Осень выходила на последний круг. Ноябрь медленно, но верно приближался, и ничего с этим было уже не поделать. Впрочем, Жучка-Юла и не старалась особо с естественным ходом времен-то бороться: хлопотно больно, да и как аукнется, не сразу разберёшь.
И вот с приближением ноября месяца прослышала Жучка, что один из правителей древних во времена своего величия повелел девицам всех мастей да возрастов чествовать мужиков настоящих, ибо грядет праздник великий. Аккурат в начале ноября месяца отмечается. А дабы не ослушался никто вовеки веков, наложил тот правитель, силушкою волшебною не обделённый, заклятие на указ свой. Поговаривали в народе, что ослушавшейся девице не быть уж красавицей, да носить клеймо на головушке своей до тех пор, пока не исправится она, мужика настоящего не отыщет, да не искупит перед ним вину свою.
Не знал вот только никто, правду в народе говорят, аль брешут, но опасались. Все ж таки не из последних правитель тот был. И после этого праздника девицы всех сортов по утрам долго к прическе своей приглядывались, да головушки свои проверяли то сами, а то и подруг просили. Опять же польза в этом была, как-никак, гигиена всё-таки. Мало ли кто в головушке-то девичьей на житьё-бытьё обосновался, а так, глядишь, хоть раз в год, да разгоняли девицы гостей незваных.
Жучка-Юла до сего времени жила – не ведала про указ давнишний. А теперь-то уж тоже озаботилась, да на поиски настоящих мужиков-то и отправилась.
Насмотрелась она всякого, каждого встречного-поперечного поздравляла, на всякий случай, мало ли что. Повидала и тех, кто свою красоту холит-лелеет, и тех, кто о ней и не вспоминает, и ученых, и добрых, и жестоких, и достойных, и неправедных.
Да вот как-то не лежит душенька-то ее ни к одному из них. Поздравляет Юла их, а на душе кошки скребутся: не то всё, забыла ты Юла о главном.
Вернулась Жучка-Юла в избушку свою в растрепанных чувствах, волосах, да одеждах.
Тут, как раз, и Иван-Циркевич с охоты вернулся. Увидел грусть-тоску на лице у суженой, обнял нежно, волосы разгулявшиеся пригладил, к груди молодецкой прижал, да невзначай будто про ужин намекнул.
Встрепенулась Юла, обняла милого, да помчалась яства из погреба на стол выставлять, ягняток, да себя любимую в наряды наряжать. Хлопочет она, аж причмокивает от удовольствия, да над собой неразумной посмеивается: настоящего она, видишь ли, искать отправилась. Да где ж его найдёшь-то ещё, когда вот оно настоящее, здесь, рядом.
Убрала она волосы, лучший свой бант в косы повязала. К столу всех пригласила. По чарке вина налила, а перед тем, как пригубить и молвила нежным голосом:
- С праздником тебя, настоящий ты мой, ЛЮБИМЫЙ!!!