Постапокалиптическое солнце освещало пустоши Вэстланда и про бывший Сан Франциско не забывало. Рядом с особняком одного из двух великих мастеров боевых искусств китайцы организовали спевку. Многие слыхали, что развалины отстраивали, используя обломки очень большой подводной лодки, затонувший почти у самого пирса ещё в самую первую бомбёжку, но мало кто помнил, как оно всё было. Только песни пели печальные – хоть и на местном языке, но со слезой в раскосых глазах и в китайском сердце. Почти двести лет прошло после мирового ядерного коллапса, а печаль об утраченной родине слышна в музыке и голосах. Они называли себя "народ ши", а родину предков уже никто не помнил.
На пирсе было бы много дел, но единственный корабль навечно прислонился ржавым бортом. Поплывёт ли посудина или утопнет, наверняка сказать никто не мог. Но докеры на пирсе были. Они считали себя докерами, хоть и занимались, в основном, ловлей мутировавшей рыбки да поиском съедобных водорослей.
– Что это было? – спросил озадаченный работяга-ши, заметив проскочившее с дробным топотом мимо "нечто", которое опять не успел разглядеть в подробностях.
– Какой-то новый лао-вай, вероятно. Они теперь даже толпой являются, – пожав плечами ответил ему другой докер и осуждающе покачал головой.
– А что говорят во дворце Императора?
– Внучатая племянница рассказывала деверю, когда мыла полы в отсеке учёных, что слышала, как один ругался и жаловался. Говорил, будто ему наобещали крикетовскую броню и опять ничего не сделали. И хрена лупоглазого он будет шариться в компьютере ради какого-то лживого лао-вая.
– А я решил было, что это вернулся Великий Юй, – пробормотал, почёсывая затылок, собеседник и вздохнул. – Помнишь, как он покрошил чудовищ в трюме? Мы тогда проставились панкам и набрали с нижнего яруса их любимого танкера вкусненького на целую неделю. А летунов даже готовить не понадобилось – он их и так прокоптил из огнемёта. Просто хоть сразу ешь, только ядовитые мешки вырезать не забудь. Да... Добрые были времена. Слыхал, что летуны – мутанты. Будто бы это дальние потомки ленточных червей. Настоящая китайская еда!
– Не говори! Лапша, пятиглазая рыба да водоросли так надоедают. Особенно сразу после обеда. Окорочка у псевдокентавров вкусные, только отмачивать долго, а то фонить будешь, как живая бомба.
– Угу. Один кентавр – шесть окорочков. А разводить их не пробовали? – сглотнув слюнки, поинтересовался любитель копчёных летунов и пощупал в кармане мешочек с сухими морскими травами.
– Говорили, что хабологи где-то в пустыне построили ферму и разводят. Только на еду или для других нужд...
Мимо разговорчивых китайцев опять протопотало "нечто". Скорость бега была такая, что работяги ши видели только смазанный силуэт.
– И чего они всегда так носятся? Если сшибёт кого из наших, так и к доктору Фангу не ходи, сразу на кладбище. Знаешь, что говорят про первого Великого Юя? Старики рассказывали, что когда прибежал первый Юй, он с разбега не попал внутрь танкера. Взлетел по трапу и ка-а-ак бдымс! Видишь вмятину? С того дня! Один из наших был рядом и спросил человека-торпеду, кто он такой. А тот из-под бронешлема ответил: "Юйблдьтшитчсс-с-с-с!!!" Вот с тех пор...
– Да не ври! Первый Юй прибежал в сиреневом халате и промахнулся только на третий день беготни по Сан Франу. И сказал он своё имя так: "Юй-фак-фсег"! Это мой двоюродный дедушка стоял рядом и записал его имя местными буквами.
– Сам не ври! Воторой муж моей родной бабушки всё слышал и даже попробовал записать полное имя Юя иероглифами, но пока вспоминал подходящие, забыл, что надо было записать. Старый был уже.
– Ага! Ну и кто врал? Стой! Это не тот дед, который попал в "волосы вероники", когда свалился с пирса?
– Нет, мой выжил из ума и постоянно стремился выйти за арку. Однажды не уследили и...
– А-а... Сочувствую вашему горю.
– Это было давно. Спасибо.
Мимо опять пробежало "оно" и турбуленцией сдуло кепки с двух болтунов. Под пирсом заколыхалось жутковатое создание, состоящее из полупрозрачного тельца и гигантского клубка жгучих щупалец. Создание хотело есть. Двухголовых дельфинов оно уже слопало всех, а пяти- и шестиглазые рыбы всем косяком откочевали куда-то. Существо хотело хотя бы требухи, часто сыпавшейся с пирса в урожайные дни и мечтало бы о падении сверху вкусных крикливых тел, если бы умело мечтать, но так давно никто не падал, что пора впадать в спячку.
– Слушай, а кто из наших помнит самые первые хроноциклы?
– Дворецкий Императора должен помнить. Он же юнгой был на подводной лодке и любит рассказывать, как уцелевшая команда разбирала субмарину и строила первые покои Дворца Императора.
– Да... Легендарные времена... И "волос вероники" тогда под пирсом не было. А кто такая эта вероника?
– Так лао-ваи называли эту прожорливую медузу за то, что похожа на всклокоченную лохматую голову. Говорили, что это имя знаменитой лаовайской ведьмы – Вероника. А знаешь, что говорят про Юя? Будто бы он поспорил с главным анклавовцем, что его никто не поймает и с тех пор бегает, как угорелый гекко.
– И что? Поймали хоть раз?
– А его никто не ловит. Кому он на фиг нужен? Если бы он не задирал гвардейцев Анклава везде, где встретит, не вмешивался в разборки бандитов и караванщиков, не лез бы во всякую дырку, как настырная затычка, то мало кто знал бы о нём в наших краях. Панки бы знали да мы на пирсе, а остальным пофигу.
– А лопэновцы?
- Лао-ваи, даже дикари, хоть чуток сохранившие древние традиции, не понимают смысла слияния чёрной и белой капель. Никто не просил его влезать в разборки между мастерами единоборств... О! Смотри! Дракон с двойником Ло Пэна идут к панкам на танкер убивать Барсука! Похоже, что нынешний великий Юй не захотел кончать НИКа-9. Пошли к нам? Жена сварила похлёбку из солонины с водорослями, она будет рада угостить тебя новым блюдом. Я с прошлого хроноцикла припас для неё этот рецептик...
Солнце над пустыней нещадно палило, тени были чернильно черны и никто не мог разглядеть во тьме под пирсом одну из главных фигур всех хроноциклов.
Сейчас жизнь едва теплилась в теле, теперь слабо походившем на человеческое. Бывший Создатель-Повелитель супермутантов и Чад Собора вынужденно проводил время на суше, где должен был несколько часов загорать в рассеянном солнечном свете. Только на это короткое время в нём пробуждался разум. Тот особый разум уникального мегамутанта, когда-то позволивший ему догадаться, как взломать скорлупу временной капсулы.
Три жизни... Был человек по имени Ричард Грей. Был жуткий видом, но гениальный умом монстрюга, способный существовать только в гнезде смотрителя убежища, сросшийся мутировавшей плотью с электроникой главного зала экспериментального супер-убежища корпорации "Технология спасения" в подземельях бывшего Лос Анжелеса, теперь известного, как Адитум или Могильник. Теперь он... Об этом лучше не думать!
В опостылевшей хронозаднице вселенной застряло множество существ на большой территории, что и не удивительно после ядерного конца света. Бывший почти вспоминал всё необходимое для взлома временной капсулы каждый день, но довспоминать до претворения мечты не хватало какого-то часа. В теле на солнце исчезали последние порции жизни, оно пересыхало и надо было спасаться в целебном океанском бульоне, где разум и мечта покидали несчастного, зато появлялся голод. Он становился плотоядной медузой, только что пробудившейся от спячки, хотел есть и совсем не хотел думать. Тончайшие, но очень прочные щупальца в десятках кубических футов океанской воды настраивались на поиск, а голод, неутолимый голод вытеснял всё.
Каждый хроноцикл он осознавал себя под пирсом, как беглеца с юга. Он почти помнил, как на последнем дыхании забился в тень и думал о тупике, в котором оказался после фантастического приключения – попытки перезаселить планету. Мечта восстановить популяцию и наполнить мир супермутантами, штамповать выносливых силачей в чанах древней военной базы с сохранившейся чудом культурой вируса рукотворной эволюции... Ведь могло получиться!
Потом, когда жара и отчаяние становились нестерпимыми, шёл топиться и проводил в голодном беспамятстве всё медузное своё время.
Если за порядками в хронокласте присматривают какие-нибудь боги, то худшего наказания для живого существа они не смогли бы придумать. В древнейших легендах так казнили Прометея. Гигантский хронокласт содержал планету. А нём, как матрёшка в матрёшке, сидел малый – всего несколько тысяч кубических миль и полтора десятка лет, а самой мелкой хронокластиной был он – чудовище, известное жителям побережья под романтичным именем, возвращавшееся к человеческому образу мысли только на пару часов в сутки.