Хроники ненормативного счастья. ГЛ. 8, 9

Владимир Прежний
ГЛАВА 8
(февраль 2002)

И зимняя свирепость станет шалостью,
И нежным самым чувством будет страх,
И станет боль непревзойдённой сладостью
И страстным танцем на семи ветрах.

       
       Переписка, стихи, обдумывания и переживания занимают, как оказалось, немало времени, а на работе Тожев с утра до вечера, и выходные редко бывают свободными.
Для писем, книг и прочих занятий оставались вечерние и, отчасти, ночные часы.

       В один из вечеров Тожев взял «Историю розги» Купера, чтобы перечитать те эпизоды, от которых была в восторге Ульяна.

       Вороватую продавщицу из отдела косметики директор большого лондонского магазина поручает высечь надёжной работнице бельевого склада, и провинившаяся под страхом передачи дела в полицию согласна вытерпеть такое наказание. Это факт из истории, и теперь его можно рассматривать, как происшествие пикантное и любопытное, испытывая приятное возбуждение. А как к подобному отнестись в реальной жизни?

       В реальной жизни порядочный человек так не поступит даже
имея склонность и влечение к флагелляции. В той же книге упоминается помещик, который
не пользовался своей властью, чтобы применять телесные наказания. Одержимый
желанием, он нашёл девушку, для которой порка оказалась наслаждением.

       В другом эпизоде молодая женщина страстно мечтает получить наказание от мужа (совсем, как Ульяна), и, стесняясь открыть это желание, находится в угнетённом состоянии. Семейный врач сумел её разговорить и посоветовал мужу исполнить это
желание, и настоял на том, чтобы его пациентка была высечена со всей возможной жестокостью, чтобы навязчивая мания больше к ней не вернулась. После порки у женщины якобы влечение к розгам пропало, но это по словам врача. И Тожев, и Ульяна возмущались таким «лечением», после которого бедняжке пришлось провести дня три в постели. Да, она сказала врачу, что больше о розгах и думать не хочет. Так на её месте солгала бы любая, и, если её муж не был идиотом, то он не мог не заметить перемены к лучшему в её состоянии. Там же упоминается, что она стала более открытой, разговорчивой, и даже шутила по поводу пережитого приключения.

       Нет сомнений – необычное желание к ней вернётся (если оно вообще пропадало), и от неудовлетворённости, беспричинного раздражения и грусти её спасут только розги. И надо надеяться на понимание мужа, что «наказание» должно быть в меру серьёзным, но не чрезмерно жестоким, как в первом случае.

       Эпизоды бытовых, школьных, судебных, полицейских наказаний и другие, связанные с насилием, принуждением и жестокостью, Тожева не вдохновляли, но приходилось признаться себе, что описания самого действия помимо воли, как правило, приятно волнуют.

       У А. Толстого в романе «Хождение по мукам» описан случай, когда белый офицер выпорол плетью молоденькую учительницу, обвинив её в сочувствии к большевикам. Это литература, и короткая сцена порки впечатляет ужасающим правдоподобием, скрытым эротизмом, за что спасибо писателю, а реального мерзавца в погонах Тожев готов пристрелить на месте за надругательство над женщиной.

       Опасна не любовь к чувственной, красивой стороне телесного
наказания, опасны эгоистичные, подлые и тупые нелюди, способные, поднять руку на ребёнка, на женщину, унизить, оскорбить, ограбить слабого.
       В сказочных мирах Тожева нет зла, и каждому высший судья собственная совесть. Совесть, жаждущая заслуженного и сладкого страдания от сочувствующих,
любящих, духовно близких…
       
       Письмо от Ульяны пришло в последних числах февраля.

Здравствуйте, Владимир!
       Я не знаю, как назвать ваш поступок. Лена мне всё рассказала, и Вы не должны за это на неё сердиться. Получив желаемое, Вы даже не соизволили поинтересоваться её самочувствием и настроением. Это всё, что Вы хотели?
Не получилось со мной, получилось с моей подругой?

       Ваши уверения в том, что знакомство Вам нужно только для переписки, для встреч в наших сказочных мирах, оказались маскировкой, а Вы оказались лжецом, да ещё опасным.

       Разумеется, Вы вольны в своих поступках, и Лена самостоятельный взрослый человек, хотя и способна на необдуманные действия. Но Вы-то человек умный и всё за всех обдумали, встали между нами, пытаясь таким образом вовлечь меня в неподобающую игру. Лена ко мне явилась из лагеря, как послание от Вас? Теперь моя очередь? Но Вы ошибаетесь! Ничего Вы не добьётесь, вспомните хотя бы о своём возрасте. Наше общение зашло в тупик. Я разочарована.

       Само по себе наказание Лены я не считаю возмутительным фактом, но никакого отношения ко мне этот факт не имеет, и лучше нам по-хорошему расстаться.

       Не знаю, допрошусь ли обратно своих писем и фотографии, но лучше бы Вы их выслали, чтобы я не считала Вас окончательным подлецом.
       А за всё хорошее спасибо.
       ___________________________________________________
       
       Был оттепельный день, и Тожев носился по городку, отыскивая трактор, чтобы вызволить родное учреждение из предшествующего оттепели небывалого снежного заноса. Поймал тракториста, договорился. Буксуя и скользя, пробился к почте.

       Прочитав прямо в машине письмо, он пребывал в великом недоумении.
       Пора сказать, что никакого письма он от Лены не получал, ни в каком лагере её не навещал, и весь рассказ о свидании с ним Лена выдумала. А он, бедняга, даже предположить не мог, о чём идёт речь, и терялся бы в догадках, но и догадка ни одна на ум не шла, а пришло некоторое раздражение. В девушке явно проснулся опять «маленький Гитлер», и она пошла в атаку на несуществующего, нарисованного какими-то своими страхами врага. И что делать?

       Тожев решил подумать потом, а пока послал приготовленное письмо со стихами «Дженни» и «В тот год».

       Вечером он был один. Вечером раздражение прошло, и вернулась привычка считаться со всеми обстоятельствами, даже неизвестными. Мало ли что могло произойти, всё объяснится, и было бы на кого обижаться. Капризничает чем-то напуганный ребёнок.

       Он вспомнил про обещание «Сказочного праздника» для капризной Ульяны в отосланном письме, и, прежде чем писать «ответ турецкому султану», представил себя взволнованной двойственным чувством девушкой, вообразил чудо сбывающегося желания, пленительную игру…

       Чудо стремительно заполняло строфами белый лист, и Ульяна была в нём такой, какой только и могла быть. Он это точно знал.


ГЛАВА 8
(март 2002
Умойте глазки, вытрите лицо,
Пора к делам отложенным вернуться.
Проходят грозы, и в конце концов
Ничто Вам не мешает улыбнуться.


       Ульяна получила извещения на три заказных письма. Она всё окончательно обдумала. Продолжением истории с Леной мог быть только окончательный отказ от общения с Тожевым. Лена появлялась, но упоминаний о свидании в лагере избегала. Это свидание оставалось видимой трещиной в отношениях между подругами и мешало вернуться к обычным играм.

       В толстом конверте оказались ульянины письма и фотография, во втором и третьем, как всегда, письмо и стихи.

       Из привычки к порядку Ульяна взялась сначала за письмо с более ранней датой.
Господин Тожев явно старается угодить и при этом выражает обиду на недоверие.
Надо признать, о сне с придуманным отцом он высказался с присущей ему проницательностью, а затем принялся морализировать. Лицемер!
       Читая «Дженни» и «В тот год», Ульяна увлеклась воображением описанных сцен и опять честно признала наличие у автора необыкновенного поэтического дара.
А ещё она поймала себя на мысли, что её подогревает удовольствие от предстоящего чтения последнего письма. Недовольная своей радостью, она вскрыла третий конверт.

***
Здравствуйте, Ульяна!
       Сначала попробую разрешить непонятное мне недоразумение.
       Честное слово! Из Вашей обвинительной речи я ничего не понял. С Вашей подругой я не знаком и никогда её не видел. Предполагаю – что-то произошло, но я в полном неведении и никак не могу быть причастным к какому-то возмутившему Вас событию. Беспокоюсь, не случилось ли чего плохого, но ничего не понимаю.

       Из какого лагеря вернулась Лена, и причём здесь я?
       К месту ли шутка, но знаю - хорошее место лагерем не назовут.
       Очень надеюсь, что Вы повнимательнее разберётесь в неизвестном мне происшествии и вынесете оправдательный приговор.
       
       Продолжение или завершение переписки полностью зависит от Вашего желания.
       Не скрою, что очень огорчён. Вместо взаимно даримой радости льётся яд недоверия, подозрений и странных обвинений. Чем я это заслужил?
       Думайте сами, решайте сами, а я об этом думать больше не хочу и не буду.
       Я обещал розги для капризной Ульяны? Я обещал праздник сбывшейся мечты?
       Да, обещал.
       Давайте вернёмся в мир, сказки, праздника и чуда.
       Меня это чудо спасает от обид и грусти, позволяет забыться и отдохнуть от всех ужасов, творящихся в мире.
       Мне это чудо даёт ощущение тайной и прекрасной сказки.
       Поэтому поздравляю Вас с наступающим прекрасным днём ВОСЬМОГО МАРТА, и чудо становится Вашим.
       Вы в придуманном доме, в своей придуманной спальне. Вы всё слышите, всё видите, и всё чувствуете, а мы всё узнаем из Ваших уст.
       Держитесь, барышня!

ЧУДО

Я молода, но всё же не дитя,
Я не ждала ни праздника, ни чуда,
Но ты мне предсказала, не шутя,
Что я познаю тонкий вкус абсурда.

И звякнул колокольчик у крыльца,
И было счастье тонкое, как волос;
Придуманного строгого отца,
Вся задрожав, услышала я голос.

Но отчего же сладко так внимать,
Накинув спешно длинную сорочку,
Как, жалуясь, придуманная мать
И требует, и просит высечь дочку.

Такое вот решение проблем,
Характер мой, и правда, слишком вздорен,
Но я-то не придумана никем,
И страх, меня объявший, непритворен.

А мне от двери взор не отвести,
И то совсем уже невероятно,
Что мне себя не хочется спасти,
И то, что слышу, слушать мне приятно.

Каков вопрос: «А розги в доме есть?»
Таков ответ: «Да вот же, мокнут в кадке!»
Вопрос: «А где пороть?» Ответ: «Да здесь,
На кухне места, как на танцплощадке!»

И я в кругу придуманной семьи
Почувствовала сбыточность мгновенья,
И звук отодвигаемой скамьи
 Не может быть игрой воображенья.

Краснела я, как зрелый помидор,
И удивлялась странному желанью.
«А ну-ка, выходи на разговор!»
Сказала мать, заглядывая в спальню.

И побрела я, голову клоня,
Боясь заплакать, словно малолетка,
И тут, уже совсем смутив меня,
Без церемоний в дом вошла соседка.


Придумана она на мой позор,
И в этой ситуации неловкой
Достаточно на кухню бросить взор
Для ясного знакомства с обстановкой.

Но не смутилась, не ушла змея,
К чужой случайно прикоснувшись тайне;
Одобрила: «Удобная скамья.
А вот у нас всегда пороли в бане…»

Никто её и не подумал гнать,
А уж меня, конечно, не спросили,
И даже, чтобы помогла держать,
Не уходить из кухни попросили.

Придуманное может ли пугать?
Как стыдно, что на мне одна сорочка!
«Ложись!» - сурово приказала мать,
Сказал отец: «Укладывайся, дочка».

Я вытянулась ровно вдоль скамьи,
И будто бы на кухне стало тише,
И стали ноги голыми мои,
И остальное, что гораздо выше.

Я ощутила цепкость женских рук;
Надёжно держат, чтоб не улетела,
И вот свистящий, чмокающий звук
Рывком заставил отозваться тело.

Не позабыть о случае таком,
И я ждала ли впечатлений лучших;
Придуманные люди все кругом,
Но что реальней розог этих жгучих!

Унижена и, вместе с тем, горда,
Кусала губы, чтоб не разрыдаться,
Но скоро стало мне не до стыда,
И от рыданий с визгом не сдержаться.

Кричу и о прощении молю,
Но только розги всем взываньям вторят.
Ах, кажется, безумно я люблю
И тех, кто держат, и того, кто порет.

Не этого ли, честно говоря,
Хотела я, но не посмела молвить,
И розги, не потраченные зря,
Под белой кожей жадно ищут крови.

И громким воплям стоит ли внимать,
Никто не стерпит эту боль иначе…
«Ну, хватит!» - наконец сказала мать,
Но дал отец ещё пяток горячих.

Ещё пять раз пришлось белугой взвыть,
И эту порку славную такую
Не назову последней, может быть,
И нынче перед зеркалом ликую.

Лицо умыто от недавних слёз;
И для чего ж урок такой годится?
Принять ли мне иллюзию всерьёз,
Иль только в час досужий насладиться?

Но не придуман порки стыдный след,
Который стал на время сладкой тайной,
И лжи в абсурде этом вовсе нет,
Как на душе и мысли нет печальной.

Ты предсказала, и сыскалось, вдруг,
В судьбе местечко празднику и чуду;
Тебя, а также двух ещё подруг
Я снова жду, и благодарна буду.


       
       С первых строк последнего письма Ульяну обожгла мысль о том, что историю с Тожевым Лена придумала. Теперь она вспоминала её глаза, её интонации, уловила всю нарочитость деталей в рассказе подруги.
       Как же ей стало неловко! Лену она готова была стереть в порошок, а та, кстати, в этот подходящий момент заявилась.
       Состоялся строгий допрос с последующим чистосердечным признанием.
Выпорола Лену соседка по комнате Лариса, интересная дама лет сорока.
       Они слегка сдружились, пооткровенничали за бутылочкой, и Лена всё выложила про Ульяну, Тожева, про любовь, которой мешает ульянин муж, а теперь ещё и новый знакомый по переписке.
       Вместе придумали пригласить Тожева и организовать его моральное падение в глазах Ульяны, вызвать ревность. Так и решили, но на трезвую голову Лена передумала.
       – Я просто похвастаюсь, что Тожев у меня был, распишу его до отвращения, скажу ей, что он обвинит меня в выдумке. Кому она должна больше верить, мы тысячу лет вместе!
       – А доказательства? – лукаво спросила Лариса.
       – Какие доказательства?
       – Такие!
       Лариса привлекла Лену к себе и слегка её шлёпнула ниже спины.
       – Придётся, девочка, мне тебя выдрать вместо Тожева…
       Лена покраснела, согласно кивнула, а Лариса заключила:
       – Тем более, уже есть за что. Тебе не кажется, что ты порядочная
стерва?
       Лена засмеялась.
       – А ты?
       – А я не порядочная, я последняя. Так что снимай штаны, ремень мне, и пойдём-ка в гладильную, оттуда никто не услышит…

       Ни о чём не ведающий Тожев стал причиной наказания, но только ли ради задуманной интриги оно состоялось?
       Потом Лариса выспрашивала про Ульяну, интересуясь её внешностью, характером, занятиями, привычками, и Лена, охотно рассказывая о любимой подруге, сама открыла в ней многое, чего раньше не замечала, и поняла, как соскучилась по своему Ульянчику…

       В учреждение пришла почта, и Тожеву в кабинет принесли письмо от Ульяны, что его весьма удивило. Этот адрес он сообщил на всякий случай, но письма от неё получал только на а/я.

***
Здравствуйте, Владимир!
       Пишу по этому адресу, чтобы Вы скорее узнали, как я перед Вами виновата!
Лена придумала про Вас небывальщину, а я поверила, понаписала Вам столько ужасного и обидного. Вы правильно говорите – это яд, так пусть он больше не действует, так много прекрасного в наших сказочных мирах. Простите, простите маленькую, глупую Ульяну.
       Я увидела наказание озорной Дженни, и скрытной, своевольной Татьяны.
Смотрела и завидовала, а потом пришло ЧУДО! Я оказалась в «придуманном» доме, «в кругу придуманной семьи».
       Ваше «Чудо» действительно чудо непревзойдённое!
       СПАСИБО! СПАСИБО! СПАСИБО!
       Ещё раз прошу у Вас прощения, которое с радостью заслужила бы на непридуманной скамье, но Вы же меня знаете…
---------------------------------------------------

       Свалила Ульяна камень с души, а все остальные обстоятельства злополучной интриги её не тяготили. Лена будет наказана, и Ульяна в сладких мечтах обдумывала процедуры этого наказания. Выпороть её в присутствии Тожева, или послать к нему на порку, или поручить порку Тожеву, а самой наблюдать и строго контролировать исполнение, и помимо воли воображение рисовало последующее, как и сама провинившаяся Ульяна укладывается на скамье. Картина чуда тревожила и возбуждала, причиняла настоящую боль своей несбыточностью. Может быть, поэтому она не стала возражать, когда Лена попросила разрешения привести Ларису. У неё возникла призрачная надежда, что обе женщины сговорятся, и будет игра, подобная «Чуду». Ульяна даже вообразила себе, будто всё уже решено, смущённо вздыхала, ужасалась и радовалась одновременно.

       Собрались у Ульяны с утра. Лариса, несомненно, соответствовала представлениям, об обитательницах ее сказочных миров. Была она в строгом, дорогом чёрном пальто, широкополая шляпка затеняла худощавое, скуластенькое лицо, которое могло показаться злым.

       Раздевшись в прихожей, Лариса оказалась в брючном костюме, шикарном, но чем-то напоминающем военную форму. Чернющие волосы скромно собраны в пучок с небольшим «хвостиком».

       Хозяйке дома гостья вручила большую жёлтую розу и увесистый пакет, в котором оказалась бутылка крепкого, терпкого хереса и масса отменных деликатесов.

       Застольем распоряжалась разговорчивая, находчивая в любой компании Лена. Со смехом обсудили лагерную историю и последовавший за ней розыгрыш. Потом тожевские стихи почитали и заговорили о том, как будет наказана Лена, а когда Ульяна высказалась о возможном участии Тожева, Лена молитвенно сложила руки на груди.
       – Делай, как хочешь.

       Лариса спокойно, словно речь идёт о простом, обычном деле, заметила:
       – Он всё о розгах пишет, я думаю – тебе не поздоровится.

       Лена вздрогнула так, словно наказание предстоит ей в сию минуту.
       – Пусть…

       А Ульяне так хотелось, чтобы речь шла о ней, и губы её беззвучно повторили сказанное подругой слово, и это не осталось незамеченным со стороны Ларисы, она кивнула Ульяне одобрительно, и словно говоря:
       – Я всё поняла…

       За второй бутылкой, как кругом виноватую, отправили Лену.
       Ульяна поставила кассету с медленной саксофонной мелодией и шагнула навстречу приглашающему жесту Ларисы, но танец не начался. Ульяна ощутила, как женские пальцы с нарастающей силой сжали её плечи, и услышала:
       – А давай, я тебя выпорю.

       Ульяна застыла и почему-то вспомнила, как в одном из её снов неотвратимо захлопнулась за ней железная дверь. Растерянно она пробормотала:
       – Заче-е-ем?

       Лариса отпустила её плечи, и Ульяна рухнула на стул, а хотелось встать и подчиниться любому приказу. Лариса отошла и, глядя в окно, сказала:
       – По-моему, это будет эротично.

       – Не так надо, не так! – Лихорадочно, ощущая пульсацию в висках, думала Ульяна, и не двинулась с места.
       Если бы Лариса сказала «Я тебя выпорю» и что-то приказала бы…
       
       Вернувшаяся Лена постепенно возобновила непринуждённый ход встречи. А потом настало время расходиться.
       Ульяна осталась одна, с отчаянным сожалением думая о том, что не произошло, и с ужасом – о том, что могло произойти.
       Давняя боль души. Но она вздохнула, наконец, с облегчением.

       В свой день рождения она получила через посыльного огромный букет из жёлтых, красных и белых роз. Жёлтых было больше, и с Ларисой она больше никогда не встречалась.
       




ГЛАВА 9
(март 2002)

Не может быть, что не угоден Богу
Любви неизъяснимой чудный цвет;
И, если розги в дом нашли дорогу,
Дверей для них закрытых больше нет.

 
       В очередном письме Ульяна рассказала Тожеву о Ларисе. Оказалось, что у Лены нет её ни телефона, ни адреса.

***
       …………. Владимир, Вы не могли бы её найти, и объяснить ей, что меня ни о чём спрашивать не надо, а следует явиться с розгами и без церемоний приступить к делу. Лену мне о такой услуге просить неудобно.
       Кстати, о Лене. Она ещё не наказана за тот розыгрыш, и я подумала, что выпороть её следует Вам в моём присутствии. Вы не возражаете?
       Испугались? Я пошутила. Гуляют в моей голове такие фантазии, и знаю , что до их воплощения рукой дотянуться можно, но ничего подобного позволить себе не могу, не решусь.
       Скоро мой день рождения, и вот какое дело. Придут родственники, друзья, надо готовить угощение, а я все деньги безответственно растратила, придётся занимать, и потом отдавать. Не впервые я ставлю семейный бюджет на грань краха, и не грех проучить меня, как следует. Додумался бы до этого муж!
       Сделайте мне подарок, напишите, как я была наказана за расточительство. Пожалуйста!!!
       Мне снился незнакомый, диковинный лес с фиолетовыми лианами и кустами, а я убегала от красивой пантеры. Разве можно убежать от пантеры? Я попала, как в сеть, в упругие, длинные заросли, и, пытаясь вырваться, постепенно теряла одежду. Потом меня обхватили тёплые, пушистые лапы, а мокрый язык щекотал и облизывал мою спину.
Я уже не боялась, но раздался громкий щелчок. Как выстрел. Пантера убежала, я обернулась и увидела человеческую фигуру в капюшоне и с кнутом в руке, а лианы обвили мне запястья и растянули руки в стороны. Я стала думать, что так не может быть, но тут же сквозь лианы увидела нашу девятиэтажку, и тогда поверила.
       А дом странным образом становился всё ближе, и я уже стояла, растянутая между столбами турника на спортивной площадке, рядом никого нет, а кругом безлюдно и стало темнеть, как в кинозале, когда гасят свет. Из этой темноты я очнулась на своём любимом диване (на него я укладываю Лену для порки). Я по-настоящему ощутила радость спасения, а разумом завладели сладкие мечты. О чём? О наказании!
       Горбатого могила исправит. Подобное мне снится только днём, но не всегда……
………………………………………………………………………………………

       Снова в сказочном мире смятение чувств. Любовь, слёзы, розги, счастье.
       «Подарочное» наказание растратчицы Ульяны не должно полностью отвечать её представлениям. Пусть она переживёт в этой сказке не только приятные моменты,
пусть пообижается, понегодует, но не признать это свершившимся и в её воображении фактом она не сможет, и радость её посетит.
       

***
ПРЕСТУПЛЕНИЕ И НАКАЗАНИЕ
(бытовуха)

Вот, были деньги на еду,
А я купила ерунду:
Большой набор косметики
И на концерт билетики.

Помаду, тени, пудру, крем
Не ест мой муж, и я не ем;
 Мы были на концерте
Голодные, как черти!

А вот когда-то в старину
Небережливую жену
Для пущего радения
Учили без стеснения.

Хотим мы, или не хотим,
Но домострой необходим,
И для меня, желанной,
Намокли розги в ванной.

У всех соседей на виду
Мой муж нарезал их в саду,
В воде оставил до утра,
И заявил, что спать пора.

А сам-то гладил и ласкал,
Из крепких рук не выпускал,
И этот вечер был неплох,
Не раз звучал мой сладкий вздох.

Но с жутью думалось о том,
Что розги в наш попали дом,
И думалось невольно
О том, как будет больно.

И тихо мужу я шепчу,
Что я под розги не хочу.
Заплакав от смущения,
Просила я прощения.
       
Ответил муж: - Спокойно спи,
А завтра утром потерпи;
Ни бабе, ни солдату
Нельзя прощать растрату!

Что ж делать, муж, наверно, прав,
И я уснула, повздыхав.
Спала, не ведая о том,
Что ночью ливень был и гром.
       
А утром солнышко пекло,
Уже пробившись сквозь стекло,
И время подниматься,
И надо одеваться.
       

Но, встав пораньше, муженёк
Уже скамейку приволок,
И порка состоится.
Во что ж мне нарядиться?

Мне воспитание велит
Всегда иметь приличный вид,
Не буду я растрёпой,
Пусть даже с голой попой.

Готовлюсь, как на первый бал,
И вот мой час уже настал,
И у скамейки длинной
Супруг стоит в гостиной.

Его суровость я пойму,
Велел он платье снять – сниму,
Хоть задрожали пальцы,
 Как пойманные зайцы.

Переживаю и стыжусь,
Но смирно на живот ложусь.
Сейчас меня привяжут,
Сейчас меня накажут!


Что делать? Ныть, протестовать?
Но я тогда, уж что скрывать,
Решив, что так и надо,
Была чему-то рада.

Дрожать меня заставил страх,
И был немилосерден взмах,
Совсем не шутки ради
Обнажена я сзади.

Но устремилась в рай душа,
И я ль была не хороша,
Под посвист лоз нескромных
Качаясь, Как на волнах.

Ах, не могла я полагать,
Что буду громко так орать,
Взахлёб и страстно каясь,
Но порка не кончалась.

Не забывала я о том,
 Что получаю поделом;
Полезна мера эта
Для нашего бюджета.

Но знает меру мой супруг,
В квартире тихо стало вдруг,
А я не обижалась –
 – Сквозь слёзы улыбалась.

Теперь согласие и мир,
А на столе салат и сыр,
И вкусно пахнет «Чибо».
Кому ж за всё спасибо?

Есть настроение поесть,
Да вот беда, никак не сесть,
И уж, чего теперь скрывать,
Пришлось мне за столом стоять.

Теперь есть деньги на еду,
Но, как не вляпаться в беду!
Почти что всё потратя,
Купила я два платья.

Супруг моим нарядам рад,
А я сама сходила в сад,
И для себя желанной
Готовлю розги в ванной.
……………………………………………………………………………………………

       Стоит ли так затягивать дело с наказанием ульяниной подружки – лгуньей и интриганкой. Настала её очередь.

***
НАКАЗАНИЕ ЕЛЕНЫ

Лжи уверений слёзных и горячих
Я больше не намерена внимать.
Вот, люди говорят «не бей лежачих»,
И не могу я этого понять.

Неправильная эта поговорка,
И без труда я это докажу;
Елену ждёт заслуженная порка,
И на скамье я девку разложу.

Вы не волнуйтесь за её здоровье,
Я печку в доме вытопить велю,
Подушку приготовлю в изголовье,
Скамейку покрывалом застелю.

Без брани, а спокойно и любезно
Я проведу беседу с ней о том,
Что лгуньям и обманщицам полезно
Лечение рябиновым прутом.

Я вижу ярко вспыхнувшие щёчки,
Я слышу что-то жалкое в ответ.
При виде розги, вымоченной в бочке,
Я и сама волнуюсь с юных лет.

В слезах девица, страх её понятен,
Но был бы неестественен покой;
В другие дни она, снимая платье,
Беды не ожидала никакой.

А у скамьи совсем другое дело,
И накануне порки, вот беда,
Трепещет обнажаемое тело,
И слушаются руки не всегда.

Всё так неловко, стыдно, необычно,
И очень трудно страх преодолеть,
Но, между тем, вести себя прилично
Под розгой тоже следует уметь.

Вот выпорю, и сразу станет легче.
Надеюсь – будет легче нам двоим.
Я привязала девушку покрепче.
Теперь держись, теперь поговорим!
………………..
Вы где-то здесь, Вы ждёте продолженья
Немедленно, а именно – сейчас,
Но Вы не получали приглашенья,
И дело слишком личное у нас.

На окнах шторы, двери на засовах,
И, тайну провинившейся храня,
Я промолчу, и сообщений новых
Не стоит дожидаться от меня.


Что ожидать нам от поступков гадких?
Раскаянием девушка полна.
Потом придёт пора признаний сладких,
И всё сама поведает она.

Она, как будто, будет откровенна,
А Вам гадать останется о том,
Неужто эта самая Елена
Вчера была наказана прутом.

Она тиха, приветлива, послушна,
Находит час для дел и для игры,
И продолжает верить простодушно,
Что рядом есть волшебные миры.

А в тех мирах тревога и отрада
Соседствуют, как сёстры-близнецы,
И смотрит солнце сквозь окно из сада
На вздувшиеся, алые рубцы.

Обломки розги, вымокшей в рассоле
В совок пушистый веник заметёт,
Но сладость душу исцелившей боли
В благое вдохновение ведёт.

Слезами радость светлая умылась,
И есть о чём теперь поговорить…
Так расскажи Елена, что случилось,
И стоит ли нам это повторить?

       Кроме письма, Тожев прислал подарок – фильм «Про уродов и людей».
Из его мечты там только Лиза, но её тайная, дарованная природой страсть оказывается товаром в руках настоящих уродов.

       Могла ли она этому воспротивиться, могла ли у неё быть другая судьба?

       Воображение рисует, как девушка доверяется чуткому, способному увлечься её чувством человеку. Без такого события она не будет счастлива в любом случае, но, что случилось, то случилось, и её секут розгами при свидетелях, при молчаливо взирающих и восхищённых зрителях (они заплатили). Она подчинена, подавлена, ненавидит себя и всех за то удовлетворение, которое при этом получает. И Тожев спросил Ульяну: «А мы могли оказаться в числе тех зрителей?»

       Тут же, со своей стороны пришлось дать честный ответ: «Если бы не знали всю подоплёку происходящего – могли бы».

       В ответном письме Ульяна также горько и гневно клеймила торгующих интимным чувством девушки уродов, но и призналась: «Если бы мне, жившей в том времени, шепнули, что можно взглянуть, на домашнее наказание гимназистки, я бы не пошла, я бы побежала. Разумеется, я бы считала, что девушка и слепая приёмная мать сиамских близнецов подчиняются добровольно и с удовольствием (себя-то я знаю!). Кто-то свои чувства подавляет, страдая и мучаясь, но и Вы, и я удовольственники, одна наша переписка говорит об этом»………………..
       
       Хотелось говорить и думать только о счастье, и хотелось убедиться, что удивительную и красивую жажду наказания надо считать не болезнью, а редким совершенством, которое, к сожалению, уязвимо перед злом, тупостью и эгоизмом. Зато хамы, ничего и никого не уважающие, наше общество уже практически не шокируют. Они «нормальны», и они всегда готовы торжествовать над слабостью, унижать, продавать, предавать.

       Ульяна была благодарна и счастлива, любуясь красивыми телами актрис, сопереживала и по-хорошему завидовала. Это искусство.





ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ