Весна. Легкий ветерок свежесть несет талую, волнующую. День заметно длинее стал, согнало Солнце снег на южных склонах окружающих гор. Ручейки все громче песенки свои поют, журчат под осевшими сугробами снега. Пережили зиму алмаски. Не сказать - легко, но - пережили. Не голодали, не мерзли люди долгими зимними ночами не плакали в аилах голодные дети. Мясо, масло, сыр, молоко - в достатке у всех. С толканом - плохо. Муку ячменную только самым маленьким разрешала Ай-Яна давать. Все прошли через зиму. Иными стали алмаски - не прошли даром занятия со Стариком. Уверенность его сдержанная, спокойствие, выдержка - передалось им в немалой доле. Уверенно смотрят вперед, в будущее.
Маральник на склонах сиреневым цветом играет. Кандык на полянах - ковром сплошным стелется. Живность лесная, пернатая изливает души в песне с утра до вечера. Мятутся, огнем пылают души алмасок, туманятся очи огнем желаний несбыточных. Мужчин в племени - раз, два - и обчелся. Старики - и те наперечет. Бушует пламя в молодых, здоровых телах женских - нет спасения от пламени, нечем тушить пожар в душах.
Совсем сошел снег. Тепло, порою жарко на улице. Ввечеру принес разъезд охранный весть тревожную. Внизу, за входом в долину, племя кочевое остановилось. Людей - немного. Не похоже, чтобы набегом шли, скорее - уходят от войны. Мало мужчин, на повозках, на волокушах везут многих. Язык - слова отдельные понятны алмаскам. После отдыха - дальше пойдут. Той же ночью, как, когда сговорившись - неизвестно, ушел вниз верхами десяток алмасок.
Ночью еще доложили Ай-Яне - дозорной десятке встретились они на пути к лагерю пришлых. Одеты странно. Не для похода одежда, оружия нет почти - обояши за спинами, без луков. Торопились. Остановиться не пожелали, проскакали мимо, смеясь и крича как безумные. Для своих - нет наказа остановить, вернуть.
Все поняла Ай-Яна. Сама не спала ночами лунными, выть от тоски хотелось, бежать куда то, искать нетерянное. Молча сидела, брови над переносьем собраны, складка строгая между ними. Дума тяжкая.
Вернуть? Не догнать уже алмасок. Сотни вдогон посылать, гостей незваных сечь? За что? Сами ушли к ним алмаски. Сами. Так - все племя к чужим кострам разбежится. Не будет алмасок. Не будет племени. Тогда - зачем все? Дети, старики - нужны они у чужих костров?
- К рассвету, затемно - сотню Эйжен в седло! Коней заводных сейчас отправить. Под седлами гнать, ждать там кучно. Ровно звучит голос, как дрова велит принести - только у алмасок металла холодный скрежет в ушах. Каждая подумала - не с добром встретят утро беглянки. Не пожалует их Ай-Яна. Засвербело в носах - явственно костром потянуло, смрадом мяса паленого запахло в аиле. Вроде и не виновны, а как ошпаренные выскочили из аила алмаски. Пополз шепоток по стойбищу - не утаишь, не скроешь приготовления к утру. Да и не хочет она ничего скрывать. Наказание - будет! Не позволит Ай-Яна племя порушить, не позволит со свету сгинуть из-за блажи бабьей.
Ночь не спала Ай-Яна. Не она одна - мало, кто спал этой ночью. Среди ушедших - подруганки оставшихся, родовичи, невелико племя - почти все повязаны узами кровными. Что, как решит Ай-Яна? Многие - не понимают, куда и зачем ушли алмаски. Многие - понимают, сами бы, пожалуй, ушли - доведись позвать ушедшие. Скучают, сохнут, бесятся бабенки без ласки мужских рук. Не всякой дано легко обойтись без этого.
Серой мглой занимается над долиной утро. Сотня стоит - готова к походу. Тихо. Всхрапнет, порою, конь - и вновь тишина звонкая над поляной. Молча вдоль строя Ай-Яна едет. Тишина. Молча руку вскинула - едва виден знак команды
- Без строя, рысью походной, пошли! Двинулась сотня за Ай-Яной, убаюкал тишину мерный рокот копыт. Растаяли алмаски в тумане утреннем, растаял копыт перестук дробный. Тишина повисла над стойбищем. Никто не спит уже. Разговоров, пересудов - нет. Каждая стремится работу, занятие себе найти, поближе к другим, вместе то не так тревожно. Многие, многие алмаски нет нет да глянут искоса в сторону поляны недалекой. Стоит сосна обгорелая. Кости собрали, там же, рядом прикопаны. Тянет, тянет явственно дымом с поляны. Передергивают алмаски плечами - от сырости ли утренней, от страха ли - кто знает?
Час, два от силы - заводной табун показался на укромной полянке. Остановила Ай-Яна сотню. Все, что ночью задумала - похоронила враз в недрах души своей. Виновны алмаски? Да, виновны! Но - свои они, род от рода, кровь от крови - свои. Не отдаст Ай-Яна своих на поругание. Кроме них - поняла она сейчас это особенно ясно - алмаски эти - уже матери будущие. Матери детей ее Племени. Повернулась к сотне, кратко команды отдала, кому, что делать.
Пересели на свежих коней алмаски, дальше двинулись. Не ждали пришельцы гостей. Даже караулы ночные - сейчас в лагере, оружие нехитрое раскидано как попало по всему лагерю. Не воины это, да и племя - не племя уже. С опушки разом в мах подняли свежих коней, минуты - весь лагерь пришлых окружен алмасками. Словно статуи закаменели вседлах алмаски. Вскинуты луки, стрелы вполсилы на тетивах оттянуты - шевельни рукой, звякнет тетива, пропоет стрела короткую песню. Немногие к оружию кинулись - сообразили, не успеют в руки взять, лягут под стрелами.
Шагом едет Ай-Яна по лагерю. Еще двое - с боков прикрывают, глазами строгими настороженно лица чужие ощупывают, грозят непокорным смертью скорой. По стати властной, по убранству одежды, по скученной рядом кучке оружных кочевников определила старших, вождя. К нему направила коня, шевельнув коленями. В руках - ничего. Нет нужды - за спиной сотня, стрелами ощетинилась, только и ждут знака. Нависла над пешим, коня придержала
- Где мои женщины? Ровно, без эмоций вопрос упал. По глазам увидела - понял ее вождь. Усмехнулся в усы редкие - баба перед ним, не бабе у мужчин ответ требовать. Исстари в роду велось - не человек женщина, скотинка рабочая, даром, что говорить умеет. Крепко вьелось в сознание презрительное отношение к женщине. Разобрался уже, что к чему, разглядел - нет мужчин среди алмасок. Поначалу - за воинов принял, не рассмотрел сразу.
Вновь усмешка тронула губы вождя - уже презрительная, пренебрежение в словах ответных звучит явно
- Сами к нам пришли, не тащили силой, сами и уйдут, коли смогут - захохотал шутке своей, обернувшись к своим, и - подавился смехом. Трое, стоявших рядом, валились наземь, густо утыканные стрелами. Глянул на Ай-Яну - смотрела на него вопросительно, как и не было ничего, а двое телохранителей, стоявших обочь, корчились на земле, густо пятная кровью молодую травку. Кажется - не шевельнулись алмаски, проволочки тоненькие, как прутики в руках, искрятся на Солнце просверками, покачиваются пружинисто - как жертву выискивают.
Молчит Ай-Яна. Вождь молчит. Недолго молчание тянулось.
- Женщин сюда! Немедля! Солнце - здесь - указала пальцем на-полдень, никого в живых не оставлю. Выразительно провела рукой по шее. Усмехнулась - так же презрительно, как улыбался он только что
- Торопись, вождь, Солнце ждать не будет.
Через минуту бегом волокли кочевники беглянок к Ай-Яне. Полуголые, побитые почти все, растрепанные и испуганные. Робкой кучкой сбившись перед Ай-Яной косили на нее испуганными глазами. Наказание. Действия какие либо. Видела она, видели алмаски, видели и сами беглянки разительный контраст между ними и теми, что пришли с Ай-Яной. Уверенное спокойствие, порожденное осознанием собственной силы - с одной стороны. Униженные, подавленные, растерянные - с другой. С одной стороны - могучее племя, диктующее условия другим - и, изгои, вынужденные подчиняться не племени даже - любому, кто захочет приказать или ударить.
Без команды, как овец заблудших погнали беглянок к стойбищу, временами, тоже без команды, подбадривали плетью. Ай-Яна глянула на вождя, вскинув руку вновь указала на Солнце и повторила угрожающий жест - не угрожая, просто поставила его в известность о предстоящем. Через час, задолго до назначенного ею срока, пришельцев на поляне не было. Там и сям валялись брошенные второпях пожитки кочевников.