Где та чудесная зима нашего детства? Нет ничего противней городской зимы, когда снег, который ещё мы непроизвольно ассоциируем с чистотой, превращается в жуткого цвета холодную кашу. Зима, которую все с нетерпением ждут, а потом тихо ненавидят за грязь, за слякоть, и за отсутствие снега на Новый Год. Зима – пора, в которую серые будни становятся поистине серыми; и кажется, что все и всё вокруг недовольны: недовольное небо над недовольными автомобилями с недовольными автолюбителями, недовольные пешеходы, отдирающие комочки грязного снега (видимо тоже недовольного), и недовольно, я бы даже сказал, зло чистящих свою обувь от проступов соли, которую посыпают недовольные дворники, дабы мы не падали и не отшибали себе определённые части тела, а мы всё равно падаем и отшибаем, недовольно подымаемся и ковыляем либо домой, либо на работу, в зависимости от времени суток.
История, которую я хочу рассказать началась давно, но начну я именно с такой зимы.
14 ДЕКАБРЯ. ПЯТНИЦА.
По пустой, освещённой редкими фонарями улице шёл человек. На вид ему было за сорок: бледно-зеленые глаза с неистребимыми кругами под ними, кое-где из-под шляпы выглядывали седые волосы, лоб на котором крепко прижились ровные горизонтальные морщины, широкий округлый нос, подбородок скрывался под шерстяным шарфом.
Звали этого человека Евгений Максимович, и было ему тридцать три года. Евгений Максимович шёл немного сгорбившись, спасаясь от ветра, одной рукой придерживая шляпу, другую – пряча в кармане пальто. Он смотрел куда-то сквозь снег, сквозь тротуарную плитку, землю, грунтовые воды, но, видимо, найти ему там ничего не удавалось. Городская слякоть под его ногами издавала характерный неприятный звук. В общем, по улице шёл самый обычный для данной поры человек.
Евгений Максимович свернул на более оживлённую улицу, залитую жёлтым светом фонарей, окон и светофоров, прошёл пару метров и нырнул в спуск к станции метро.
Кроме Евгения Максимовича, на другом конце платформы стоял ещё один человек: мужчина, одетый практически в идентичные пальто со шляпой, с такой же осанкой, держа руки в карманах. Через несколько минут подошла электричка, и они оба сели в разные концы состава.
Зайдя в вагон, Евгений Максимович оглянулся: никого. Привычная картина. Он уселся на более понравившееся ему из всех предложенных место и прикрыл глаза в предвкушении долгожданного сна.
Когда Евгений Максимович открыл глаза, за окнами уже мелькали знакомые столбы его станции. Он вышел.
На поверхности, увы, ничего не изменилось: та же угнетающая погода, одинаковые дома и абсолютно пустые улицы. Евгений Максимович сунул одну руку в карман, другой схватился за шляпу, и побрёл, заученной до каждого камня, дорогой домой.
Евгений Максимович аккуратно повесил пальто, снял шляпу и тихо разулся. Стоит сказать, что Евгений Максимович был уже восемь лет как женат, и в ближайшее время, а точнее в августе, ожидал пополнения в семье. Супруга уже давно спала, поэтому Евгений Максимович сам скромно поужинал и улёгся рядом с супругой. Завтра выходной. Уснул быстро.
Евгений Максимович встал по привычке рано. Я думаю, просто невозможно передать чувство его удивления, когда Евгений Максимович, употребляя свой повседневный завтрак увидел в утренних новостях сегодняшнюю дату:
24 ДЕКАБРЯ. ПОНЕДЕЛЬНИК.
В полном замешательстве Евгений Максимович глянул на отрывной календарь, который явно вступил в сговор с телевизором, ибо показывал ту же дату. Промелькнула идея разбудить жену, но Евгений Максимович подумал, что будет выглядеть полным идиотом, и что её требуется покой в нынешнем положении. Хуже всего то, что встала ужасная дилемма: собираться на работу или нет. По биологическому календарю Евгения Максимовича сегодня суббота, а значит день выходной, но календарь физический неотвратимо показывал, что сегодня понедельник и самое начало рабочей недели. Люди за окном квартиры тоже как-то не по выходному суетились и куда-то спешили. На лице Евгения Максимовича выступил холодный пот, появилось доселе незнакомое чувство помешательства.
Рационализм взял верх. Уже через минуту Евгений Максимович умывался, готовясь к рабочей неделе, а столь неприятный инцидент сам себе объяснил большими умственными нагрузками и некоторыми проблемами с памятью (хотя, до этого он не страдал от умственного переутомления и на память не жаловался). Впопыхах накинув пальто и шляпу, ибо на работу уже опаздывал, Евгений Максимович выскочил за дверь.
Естественное течение времени остановить невозможно. Зима сменилась весною. Ещё повсюду лежал снег, но уже другой: тяжёлый, мокрый. И отношение к нему было другое: неизлечимо больной, переживший не одну химиотерапию, смирившийся с тем, что неизбежно тает; Он был скверным и занудным, ещё не умер, но о нём уже перестали говорить плохо. И пока он лежит здесь, под нами, мы продолжаем чистить штанины, сушить обувь на батареях, продолжаем терпеть (недолго осталось).
20 МАРТА. ЧЕТВЕРГ.
Терпел и Евгений Максимович. Терпел не только снег, терпел работу, любил и терпел беременную на восьмом месяце жену. Ждал, что сойдёт снег, ждал продвижения по карьере, ждал рождения сына (они уже знали, что будет сын).
Уйти домой сегодня Евгению Максимовичу удалось пораньше. И пусть на улице уже было темно, как обычно мало прохожих, и дорога была всё та же, он надеялся, что супруга ещё не легла спать и торопился домой. Быстро перебирая ногами, не успев застегнуть все пуговицы на пальто, Евгений Максимович двигался к метро.
Электричку пришлось ждать долго, уже успело скопиться непривычно большое количество людей. Евгений Максимович зашёл в последний вагон. Стоял. От станции к станции людей становилось всё меньше. Когда следующей объявили остановку Евгения Максимовича, он обнаружил, что едет в вагоне один. Решил присесть. За окном вновь появился свет и знакомые столбы.
Несколько поворотов, несколько коротких дистанций и Евгений Максимович увидел свой подъезд. В окне совей квартиры о увидел свет. Обрадованный мыслью, что жена ещё не спит, что он с порога сможет обнять её, прикоснуться к большому сексуальному животику.
Стоя у открытой двери своей квартиры, Евгений Максимович осознал, что впопыхах не обратил внимания на снег, который уже не чавкал под ногами, а собранный в твёрдые кучки, лежал присыпанный землёй и окурками, что в воздухе появились новые ароматы, что руки уже не мёрзли от холода, и что возле его подъезда стояла машина скорой помощи.
На пути в роддом Евгений Максимович был сосредоточен на помощи жене. Всякие другие мысли его покинули. По пустым дорогам ехали быстро. Евгению Максимовичу разрешили присутствовать на родах. Он сидел рядом, держал её руку и осознавал, что это самый счастливый момент в его жизни.
В положенный срок:
НОЧЬ с 17 на 18 АПРЕЛЯ
-- Родился мальчик. 3900 грамм. Цвет глаз зелёный. Цвет волос тёмный. Сергей Евгеньевич.
Новорождённого практически сразу забрали. Матери нужен был покой. Евгений Максимович сидел в коридоре перед палатой жены. Отдельные мысли начали обретать ясные очертания, но общей картины происходящего уловить не удавалось. Пытаясь вспомнить вчерашний день, Евгений Максимович вспоминал девятнадцатое марта, но никак не шестнадцатое апреля. Не было шестнадцатого апреля в его жизни. Апрель вообще ещё не наступил, т.е. наступил, но сразу после двадцатого марта и сразу с семнадцатого числа. Эта мысль стала чёткой, яркой, огромно, распирающей голову Евгения Максимовича. Жутко захотелось спать…
Его разбудила санитарка. Посоветовала ехать домой, выспаться. Евгений Максимович ещё раз поинтересовался, какое сегодня число, и получил всё тот же, никак не устраивающий его ответ: 18 АПРЕЛЯ.
17 ОКТЯБРЯ. ПОНЕДЕЛЬНИК. 25 ЛЕТ СПУСТЯ.
-- Осень. Постаревшие листья опадают с деревьев, устилая уже холодную землю разноцветным ковром. Жёлтые. Оранжевые. Красные. Опадают, чтобы стать землёй. Чёрной землёй. Сегодня этой земле мы отдаём близкого нам человека. Его жизнь пронеслась, как синяя капля дождя слетевшая с карниза, как жёлтый лист сорвавшийся с ветви, как белая молния примчавшаяся с небес… И всё уходит в чёрную землю. Он уснул в пустом вагоне метро, проехав мимо знакомых столбов своей станции. Спешил домой, спешил на работу, спешил жить. Жизнь его была как один день. Кажется, ещё вчера он носил меня маленьким на руках, сегодня я отдаю тебе его, чёрная земля. -- Сергей Евгеньевич не смог сдержать слёз. Он поистине любил своего отца.
Гроб с телом пятидесяти восьми летнего Евгения Максимовича стали опускать вниз. Последние слёзы. Последние слова. Крышку начала медленно прятать чёрная земля.