Хлынул, вскрикнул и застыл на ладони оранжевый блик.
Осень станцевала полубезумный танец на клавишах моего сердца.
Зима, как любимая кормилица, тихо напевает мою любимую колыбельную.
Нигде меня не научили, как потягивать через тонкую соломинку медовый закат,
и потому тороплюсь, глотаю его нектарные капли так неровно и сбивчиво.
Лица, голоса и вереница имен – лишь прикрою глаза.
Катаю по крышке стола бархатные шарики подступающей темноты.
Когда я верила в сказки, мне думалось, что темнота прячется в сундучке, обитом железом.
Иногда ее запирают надолго, и солнце неделями стоит в безветренном небе.
Теперь я понимаю, что темнота – это медленный ливень, и сколько не подставляй под него ведер – не сумеешь собрать.
Припомнился вечер, который я провела у темно-синего окна, уткнувшись лбом в матовое стекло. Небо в снежных жемчужинках, тишина, исписанные неровным почерком тетрадные листы. Книги, разбросанные по дивану, гаснущий экран телевизора, зеркало в темной прихожей.
Как хочется поймать время за рукав, развернуть к себе лицом, всмотреться.
Далеко и близко снежное детство, колотит в дверь – а как отворишь – проходит мимо.
Прищуриваюсь, из-под ладони пытаюсь углядеть, в каком направлении оно неслышно исчезает, но начинается вьюга, белые вихри задорно взвиваются над самым порогом, и темнеющие тропы постепенно превращаются в белое искрящееся поле, ждущее первых шагов…