Снаружи за окном начинался зимний день, а внутри, возле горячей батареи сидела Катя и сквозь подёрнутое инеем стекло глядела на улицу. Прямо перед стенами её пятиэтажки раскинулся укутанный плотной белой шубой школьный стадион. Папа уехал на работу, мама ушла в аптеку, и Катюше казалось, что все люди на земле разом исчезли, бросив её одну у заиндевевшего окна. Девочка грустила. Ведь никто в целом мире не знал, как плохо болеть. Покрыться непонятными пятнами и терпеть совершенно несправедливую и жестокую разлуку с лучшими подругами из-за опасности их заразить. Конечно, Катю радовало, что мама не пошла на работу, а осталась с ней, но сейчас она ушла за лекарствами, и вполне взрослая и самостоятельная, но от этого не менее одинокая девочка вынуждена была тяжело вздыхать, изредка поглядывая на надоевшие игрушки и потрепанные книжки в старом шкафу.
Поскольку все люди на свете разом вымерли, то и на улице ничего интересного не происходило. По заснеженному стадиону не катались на лыжах большие ребята, не играли в снежки их младшие братья и сестрёнки, их мамы и папы не прогуливали по дорожкам разношёрстных и разнопородных собак. Лишь раз, печально каркнув, пролетела взъерошенная ворона, да стайка воробьёв с чириканьем порхнула из-под крыши в поисках корма.
Всё вокруг замёрзло. Вот остынет батарея, и мама, вернувшись домой, застанет меня превратившейся в холодную блестящую сосульку. Не успела Катя так подумать, как вдруг красная искорка выскочила из-за кустов утонувших в снегу. Исполнив замысловатый танец, она опять скрылась. Катя перестала дышать. Искорка появилась вновь и помчалась вглубь стадиона то широкими грациозными кругами, то выписывая мелкие замысловатые па, словно стремясь перещеголять бабушкину кружевную салфетку по красоте узора. Наконец, вдоволь накружившись по стадиону, искорка по плавной кривой, подпрыгивая и пританцовывая, направилась прямо к Катиному окну. Такой момент нельзя было упустить и девочка, взобравшись на подоконник, распахнула настежь обе створки форточки.
Искорка подлетала всё ближе и, увеличиваясь в размерах, влетела в комнату ярко-красным мотыльком. Катя отпрянула от окна и только после того, как необыкновенная бабочка облетела под потолком всю её спальню и замерла на кровати, девочка разглядела в притаившейся на подушке гостье – обыкновенную, на первый взгляд, конфетную обёртку.
Катя перестала дышать. Её гостья тоже замерла, как бы изучая обстановку. Увидев, что ничего не происходит, Катя подкралась к кровати и осторожно потрогала блестящий фантик одним пальчиком. Затем она подтолкнула его, как бы заставляя вновь взлететь, но тот не подумал даже пошевелиться. Через некоторое время любопытство окончательно победило страх, и девочка, взяв фантик за уголок, перевернула его серебристой стороной вверх. А затем, совсем отбросив церемонии, небрежно подняла помятый листок. Она перенесла его на стол, достала папину лупу для марок и, прищурившись, принялась его изучать.
Бумажка ничуть не ожила, а вместо этого откуда-то сверху раздался голос:
- Что ты там разглядываешь? Тебя разве не учили, что с гостями надо здороваться?
Катя вздрогнула. Поневоле вздрогнешь, если с тобой разговаривает в пустой комнате кто-то, кого ты не видишь:
- Здравствуйте. А где же вы? – она ещё раз оглядела
комнату.
- Я здесь! Прямо перед тобой! – тонкий мальчишечий
голос раздавался из разных мест, будто какой-то озорник вздумал поиграть с ней в прятки.
Катя отступила в угол комнаты.
- Но почему я тебя не вижу? Если ты со мной играешь, то скажи - как ты попал в комнату? – в ответ раздался только звонкий смех. Катя попробовала угадать:
- Может, ты домовенок, как Кузька из мультика, да? – она продолжала оглядываться по сторонам, не зная бояться ей или нет, но голос зазвенел новым взрывом хохота.
- Ответ неверный! Игра продолжается, – сообщил он и сам себя перебил смешком, – Если я не домовенок, то наверное я лешачонок, или нет, лучше – баб-ягёнок. Представляешь, я – баб-ягёнок в шапке-невидимке.
Голос с криком «У-у-у!» помчался на неё:
- Страшно?
Катя вдруг осмелела:
- Во-первых, не страшно, а во-вторых, баб-ягёнков не бывает.
– Откуда ты знаешь? Ты их видела? То есть ты их не видела?- голос запутался. – Хорошо. Ладно. В общем, ты права. Я не баб-ягёнок. Я просто Ветерок.
- Ты Ветерок? – выдохнула девочка.
- Ну да, – и в доказательство он прогнал по аккуратно заправленной кровати льняную волну. Затем позвенел подвесками старенькой люстры и разворошил листки разукрашки, оставленной на столе. Катя недоумевала:
- Ветерок? Как это – ветерок? Настоящий говорящий Ветерок? Я никогда не знала, что ветра могут разговаривать.
- Это верно, - разубедил ее новый приятель, - Ветра, мои старшие братья, как раз и не могут. Могу только я, но это долгая история. Кстати, не говори никому, что я у тебя был, - Ветерок понизил голос до шепота.
- Конечно, я никому не скажу, – пообещала Катя. – У тебя неприятности?
- Это точно! И мне как следует влетит от мамы Бури и папы Урагана. А если они узнают, что ты меня прятала, то и тебе не поздоровится.
- А что случилось?
- Понимаешь, дело в том, что утром я взял у Северного ветра тучу со снегом и спрятал ее в сарай тетушки Грозы. А туча взяла да и растаяла, просто превратилась в маленькую лужу, – Ветерок вздохнул.
- А зачем тебе надо было красть тучу?
- Почему сразу – красть? Хотя, ты не знаешь моих братьев. Они хорошие, но иногда бывают просто несносными. Особенно, когда велят мне не путаться под ногами и обзывают маленьким бесполезным бездельником. Мне это обидно.
- Зато теперь ты не бездельник! Теперь ты просто – воришка!
Ветерок обиженно замолчал.
- Извини, не дуйся… Я могу тебе помочь чем-нибудь?
- Да. Если ты не против, я побуду у тебя до темноты, а после отправлюсь домой. Может после захода солнца они не будут на меня сердиться.
- Наверное. Мои папа и мама тоже не сердятся на меня слишком долго. Если даже я и сильно их рассержу. Ветерок, а твой дом далеко?
- Посередине Земли, в Гималаях есть огромная пещера. Там мы все и живем.
- Но это, наверное, ужасно далеко. Ты же и к утру не успеешь туда, даже если полетишь сейчас.
Ветерок рассмеялся:
- Что ты, это вам – людям – далеко, а мне: фью-и-ить! – и на месте, – с этими словами он пулей облетел вокруг Кати и замер над столом:
- Да что там! Я каждый день бываю хоть в Африке, хоть на Северном полюсе. А больше всего мне нравиться в Индии. Там в диких джунглях, где деревья вырастают выше многоэтажных домов, прячутся затерянные дворцы полные несметных сокровищ. Их охраняют лишь тигры и ядовитые змеи. А посреди неприступных джунглей светится всеми цветами радуги, словно драгоценный камень из короны раджи птица-павлин.
Катя хотела возразить, что она тоже видела летом павлинов, которые приезжали в город с зоопарком. Но, во-первых, ей не хотелось перебивать, а во-вторых, очень уж были не похожи сморенные жарой, дорогой и пылью пестрые зеленые курицы в клетках, на те горделивые, исполненные королевского достоинства создания из рассказа Ветерка.
Катя слушала не перебивая. Ветерок остановился лишь тогда когда услышал лязг замка входной двери. Он вдруг опомнился и заявил:
- Слышишь? Твоя мама пришла. И мне как раз пора улетать. Скоро стемнеет.
- Что ты! Ещё не скоро!
Но Ветерок был не согласен:
- Может и не скоро, но мне всё равно пора.
- Ветерок, ты прилетишь еще? Прилетишь завтра?
- Обязательно, – пообещал он и исчез.
***
Но на следующий день Ветерок не прилетел. Не прилетел он и через день.
Катя пила горькие лекарства, мерила температуру и грустила, поглядывая в затянутое морозом окно.
***
А через два дня после того, как Ветерок улетел к себе в гималайскую пещеру, наступила оттепель.
Сначала Кате приснилось, что из-за горизонта поднялось яркое солнце и растопило сугроб на крыше Катиного дома. Тот побежал звонкими ручьями по водосточным трубам, и серебристой капелью забарабанил по жести за окном.
Проснувшись, девочка поняла, что так и есть на самом деле, а через мгновенье уловила со стороны окна странный звук. Через журчанье ручьев, грохот капели и чириканье воробьев пробивалось какое-то постукивание и поскребывание.
Катя подбежала к подоконнику и невольно зажмурила глаза. За стеклом плясал и подпрыгивал в воздухе кусочек радуги. Он бил в глаза всеми блестящими оттенками красного, синего, зеленого и коричневого цветов.
Это мог быть только Ветерок. Катя захлопала в ладоши и открыла окно. Тотчас в него ворвался гомон наступившей оттепели и вместе с ним, отдуваясь и ворча, ее пропавший приятель.
- Эх, соня, ты, соня! Давно бы уже улетел домой в гималайскую пещеру, если бы не знал, что ты больна. Или ты уже выздоровела? Вон как прыгаешь! – ворчал Ветерок, но девочка не обижалась:
- Ты где пропадал? Я тебя уже и ждать перестала.
- Так, ничего особенного. Летал в Индию. Искал тебе подарок - с этими словами кусочек радуги прыгнул в пустую карандашницу и замер огромным павлиньим пером.
- Какое красивое! Спасибо!
- Пустяки! Что мне стоит слетать в Индию!
- Да уж, тебе – пустяки! – тут Катя кое-что вспомнила, - Кое-кто мне говорил, что долетает до Индии за один день, а сам пропал почти на трое суток.
- За один день или быстрее? Говорил! Но я не говорил, что павлины ужасно жадные и несговорчивые птицы. Поэтому я уговаривал одного знакомого Павлина почти два дня, чтобы он подарил мне хотя бы одно перышко из своего хвоста. И у меня ничего бы не получилось, если бы его жена Пава не узнала что перо нужно для подарка одной больной девочке, дом у которой похож на большой сугроб. После этого она отругала мужа, и сама выдернула перо у него из хвоста. И я тут же помчался к тебе. Надеюсь, это поможет тебе выздороветь.
- Какой ты добрый, Ветерок! – произнесла Катя таким голосом, что он перестал обижаться и рассказал ей тысячу удивительных историй. После этого он прилетал к девочке каждый день, и через пять дней она полностью выздоровела.