(СИРЕНЬ И СТИХИ, или ИСТОРИЯ ОДНОГО ЧЕТВЕРОСТИШИЯ)
Мне трудно поверить, что есть люди, которым не знаком этот цветок. Его называют провозвестником весны. С ним связано у нас воспоминание о чудном месяце мае, когда раздаётся пение птиц, жужжат пчёлы и шмели, когда человеку легко дышится и хочется жить и жить!.. Вспоминаются стихи:
Пока ещё не отцвели сирени
И сладкое дыханье их волнует грудь,
Иной раз хочется пасть на колени,
Сказать весне: «Не отходи! Побудь!»
Я не помню, чьи это стихи, но помню, например, что писал о сирени Александр Блок:
Открывая окно, увидал я сирень.
Это было весной в улетающий день.
Чудный запах сирени ощущается на далёком расстоянии, и рука невольно тянется к её кистям белых или лиловых цветов, чтобы сорвать их.
И кто же не знает об этом растении? Его разводят в садах. Это большие кустарники с сердцевидными заострёнными листьями и красивыми «метёлочками» пахучих цветов. Кто не держал в руках благоухающих букетов сирени? Радостное восхищение вызывают эти белые и лиловые цветы, звёздочками лепестков украшающие наши сады? Она родом из Персии, обыкновенная сирень. Обыкновенная, но иностранка: ведь завезена к нам из-за границы, попав к нам лишь в XVI столетии. А вскоре стала всеобщей любимицей, и лет через сорок уже не было во всей Европе ни единого сада или парка, где бы она не росла, неприхотливая к почве и выносливая к суровой в то время температуре средней Европы.
Помню, ещё в школьные годы, когда я ехал в поезде на летние каникулы в деревню, мне попались в руки чья-то рукописная тетрадь со стихами и рисунками, подаренная мне родной сестрой моей бабушки:
Бросив прощальный привет,
Тихо кладёшь на колени
Пышный душистый букет
Белой персидской сирени.
Поезд от дома унёс.
В воздухе стелется дым.
Грустно под шёпот колёс
С прошлым прощаться своим.
Грусть понемногу пройдёт –
Будешь весёлой опять,
Будешь всю ночь напролёт
Молча о счастье мечтать.
Быстро разгонит рассвет
Утром вагонные тени,
И заискрится букет
Белой персидской сирени.
Какая красота! Именно такой красоте русский живописец Михаил Александрович Врубель посвятил одну из лучших своих картин – «Сирень» (1900 г.). Он показал её переливающейся волшебными лиловыми и фиолетовыми оттенками. Она окружала хрупкую незнакомку с печальным лицом летней полночью. Лунные блики и мягкий отсвет цветущих гроздьев делают образ девушки загадочным. Цветки сирени не выписаны подробно, но ощущаешь, будто они живые – так многообразны и чисты краски мастера., и от врубельского полотна веет тихой грустью и несказанно нежной любовью к родной природе. Свои картины посвящали сирени известные художники Василий Поленов («Бабушкин сад») и Пётр Кончаловский, многократно рисовавший сирень в разнообразных ракурсах и вариантах. А композитор Сергей Рахманинов передал обаяние этой благоухающей жемчужины весны в своём романсе «Сирень» на слова Екатерины Бекетовой:
По утру, на заре,
По росистой траве
Я пойду свежим утром дышать;
И в душистую тень,
Где теснится сирень,
Я пойду своё счастье искать
В жизни счастье одно
Мне найти суждено,
И о счастье в сирени живёт;
На зелёных ветвях,
На душистых кистях
Моё бедное счастье цветёт…
Интересно, что после первого же исполнения этого романса у композитора появилась уникальная поклонница. В течение многих лет оставаясь неизвестной, каждое выступление Сергея Васильевича Рахманинова она приветствовала подарком – букетом белой сирени. Независимо от времени года, в любом городе, куда приезжал выступать, композитор получал эти чудесные цветы. Свою незнакомку он прозвал «Белой сиренью», и только позже узнал её истинное имя. Это была преподавательница гимназии Фёкла Руссо.
Помнится, в 1961 году одно из своих лучших стихотворений написал Андрей Вознесенский:
Сирень прощается, сирень – как лыжница,
сирень, как пудель, мне в щёки лижется!
Сирень зарёвана,
сирень – царевна,
сирень пылает ацетиленом!
В этом стихотворении поэт сравнивает гроздья сирени не только с магией или с махрово гудящими микрофонами из мельхиора, сирень он величает дьяволом и даже с гением!
Мне думается, что нет в мире поэта, который так или иначе не вставил сирень в свои строки. Присутствует сирень и в моих стихотворных строчках.
Как-то раз, давным-давно, весной я сочинил:
Я написать хочу стихотворенье
О том, как мне сегодня не до сна,
Как вышивает крестиком сирени
Природу рукодельница-весна.
Так начиналось одно из моих стихотворений, которое я решил принести в редакцию газеты «Комсомольская искра». Но строки мои так и остались неопубликованными. Их забраковали, выбросили, как любили тогда говорить, «в архив», хотя никакого такого «архива» в серьёзном смысле этого латинского слова и понятия не было, потому что выражение «сдать стихи в архив» означало лишь то, что они непригодны к печати. Нередко «архивом» в редакциях называли мусорную корзину.
Поступающие в редакцию одесской молодёжной газеты стихи, иногда даже не доходя до редактора, проходили через глаза и руки Феликса Подгайца, который работал корректором, а по совместительству был ещё и, как он сам себя любил называть, внештатным литработником. И вот спустя много лет он решил признаться мне, почему отверг мою стихотворную рукопись о сирени. По его мнению, те стихи мои оказались абсолютно безграмотными, дескать, как я мог допустить такое дикое сравнение лепестка сирени с крестиком, потому что у сирени, как и у всех цветущих растений, всегда только пять лепестков, а не четыре! И что я не говорил, как не доказывал, никак не мог убедить его в обратном. Он громко ругался, говорил, что учился в Киевском университете, а поэтому знания его более глубоки и фундаментальны, чем мои. Спорить и доказывать истину было бесполезно.
Стояла зима, а где зимой я найду живую ветку сирени, чтобы показать ему… Фотографиям же он не верил: мало ли что можно «сфабриковать» методом фотоискусства! Я привлекал детей. Школьники рассказывали, как, рассматривая сирень, они отыскивали так называемое «счастье», то есть цветы, которые вместо четырёх отгибов-лопастей рубки венчика имели пять. Им очень интересно было найти «уродливый» цветок, который эти счастливчики либо засушивали и хранили в книжке, либр съедали, как говорится, на счастье. О таком гадании я даже нашёл стихотворение неизвестного мне автора:
Помнишь, друг, как раз весною,
В ароматный майский день
Обрывали мы с тобою
Расцветавшую сирень.
О пяти листочках венчик
Ты искала меж цветов
И чуть слышно, точно птенчик,
Щебетала много слов:
Всё четыре, всё четыре,
Всё не вижу я пяти,
Значит, счастья в этом мире
Мне, бедняжке, не найти.
Дальше в этом стихотворении рассказывалось о том, как, наконец, был найден счастливый цветок о пяти отгибах и как он принёс счастье, а заканчивались эти стихи так:
И с тех пор лишь, как узнаю,
Что в саду цветёт сирень,
Я с любовью вспоминаю
Наш счастливый майский день.
В ответ Феликс Николаевич стал говорить, будто я сам выдумал эти стихи, и упорно стоял на своём: четырёх лепестков у сирени не бывает – только пять. Когда же я принёс ему научную монографию с описанием сирени, где чёрным по белому было напечатано: «Но бывает также, что цветы сирени вместо четырёх отгибов имеют всего три. Тогда, наоборот, цветы эти приносят несчастье и их всячески избегают», он возмущённо ругался и в адрес книг, описывающих всякие никому не нужные легенды, которым не желает доверять. Мне всё-таки не хотелось ссориться из-за сирени, и я, как только мог, старался проглатывать все обиды и ругательства в свой адрес относительно своей тупоголовости.
– Давай-ка отложим этот разговор до весны! – просил я Феликса.
Долгое время мы не виделись. Я вспоминал о том, что не зря, наверное, на Востоке, откуда и происходит сирень, она служит эмблемой грустного расставания.
И всё же я дождался весны. Наступил май. Я подошёл к кусту сирени – ей цветущие лепестки ещё не раскрылись в полную силу. Подождал ещё несколько дней, пока сирень не зацвела буйным цветом. Сорвав ветку, я отправился к Феликсу Подгайцу.