Царь погладил неродившихся ягнят по шерсти нежной с пухом сходной и расплылся в улыбке. Знают черти бусурманы, чем можно монарху угодить. Для монарха главное развлечение – охота. А какая охота в степи без бурки. Летишь на коне, она сзади развевается…, в белой папахе, чёрная бурка на плечах. Все видят, царь на охоте. Соколиная охота тоже хороша, и там бурка может пригодится. Ветра у нас прохладительные, не дай бог схватишь насморк, а то и …, бывали у нас случаи вредные. Василий Великий Князь в Володимирские леса волков поехал травить, да слёг потом от простудной хвори. Не всякую простуду мёдом взять можно, нет, не всякую…. Это кто там, в сенях царапается, царский сон не бережёт?
- А, это ты, Михалков? Так входи, не трись в дверях, - царь поощрительно кивает своему постельничему.
- Случилось опять чего? Или так зашёл, проведать по службе?
- Случилось, Царь батюшка, не приведи Господи, какая беда в государстве нашем….
- Да говори уж, небось шведы опять напали на Юрьев, так то не новость для политика, или шляхтичи предали, или татары к туркам подались противу нашего порядка мириться. Аль казаки опять безобразили за Яиком без нашего на то повеления, всю Сибирь с ног на голову переставили. Ничего нового ты сказать мне не можешь, не та башка у тебя…, всё бы тебе картинки мазать по чужим подмалёвкам….
- На этот раз именно та! Та у меня башка, для такой новости грустнейшей. Бабы наши, все как одна рожать отказались! Одна была на сносях, да и та теперь терпит, окаянная! Не рожу говорит, пока внимание ко мне не обеспечится, да не подачкою малою, а всем строем государственным…., во как заворачивает, волчица вавилонская…
- Кто такая, чья она будет…?
- Безродная, но голосистая и упрямая, Пугачихой прозвана, за нрав зело вредный, слюнявый….
- Да знаю, я её! Какие там снося – жир один, да белила! Пустое дело говоришь, Михалко….
- Истинный крест: снося. Вцепилась в молоденького твоего шута-пересмешника, которого ты давно уж в местечко соглядатаем определил, и нажила, бесовка….
- Делов-то, в Приказ Тайный её, да на дыбу. Живо опростится, чего тут решать….
- Никак нельзя, гуманность нарушится.
- Кто бы говорил о гуманности, холопов своих порешь почём зря, а рассуждаешь…, так что предлагаешь?
- Предлагаю всем мужьям влепить по два раза кнута…
- Окстись, что рекёшь, дурень! Им-то за что?
- За справу ребятную не должную, вот за что!
- Верно-то верно, да как-то боязно. Взять и весь мужеский род запросто перепороть. Что-то боязно. Может лучше их в партию какую-нибудь определить. Всё там их к порядку сами бояре и призовут, воровства меньше будет да тягла.
- Ни одна партия от тягла, а тем более от воровства не спасла, но есть ещё один способ. Ведьма на Арбате объявилась, так может, она чем всподмогнёт?
- И то верно, ведьма, какая-никакая, а баба, ей с этим народом сподручнее разобраться, хоть бы и антихристова она роду…, зови её, как говоришь, кличут её?
- Ивановной все прозывают, а там – чёрт ей брат, вот как….
Драгоценное время своё Царь Батюшка потратил на арбатовскую блудницу, а услышал от неё такое, что уши захотелось заткнуть. Ненавистницей она оказалась всего бабского населения, в передел на мужиков их проповедовала пустить посредством всеобщей образовательной порчи. Кликушей она оказалась, проплаченной Салтыковами. Охаяла умным словом своим весь род человеческий, а не только баб брюхатых, ни в чём не повинных. Осерчал Царь, да с неё-то и начал Приказ Тайный бабами наполнять. Начать-то начал, да ею же и закончил. Жаль стало остальных наседок бестолковых.
Сидит Царь, чай пьёт. Медком столетним запивает его, сахарок вприкуску беленький покусывает, в диковинку это по тем временам. А сам всё думает, как же положение-то исправлять? Опыт его царский подсказывает: ничего за просто так, ниоткуда не вылезает. Причину надо искать сей оказии. Думает царь, а в раздумьях бурку поглаживает, обнову свою. Смотрит Царь на башенки зубчатые, на реку широкую. По ней рябь идёт бархатистая. Ветерок, словно парус дырявый завесы дождевые треплет. Осень на дворе. Скоро и топить придётся не раз в день, а день-ночь напролёт. И сейчас уж в кабинетах уюта поубавилось насупротив летнему времени. Гладит Царь бурку, да тут как подскочит, чернильницу персидскую бирюзовую опрокинул. Указ важный залил, сатану помянул, крестов немыслимо наложил на себя, чтоб в ум прийти, да порчу возможную от ругани снять. Просветление его посетило. Персы, вот ведь народ прехитрейший! Ведь персы же подарили бурку эту, трижды она будь неладна! Из нерождённых ещё ягняточек она выделана. Вот от чего бабы рожать перестали.
Царь немедленно встал. Подошёл к печи круглой. Задвижку сдёрнул, кочергой угольки растревожил, провёл в последний раз по бурке пуховой рученькой своею белой. Попрощался с подарком вредным и сунул его в огонь. Дыма чёрного он не увидал. Тяга была в печи хорошая. Голландцы печь ту клали.
К вечеру опять в двери царапает кто-то.
- Входи, Михалков, знаю, что ты это, больше никто так по-кошачьему ко мне не подкрадывается. Какие у тебя новости? Учти, если худые, так на Лубянке ночевать будешь….
- Худые, Царь Батюшка, совсем худые. Не вели казнить, раба божьего Никитку твоего. Повитух не хватает в столице, а уж что по сёлам и дачам боярским творится, не опишу…, за повитуху завалящую, справный люд корову даёт не торгуясь. Пугачиха первая ойкнула двух заморышей в баньке у Сандуновых. Во, дела какие, не прикажешь ли в набат бить?