые пшеничные сорта, начал работать над следующими, денег за новшества хватило на двухуровневую квартиру в таунхаусе, доме с пристроенными друг другу шестью коттеджами и со своим отдельным входом, гаражом и участочком, под клумбу цветов, земли. Дети - кто во Флориде, кто в Канзасе, а оба сына обосновались в Техасе. У всех уже свои дети. И по-прежнему шестижды дедушка пишет мне письма...
Только никаких писем я ни разу не получал. Их и не могло быть, Все письма я выдумал.
...Старшине нашей роты капитан поручил построить возле казармы новую курилку для солдат. Про материалы он командира и не спрашивал, заранее зная, что ответит злой офицер, который никогда не будет майором. Три раза вся рота, возвращаясь с объектов, приносила с собой по кирпичику – вот и набралось на оградку по периметру. Доски выписал знакомый прораб, у которого работала почти вся рота. А шесть труб под стойки решено стащить со строящегося рядом с нашей частью детского сада. Их бы можно пронести через ворота КПП, но старшина приказал здоровяку Ромке перекинуть их через забор, по ту сторону которого как раз и возводили курилку. Первая же металлическая труба задела электрические провода, которые были протянуты от нашего гарнизона к строящемуся детсаду...
Родителям телеграммой сообщили, что их сын погиб при выполнении важного задания. А какого задания, когда они приехали в полк за цинковым гробом, не сказали: вы же приехали в секретный город, задание было тоже секретным. Пока родители были у нас в роте, рядом почти с каждым солдатом находился сержант, их к нам прислали со всех рот полка, чтобы мы случайно не сказали чего лишнего Ипатьевым.
После нам сказали, что старшину Ковтуна отправили в дисбат. Но это было, как потом мы узнали, полуправдой: в дисциплинарном батальоне он служил в той же должности старшины роты.
Этот рассказ я задумал написать, когда в очередной раз стоял дневальным, глядя на пустую койку, на которой ещё три дня назад спал мой новый друг Рома. Но написал его только в шестьдесят два года. А у Романа Ильича и вправду могло бы быть шесть внуков...