Сосед Василий Зуев

Георгий Спиридонов
   На сборочном конвейере редко кто работает до самой пенсии, условия труда тут, если разобраться, на некоторых операциях не лучше, чем в горячем цехе, в котором можно за десять лет стажа ускорить выход на заслуженный отдых на пятилетку. Монотонная, однообразная работа строго в ритме непрерывно движущегося конвейера, на одних видах сборки полегче, на других и физическую силу всю смену надо применять. Усталость накапливается с годами. Пройди по конвейеру – и редко увидишь сборщика автобусов за сорок, а тем, кому за пятьдесят лет на обе смены всего пятеро. Мой сосед Василий Зуев как раз из этих пятерых.
   И сейчас он, высокий ростом, подтянутый и выносливый, поскольку до сих пор не расстается зимой с лыжами, летом – с велосипедом. Выглядит гораздо моложе своих пятидесяти пяти. А в молодости – показывал он мне свою свадебную фотографию – вообще был красавец с орлиным носом и мягкими длинными чёрными волосами. Бывало, сядет на велосипед – сто километров туда и обратно, да по пути ещё завернет на красивое озеро, проплывёт дважды от берега до берега без остановки, в понравившемся месте свернёт на малоприметную тропку, чтобы собрать жене лесной букет. И в этом году всё точно так, как и тридцать лет назад: велосипед, дорога, озеро, букет. Но лишь в субботу и в воскресение, а тогда он мог то же самое проделать после первой смены и ещё до темноты помочь в огороде тёще наносить воды для полива.
   Но не думайте, что на сборочном конвейере все такие мастера, что каждый может автобус не только собрать, а при нужде и отремонтировать. Большинство знает лишь несколько технологических операций в пределах десятка метров длиннющего, во весь цех, конвейера. Сборщики, привинчивающие снизу, из ямы, как они называют, гайки для крепления к полу пассажирских сидений, не справятся с установкой, например, щитка приборов и наоборот. Чтобы разнообразить как-то унылую работу, в бригадах договариваются о периодической смене, раз в неделю, мест на закрепленном участке друг с другом. И так неделя за неделей, год за годом...
   Редко кто выдерживает лет десять такого напряжения. Кто-то, выучившись по вечерам в техникуме или институте, идёт на повышение, кто-то находит боле интересное и не всегда оплачиваемое выше, чем на сборке, дело, кто-то просто уходит в армию, замуж или просто переезжает в другое место, даже в другой городской микрорайон с заводом поближе к новому дому.
   На сборку попадают в основном только что окончившие восемь классов пацаны и девчата, которым учёба почти не даётся. Юрка Деев, помнится, в четвёртом классе сидел три года подряд. Придут такие «любители» математики и русского языка в отдел кадров, так их сразу на сборку и направляют: там высокой квалификации не надо, мастер отведёт новичка к бригадиру, тот наскоро покажет, как надо выполнять самую примитивную сборочную операцию – и за работу! А дальше уже всё зависит от твоей сообразительности, не будешь стараться, так и останешься в «яме» гайки закручивать.
   Вот недалеко от нас, на той же улице Мастеровой, но в частном доме, живёт Сашка Веров. Он, пожалуй, и семилетки не кончил, приняли его слесарем-сборщиком в арматурный цех, привели на сборочный участок, показали, как собирать стеклоподъемники. К концу смены дело освоил, к концу недели норму даже стал перевыполнять. Вот уже сорок пять лет за одним верстаком. Дальше своего города ни разу ни куда не ездил, для него уже большим событием было посещение дочери в загородном, у прекрасного озера, пионерском лагере. Дома после смены пообедает, поможет жене в просимых делах - и встанет у ворот, наблюдая за прохожими, так и стоит до самого вечера. Даже к ныне многоканальному телевизору до сих пор привычки нет, так и стоит у ворот, в молодости хоть в карты ходил в прогон с друзьями играть, а потом и от этого примитивного удовольствия отказался. Шестьдесят лет и всё Сашка. У его приятеля Юрки Деева жизнь гораздо интереснее: был маляром в ЖКО, потом перешёл на окраску автобусов, затем пересел на погрузчик, недавно вышел на пенсию, но в родном сварочно-окрасочном остался, ворота открывает.
   А вот почему мой сосед Василий Зуев застрял на всю жизнь на сборке, этого ни как понять не могу. Мужик очень грамотный, не чета Сашке и Юрке, даже, не побоюсь этого написать, с философским складом ума. С ним интересно, почерпнув новое для себя кое-что, поговорить на почти любые темы: о политике, экономике (о своём заводе сообщить может такие технические особенности, о которых некоторые инженеры и не знают), литературе. Два книжных шкафа в два ряда заполнены классикой, а на полу две гири – в пуд и вдвое тяжелее. Но самые его любимые темы бесед – о спорте и укреплении здоровья.
   Переехал я в этот двухэтажный дом на улице Мастеровой не так давно, однако, особенности характера Василия Зуева успел заметить. Он не из тех работяг, любителей при любой возможности, особенно за чужой счёт, выпить, он не возьмёт то, что не им положено и тем более не будет специально искать, что плохо лежит.
   А укрепление знакомства с соседом случилось на газетной почве. Я давно наблюдаю, как Василий каждые утро и вечер выливает на себя два ведра студёной воды. Идёшь утром, в лютую стужу, а у подъезда, под его окнами, застывает на снегу вода. Но вот как уговорить его согласиться, зная его несвойственную нынешнему времени скромность, чтобы он рассказал о своём методе закаливания областной газете?
   - Просто так, для тебя, расскажу, а вот в газету по меня писать не надо.
   А тут как раз пришло из газеты задание подготовить статью в полосу о здоровом образе жизни. Пришлось обратиться за содействием к жене Василия Валентине. Она обещала поговорить с мужем.
   - Он же у меня человек долга. Ты ему, Егор, так и скажи: «У тебя своя работа, у меня – своя, задание дали – надо выполнять».
   Статья получилась, похвалюсь, на славу. Но ещё лучше удался снимок, только жаль, что не на цветной странице: Василий, в одних плавках, на снежном фоне обливается из ведра, видны не только текущие по телу струи воды, но и все капельки, стремящиеся вниз.
   Когда принес соседу газету с этой фотографией, захватил бутылку водки для закрепления знакомства, не зная заранее, как отреагирует на это физкультурник.
   Отреагировал положительно. Правда, всю бутылку мы так и не осилили: я рюмку, Василий половину, я - половину, он - четверть. Зато вот беседой я остался доволен, иначе и не получилось бы через год этого рассказа.
   Есть у Василия единственный, как он считает, недостаток – заикается. Да, это я заметил. Но заметил и то, что заикается он только в самом начале разговора, да ещё когда начинает беседовать, видимо от волнения, с незнакомым человеком. А потом, когда диалог налаживается, то робость и заикание пропадают. С возрастом он по этому поводу переживать перестал, а в школьные годы у него развился комплекс неполноценности. Это сейчас его все уважают: в цехе – как отличного и, главное, безотказного сборщика, друзья – как надёжного товарища и хорошего спортсмена, с которым не страшно и в велопробег с тяжёлыми рюкзаками до далекого Пскова и обратно, соседи – за бескорыстную помощь в любом бытовом или хозяйственном деле. Тёща благодарна за помощь в её обширном огороде, за то, что взял её Валентину с сыночком, воспитывал его как своего, даже сестрёнка долго не знала, что её братик лишь по маме.
   В детстве заикой его дразнили соседские мальчишки и девчонки, в школе – одноклассники. Но дразнить вскоре переставали, когда узнавали Васю поближе – такой классный друг! А в выпускном классе вспомнил он этот чёртов комплекс и сразу по двум причинам. Первая – из-за девчонки, в которую влюбился и которую так и не пригласил, из-за боязни получить отказ, на танцы. В голове почему-то крепко застряли внушённые Васечке в пять, кажется, лет мамины слова: «Если ты не отучишься заикаться, то на тебя ни одна путная девка не взглянет». Вторая - из-за учительницы русского языка и литературы, которая посмеялась над ним при всём классе, когда он сказал, что собирается поступать в политехнический институт:
   - Да куда тебе, заика!
   Учился он почти на одни пятерки, только по литературе были твердые тройки: ни стихотворение прочитать с выражением, ни красиво пересказать прочитанное. По истории ему тоже трудно давался пересказ, но под одобряющим взглядом преподавателя он доводил мысль без заикания до логического конца. В точных науках всё было гораздо проще.
   Мне лично с моим учителем русского языка и литературы Лидией Петровной очень повезло: на литературе рассказывал не только по программе, а и сверх неё, сочинения умудрялся писать страницах на десяти, делая при этом всего две-три ошибки, которые мне прощались за глубокое раскрытие темы. Поэтому и пятёрки, поэтому и выбор, в конце концов, работы не по первому образованию в кузнице или техбюро, а в газете. В техникуме по привычке я, желая показать себя, расписался в сочинении на двенадцать страниц и получил за восемь ошибок единицу. После были пятёрки за короткий текст без собственных мыслей. Если бы эта преподавательница попалась мне в школе, я бы тем, кто есть сегодня, ни за что бы не стал. А вот Василию, к сожалению, не досталось такой, как мне, Лидии Петровны Дубковой.
   В этот год Василий впервые ощутил, что стал уставать на конвейере. А иногда, когда было много заказов на автобусы, смены продлевали, каждая длилась по полусуток, и тогда сборочный работал безостановочно, Зуев еле дожидался конца недели, чтобы отдохнуть. Да ещё два, друг за другом несчастья. Об заусенец, гайка попалась бракованной, глубоко порезал большой и указательный пальцы, но так и не отправился в медпункт на перевязку, продолжая закреплять сидения к полу автобуса. В тот вечер он сам проявил инициативу и пришёл к соседу с бутылкой перцовки. Хорошо, что была пятница, в рабочие дни и в воскресенье Василий вообще не позволял себе ни грамма, но пятница на этот раз радовала по другой причине: три недели ему не крутить гайки, а выполнять другие работы, так что пальцы подживут.
   Не успел оправиться от одной напасти, случилась другая. Спешил с охапкой стоек для салона автобуса, поскользнулся на пролитом кем-то масле и пролетел в яму, сильно ударившись боком. Ушиб был такой, что несколько дней даже глубоко вздохнуть было и то больно.
   В прежние, советские, времена он бы мог взять больничный – производственная же травма не по своей вине, но ныне, когда завод в частных руках, он этого сделать просто побоялся. Начальству не нужны ни зафиксированные нарушения техники безопасности, ни лишние больничные. Одно время даже вышел, позже отменённый, приказ о прекращении оплаты больничного свыше пяти дней и лишения за превышение этого срока тринадцатой зарплаты.
   А усталость стала накапливаться от повышения ритма работы: теперь в цехе автобусов собирали больше, чем несколько лет назад, но людей на конвейере в целях экономии средств оказалось на пятую часть меньше. В цехе сократили многих, кто был на окладе, убрали должности завскладами и старших мастеров, ввели строгий режим экономии материалов и учёта использования рабочего времени. Люди не без основания шутили, что и посещение туалета теперь строго нормировано. При новом начальнике цеха вполовину сократили конторских сидельцев.
   Похожие дела шли и в других цехах. Там, где работала Валентина на стотонном прессе, побывал как-то директор в сопровождении нескольких инженеров. На следующий день сократили всех кладовщиков по металлу и готовой продукции. банки с стальными листами и полуфабрикатом стали ставить в четыре, под потолок, этажа, чтобы освободилось место под монтаж ещё двух прессов.
   Начальник прессового цеха кроме этого ничего для снижения себестоимости придумать не смог, на его место тут же прислали когда-то у них работавшего мастера, который обратил на себя внимание в техническом отделе внедрением различных новшеств.
   У Василия ныне одна мечта – доработать без особых проблем до пенсии. Если честно признаться, сейчас уходить с такой высокой зарплаты было бы бессмысленно: сборщики теперь в среднем получают по пятнадцать тысяч рублей, больше даже сварщиков в соседнем цехе, у которых условия труда намного тяжелее. А в прессовом, где трудилась Валентина, зарплата вообще вдвое меньше. Стук трёх десятков разнотонных прессов, лязг металла, узкие проходы между прессами, того и гляди, чтобы электрокар с тяжелым штампом тебя не зацепил или банка с металлом, перевозимая кран-балкой по голове не задела. А недавно в проход с четвёртого яруса внезапно упала тара с полуфабрикатом, хорошо, что в это время тут ни кто не проходил. Нет, решил Василий, на своём месте привычнее, надо было раньше об уходе думать.
   Василий теперь понимал, что зря он в детстве и юности стеснялся своего заикания, но кто бы сказал ребёнку, что в этом ничего нет страшного, что этот недостаток безобиден, такое случается с людьми и что он совершенно такой, как все. Как раз те, кому он всех больше тогда доверял, мама и учительница упрекали его в недостатке и из-за этого в якобы его невысоких умственных и физических способностях. Про физические способности он быстро всем утёр нос, даже на чемпионате страны по лыжным гонкам как-то был в лидерах, придя к финишу вторым, тренировался на одной лыжне с самой Кулаковой. А вот в институт, как задумал в одиннадцатом классе, зря не понёс документы, а отправился уже в июне на завод в сборочный цех. Из его класса в то лето сдали в институты вступительные экзамены несколько парней и девчат, занимавшихся хуже его. Начальником прессового цеха как раз стал его бывший сосед по парте, с которым вместе они собрались поступать в политехнический, даже факультет один выбрали – технологии машиностроения.
   Общаясь с другими бывшими одноклассниками, он знал, что на других предприятиях города зарплата ниже. Так что надо терпеть. Это ведь в основном из-за его высокой зарплаты живут они, Зуевы, не хуже других: в своей двухкомнатной квартире вставили пластиковые окна, у сына дорогой компьютер, дочери помогли с покупкой, когда вышла замуж, однокомнатной квартиры, да и сын не век же будет холостым, тоже надо подкопить ему на свадьбу.
   Сыну компьютер Василий купил не без умысла, чтобы он, в конце концов, задумался об учёбе, потянулся, хотя бы по вечерам или заочно к наукам, филиалов областных и столичных вузов в городе теперь не один, есть даже дневной факультет дистанционного образования государственного университета, расположившейся в здании бывшего управления промышленным трестом. Вот дни настали - нет треста и некоторых заводов, входящих в его состав, а высших учебных заведений в городе – на выбор!
   Василий Михайлович очень трудно привыкает ко всему новому. Если перемены на заводе, связанные со сменой строя, он воспринял нормально, то современную, из-за рубежа, бытовую технику осваивал с трудом. Взять хоть компьютер сына, без него и не включал, хотя и с интересом освоил единственную понравившуюся игру – пасьянс «Паук». Микроволновую печь и стиральную машину включала только жена.
Два сотовых телефона сын и дочь подарили папе и маме на тридцатилетие из свадьбы. У Зуевых прежде и простого не было, Василий робел разговаривать в трубку, сразу начиная заикаться больше обычного. Как-то раз мне пришлось убедиться самому: пришёл сосед позвонить в «скорую», так и с третьего раза не мог сообщить всё, что в таких случаях необходимо. Я взял у него трубку, назвав адрес, фамилию, возраст и причину вызова. Друзья, которым он иногда теперь звонил по домашнему телефону, догадывались, бывало, по долгому молчанию в трубку или по повторному, через минуту звонку, что это Василий хочет поговорить, и сами начинали беседу, которая потом шла как по маслу – про заикание уже забыто.
   Вот из-за такого обращения с сотовым телефоном и случилась с Василием Михайловичем печальная трагедия.
   Параллельно их улице Мастеровой шли четыре бывших рабочих общежития, в первом из которых в детстве в одной комнате, все удобства в конце коридора, жил и Вася с мамой. Его друзья тоже начинали ходить в школу из тех общежитий или из двух соседних улиц. Даже нынешний один генеральный директор вырос здесь, из наших краев и известный в прошлом футболист, выступавший одно лето за юношескую сборную СССР, есть инженеры, технологи, конструкторы, механики, в том числе и главные.
   Сегодняшние общаги такого наследства не оставят, тут живут те, кому больше негде притулится, а у кого завелись деньжата, тот быстрее старается переехать куда-либо в место попрестижней, хоть на соседнюю, Мастеровую, улицу. Есть и те, кто возвращается в родное место, а через месяца два, глядишь, снова «зарабатывает» путёвку на «Канары». Но больше всего тут выпивох, изредка где-то работающих или давно не получающих за прогулы зарплату, живущих на подачки и случайное угощение, разовый заработок или на добычу от мелкого воровства. Вот такой контингент.
   Между общежитиями и домами по улице Мастеровой ещё лет пятьдесят назад построены сараи, ныне покосившиеся, серые от многих дождей, с латанными-перелатанными крышами, некоторые не первый год пусты. Да и как не быть им пустыми, если из них часто пропадали картофель, капуста, соленья-варенья, заготовленные на зиму, сперва тут овощи-фрукты крали в небольших количествах, потом тащили всё подряд, любую вещь из цветного металла, пустые, на опохмелку, трёхлитровые банки и полулитровые бутылки. У меня в первый раз украли несколько банок малинового и вишнёвого варенья, солёных огурцов и капусты. Всё это выкинули поблизости, оставив пустыми, на сдачу, ёмкости. Повесил я новый замок, его через неделю раскурочили, да взять-то в сарае больше было нечего. Больше замок не вешал, замотал проушины проволокой, зато и гостей непрошенных уже не было.
   Все знали, что ворует кто-то из общежития, виновника в таком бедламе всё равно не найти, милиции же мелочевкой заниматься некогда. Никогда не трогали только крайние сараи, около них свет от уличных фонарей. А вот те, что посредине, в темноте, не раз повергались грабежу. Спасение было лишь в надёжных дверях и хитрых замках. Ими и оборудованы сараи, где есть что-то ценное, в одном даже мопед хранился.
   У Василия сарай с толстой бакелитовой дверью, внутренним замком с секретом, да и навесной, амбарный, тоже непростой, плюс кованые, видно, ещё в деревенской кузне, петли. А хранились там три велосипеда, один современный, спортивный, два попроще - жены и сына. Вся округа про неприступный сарай Василия знала, поэтому его и не трогали.
   Но всё же кто-то решился. Темной октябрьской ночью Василий возвращался после второй смены и задумал, как и давно договорились все соседи, посмотреть на всякий случай сараи.
   Как сердце чуяло – как раз его дверь трое осторожно выламывали ломом. Отошел в сторону, стал звонить по сотовому в милицию, дежурный тут же взял трубку.
   - Слушаю, что у вас случилось!
   Василий, мучая себя, так и не выговорил за минуту ни слова. Позвонил тут же второй раз – опять словарная, от волнения, неудача. В третий раз лишь успел сказать «Н-н-на...», как в трубку прогремело:
   - Ещё раз, хулиган, позвонишь, я тебя после дежурства по номеру найду, гад!
В это время дверь сарая поддалась усилиям мужиков, затрещала. Делать нечего, да и не из робкого десятка был Василий, поэтому бросился на грабителей. Одному двинул в скулу, второму – в солнечное, как учили, сплетение, третий ударил сам. Ломом. Потом ещё и ещё...
   Валентина и не знала, что у мужа столько друзей. Весть о его трагической гибели быстро разнеслась по всей части города, примыкающей к заводу. К подъезду, у которого стояла верхняя крышка гроба, собрались на вынос тела и друзья детства, и бывшие одноклассники, и спортсмены, пришли и из сборочного цеха, его же смена была на этой неделе вторая.
   Валя и обрадовалась, и тут же испугалась: а чем же столько народу на поминках кормить, ведь в заводской столовой обед заказан на шестьдесят человек.
   Но у умного друга и приятели догадливые, на поминки пришли лишь родственники, соседи по дому, да затесалось несколько бомжеватых мужичков из общежития напротив, суетливо помогавших при выносе и на кладбище. Не выгонять же.
   А на следующий вечер несколько крепких боксёров, велосипедистов и лыжников нагрянули в общежития, сильно, до крови и соплей, поколотили самых подозрительных мужиков, но так и не узнали имена убийц.
   - Мы бы нашли, если бы те бандиты украли велосипеды, их же кому-то бы они обязательно продали, - сказал дежуривший в ту ночь в милиции майор, а ныне с тремя помощниками опрашивающий жителей всех соседних домов и общежитий.
Опрос закончился безрезультатно.
   - Вениамин, - сказал я через день оставшемуся без отца парню. – Есть у меня одна идея, если ты найдёшь подходящих для этого дела парней. Прочитал ещё давно в одном детективе, и название, и автора позабыл, а этот эпизод почему-то вчера вспомнил. Там из уголовного розыска опер подослал в примерно такую, как в пьяных общежитиях, компанию приблатненного парня. Тот их угостил, потом послал кого поболтливей за добавкой, потом еще... Короче, постепенно развязались языки в компашке. Может, попробуешь?
   - Попробую, дядя Егор!
   Задуманное получилось. Через день я принёс тому майору бумажку с фамилией мужика из общежития №2, который и навёл троих громил на сарай с велосипедами. Они живут в другом конце города почти в таких же общежитиях, кличка одного – Вьюнош.
   - Вот, майор, что мы накопали. Остальные факты, улики и доказательства добывайте сами.
   - Найдём обязательно! – козырнул на радостях мне, гражданскому человеку, майор.