Меняю характер на жизнерадостный

ЧАСТЬ 1.

Было воскресенье.
Я ходила по длинному ряду магазинчиков на рынке, пропуская те, что с товарами для мужчин и  завидуя женщинам, которые в них заходили. Мне очень хотелось бы, как они, рассматривать и выбирать мужские вещи, оценивая их качество, прикидывая, к чему подойдет. Но у меня нет мужа, и я панически боюсь, что какая-нибудь продавщица об этом догадается. Лучше потерпеть, чем опозориться.

Пропустив несколько таких интересных мест, я заметила, что настроение стало портиться, и, чтобы отвлечься,   решила зайти в меховой.

Прямо напротив двери женщина примеряла чёрную каракулевую шубу, отделанную  песцом. Именно то, что надо для счастья: красота и роскошь. Судя по сережкам с искорками бриллиантов, она могла себе это позволить.

- В этой вы - настоящая красавица, - с улыбкой сказала ей продавщица.
Женщина посмотрела на неё, перевела взгляд на свое отражение и осмотрела  себя  строго, почти сурово.
На месте шубы я бы поёжилась.

В женских магазинах я не комплексую. Спокойно повесила свое давно не новое пальто и сняла с вешалки голубой песцовый полушубок. Он сел на меня идеально, и я тоже  похорошела. Подняла воротник  и стала... ну  просто   глаз не оторвать!

Жаль, что у всех дорогих магазинов есть один серьезный недостаток: в них мало покупателей. Стоишь со своей красотой, а поразить некого.  Я беспомощно оглянулась в поисках хоть каких-нибудь зрителей. Сзади стояла пара моего возраста. Одеты не лучше меня, но смотрят друг на друга - иззавидуешься!

По-моему, это самое интересное занятие - выбирать что-нибудь вместе. Был бы у меня муж, я водила бы его по магазинам, примеряя все подряд, а особенно обувь и галстуки.
Мне нравится, когда мужчина аккуратно одет и на нем красиво завязан хорошо подобранный галстук. Сразу видно, что у него заботливая жена.

Я отвернулась и стала так, чтобы они были видны у меня в зеркале.
Он держал её за плечи и смотрел, как на маленького ребенка, которого ему очень хочется поцеловать. Посмотрела на нее: так и есть - любимая и счастливая!

- У вашего мужа хороший вкус, - сказала  продавщица, забирая у нее белую искусственную шубку, всю в мелких кудряшках.
Женщина улыбнулась, вяла мужа за руку, и они  вышли из магазинчика.
Я с трудом перестала смотреть им вслед.

Наверное, приятно идти рядом с мужем, держась за него, и знать, что он твой;  знать,что его не надо постоянно удерживать и завоевывать, ревновать и караулить;
приятно знать, что любит, понимает и принимает всю целиком
и, если понадобится, то будет защищать, как Родину, 
до последней капли крови.
Самое обидное, что мой ведь тоже где-то есть и, конечно же, 
ищет меня.
Но что-то уж очень долго...
 
Это, видимо, потому, что ему, наверное,  как и всем, нужна красавица, а я даже теперь обыкновенная, - а в молодости и подавно, - вот и разминулись.

Грустно, конечно, но зато я знаю секрет: все счастливые  всегда становятся красивыми.
Если бы я могла стать счастливой просто так, от себя самой, то мужчины слетелись бы со всех сторон, как пчёлы на липовый цвет. И мой бы появился. И тогда я сразу поняла бы: вот оно - моё счастье!
Хоть под конец жизни, которая честно потрачена на работу и заботу о детях.
Но, увы...
Может, потому характер и получился не очень весёлый.

Возможно, это потому, что я недостаточно женственна. В том смысле, что я не умею себя любить. Любить так, чтобы получать  любовь и заботу со всех сторон.
Понятно, что надо в жизни что-то  срочно менять, но, кроме характера, нечего. А менять характер очень  хлопотно.
Однако кое-что в моей жизни недавно изменилось: уже несколько месяцев я на пенсии.

Дочки у меня уже взрослые, обе замужем, живут хорошо, но с детьми не торопятся.
Мы в свое время это дело не откладывали, потому что чем скорее появится второй ребёнок, тем скорее начнётся нормальная размеренная жизнь.

У этих всё иначе. Попыталась вразумить - посмеялись: мол, ты, мамочка, до бабушки ещё не доросла, того и гляди, сама замуж выскочишь и придется нам братика нянчить.
Ну, не бессовестные?..

Но раз уж внуков пока нет, не сохнуть же  дома от скуки.
Переговорила с окружением и решила, что работать мне теперь лучше всего среди взрослых людей: так и жизнь, наконец, лучше узнаю, и зарабатывать буду больше.
Это мне троюродная сестра посоветовала. Сама Мила работает в тресте столовых и ресторанов.

Я и так всегда завидовала её финансовым возможностям, а после того, как дети у неё начали работать, она объездила столько стран, что никакой зависти не хватит. Она-то и обещала помочь мне устроиться администратором в кафе, но место надо было какое-то время подождать.

Чтобы не изнывать в подвешенном состоянии, я решила временно устроиться куда-нибудь поработать.
Устроилась в детский сад. Ездить было далековато,  но скоро привыкла.

Через день в шесть утра я садилась в пустой троллейбус, который вез меня на край города.
Почти час в троллейбусе, ещё десять минут пешком, и я на месте. Эти самые десять минут я старалась максимально использовать для поднятия жизненного тонуса.

Выходила из троллейбуса, вдыхала свежий запах  травы, не задушенной выхлопными газами,  и радовалась, что работаю в таком санаторном месте: между домами лежали куски самого настоящего, нетронутого стройкой луга, и высились старые сосны.

Люди в этом районе состоятельные, машины - сплошь иномарки. В половине седьмого их ещё не так много, и они без зазрения совести игнорируют жёлтый мигающий.
Но не буду же я - женщина в  расцвете... всего - выскакивать из-под их, извините за выражение, "крутых тачек", как заполошная курица.
Мне это не идёт.

Особенно меня возмущал синий "ситроен". Немного я сама была виновата. Но только в самом начале:  увидев, что он летит на меня, как ненормальный, ускорила шаги настолько,  что даже голубей на остановке вспугнула.

А он пронёсся, как тайфун, совершенно не обратив на меня внимания.
Ах, что вы, что вы!..  Каки-ие мы важные!

Хорошо хоть, что я была в узкой юбке, а то ещё  и машину  ему бесплатно протёрла бы.
С воспитанием ему явно не повезло, но при чем тут я??
Зря он разбудил во мне учительницу, потому что на помощь я прихожу без зова.

Уже назавтра я дождалась его и стала переходить улицу, едва завидев  вдалеке. На его полосе "зазевалась" на встречный троллейбус: ничего,  захочет - объедет.
Услышав визг тормозов, повернулась и посмотрела на него с ангельским простодушием.

Жаль, что рядом никого не было, а то мы бы откорректировали моё впечатление.
Конечно, не может быть, но, по-моему, он подумал, что я - даун на прогулке.
Тогда что помешало ему меня объехать? Ах, реакция не ахти? Ну, а я о чем? Правишки откуда?..

Вообще-то он ничего себе: плечи развернутые, скулы широкие, нос прямой, глаза не рассмотрела, но у такого супермена, скорей всего, серые. Взгляд твёрдый. Вполне можно влюбиться, если не знать, как отвратительно он водит машину.
А потом жизнь насмарку...
Короче:  взялась я за него.

Каждое утро  напоминала ему о правилах движения: неожиданно замедляла шаги, "спотыкалась" или начинала рыться в сумочке посреди перехода.
Еще всяко-разно... Когда нам, женщинам, что-то  надо, наша  фантазия границ не признаёт.

Каждый день этот утренний цирк занимал не меньше минуты. Иногда были зрители: одна - две машины, но чаще я работала просто для души. И всегда с полной отдачей.

У того, что в "ситроене" довольно скоро взгляд стал терпеливым и манеры намного приличнее. У остальных - тоже. Хоть и не сразу. Мужчины   далеко не такие сообразительные, как мы, но всё же, если повторять достаточно долго и внятно, они тоже способны многое уяснить.

В общем, пришло время, и  на том переходе все тормозили, как в центре города.
Кроме "ситроена". Он оказался трудновоспитуемым. Этот упрямец сбавлял скорость до черепашьей, но не останавливался, давая мне понять, что торопится, заставляя тем самым торопиться и меня.
Наверное, забыл, кто из нас женщина. Или, может,  его дела важнее, чем мои? Ну, он и... О-очень глупенький.

В общем, когда он в очередной раз замедлил скорость, я замедлила шаги. Он замедлил ещё и смотрел на меня, как зайка из кустов.
 
Я остановилась посреди дороги с озабоченным видом, сняла туфель и стала вытряхивать песчинку. Когда разогнулась и  мило улыбнулась ему, давая понять, что у меня всё в порядке, руки у него на руле лежали, как на парте.
Ну, то-то же!

"Ситроен" был укрощён.
Теперь я была спокойна не только за водителей и  пешеходов, но и за голубей. Переход перестал занимать мои мысли.
Я заметила, что стала выглядеть намного эффектней, так как значительно подтянула внешность, прочувствовав  нутром  фразу Милы: "А вдруг попадётся мужчина?"

На улице они, действительно,  попадались гораздо чаще, чем в школе.
В моей, например, их было три: шестидесятилетний историк - любимый муж, папа и дедушка;
тридцатисемилетний завуч с помутившимися от избытка забот глазами
и двадцатичетырехлетний физик - неженатый паинька, с замашками
красавца, напрочь испорченный всеми поголовно женщинами в школе.
В общем, никакого стимула на рабочем месте. А на  улице - о-о-о!..
Тут совсем другое дело. Есть куда энергию сбросить.

На следующем отрезке пути у меня был еще один интересный объект.
Или субъект? В общем, не то чтобы камень преткновения, но что-то вроде заминки.

Когда я проходила мимо тринадцатиэтажного столбика, с третьего этажа на меня смотрел какой-то тип в майке.
Сначала он просто курил и медитировал, но с некоторых пор стал стряхивать пепел, едва я выходила из-за угла.
Когда он позволил себе это в первый раз, я остановилась и внимательно посмотрела на него: все мы вышли из народа, но он... Неужели настолько недавно?

Я внимательно его рассмотрела и поняла, что в старших классах он менял девчонок, как носки. Видимо, решил, что я из тех, кого меняли.

Лестно, но должна внести ясность:  я была из тех, кого не замечали.

Но это  не дает ему никакого права вытряхивать передо мной свой мусор.
 Все мы на любителя. Но очевидно,  этот тип  в его предпреклонном возрасте  так и не уяснил этого и потому был недостаточно корректен.
Это у него от самолюбования. А ставить на место таких смазливчиков я не только люблю, но и умею, и мне даже кажется, что это у меня врождённый талант.

Итак, если уж он решил обратить на себя внимание, то надо показать ему, с кем он имеет дело.
Я стала проходить мимо, круто отклоняясь от курса под его окном.
Тогда он стал стряхивать пепел в пепельницу, которую с риском для неё выдвигал над краем подоконника, чтобы я могла видеть.
Попался, пупсик!

Я стала ходить не  меняя курс, но поднимала голову каждый раз на другом участке пути.
И настал-таки день, когда я застукала его с биноклем!

Всё же они очень... как бы это поточнее выразиться... Очень простые, они,  эти мужчины. Хотя есть и другое слово.
И какие-то ... странные. Но не пойму, в чём.

Да, за стенами школы жизнь была намного интереснее, чем я могла себе представить.

Дорога на работу хорошо взбадривала, но так было через день, когда у меня была первая смена. А когда я приходила во вторую, мои дети еще играли на площадке, и я слышала через ограду:
- Здрла -аствуйте, ути-ительница!

Чаще всего первой меня замечала Лидочка - голубоглазая блондинка, очень добрая и милая девочка. Я впервые увидела такого ухоженного и воспитанного ребенка из многодетной семьи.
Вокруг неё никогда не бывает  ссор, она всегда что-нибудь придумывает, утешает, подбадривает. Не ребёнок, а золотое солнышко. Если я видела, что она бежит к горке  и кричит:
- Я певрая, певрая! Все в отередь! Садитесь, кто за кем хотет!- то ни капли не волновалась, потому что знала: и сядут, как захотят, и не подерутся, и никто не упадет. Все будет весело и спокойно.

Сначала я не понимала, откуда они узнали, что я учительница. Но потом сообразила: "воспитательница" им говорить запрещается,  а так как на занятиях я готовлю их к школе, то, значит, учительница. А имя и отчество им просто не выговорить

Дело в том, что меня зовут Эвелина Константиновна. Даже первоклассники запоминают его только к Новому году, а что приходится выслушивать за полгода, то и не передать. Больше всего мне нравится "Ивилинавна Кастатиновна" как наиболее близкое к оригиналу. Так что эти оказались на редкость смышлеными. Ну и как таких не полюбить?

Многому, конечно, пришлось научиться: принимать шум  как норму;
мирить так, чтобы сразу захотелось попросить прощения и простить;
разбираться в марках автомобилей;
освоить все виды работ с волосами;
продавать продукты и готовить из них обед по несколько раз в день 
и - самое трудное - обращаться с инструментами. Все они  казались мне слишком опасными для детей, и в конце дня я их куда-нибудь  прятала.  Но утром мальчики обязательно находили их, и это превратилось у них в игру: кто больше предметов найдет.

А имена у них!..   Без фамилий получается  такое, что нарочно не придумаешь.  Когда я произнесла фразу: "Саша, ты сегодня ешь, как  Даша. Посмотри, как едят Маша и Наташа", то  даже оторопела. Так что пришлось призвать на помощь   суффиксы.

Постепенно привыкла к их играм и научилась быть в постоянной готовности вмешаться.  Работа становилась все привычнее и казалась интересной именно своей непредсказуемостью.

С  утра на меня сваливался Витя, приятно поскромневший за ночь. Едва поздоровавшись, он садился к игрушкам и начинал сосредоточенно что-нибудь ломать, чтобы потом засунуть результат своей деятельности под ковер или под диванчик.

Минут через десять входила Дашенька - прелестная куколка с крупными  красными веснушками на фарфоровом личике и хвостиком из рыжих спиралек.  Каждое утро она  старалась осчастливить меня жвачкой, новостью или игрушкой.  Иногда их было две.
- Это Белогривка, - она доставала из кармана белую лошадку с голубыми копытцами и черной гривой и хвостом. Белые были бы куда лучше, и я понимаю её стремление исправить недомыслие взрослых хотя бы кличкой.
Мы любуемся Белогривкой.

- А это Маша.
Из другого кармана появляется Барби.
Я не знаю, как реагировать, потому что сверху её прелести прикрыты распашонкой точно по рельефу, но без намёка на застёжку, а снизу красотка уже готова загорать на нудистском пляже.
На всякий случай выпрашиваю куклу "поиграть", а Дашу отправляю к Вите показать лошадку.
Надо спросить у няни, можно ли приносить такие игрушки в группу.

С половины восьмого дети идут потоком.
Каждого надо осмотреть, выслушать просьбы и пожелания родителей.

Смотрю на свою няню Татьяну Ивановну, благоговею и учусь. В свои неполных сорок она управляется с детьми, родителями и нами, воспитателями, просто виртуозно. Интуитивно впитанная педагогика так удачно соединилась с самоуважением, что остается только склонить голову.

Мама Антона - няня из соседней группы - добросовестно отчитывается за каждое пятно на лице сына:
- Это - его комары на даче покусали. Это - я ему нос чистила, а тут - он чесался от нетерпения,  ну, а это - это его котенок поцарапал. Я его по попе шлепнула, он больше не будет. 

Татьяна Ивановна строго кивает и говорит:
- Здравствуй, Антон, проходи в группу.
Мама Антона скромно прощается и уходит, будто не встретится с Татьяной Ивановной в течение дня ещё четыре раза на кухне и на посиделках во время дневного сна.

Дисциплина в детском саду строже, чем в школе, всё по минутам, никуда нельзя опоздать, ничего нельзя переставить.
Потихоньку всё стало получаться. Например, в песочнице мы с ними сразу стали играть на равных, к обоюдному интересу. Но игры - это семечки. Главное - за детьми надо следить, никого не упуская из виду.
Вот, пожалуйста.

- Дима, не откапывай качели!
- Мне немножко осталось, они уже качаются.

Бегу к качелям, пробую пошатать: не врёт. Это значит, трубы забетонированы наспех.   Подгребаю песок, утаптываю, а буянящему Диме говорю:

- Будь умницей, ты же не хочешь, чтобы Лена упала.
- Она уже час катается, пускай слезет!
- Она скоро уступит тебе, потерпи, будь мужчиной.
- Пусть она потерпит, бабе это полезно.

Понимаю, что эмансипация обошла его квартиру стороной, прекращаю полемику, пытаюсь отвлечь:
- Иди, посмотри, что дети делают под горкой.

Едва глянув в сторону горки, Дима отвернулся. От обиды он насупился, покраснел и дергает плечом. Веду за руку, жду, пока вольётся в игру, и отхожу в сторону.
По счету одного не хватает.

- Дети, где Витя?
- Он за беседкой траву ест.
Бегу за беседку.

Витя энергично что-то жуёт, сидя на холодном камне. Зелёная слюна на подбородке и на голубой куртке.
- Зачем ты это ешь?
Витя не опускается до объяснений.
- Тебе вкусно?
- Я чистую ем.
Ум шахматиста избавляет меня от лишних вопросов.
- Где ты на улице видел чистую?
- Под скамейкой. Там собаки не ходят.
- Они там отдыхают, - вздыхаю я. - И у всех блохи.

Витя молчит. Поскучнел, но продолжает жевать, хоть и не так энергично.
- Выплюнь.
Выплёвывает. Вытираю рот и куртку, веду к детям.

Из-под горки с двух сторон вылетает песок. Наведываюсь. Так и есть: Дима организовал новый демонтаж. Уже видны четыре металлических полосы, соединяющих четыре забетонированных столбика.
Молодцы строители, здесь можно быть спокойной, но сначала  надо выяснить, почему копают только двое, и зачем другие двое просеивают холодный песок голыми руками.

- Что вы делаете?
- Мы куклины очки ищем.
Пытаюсь припомнить, у кого из кукол слабое зрение.
- Чьи? Барби?
- Нет, кошкины. Мы их тут летом потеряли.
- Что за глупости? Какие у кошки могут быть очки?
- Из фольги. Нам Татьяна Ивановна сделала на Аринину кошечку.

Аринина кошечка - белый "персик" - украшение спальни и всеобщая любимица. Ее прислал кот Баюн. На неё все смотрят, чтобы заснуть, она же всех будит своим мяуканьем в конце "тихого" часа.
Зовут - Кукла.

- Нет тут никаких очков. Быстро все засыпали и бегом в песочницу. Я видела, как в песке что-то блестело.

Не успела отвернуться, как рядом Артем.
Преодолевая его молчаливое нетерпение, поправляю шапку и шарф, подтягиваю молнию куртки и вытираю нос.
- Я вам расскажу, что я на  кассете видел.
- Я тебя внимательно слушаю, - говорю я, стараясь не слишком заметно смотреть по сторонам.
- Сару Монса не убил их! -  выдает Артём.

Пауза многозначительная и торжествующая.

Я заинтригована. Или разочарована? Не пойму.
- Почему?
- Они все призраки. Он был сильнее и убивал чудовищ. Он рот открывал, а изо рта - огонь. Он убил его и стал белый, как Саруман.

Понимаю только то, что вчера у мамы с папой были гости, а у Артёма - новая кассета, но надо реагировать и я пытаюсь:
- Ты боялся?

Но он уже далеко: лезет на горку, перекрывая движение вниз.

Ещё не остыв от триллера, чувствую, что где-то что-то случилось. Так и есть: кто-то плачет за беседкой.

Бегу туда, обмирая от страха.
 
Арина. Уткнулась в стену и плачет со всхлипами и тоненьким подвыванием. Пытаюсь повернуть к себе.

- Где болит? Что случилось?
Сердце колотится, будто  стометровку на оценку бежала.
- Они у меня снег забрали! У-у-у!..
- Что?..

Ах, да... Сегодня выпал первый снег слоем в полторы снежинки. Его собирали всей группой, пока он не кончился.

В стороне стоит Алёша. В руках у него прозрачный сиреневый мешок из-под уличной обуви, который он стащил из своего шкафчика, пока я не видела. Теперь Татьяна Ивановна съест меня за грязь на полочке для обуви в его шкафчике.
 
В мешке - пополам с песком - снег, собранный всеми мальчиками. По его лицу со сжатыми губами видно, что выпросить у него снег не удастся даже мне.

Вытираю  на лице Алены грязные потёки платком, смоченным её слюной, наспех целую её несколько раз, уговаривая смириться с потерей, и мне уже надо спешить туда, где снег начали делить, потому что оттуда слышны крики и видны замахивания.

Арина горестно всхлипывает в последний раз, достает из кармана горсть песка, смотрит на него - снега там нет и в помине - и подбрасывает вверх. Зажмурившись, ждёт пару секунд, деловито отряхнув песок с шапочки и куртки, бежит к освободившимся качелям.

Успокаиваю мальчиков, оглядываю площадку, прислушиваюсь к тому, о чём говорят Олег и Шурочка у границы с соседним участком, где разлеглась большая лужа:
- Я пиипигну.
- Не пелеплыгнес.
- Пиипигну.
- Плыгай!
- Не видис, воспитатейница смотъит, югать будет.

Пора вмешаться.

- Ну-ка, детки, кто быстрее на одной ножке  допрыгает до беседки?
...И так два часа.

В группе чуть легче, но и там то же напряжение и ежесекундное внимание.

Вот Витя что-то закручивает, сидя на ковре. Над ним стоит Юра и говорит:
- Я в детстве на динозавре катался.
Миг - и в разные стороны летят туловище и открученная голова игрушечного динозаврика, а сам Витя хватает Юру за ноги и валит на пол.
Разнимаю, стыжу, ставлю рядом "отдохнуть" минутку - другую.

Шурочка рада, что я стою спокойно: ей надо поделиться:
- Меня бъят обмануй! А я посъа! Такой къясный день язденья бый! За мной майтиски гоняись: яз-два! яз-два!

Подходит Дима в слезах и в одном сандалике:
- Юра не отдает мне две верёвочки.
Юра издалека возмущённо кричит:
- Это шнурки моей подружки! Я ему говорил!
- Димочка, ну раз уж подружка доверила Юре свои шнурки, он же за них отвечает. Она же попросит их вернуть, - пытаюсь я урезонить Диму.
- А мне нужнее! - голос Димы крепнет от убеждённости.
- Ну  что ты будешь делать с чужими шнурками? - примирительно спрашиваю я его.
- Я ещё не придумал, - сбавляет тон Дима.
Ловлю удачу на лету:
- Ой, как хорошо, что ты мне напомнил! Мне срочно нужна твоя фантазия. Сегодня у Жени день рождения.  Сядь где-нибудь в сторонке и подумай, как мы будем его поздравлять после полдника.

Облеченный доверием Дима отходит.

Витя за это время "отдохнул": улизнул без разрешения и опять катает машинку.
Ладно, играй, только не дерись.
 
Рядом снова Шурочка:
- Мы много бозъих коёвок насъи, а потом отпустии, пускай зывут.

У Димы  опять лохматые волосы и оторвана пуговица на рубашке. Минуту же назад все было в порядке. Подворачиваю ему рукава, приглаживаю волосы.

Рядом Шурочка:
- Меня тюзая коска за ёкоть укусия. Я не знаю, и затем её сябаки съеи???
В голосе у неё задумчивое недоумение.

Витя перекатывает машинку через мою ногу, будто не замечает преграды.
Под взглядом притворяется, что  не заметил, но переходит на ноги девочек на диванчике.

Перетягиваю резиночки в волосах у Шурочки и уверенно говорю, что кошки всегда убегают от собак, и чужая кошка тоже убежала.
Шурочка смотрит на меня, будто я сделала ей подарок. Через минуту она сидит на подоконнике, смотрит на собак за забором из окна и смеется.

У окна трое делят снежинки.
- Моя!
- А эта - моя! И эта - тоже! И те все тоже мои.
- А у меня синяя!
- Я свою найду, она на камень упала.
Один - будущий художник, другой - следователь, а третий - не берусь угадывать, но очень богатый человек.

Рядом Шурочка:
- А я в сколу хозу. На танцы.
Мимоходом глажу головы ловцов снежинок.
- Насобирайте и мне, если будут лишние розовые.

Рядом Шурочка:
- Моя баба Яя в бойнице изала.
- Как ее зовут?
- Яя.
- Дети, Яя - это что за имя?
- Лая, - отзывается Оля.
Она только что выбралась из кучи - малы у диванчика. Остальные меня не слышат.
- Рая?
- Да. Она в дъюгом гояде зывёт.

Машинка Вити  врезается мне в ногу, он "не замечает", хватает её, с воем  толкает  в сторону девочек и бежит за ней. Шурочка - за ним.

За столом трое складывают слова из кубиков и нараспев читают то, что  получается. И вдруг - тишина. Подхожу: "ш д а"    Поворачиваю "е" правильно. Хором читают: "еда". Смеются.

И снова рядом Шурочка:
- Мой бъят - тъюс, он боится в доме один сидеть. Пъивидений испугайся.

Замечаю, что несколько мальчиков притихли над высоким выдвижным ящиком для конструктора, который грудой лежит рядом. Подхожу.

В ящике Вова. Вписался идеально: не может шевельнуться и смотрит на всех одним глазом, не зная, как себя вести. Судя по лицам остальных, компания ещё не решила: пора звать на помощь или еще не страшно?

Достаю будущего испытателя из ящика. Он потирает голову, остальные смотрят на него, пытаясь понять его ощущения.

Татьяна Ивановна вносит ведро с супом и чайник с компотом, ставит на стол и уходит за вторым.
Отправляю дежурить Витю и Шурочку, чтобы перевести дух.
Пока они расставляют салфетницы и раскладывают приборы, остальные убирают игрушки, ставят на место стульчики, моют руки и рассаживаются.

Дальше - совсем легко: все поедят, унесут тарелку, если она совсем пустая, унесут свой стульчик, разденутся и улягутся под одеяла. Еще минут десять и - пересменка.
Вот такая шла у нас жизнь.


                часть 2 




В тот поворотный день я работала в две смены, потому что Ольга Вячеславовна повела своего сына-первоклассника к стоматологу.
День был с самого утра плотно заполнен событиями.

Дашенька пришла с мышонком. Он был ростом  с мой мизинец, но покрыт настоящей шерсткой, подозрительно похожей на кошачью.
- Это моя Мулька, - представила девочка.

Она была в восторге от своей игрушки и, всей душой желая меня порадовать, подносила мышонка к моему лицу, чтобы я могла его поцеловать.

Понимая её порыв, я с внутренней дрожью уклонялась от оказанной мне чести и держала мышонка подальше от лица, делая вид, будто не могу налюбоваться.
- Какая прелесть! Витя, посмотри, мышка! Как живая!

Витя не спеша подошёл, взял в руки мышонка, с притворным равнодушием  посмотрел на него и неожиданно сунул за пазуху.  Даша пошла за ним и продолжает миролюбиво рассказывать о том, как она играла с мышонком дома.

Завтракать Даша села с мышонком и пыталась накормить его овсянкой, но его вкус совпадал с дашиным и почти вся овсянка осталась на тарелке и на столе.

Внимание к мышонку не ослабевало весь день. Мульку с Дашей принимали во все игры, а Юра даже предложил свой пистолет - новенький ярко-оранжевый с дулом-раструбом, как у разбойников.
 
Мышонок туда свободно помещался.
- Дашенька, ну зачем ты мучаешь мышку? - спросила я на всякий случай.
- Она полетать хочет.
- Нет, она еще маленькая, может испугаться, - уговаривала я, опасаясь возможной травмы.

- Она меня сама попросила, - сказала Даша, глядя на меня "честными" глазами.

И я сдалась: против желания самой крошки-Мульки возражать  как-то неловко.
- Тогда целься мне в руки, - сказала я, сделав руки ковшиком.
Юра выстрелил. Мышка дернулась, но не вылетела.

После нескольких осечек Дашенька заволновалась и стала доставать мышку сама, но получилось только хуже. В Мулькиной маме проснулись нежные чувства, и она разрыдалась.

Мне с трудом удалось освободить мышку с помощью ножниц и карандаша, чудом сохранив ей хвостик.
Носик и глазки у Дашеньки высохли в одну секунду, а я почувствовала, что мышонок стал мне немного роднее.

Совсем неожиданно нас пригласили в музыкальный зал репетировать сказку к утреннику вместо карантинной группы.

Я смотрела и удивлялась, насколько вымученно и неуклюже всё это выглядит даже после многодневного и многократного повторения. Как же это показывать родителям?

Саша - очень красивый  и умный мальчик - скособочился от  смущения и с пятого на десятое с запинками говорит стишок в четыре строчки.

Аня и Шурочка - булочка с вермишелинкой - одинаково картавя и шепелявя говорят нараспев:

- Тут вуввали птёлы
Насы новосёлы.
мы ф тьветами двузым
мёд нам отень нузын.

Ещё две строчки забыли. Посмотрели друг на друга и радостно закончили строчкой из чужого стихотворения:

- Сябияи под елотькой!

После них вышел Женя и,  не торопясь и не смущаясь,  обстоятельно рассказал о том, какие именно грибы собирали дети в лесу и конкретно он - под елочкой.

Потом повторяли  танец.

Мы с Еленой Васильевной выбивались из сил, но результат удручал.

В группе мы ещё не успели взяться за игрушки, как нас пригласили в спортзал сдавать тесты. Проверяли прыжки в длину.
Ольга Андреевна показала, объяснила и - началось!..

Дима согнулся так, что длинные шорты стали казаться нормальными брюками; долго махал руками и, наконец, прыгнул. На тридцать сантиметров.

Витя отвел руки по косой влево, долго пружинил ногами и прыгнул наискосок вправо. По прямой - двадцать сантиметров.
Юра прыгнул правильно, но ноги разъехались почти на шпагат и, вдобавок, упал.  Засчиталась какая-то ерунда.

Ольга Андреевна ещё раз объяснила, почему надо падать только вперёд.
После этого  Валера приземлился на попу и упал на спину.

Я старательно прикрывала не только рот, но и глаза, чтобы не видно было блеска.
Ольга Андреевна посмотрела на меня, бессильно махнула рукой и дальше объявляла только результат.

Почти с каждым ребенком случалось что-то забавное. Не работа, а удовольствие, потому что   нам от детей достается гораздо больше радости, чем родителям. 
               
                ж ж ж      

В группу вернулись перед самым обедом, когда Татьяна Ивановна уже ушла на кухню, и в группе нас встретили только неубранные игрушки.
- Детки, давайте быстренько уберём игрушки, а то придет Татьяна Ивановна и нам будет стыдно.               

Артем и Аня сразу принялись за дело. Видя, что остальные втягиваются в процесс не так  сознательно, я стала  их хвалить:
- Вот молодцы, сразу видно, что дома к порядку приучены.
- Меня мама вчера тоже к порядку приучала, - вспомнил Витя, - с ремнём по квартире бегала.
- Приучила? - поинтересовалась я.
- Не помню, - ответил он равнодушно.

Но вот игрушки на местах и я, наконец, заметила, что Даша не отходит от меня ни на шаг и о чем-то уже некоторое время увлечённо мне рассказывает.
Вслушавшись,  поняла, что она заканчивает краткий пересказ истории второй мировой войны, прихватив послевоенную, с последствиями, коснувшимися её семьи и её лично:
- ...было страшно, всех убили, а папу нет. А потом их всех наказали и стал мир.
А папа поехал в эту Германию и там работал, и его никто не убивал.
А потом он приехал и привез мне ёжика и жувачку.
А посмотрите, что мне бабушка подарила.

Даша полезла в карман и достала оттуда свою Мульку и сняла с её животика резиночку с яблочком и две резиночки с сердечками.

- Я певрая, певрая! - закричала Лидочка и побежала мыть руки. За ней потянулись остальные.

Это Татьяна Ивановна принесла уже второе и стала разливать и раскладывать по тарелкам.
Я  разливала компот из чайника.
Надо было постоянно встряхивать его, чтобы сухофрукты отплывали от  носика, и я решила взять ложку.

Когда вернулась из моечной, увидела, что Саша и Даша достали носики из чайника. У Даши глазки расстроенные, а у Саши озабоченные.
- Моя Мулько нечаянно в чайник прыгнула, - огорченно сказала Дашенька.
- Зачем? - изумилась я.
- Она хотела посмотреть.
- Но зачем ты её бросила? - возмутилась я.
- Она сама прыгнула.

Огорчение в глазах самое неподдельное.
- Я компот с Мулькой не буду, - твёрдо сказал Сашаю - Маме такое не понравится.

Я достала Мульку  ложкой и на хлебной тарелочке понесла её мыть.
Через минуту чистенькая Мулька сохла на полотенце над батареей, а я заканчивала разливать компот.

Все спокойно ели, но я уже знала, что тишина - это самое громкое напоминание воспитательнице о бдительности. Да и любой женщине тоже. И я была вся - внимание.

Дима с оторванной лямкой шорт уже расковырял оба кусочка хлеба и лепил шарики, а из них -гусеничку. Вилка воткнута в котлету - это протест: котлета рыбная и уговаривать съесть - бесполезно, но, если в супе ещё нет ничего лишнего, то ложек за пять я смогу порадоваться.

Дашенька вылавливает из тарелки полосочки капусты и ровненько раскладывает их по краям тарелки. Вокруг  - капли и лужицы, но она их не замечает.
Выловила брусочек свёклы и задумалась, не зная, что с ним делать: брусочек короче, темнее и толще, чем полосочки капусты.
Подумав, достала еще полосочку  и, довольная,  стала полоскать их в тарелке встречными движениями, как носки в тазике.
В рукавах - щи, на юбочке - пятка. Пора  вмешаться. Умыла и  поняла, почему Дашенька никогда не приходит два дня в одном и том же. Заодно  узнала, какой чудесный котик у её соседки.

Татьяна Ивановна уже вытерла её стол и Даша с удовольствием пьёт компот, отодвинув второе. Уговаривать бесполезно: она мило улыбнется и только.

Шурочка решительно заявляет:
- Я мойковку есть не буду. Я от нее йигаю.
- Некрасиво так говорить. Посмотри, все дети едят. Попробуй, тебе понравится.
Но Шурочка непреклонна:
- А меня выйвет!

Рядом Саша смотрит умоляющими глазами:
- Можно я тоже не буду? Это неаппетитно выглядит.
При всех!.. Морковка с горошком в сметанном соусе морально уничтожена.  Дети подняли головы и смотрят с недоумением, ожидая объяснений.

У Саши внешность ангела, туалеты щеголя и манеры дипломата. А речь!..
- Я имел в виду...
- Если позволите, я бы...
- Благодарю вас, я обязательно подумаю...
Я оседаю от его фраз. Не соответствовать - неловко, переключаться - непросто.

Наконец, отобедали. Все стульчики вокруг ковра, на них сложены вещички. Все прогулялись в туалет. Все в постельках, но не спят, ждут, что сегодня: сказка, песня, музыка для медитации или сюрприз тому, кто заснет раньше.

Сил нет ни на что, пообещала сюрприз. 
Все закрыли глазки, в спальне тихо. В эти минуты  главное - не заснуть первой, поэтому я встала, чтобы проверить, все ли спокойно, и поскорее выйти из этого сонного царства.
Прошлась между кроватями: все спят или засыпают.

У Дашеньки почему-то вспухла щечка, изо рта на подушку падает темная струйка.
В глазах  потемнело: что это? Кровь? Ложилась, всё же было  нормально, ни на что не жаловалась...

Отдернула штору и на ватных ногах вернулась обратно. Наклонилась: изо рта свисает какой-то шнурок. На ощупь - кожаный. Голова отказывается соображать, тупо смотрю, но вдруг, как искра, вспыхивает догадка: хвостик от Мульки! А Мулька?.. Она же должна быть на подоконнике.
Босиком бегу в игровую.
Ну, конечно!.. Не могла же Дашенька  оставить свое сокровище без присмотра! Вот и спрятала в надежное местечко.

Если попробовать достать, может испугаться, расплакаться, разбудит детей. Лучше  подожду  Татьяну Ивановну, вместе что-нибудь придумаем.

Татьяна Ивановна вернулась неожиданно рано. Поманила меня в игровую, и от её лица у меня похолодело всё внутри. Она закрыла дверь в спальню и сказала:
- Идите к Татьяне Борисовне. У нас беда. На заводе авария, сорвалась панель с крана, придавила людей. Звонили из заводоуправления.

Я смотрела, боясь поверить. Наш сад от завода крупнопанельных деталей. Аварию страшно представить.

                ЧАСТЬ 3.

В кабинете было холодно от тишины.
Когда за последними закрылась дверь, Татьяна Борисовна сказала без предисловий:
- Погибли четыре человека. Пострадали еще девять. Вот список. Кто увидит свои фамилии, допишите имя ребенка и номер группы. После восемнадцати звоните всем, чьи дети еще в группе. С теми, кого не заберут, кому-то придется остаться на ночь. Детям скажете, что у родителей срочная работа в ночную смену.
Сведения об оставшихся - мне на стол в девятнадцать - ноль пять, чтобы я предупредила родственников.
Завтра жду всех, как обычно, в семь - пятнадцать.

Мы разошлись.
В группе уже была Ольга Вячеславовна. У неё на нашем заводе работал муж. Татьяна Ивановна через своих знакомых уже узнала, что с ним всё в порядке, и они обе ждали меня с новостями.

Я сказала, что у нас погиб папа Димы, а мама Юры в тяжелом состоянии с травмой позвоночника; и что надо остаться с ними на ночь.

Ольга Вячеславовна замерла, глядя на меня широко раскрытыми глазами: по графику вторая смена была её, да и отработала я сегодня  уже почти две смены. Оставаться, конечно, надо было ей, мы все трое это понимали. Но понимали и то, что после таких новостей ей больше всего хотелось бежать домой, дождаться  мужа с работы и увидеть всю свою семью вместе.
Но ведь и этих - осиротевших - детей тоже нельзя было бросить.
В её глазах была такая растерянность, что я, даже не вздохнув, сказала, что  останусь на ночь.

Когда всех разобрали и остались только Юра с Димой, я оставила детей на Татьяну Ивановну и пошла в соседнюю группу.
Там няня уже вытирала столы, а на ковре сидела двухлетняя девочка с пирамидкой.
- Сколько у тебя? - спросила Инна Валерьевна.
- Двое, - ответила я.
- Сходим в четвертую, - предложила она.
Это было в нашем блоке, и через минуту мы были там.

В четвёртой няня чистила ковёр, а воспитательница - девочка только после педучилища - смотрела, как четырёхлетний мальчик закрывает картинками карточки лото.
Увидев нас, она поднялась. Личико скучное. Завтра ей в первую смену. Ночью она, конечно, выспится, но вторые сутки на работе, да ещё вечер без телевизора - это ей скука смертельная.

Как-то само собой подумалось: зачем столько оторванных от дома, если  достаточно одного человека. Какая мне разница - двое или десять? Да и детям вместе веселее.

- Может, их объединить? - предложила я.
Мое предложение встретили с робким восторгом.
Леночка обежала все группы, и мы, оставив детей на нянь, двинулись к заведующей.

Татьяна Борисовна поняла с первого взгляда.
- Если уверены, что не будут плакать, - сказала она. - Остаётся Эвелина Константиновна?
Я кивнула, и все посмотрели на меня глазами, переполненными благодарностью.

Через пять минут все собрались в нашей группе:  пять садовских детей и двое ясельных. Старшие были с пижамками, малыши с запасом подгузников.

Старшие сразу направились к игрушкам: в чужой группе всегда найдётся что-нибудь интересное из того, что покупал родительский комитет.

Ясельные дичились.
Двухлетняя Ритуля с каштановыми колечками на шейке и трёхлетний глазастик Кирюша - беленький голубоглазый и крепенький, как боровичок, - не хотели идти ни ко мне, ни к Татьяне Ивановне.
Все старались их развлечь, чтобы они хотя бы сошли с рук своих воспитателей, но удалось только Татьяне Ивановне. Она поставила на стол йогурты в ярких стаканчиках и предложила выбрать любой, но сначала проститься с воспитательницей.
На это ушло не больше двух минут.

Все воспитатели в порыве благодарности горячо уговаривали меня не бояться, желали спокойной ночи и по одной незаметно исчезали за дверью.

Наконец, я осталась с детьми совсем одна. Мальчики спокойно играли с игрушками. Пятилетняя Алёнка и двое младших сидели  со мной на маленькой диванчике. Мы рассматривали книжку, и я её "читала": пересказывала так, чтобы Алёнке было легче понимать, а она " переводила " с моего, понятного ей, на ясельный. Кирюша и Ритуля внимательно слушали.

К девяти часам малыши уснули. Пока я их уложила в кроватки, старшие сложили игрушки, разделись и ждали, чтобы я показала им их места.
Ни слез, ни капризов.

Ночь и вправду выдалась спокойной.
Я старалась не думать о том, что сейчас происходило в больнице. У четверых детей уже не было мамы или папы. А что принесет нам эта ночь?
Думать об этом было страшно. Заснула с трудом.

Утром на пятиминутке мы узнали, что ночью умерли сменный мастер и формовщик.
Я и так невесёлый человек, а тут и вовсе сникла.

До завтрака детей разобрали по группам воспитательницы, и день начался, как обычно, только в разговорах Димы и Юры мелькнула тема: ночевали в группе.

Моя смена в этот день по графику была вторая, и я поехала домой.
Привела себя в порядок, и помаявшись, как неприкаянная,  поехала на работу.

Дети были уже в постелях, хотя по времени  было рановато.  Ольга Вячеславовна ждала меня на пороге, чтобы вместе идти на совещание.

Татьяна Борисовна говорила так же коротко, как и вчера: после сна все осиротевшие дети перейдут в нашу группу и до отъезда в детский дом будут все вместе. Я буду работать только во вторую смену и ночевать с ними до самого отъезда. После их отъезда я получу отгулы и денежную компенсацию.

Сначала вскользь, а потом с легким нажимом Татьяна Борисовна сказала, что было бы желательно, чтобы кто-то из воспитателей отправился вместе с детьми для их более успешной адаптации в новых условиях. Там как раз есть вакансия - ставка подменного воспитателя, и администрация во многом пойдет навстречу.

Татьяна Борисовна не смотрела ни  на кого, но когда она во втором варианте изложила эту мысль, я  вспомнила, что  детский дом находится за городом, а поскольку семьи есть у всех, кроме меня, поняла что ехать надо мне.

К такому повороту я была совершенно не готова. Думать об этом всерьёз не получалось, а тем более  - немедленно, но, судя по опущенным головам остальных, все ждали моего согласия.

Да что же это такое?.. Опять я??
Все потому что одна, как сухой лист. Был бы муж, никому бы и в голову не пришло давить на меня. А так...
Конечно, куда же им от семей?

- Это далеко? - слышу я свой голос с интонацией обреченности, которую никто не хочет замечать.
- Меньше сорока километров от города.

В голосе Татьяны Борисовны смесь оптимизма и напряженности.
- Проезд оплачивается. Со станции будет забирать машина. Но реальнее проживать  на месте. Отдельная комната. Четырёхразовое питание  со скидкой. Зарплата выше. Домой на выходные. Место прекрасное.   Свежий воздух круглосуточно - вокруг сосновый лес.
   
Последний аргумент она выложила, как неоценимое преимущество.
Но свежего воздуха мне и в этом районе достаточно. А ехать за ним  в какую-то глушь на несколько месяцев...
- Соглашайтесь, Эвелина Константиновна, - сочувственно поторопила меня Татьяна Борисовна, - вы нас очень обяжете. Да и деткам, сами понимаете...

Конечно, понимаю. Всё, как всегда: все шишки на мою голову.

Еще не до конца поверив, что выхода у меня  нет, я кивнула.
- С сегодняшнего дня все дети будут находиться с вами круглосуточно.

Голос у Татьяны Борисовны снова стал привычно твёрдым.
- Отгулы получите в детском доме к отпуску или когда дети освоятся на новом месте. Всё понятно?
- Да.
- Сейчас поезжайте домой, соберите вещи. Вернуться лучше до подъёма. Успеете?
- Постараюсь.
- Постарайтесь. Вы свободны.
Я вышла.

Еще  один крутой поворот в судьбе - волевым усилием коллектива, ради общего блага. И никакого выбора.
Ну, что ж, детей, конечно, жалко. Значит, надо потерпеть.

Но как только появится место администратора в кафе, уйду сразу же!!!
И буду думать  только о себе!! !
Буду путешествовать, как Мила!!!
Буду вязать    перед телевизором до обморока.
А ещё накуплю себе красивых платьев и буду ходить на все спектакли и концерты!!!
Или..
Я не знаю, что я ещё сделаю, но я придумаю!
Буду думать только о себе! И буду любить себя!
Я научусь! Обязательно!..
Пусть только дети привыкнут немного, а уж потом...

Всё же, работая с детьми,  думать о себе невозможно: не успеешь улыбнуться, как опять надо что-то исправлять или терпеть.
А вот когда я буду работать в кафе - в атмосфере постоянного веселья и праздника - я обязательно стану весёлой и счастливой!
Ой, скорей бы Мила нашла мне работу!..

В эту ночь со мной осталось меньше детей.  Ритулю забрала заплаканная пятнадцатилетняя тетя, а четырехлетнего Вову - дедушка. Он был растерян, то и дело прочищал горло и часто сморкался, тайком промокая глаза. Вовина воспитательница сказала, что мальчик жил с мамой у дедушки с бабушкой, потому что у отца другая семья.
Он заберет сына сразу после похорон. Так что, потеряв дочь, дедушка с бабушкой  теряют и внука.
Дедушка держался изо всех сил, но Вова, чуя беду, обнимал его и гладил по лицу.
Смотреть было невыносимо больно, а помочь - нечем.

Со мной остались только семеро. Они до странности легко освоились в новой обстановке: не задавали вопросов, не ссорились, с Кирюшей играли, как с куклой. Но ему нравилось, когда я носила его на руках и мы с ним "разговаривали".

На четвёртый день меня вызвала Татьяна Борисовна. Она вручила мне папку с документами, сказала несколько напутственных слов, и я пошла в группу.

В раздевалке уже были мои детки, и Татьяна Ивановна одевала их вместе с няней из соседней группы, которая тоже провожала двоих.

Я прошла в кабинет, положила папку в сумку с вещами, оделась и окинула взглядом группу и детей.
Пора.

Одетые дети стояли парами, а Кирюша сразу сам взял меня за палец.
- С Б-гом! - сказала Татьяна Ивановна, перекрестила меня и детей и зашла в группу. Оттуда вышла Ольга Вячеславовна.
 - Выходим, детки, - почти весело сказала она и открыла дверь в коридор. Наклонилась к Диме и Юре, поцеловала их и сказала:
- Ведите себя хорошо, а то нам  будет за вас стыдно.

                ж ж ж

У ворот нас ждал микроавтобус, забрызганный подсыхающей грязью, с раскрытой дверцей.
Кирюшу я взяла на колени, остальные сели по двое и стали смотреть в окно.
Из нашей группы на нас смотрели Ольга Вячеславовна, Татьяна Ивановна и дети; из остальных окон - только взрослые.
Я  отчётливо понимала что все они видят нас в последний раз, и они это тоже понимают.
Стало тоскливо.

                ж ж ж

Пока не кончились дома, дети сидели смирно. Какое-то время они смотрели на расстилающиеся по обе стороны поля, потом потихонечку начали пересаживаться.

Я сделала строгие глаза, указывая на водителя и погрозила пальцем. Они пересели назад, тихо попрыгали на сиденьях и снова вернулись.
Кирюша дремал у меня на руках, и я тихонько начала им читать:
- У Лукоморья дуб зеленый...

Комментарии требовались на каждой строчке, но споткнулись мы на Лешем с Русалкой. Когда выяснилось, что Леший - это Хозяин Леса, а Русалка - это тетя с хвостом вместо ног и живет в море, пятилетний Валера подозрительно спросил:
- А как она хвостом на дерево залезла?
Я слегка растерялась, пытаясь представить эту технику, но вспомнила:
- Это же чудеса!
Дима хмуро сказал:
- Это Леший её туда загнал. Он же там хозяин.

Не поспоришь и не прокомментируешь.

- Детки, давайте дослушаем до конца, а потом подумаем, кого можно попросить помочь ей.
Я очень надеялась на богатырей: как-никак соседи с Русалкой, но в конце была  скептическая пауза, и только Юра безнадежно сказал:
- Да кого тут попросишь? Все, блин, при делах. А она на дереве умрёт. У нас дома рыбки были, они без воды не могут, я проверял.

Водитель притормозил, оглянулся на нас. Что-то вроде усмешки мелькнуло в его глазах. Он снял куртку, бросил её на переднее сиденье и остался в пятнистом серо-бело-голубом комбинезоне и какой-то бурой майке.
Жуть.


Скоро лес закончился, по обе стороны снова раскинулись поля, в кабине посветлело. Юра бросился к заднему стеклу и торжествующе закричал:
- Леший, я тебя не боюсь! Ты меня не догонишь!
И ещё что-то,
не надеясь на стопроцентный слух Лешего,
показал на пальцах.
Остальные вторили.

Кирюша проснулся и заплакал. Алёнка села рядом и стала его успокаивать, гладя по плечику:
- Не плачь, ты хороший, ты мой. Я с тобой, ну будь умницей.

Когда все успокоились, я заметила, что наш автобус несётся по шоссе с такой сумасшедшей скоростью, что в окно страшно было смотреть.
И такому гонщику доверяют возить детей??

И что за напасть на мою голову с этими водителями? Главное, что и сказать ничего нельзя: неизвестно, как среагирует, если у него с нервами не всё в порядке.
Да и смысла не было. Я сразу обратила внимание на его волосы: мягкие и прямые, как палки - такие ни бигуди, ни плойка не берут - тот ещё характер! Представляю, как  с ним учителя намучались.
Пришлось молчать и детей отвлекать от окна.
Что я вытерпела за эту поездку - словами не передать!..

                ж ж ж

Наконец, мы приехали.
Водитель помог выйти детям, поддержал меня с Кирюшей на руках. Снова сел за руль и отогнал автобус к гаражу.

Я осмотрелась. Территория - гораздо больше нашего сада - обнесена сеткой, за которой довольно густой лес. Сосны залезали сучьями на территорию. Но и без них везде зелень,яркое солнце и звонкая тишина весеннего леса.
Дети с интересом оглядывались, только Кирюша затих, обхватив меня руками и ногами и уткнувшись мне в шею.

               
               
                Часть 4.


Нас встречали три воспитательницы: моих детей определили в три группы, кое-где зажмурившись на возраст, чтобы вместе им было веселее. На душе потеплело от благодарности и  стало спокойнее.
Я сказала  обычным голосом:
- Дети, мы с Кирюшей сходим к заведующей, потом вернёмся к вам, посмотрим, как у вас дела. Ведите себя хорошо.

Дети дали руки воспитателям. Аленке руки не хватило, но она и так умница: одна из всех нам помахала и даже несколько раз обернулась, пока шла к корпусу.


К заведующей я так и вошла с Кирюшей на руках. Сумку несла вахтёрша. Она  ждала меня у двери, пока я знакомилась с заведующей  и отдавала документы, а потом проводила в мою комнату.

Не только она, но и вся атмосфера дома с залитыми солнцем коридорами - тёплыми и чистыми - была какой-то непередаваемо домашней и уютной.

В комнате, пока я снимала верхнюю одежду и переобувалась, Кирюша спокойно сидел на кровати. Потом я достала вещи из сумки, дала ему сухарик с изюмом, и мы пошли знакомиться.

В коридорах  запутавшееся в кружеве гардин солнце мягко освещало  стены с детскими работами в рамочках и рослые раскидистые растения, некоторые из которых были выше меня ростом. Светлые  коридоры были похожи на оранжереи или зимний сад. 

Мы проведали всех, и везде в группах нас встречали доброжелательным вниманием и улыбками. Не только я, но и Кирюша оглядывался с интересом, а с рук слез именно в той группе, куда его определили.

Молоденькая беременная воспитательница  радостно улыбнулась ему навстречу и протянула  жирафа с большими добрыми глазами. Он взял игрушку и пошел к ней на руки, потом стал трогать  заколку с цветочками в её волосах.  А когда к нему подошел Саша с пушистой обезьянкой, он забыл не только обо мне, но и обо всех своих страхах.

                ж ж ж


Я вышла на улицу, ощущая, как затекли руки и устала спина. Присела на край песочницы.
Солнце, травка, тишина...
Вокруг чисто выметено, даже шишек не видно. Веранда от дождя, спортивное оборудование, горки, лавочки, песочницы - всё яркое, как в мультике.

Душа таяла от той особенной лесной тишины, когда  каждый звук вызывает звонкое эхо.
Не хотелось даже шевелиться, но не клевать  же носом на виду у водителя.
Он что-то делал у тисков в своем гараже, поглядывая в мою сторону.
Лучше бы уйти, но так ле-е-ень...

Вышла женщина в белом халате и косыночке, завязанной под косой. Коса толстая, ниже бедер с концами штопором. Из-под косынки  вокруг лица золотятся колечки коротких волос. Глаза у нее синие-синие, даже  с моего места видно, а сама она под ними - как трава: тихая и никакая.
Женщина вынесла корзину с чистым отжатым бельем, поставила на бельевой площадке  и снова вернулась в прачечную.

Водитель вышел их гаража, мимоходом подтянул верёвку и вошел за ней. Вышел с двумя полными корзинами и понёс их к бельевой площадке. За ним опять вышла прачка с двумя низками разноцветных прищепок.
Он развешивал простынки и пододеяльники с цыплятами, а она наволочки.
Муж и жена.  Понимают друг друга без слов.

Незаметно потянулась и решила, что лучше похожу по лесу, чтобы не уснуть.

Давно не дышала таким душистым воздухом. События последней недели порядком придавили меня, но в лесу всё куда-то отступило.
Сухие лесные тропинки, мох на пнях, букеты черничных кустиков и глянцево блестящие островки брусничника - все, как в моем далеком детстве, только кукушки не хватает. Я шла, рассматривая верхушки деревьев, сквозь которые прорывалось  солнце. Было легко, спокойно и беззаботно.
Вдруг по лесу разнеслась дробь. Дятел!..

Я остановилась. Что-то произошло со мной: на мгновение показалось, что всё в моей жизни вернулось туда, где я давно должна была быть. Будто меня здесь ждали, а я где-то долго понапрасну блуждала и вот, наконец, вернулась. 

Я почувствовала, что мне здесь очень нравится. Что ж,  это даже хорошо: то время, которое мне придётся здесь прожить, я проживу с удовольствием.

Когда вернулась на территорию, на всех площадках уже были дети. Маленькие возились в песочницах; те, что постарше - играли и бегали по площадке - всё как в обычном детском саду, разве что  не так шумно. Но совсем чуть-чуть.
Где-то среди них бегали и мои, но никто ко мне не подошел, значит, им хорошо.
Я пошла к себе в комнату.

После полдника, когда все снова были на площадках, пошла по группам, чтобы проведать детей и познакомиться с воспитателями второй смены.
Всё те же доброта и радушие - чувствуется, что все живут большой дружной семьей. Кирюшина воспитательница, Анна Викторовна, оказывается, работает на две ставки.

Мои дети играли спокойно, почти на обращая на меня внимания, только Алёнка подбежала ко мне, обняла и спросила:
- Меня позовут,  когда моя мама будет звонить?
- Конечно, - сказала я. - Тебе здесь нравится?
- Да! - ответила она, быстро поцеловала меня куда дотянулась, и побежала к своим.

Кирюшу я увидела издалека, Он сидел спиной ко мне в песочнице и играл с ведёрком и совочком. Я  подошла  поговорить, но он сразу протянул ко мне руки и расплакался.
Я его целовала, гладила - успокаивала, как могла, но ничего не помогало, а Анна Викторовна боялась к нему подойти, потому что он отворачивался от нее, резко откидываясь назад.
Убрав с лица улыбку, она попросила:
- Посмотрите, пожалуйста, за детьми, я сейчас.

Придерживая руками живот, побежала к гаражу, заглянула в него и крикнула:
- Сергей Сергеевич!
Он вышел из-за угла.
Анна Викторовна что-то быстро объяснила ему, кивнув в нашу сторону, и они пошли к нам.
Хмуро глянув, Сергей Сергеевич осторожно забрал у меня Кирюшу.
Малыш пошел к нему, глядя прямо в глаза и не переставая плакать, будто жаловался.

Через десять минут Сергей Сергеевич вернул нам нашего мальчика спокойным и довольным. Анна Викторовна стала играть с ним в песочнице, а я села на лавочку, глядя, как играют дети.
На душе было тихо, будто я выздоравливала после какой-то долгой болезни и знала, что все плохое уже кончилось.

Кирюша что-то нашел в песке, перебрался через бортик и потопал ко мне.
В траве кое-где  были одуванчики. Я наклонилась и сорвала один, чтобы дать малышу.
Чья-то рука бесцеремонно забрала у меня цветок.
Я обернулась: это был все тот же водитель-прачка!..
У меня просто речь отнялась: до его гаража - метров десять. Прыжком   это быть  никак не могло. Значит, стоял за спиной?
Так он здесь еще и нянь-наблюдатель?
Ну, знаете ли!..

- Нельзя давать детям цветы. У ребёнка может быть на них аллергия, - сказал он сухо.
Я смолчала, хоть и с трудом. Конечно, ему с такой многоплановой квалификацией виднее, но стоит ли  предполагать в каждом ребенке все болячки и хвори?
Он отнс моего Кирюшу в песочницу к Анне Викторовне и пошел в свой сарай.
А я ушла  к себе.

                ж ж ж

После ужина решила пойти познакомиться с новым местом поближе: обошла территорию, погуляла в лесу.
К себе вернулась около восьми часов.
Из окна видела, как Сергей Сергеевич вынес из своего склада две новых ярких - из синего и красного пластика - детских горки с трубой-тоннелем.
До самых сумерек он устанавливал это сооружение на границе двух участков. Уже смеркалось, когда он проверял всё на прочность: сам съехал с каждой горки и после этого ещё и попробовал, прочно ли стоит.

А потом, уже совсем в темноте, просто стоял и смотрел. Наверное, предвкушал завтрашнюю радость малышей.
Наконец, отнес ведро, лопату,  мешок с цементом  и еще какие-то инструменты, закрыл свое хозяйство и вошел в корпус.

Интересно, сколько же у него тут ставок?  Дело даже не в деньгах, просто интересно, как он со всем справляется.
По виду прачки не скажешь, что она жена такого труженика. Наверное, копят на что-то. Хотя тоже вряд ли: слишком грустные у неё глаза. Наверное, кто-то болен.
Имена у них подходящие: Наташа и Сережа. И появляется он всегда, когда ей нужна помощь. Любит, значит.

И что это я всё о них да о них? Завидую что ли?
Вроде, нет.
Наверное, потому, что они - единственная пара в поле зрения, и смотреть на них приятно.



                часть   5 


   Утром проснулась рано. От яркого солнца - даже сквозь закрытые веки - в комнате был так светло и тепло, что рот сам улыбался. Спать  не хотелось, а делать совершенно нечего.
Теперь можно будет заботиться о себе, не отвлекаясь на разные мелочи. Мне это только на пользу, потому что я, к сожалению, далеко не красавица.
Внешность - так себе. Глаза ни голубые, ни серые - к каштановым волосам  это совсем не идет, поэтому волосы приходится осветлять. Линию бровей надо подправлять, ресницы - красить. В общем, забот хватает. Но что поделаешь? Пока живешь, надо выглядеть.

Зато у меня подбородок и губы... Не знаю, как поскромнее выразиться, поэтому скажу как есть: жаловаться - грех.
Когда мужчина замечает мои губы, я знаю, что сейчас он откроет рот и начнет ловить мой взгляд. Тут ему и конец. Потому что лицо у меня всегда в порядке, а от взгляда...
Да куда ж ему деваться-то?
Честное слово, не преувеличиваю.

Ну, вот, я и готова. И кто это тут плакал, что не красавица?
Пусть не красавица. Но ведь мила. И обаятельна. Это тоже кое-что. А вообще - не мне судить, значит, не мне и расстраиваться.
Лучше я себе улыбнусь. Ну и что ж, что сама себе? Зато с удовольствием.

До начала смены - тридцать минут. До рабочего места - три минуты.
Еще раз обхожу свои крохотные владения.
Душевая кабинка задернута прозрачной целлофановой занавесочкой. Сантехника сияет.
Но главное - зеркало. Оно - неожиданно большое. Перед ним - мои баночки и тюбики. Мне здесь даже удобнее, чем дома.

И так будет каждый день без малейшего моего участия.
Даже не верится: я, как белая женщина...
Вот это жизнь!..

Подошла к окну и открыла его.
Как же тут хорошо!
Вся комната  наполнилась  смолистым сосновым запахом. Он был такой густой, что мне показалось, будто я погрузилась в него, как в воду.
Внизу, прямо под окном - цветник, а напротив, через дорогу - площадка Пети, Валеры и Аленки.

Тихо, спокойно и много-много света.
Все же хорошо, что все так дружно надавили на меня, и я оказалась в этом райском месте.
Даже домой не тянет. Надо  только привезти побольше вещей.

На всю эту неделю меня отправили к четырехлетним. Моих там не было,   но двое сразу стали ходить за мной по пятам и называть "мамой"- спокойная краснощекая Вика и Лешенька -  худенький, с большими светлыми глазами в белых ресничках, на щечке и шейке - следы ожога.  Его нашли в коробке из-под телевизора во дворе дома, где его никто не знал. А Вику отдала мама-студентка.
Няня сказала, что их можно приласкать, но не выделять.

Мне все больше нравилось жить и работать в детском доме, я даже стала называть его сокращенно, но с большим чувством: Дом.

Погода радовала, конец мая был солнечный и почти жаркий. В густой траве желтели россыпи одуванчиков. На клумбах раскрылись махровые тюльпаны и нарциссы; на кустах пионов среди бордовых побегов ярко зеленели твердые шарики бутонов.

Свободного времени было много; но из книг - только методическая литература, и я заскучала. Хотелось рассказать кому-нибудь, как мне тут хорошо, но я забыла дома зарядное устройство к телефону. Мне очень  не хватало общения с близкими, и я пошла в прачечную, чтобы спросить, как отсюда добираться до города.

- Зачем вам самой? - спросила прачка Наташа. - Сережа почти каждый день ездит. Он и обратно заберет. У нас все так ездят. Заведующую предупредите, со сменщицей договоритесь, чтобы не до вечера, а на сутки. Дела переделаете, одежду спокойно подберете, а то у вас из вещей почти ничего.
Вот так: самой незаметно,  а людям уже в глаза бросилось. Тем более надо ехать.

В гараже никого не было. Вдоль стен стояли стеллажи, а на них то, от чего у меня бывает головная боль - инструменты и все, что к ним. Посреди гаража - над ямой - стоял наш микроавтобус.
И - никого.
Я вернулась в прачечную и с порога спросила:
- Наташа, а где ваш муж?
Она повернулась, и я увидела, как на побелевшем лице ярко вспыхнули синие глаза.
- Вы его знаете? - спросила она почти шепотом.
- Сергея Сергеевича?.. - удивилась я.
Она покачала головой, медленно приходя в себя.
- Нет, что вы! Сережа - мой сосед. У нас с ним квартиры в одном подъезде. Он с моим мужем вместе служил, вместе демобилизовались, только он человеком остался, а мой запил. Третий год света белого не вижу.
А Сережа, наверное, в гараже, он от Микроши далеко не отходит.

"Микроша - это наш микроавтобус," - улыбнулась я своей сообразительности.

Сергея Сергеевича Наташа обнаружила в яме.
- Сережа, Эвелине Константиновне надо домой съездить, - сказала она, присев на корточки рядом с ямой.
- Когда? - спросил он так, будто был моим личным водителем.
- А когда можно? - вежливо спросила я.
- Сегодня после полдника. Обратно - завтра в шестнадцать-тридцать.

Вот это удача! Просто исполнение желания!
Как же мне тут нравится!

Быстро договорилась со сменщицей, уладила с заведующей и - бегом к себе. Набросала список вещей, позвонила по Наташиному телефону детям и подругам: предупредила, что еду и позвоню из дома, как только окажусь там.

И вот, наконец, я в дороге.
До станции оказалось, действительно, не близко, понятно, почему все ездят с этой оказией.
За всю дорогу Сергей Сергеевич открыл рот только три раза:
- Станция "Новый Двор," - на станции.
- Вам куда? - у черты города.
- Завтра в шестнадцать-тридцать, - у подъезда.
Но все равно я была ему очень благодарна.

В подъезде наткнулась на застенного соседа, почти трезвого, зато с другом. Он поздоровался, обнял приятеля и мечтательно сказал:
- Я тебе скажу: это самая красивая женщина на свете. Уважаю!

Давным-давно, после моего развода, Коля  пытался за мной ухаживать, но его родители на страже его нравственности стояли непоколебимо. Низкий им за это поклон, не то мне пришлось бы худо: защиты у нас с детьми не было никакой.
Все наши предразводные скандалы с мужем он слышал через стенку с розеткой и попросту жалел меня, видя, как я мотаюсь с детьми и сумками, высохшая и почерневшая от семейной жизни.
Редко трезвый Коля по-своему видел мир и женщин. Любовь и жалость жили в нем через черточку.

Друг не принял на веру Колино заявление и попытался меня рассмотреть. Но я, как всем известная Гюльчетай, личико старательно прятала, опасаясь, что его вкус может совпасть с Колиным.
Наконец, дверь  в квартиру открылась, и я с облегчением закрыла её за собой на два замка.

Мой любимый цветок - с большими круглыми листьями и ростом почти с меня - превратился в мумию. Полить, выходит, ни одна не удосужилась. Видно, и повидаться не дозовешься. Что ж, были мамины дочки, стали мужние жены. Ладно, для того и существуют подруги, чтобы душу излить.

Через час мы все сидели под ярким полосатым тентом уличного кафе - я и две мои самые лучшие подруги: Люся и Люба-мама.
В молодые годы  у Люси  случилась неудачная беременность, после которой она потеряла не только ребенка и  возможность иметь детей, но и любящего,  казалось,  мужа.
Но все равно бредит любовью, как малолетка, хотя всем известно, что радость надо искать прежде всего в себе.
Мы прощаем ей недомыслие, потому что она самая молодая из нас.

Зато Люба успела побыть мамой, хотя  замуж не выходила.
После неудачной любви Люба поставила точку на личной жизни и усыновила полуторагодовалого Ванюшку - хилого заморыша с печальными глазами и кучей болезней.
А когда он превратился в шустрого озорника, объявились его родители с кипой всяких бумажек, из которых следовало, что это их ребенок, которого в  роддоме перепутали с "отказником".

В глазах женщины было столько пережитой боли, любви к сыну и благодарности к Любе, что она отдала Ванечку, даже не пытаясь сопротивляться, и сделала все, чтобы  мальчик поскорее подружился с родителями.

После этого вопрос о ребенке закрылся тоже навсегда. Ванюшей она, по-видимому, отгораживалась от памяти. Но после его отъезда, пытаясь заглушить душевную боль, она стала знакомиться с мужчинами.
Знакомилась, какое-то время встречалась и - бросала.
Ее скупые отчеты мы слушали, как песню.
Ни одного мужчину она не оставляла равнодушным.  Но, получив, свой (или их?) то ли максимум, то ли минимум, Люба хладнокровно отсекала.

А они, побывав в её временных ухажерах,  боролись за свое счастье до последнего, потому что навсегда запоминали: девяносто-шестьдесят-девяносто - это всего лишь стройное тело, а сто двадцать - сто - сто двадцать - это широкая натура, комфорт и уют и - главное - отменная кухня, потому что даже для себя Люба готовила так, как нормальная женщина готовит только для любимого мужа, и застать её врасплох невозможно. Вот почему мужчин, заглянувших к ней хотя бы раз, было веником не выгнать.
Кстати, о венике: чистота в ее доме казалась вечной и ненарушаемой. Неудивительно, что мужчины, раз побывав у нее в гостях, были готовы остаться  навечно.

Последний зашел "на чай" вечером и ушел после завтрака.
Люба, как обычно, отключила телефон, чтобы переждать первый натиск, но он позвонил в дверь.
Когда Люба, ни о чем не подозревая, открыла, он шагнул в прихожую, поставил чемодан, чмокнул ее, как законную, и, еще не успев снять куртки, спросил:
- Вкусно пахнет. Что у нас сегодня на ужин?
А после ужина лёг на диван, будто был здесь всегда, и, разгадывая кроссворд, время от времени говорил:
- Там еще оставались два бутерброда. Я бы их съел.
- Котлетку, наверное, не стоит оставлять на утро, я  её сейчас приму.
- Я больше всего пирог с вишнями  люблю, но твои ватрушки со сметаной мне тоже  очень- преочень.

Люба терпела это три дня. Это мы с Люсей  ее уговаривали. На четвертый она не выдержала.
Изгоняемый из своего мужского рая, он кричал:
- Дура!!! Ну чем тебе со мной плохо??? Где ты еще найдешь такую зарплату??? Хочешь давиться сосисками на свою???

Такой глупый...
Где он у Любы сосиски  нашел, ума не приложу.
Наверное, его ими мама пугала, когда жениться заставляла.
А если бы он знал, какую Люба готовит аджику, он  сам в магазин за ними бежал бы вприпрыжку.
Но не знал и - ладно, а то тогда его ещё труднее было бы из дома выставить.
По-моему, он был абсолютно уверен,
что ублажая его, Люба должна быть счастлива.

Эти мужчины такие... такие... Просто слов нет! Впрочем, есть одно: самовлюбленные!
Люба еле отделалась от него.
С тех пор она мужчин на дух не переносит, но так тщательно это   скрывает, что даже мы об этом вспоминаем только когда у нее кто-то появляется.

Вот такие мы разные собрались, но вместе нам очень интересно.
Я рассказала подругам, как оказалась в загородном детском доме и как мне там  хорошо.
Они мне позавидовали. Особенно оживилась Люба. Они сразу стали проситься в гости, как я и предполагала, а когда узнали,  что в оба конца - от порога до порога - на  отдельном автобусе, вопрос был решён, и мне поручили побыстрее договориться  обо всем.

Вечером при свете люстры двухнедельная запущенность в моей квартире выглядела не так тоскливо, и я махнула на неё рукой.
Полежала в ванне, наложила ночной крем и залюбовалась собой в зеркале: волосы отросли и намокшие концы  лежали на плечах кольцами. Это было непривычно, но красиво. А когда подняла вверх и завернула на затылке, то даже дух захватило: прелесть!
С чего это  я взяла, что у меня внешность - "так себе"?
Вовсе нет. Вон как глаза сияют. И какая разница, какого они цвета? Перекрашу волосы, стану пепельной, и на фоне темно-серой копны мои серо-голубые "так себе" будут казаться бирюзовыми. И нет проблемы.

Стричься не буду, пока не определюсь с длиной.
Перебросила волосы на одну сторону, и они водопадом упали на плечо. Еще лучше стало. Сразу видно, какие у меня губы и подбородок. Чудо!
И, как всегда, - никого рядом!
Ну и ладно. Обойдусь.
Я поцеловала сама себя в зеркале и пошла спать.

Утром, едва проснувшись, вспомнила, что почему-то приснился Сергей Сергеевич.
Да еще и два раза. Странно. Хотя и забавно.
Только зря он суетился. Я тут, между прочим, у себя дома.
Даже обидно: в Доме в первый вечер, как положено,  загадала:
                " На новом месте
                приснись, жених, невесте!",
так там даже паук не приснился. А тут - на тебе!

Глупость какая-то. Эти мужчины...  Ой, ну просто слов нет!  А впрочем, что с них взять? Они такие несуразны. И неорганизованные. Вечно у них все не вовремя 
И вообще: сдался он мне,  бука такая.

После уборки моя отмытая квартира стала привычно уютной и обещала уйму домашних радостей, но было не до них: меня тянуло  в суету улиц и магазинов, вернее, в их ассортимент.

Вернулась впритык. Переложила покупки, проверила все по списку и вышла к подъезду с тремя сумками и большим пакетом.


                часть 6         

Микроша уже стоял у подъезда.
Сергей Сергеевич сразу забрал у меня вещи, и я - с пустыми руками! - прошла за ним к автобусу.
Вот это было ощущение!
Закрыла за собой дверцу, но Сергей Сергеевич её проверил.
Вот характер: ну не может настроение не испортить!

Однажды я только на минутку вышла из холла, а когда вернулась, то он уже успел выключить не только телевизор, но и свет.
Надоел со своей аккуратностью.

Дверцу я закрыла хорошо, но, так и быть, пусть сам убедиться.
- Проходите, садитесь, - сказал он мне вслед.

Вообще-то я рядом хотела сесть, но, если тебе вредно, ладно, сиди один. Только чего голову за мной поворачивать, не пойму.

Ойййй!.. Совсем забыла: я же сегодня волосы не закалывала! Неужели  лохматая? Где там у меня зеркальце?
Вот оно. Лицо розовое, не совсем остывшее от беготни по жаре. Да, волосы растрепаны. Но я бы не подумала, что ему на меня противно смотреть: выгляжу... живописно.
Пожалуй, пусть смотрит.

Купила несколько очень удачных заколок, теперь буду менять прически и каждый день буду другая. Это даже интереснее, чем просто красивая.

Жаль только, что стерлась помада.
И едет же так, что в губы не попадешь!
Где он только эти рытвины находит?
А впрочем, кого я тут любила?
Потерплю и без помады. Но все же он  неприятный тип.

Помня, что ехать далеко, я устроилась на заднем сиденье пролулёжа, вытянув уставшие ноги.
Вспоминала магазины, подруг, представляла, как буду знакомить их с Домом. Не заметила, как приехали.

Когда  очнулась от мыслей,  увидела, что  Сергей Сергеевич уже встал и смотрит на меня так, будто я оказалась в автобусе без его ведома.
Странный какой-то: уставился...
Неужели все-таки бабник? А Наташа говорила о нем с уважением.
Наверное, дома давно не был.
Я уперлась в него взглядом так, что он все же догадался отвести глаза. Только тогда  встала.
               
 
Вещи он донес до комнаты, поставил у порога и быстро пошел к лестнице. Наверное, боялся, что на чай буду приглашать.Напрасно надеялся!!!
Нет, ну какие эти мужчины всё же...
                ж ж ж

Наконец-то я у себя дома.
Когда все разложила, развесила и расставила, то почувствовала, что мне здесь очень хорошо.  Впервые задумалась: неужели свежий воздух - это так серьезно?

До сна оставалась  уйма времени, и я решила погулять в лесу, познакомиться с озером, о котором мне говорили.

Оно было не близко, но в майском лесу было столько чудес, что дороги я почти не заметила.
Деревья расступились неожиданно, и открылось озеро - светлое, тихое, чистое. Между водой и травой  - полоса крупного желтого песка. Вокруг - березки и осинки.
Прошла подальше, устроилась рядом с большим камнем.

Привалившись к камню, я  растворилась в ощущениях. Вокруг стояла чуткая тишина, мягкий свет сквозь листья казался нежно-зеленым и   кожу ласкал по-вечернему нежный  воздух.
Ни птиц, ни ветра, ни шелеста. Только мысли - спокойные, умиротворенные.
Райское место. И я здесь ...

Помечтать не удалось. Тишина и я вздрогнули от громкого всплеска.
Конец мая, а человек уже в воду полез. Мужчина, конечно. Они вообще все странные. Но этот - особенно.
Я затаилась за камнем и стала подсматривать.

Мужчина в воде вёл себя, как мальчишка: нырял, крутился, брызгался - чувствовалось, что воду любит.
Я не осуждала ни чуточки: ну, дорвался человек до воды, ну, радуется. Ладно, подожду. Лишь бы не заметил, потому что знакомиться я ни с кем на собиралась, а тем более, с каким-то  голыми и мокрым.
И, по всей видимости, пьяным и слишком горячим.
В этой прозрачной зелено-голубой тишине мне хорошо одной.

Наконец, мужчина вышел из воды и стал одеваться.
Неплохой  рост, развернутые плечи и...  Да, надо признаться, что я любовалась им, осторожно выглядывая из-за камня.
Но когда он взял в руки пятнистый комбинезон...

Нет, это какое-то наказание! Нигде  от него не спрятаться! А ведь ушла так далеко.
Просто... А, ладно!Нет слов и искать не буду.
Но, признаться, никак не ожидала, что у этого молчуна такое красивое тело.
И лицо - не замкнутое, как обычно, а спокойное и задумчивое, очень подходящее к окружающему покою. Пожалуй, он даже красивый.
Тем более, непонятно, как  можно носить такие страшные майки.

Пока он одевался, мне казалось, что он позирует. Но меня он не мог видеть - я потом проверила - к тому же, он и головы в мою сторону не повернул.
Получается, что  изящество у него врожденное? Ерунда какая-то: у мужчины - изящество! ... И такие  майки!..


Вся моя безмятежная созерцательность ушли вместе с Сергеем Сергеевичем. Нет, скорее, он её уничтожил.

Над водой уже хвастался красками закат. Вокруг толклись комары, где-то справа пробовали голоса лягушки, но мое взбудораженное настроение уже не воспринимало эту красоту. Пора было возвращаться.

На тропинке нашла бордовую бейсболку - нёс, чтобы волосы просохли. Пришлось поднять.
Бросила на траву, поближе к его гаражу - завтра найдёт - и поднялась к себе.

Спать, спать, спать!
Сон здесь чудесный. Засыпаю мгновенно, сплю крепко и просыпаюсь бодрой и счастливой, как в детстве. Никогда не думала, что можно жить  растительной жизнью и получать такое  удовольствие.

Утром расположилась на подоконнике и с подзабытым наслаждеиием пила кофе с шоколадным печеньем. Нечаянно уронила половинку. Некрасиво, конечно, но зато птичкам радост. Ничего тут страшногонет.
Когда вернулась с другим печеньем, под окном укоризненно шаркала метла дворника-на-все-руки.
Между прочим, в бордовой бейсболке.

Одного взмаха за глаза хватило бы, но он всё шаркал и шаркал по асфальту, будто я высыпала весь свой запас и попрыгала на нем.
Ну что за человек! Почему ему так хочется всё время выставлять меня неряхой? Ну Ладно, в следующий раз я сама выйду с веником, пусть посмотрит.

До сих пор он вёл себя сносно: молча выключит что-нибудь за мной и  все. Но сегодня... Это уже чересчур!
И ничего не поделаешь. Приходится терпеть, потому что он со своим Микрошей ещё не раз мне понадобится.
В конце концов, что такое плохой мужчина? Это тот, которому ещё никто  не объяснил, какой он хороший. Только и всего.

Но настроение было испорчено. И  это на его совести.
Как только жены терпят таких мужей? Не понимаю.

Группа у меня на сегодня старшая. Мы прекрасно с ними ладим. Дети всякого повидали. Поначалу они бунтуют против порядка и дисциплины, но это с непривычки у тех, кто из неблагополучных семей.
А те, что из благополучных, тоскуют молча. Смотреть больно на всех. Но все, чувствуя доброту, понимают с полуслова и сами стараются помочь воспитателям с новенькими.
Наши дети взрослее своих благополучных сверстников. Но все равно надо постоянно быть начеку. Игры их я, к сожалению, пока не понимаю.

Вот, например, Валентин -  спокойный мальчик, похожий на воробышка - серые волосы, серые конопушки. Строит башню из кубиков, замирая над каждым, чтобы не обрушить. А потом одним взмахом всё сбивает и ни за что не хочет убирать за собой. Но на занятиях - один из самых сообразительных.

Женя - мальчик с прозрачными, как голубые льдинки, глазами - лежа на боку, гоняет по кругу машинку, отталкиваясь от пола  одной ногой. И при этом он жутко воет.
Когда пытаюсь успокоить, не понимает, что мне не нравится. И все игры  с такой сиреной.
У него прекрасная  память, а рисует так, что сразу ясно: родился художником. Но за бумагу не усадить.
И так со всеми. Каждый неповторим. Мне с ними интересно. И они меня тоже изучают.

Лера проверяет мой интеллект:
- Угадайте, что тяжелее: большой камень или маленький?
- Большой.
- Угадали, - говорит она разочарованно. - Я сейчас вам ещё вопросик придумаю.
И отходит.
Росла у бабушки в деревне. К нам попала после её смерти. В четыре года почти не разговаривала и ни к кому не шла.
Она такая пухленькая, светловолосая и голубоглазая, что хочется её обнять и расцеловать, но она этого не любит.

Зато Леночка доверчиво льн1т ко мне:
- У меня петусок не кококает.
Вместо родителей у неё только дома: роддом, Дом малютки, расформированный Дом ребенка и наш.

Артем дергает меня за рукав:
- Можно я вам скажу?
- Скажи.
- На "лысой" резине в гору не поднимешься.
И отходит.
Опять о семье вспомнил.
Полтора года назад со всей семьей попал в аварию.
Родители погибли на месте. Бабушку парализовало. А сам Артем с гематомой во всю спину  и сотрясением мозга попал в больницу, а потом к нам.

Но самая колоритная фигура в этой группе - Вася. Маленький верткий и изворотливый, он всегда прав. Переубедить его в чём-то невозможно, приходиться приспосабливаться.
А вот и он, лёгок на помине. Жалуется со слезой в голосе:
- Мы с девочками играем в дочери-матери, а ваши мальчики нам мешают.

Сам-то, интересно, чей?

- Как они мешают?
- Они говорят, что я плохой папа. А я уже не пью.

Объясняю всем, что бросить пить или курить - это почти подвиг для мужчины, который не каждому под силу,  и за это принято человека уважать.
Девочки проникаются пониманием, мальчики, поглядывая исподлобья, отходят. Но через несколько минут жалуются уже девочки:
Вася отобрал у них красивую коробочку от мыла и красную баночку от дезодоранта и спрятал их в карман.
- Вася, ну зачем это тебе? Отдай девочкам.

В голосе Васи изумление и лёгкая истерика:
- Ну как я могу отдать?! Я всегда с этим играю! Это мои сигареты. Я же не могу без сигарет! А это мое пиво. Ну как я без пива?!

И правда, как?..

В его голосе столько возмущения, что возражать не пытаюсь. Уговариваю девочек поиграть в магазин и начинаю у них покупать, чтобы отвлечь от ссоры.
Родители у него  лишены прав, но недавно мама звонила заведующей, сообщила, что устроилась на работу, приедет, как только получит зарплату.
Надеемся.

На прогулке от него тоже не отвернешься.
- Вася встань с травы.
- Я пьяный.
- А вон милиционер идёт!
Вскакивает моментально. За полгода домашнее воспитание ещё не выветрилось.

Дети возятся в песке, играют на площадке, но когда выходит Наташа с бельем, все забывают о своих делах, и мы хором считаем салатовые полотенечки на веревке.
Она улыбается нам, а Вася стремглав бежит к ней, чтобы поднять оброненную прищепку.
Наташа гладит его по голове, и он отходит от неё с задумчивым интересом в глазах.

Догуляли спокойно. И спать ложиться Вася не мешает. Только когда  я подхожу накрыть его, берет мою руку двумя руками и спрашивает:
- Это, что ли, моя мама полотенцы вешала?
- Нет. Это тетя Наташа. А твоя мама скоро приедет. Она тебя уже нашла и звонила заведующей. Заработает денег и приедет.

Непростительно! Ни в коем случае нельзя обещать ребёнку того, в чем не уверена. Как вырвалось, сама не понимаю.

После смены зашла к Наташе в прачечную.
- Наташа, не знаю, как исправиться. Сергей Сергеевич на меня рассердился. Я печенье на дорожку уронила.
- Смеётесь?
- Не до смеха. Пол-печенья упало под окно, так он пять минут заметал его в траву. 
- Может, ждал, что заговорите?
В её глазах  смешались недоумение и интерес.
- А он разговаривает?
В моём голосе они усилились  до изумления.
- Вы ещё не подружились? - в голосе Наташи слышится сочувствие. - Как странно. Вы же вместе ездили.  Он очень хороший человек. Его тут очень все уважают.

Похоже я её поразила.

Вспомнила, как он смотрел на меня на обратном пути, когда садилась. И потом тоже. Едва удержалась от реплики. Уважают?  Даже интересно: за что, конкретно?

- Да я вижу, - поддакнула  я, - всем помогает, работает сутками. Как его только на семью хватает?
- Вдовец он, - вздохнула Наташа. - Лет пять уже. Первый приступ Тамара пережила, а через неделю - второй и третий - один за другим. Пока скорая приехала, она уже... Сразу в морг.
- И что? - прошептала я.
- Всё. С тех пор один. Дочка замуж вышла, уехала. Уже третий год, как совсем один.
Пока работал, еще ничего, а потом наш аэродром кто-то купил, их всех в отставку отправили.
Молодые разъехались, кто смог;  те, что постарше,остались.  Места себе не находят. Вечером домино, карты, водочка, а днем по квартирам маются. Смотреть жалко. Работы для них в городке никакой. Метлой махать или ящики у магазина разгружать не пойдешь ведь, когда дома в шкафу форма с погонами висит.
Он всё один да один. Я как-то ему просто так, для разговора, пожаловалась, что у нас тут водителя нет и никого найти не могут, а он ухватился. Обрадовался, что к детям.
Тут, кроме него, мужчин - никого; все к нему со всеми проблемами обращаются, а он и рад, по-моему.
Ему бы жениться, да тут,  сами видите, выбрать не из чего.
- Он инвалид?
- Здоров на сто процентов, - обиделась Наташа. - Я же вам говорю: наш полк расформировали, а  лётный состав в отставку отправили.

У меня глаза раскрылись в прямом и переносном смысле. Такое под боком, а я... Мне ж сюда подруг привозить!
Надо срочно наводить мосты.
- Наташа, я не рассчиталась за поездку. Сколько надо давать?
Наташа пожала плечами.
- Нисколько. Мы тут все свои.
- Ему деньги не нужны?
- Ему - меньше всех. У него пенсия в пять раз больше вашей зарплаты. Он еще сам игрушки детям покупает, рассаду для цветников и вообще...   На выходные детей к себе на дачу забирает. Они пищат за ним. По пятницам - не замечали?

Я слушала, затаив дыхание. Вот это новость!
Даже мысли разбежались. Под носом ас авиации в расцветет сил и здоровья, а я дорожки печеньем посыпаю и дуюсь.
А с другой стороны: ходит  по пятам, двери-краны за мной закрывает, считает неряхой и смотрит букой - как тут догадаться?

Хотя...
Все женщины к нему обращаются за помощью. Даже я. Так это что же получается? Это я, что ли, бука?..

Ну, уж нет, я не такая. Я общительная. И всегда такой была.
А с ним? 
Да-а...
Ну, ничего, у себя я это  поправлю, а к нему надо присмотреться.
Ведёт себя, как закоренелый женоненавистник. Надо подумать, какой к нему нужен ключик. Что-нибудь подберу. Не первый трудновоспитуемый в моей жизни.
И я начала присматриваться.

В пятницу вечером, услышав детские голоса у ворот, я подлетела к окну. Рядом с Микрошей стояли пять мальчиков и две воспитательницы, которые весело разговаривали о чем-то с Сергеем Сергеевичем.
Нет,  конечно же, он не женоненавистник.
Но и не женолюб.
Держится свободно, но всё же сдержанно. А со мной он всегда замкнут и напряжен. Чем же я ему так не нравлюсь? Есть над чем подумать.
Все,решено: теперь буду выключать всё, что увижу, а если получится, то и за ним. 

Сергей Сергеевич открыл дверцу, дети ворвались в салон  и пять весёлых детских рожиц прилипли к окнам.
Я подумала, что моим садовским  такая смена обстановки тоже была бы очень желательна.
Мне вдруг самой захотелось оказаться в автобусе - ехать, смотреть в окно, болтать и смеяться с ним, как эти две воспитательницы.

Захотелось увидеть его дачу, хотелось понять, за что его все любят. И еще очень хотелось увидеть, как он выглядит в форме. Да и  другие фотографии было бы интересно посмотреть.
Совершенно очевидно, что я не в его вкусе, но все равно любопытно.
Интересно, как ему понравится  Люба-мама?
               

                часть 7


Автобус выехал за ворота, и в заднее стекло было видно, как дети с отчаянной радостью махали воспитательницам.
Отошла от окна и загрустила. Захотелось непонятно чего. Взяла телефон, отошла в самый дальний цветник и набрала номер сестры.

Мила - женщина успешная и с большим жизненным опытом. У нее прекрасная, по нынешним временам, работа;
дочь замужем, живет за границей;
 рядом заботливый сын.
И это, не считая друзей и поклонников.

Но самое важное - у Милы широкий кругозор и такие же возможности. Ее главный принцип - если жизнь забыла тебе улыбнуться, улыбнись ей сама и подмигни. А после этого возьми всё, что она тебе даст.
Её советы для меня всегда на вес золота.

Спросила, что там с моей вакансией, выслушала её утешение.
Как-то незаметно для себя рассказала ей про Сергея Сергеевича и сказала, что он набрал полную машину детей и повёз их к себе на дачу.

- Главное говори, - нацелила меня Мила, - сколько воспиталок он взял с собой?
- Нисколько.
- Интересно, - задумчиво и после паузы сказала Мила. - Значит, ты не ревнуешь, а готова помочь? Очень в твоем духе, но что-то с тобой не то.
Слушай, Эва, а может, он на безрыбье тебе крабом показался? Ты когда в последний раз жизни радовалась?
- Отстань.
- Я так и думала. Оттого и переливы в настроении. Может, приедешь? Я столик мигом организую.
- Нет, слишком долго и утомительно, да ещё дорога через лес, - сказала я, вспоминая дорогу  до станции. - До города, по городу, потом к тебе, да еще в порядок себя привести. Нет,нет, это не сегодня.
- Ну, ты, будто всю жизнь замужем, - удивилась Мила, - сама шагу не ступишь. Просто не узнаю. Но, может, ты и права: такое лучше заранее планировать.

После разговора полегчало, но не до конца.

Набрала Любу. Сразу рассказала ей про Сергея Сергеевича и добавила:
- Что-то очень яркий контраст между  моим впечатлением и всеобщей любовью. Не пойму себя.
- Твой интерес очевиден, хоть и неярко выражен, - сказала Люба. - Ищи зацепку. Хорошо, что предупредила, а то мы со своим выраженным   могли глупо выглядеть.
- Да ты что! Я совершенно не в его вкусе, - отмахнулась я. - Хоть бы вы скорее приехали, тут на месте помогли бы разобраться.
- Момент,- сказала Люба, - жди.

Она отключилась, а я стала ждать.

Уже распускались пионы. На стройных стеблях среди темных резных листьев покачивались пышные шары с атласными лепестками. В белом цветке заблудилась божья коровка. Выбравшись из чащи узких прямых лепестков, она карабкалась по широкому вогнутому, срывалась и снова падала в гущу узких. Переворачивалась, снова выбиралась на простор и снова карабкалась вверх.
Я смотрела на неё без единой мысли.

Зазвонила телефон. Люба.
Сказала, что они с Люсей возьмут пару отгулов или за свой счет и приедут.  Я должна договориться с Сергеем Сергеевичем.

Прекрасно. Договорюсь, но это, когда он вернётся. А теперь - бегом к Наташе.
               
                ж ж ж

- У нас для гостей есть комнаты на хоздворе. За питание и постели надо будет заплатить, - сказала Наташа.

И только-то? Гора с плеч!

Наташа добавила, что Сергей Сергеевич ездит в город каждый день; расписание висит в каждой службе, но очень простое.
Я подошла к двери и прочла:


                Р А С П И С А Н И Е

                В город                из города 
     пнд., ср. пт.  12.00                16.30
               
    вт., чт., сбб.  16.30                10.00

               

               
               
Ещё раз набрала Любу, и мы решили, что самое удобное для них - приехать в четверг вечером, а уехать в понедельник утром. Получится отличный уик-энд.

Люся пока ничего не знает, но у неё проблем не будет. А будет ей сюрприз.
Она у нас самая жизнерадостная и наивная. До сих пор верит, что по-настоящему счастливой можно быть только замужем.
Мы ей прощаем, потому что она  не только самая  молодая из нас, но и патологически романтичная. Это какой-то  врожденный дефект, потому что перевоспитанию не поддается.
Дело в том, что нашей младшенькой есть свой, стопроцентно ошибочный способ выбора мужчины, с которого её не сбить ничем.
Уже дважды мы помогали ей выбраться  из трясины переживаний, куда он ее приводил, но это не помогло ей поумнеть.
Но всё равно нас троих водой не разлить.

Я стала ждать конца следующей недели.
Чтобы отвлечься от мыслей и время шло побыстрее, с утра в субботу  взяла своих садовских и пошла с ними в лес.
Отвлеклась до изнеможения: дети вели себя так, будто я им родная и очень снисходительная мама. Ну да ладно, надо же им хоть немного порадоваться.

К обеду вернулись. Едва завидев ограду, они стали вести себя, как приличные дети. Развела их по группам и пошла к себе отдышаться.

А после "тихого часа" меня вызвали в изолятор, где уже был мой Дима. У него покраснело лицо, осип голос и он то и дело шмыгал носом, хотя насморка не было заметно.
Поскольку Сергея Сергеевича не было, меня предупредили, чтобы я была готова везти его в город, если симптомы усилятся.

Я не находила себе места.
К утру состояние Димы стабилизировалось. Ко вторнику симптомы стали исчезать. Но я, много раз вспомнив одуванчик для Кирюши и реакцию Сергея Сергеевича на него, навсегда запретила себе брать детей на свою ответственность за пределы территории.

В четверг впервые за неделю проснулась без тревоги за Диму, чувствуя радость ещё во сне.
Смена шла неровно: время то летело, то ползло.
Наконец, я у себя. Все в порядке. Делать нечего, а ждать ещё долго.

Но вот -наконец-то! - в ворота въехал Микроша и остановился на дорожке. Из него вышли мои подружки, благодаря  водителя и оглядываясь по сторонам.
По их расслабленным лицам  было видно, что от дороги у них остались самые приятные впечатления.
Странно. С чего бы это?..
Им нравилось все вокруг: территория, цветники, коридоры, моя комната.
Я чувствовала себя гостеприимной хозяйкой замка.

Оставили вещи и - скорей на воздух. Я, как в первый раз, вместе с ними  ощутила  сосновый аромат, тишину и солнце вокруг, свежесть травы и яркость цветов.
В дальнем цветнике с пионами Люба и Люся наперебой рассказывали мне о Сергее Сергеевиче. Оказалось, что он говорил с ними всю дорогу: о Доме, о детях, об окрестностях. И только обо мне - ни слова. Даже когда спрашивали, он только молча пожимал плечами.
Я так и знала: я для него - пустое место.

Но все равно: всю дорогу болтать и улыбаться? Он же мог попасть в аварию... Со мной он ехал внимательней.
Да-а.. А когда вёз меня с детьми, в самый первый раз, то несся, как преступник. Я, конечно, не буду их пугать, но мое мнение о нём как о несерьёзном водителе только укрепилось.
Интересно, кто же из них ему так понравился, что он всю дорогу   развлекал их? 
Надо присмотреться ко всем троим повнимательнее.

В отведенную им комнату мы пришли поздно, но всё равно было о чем поговорить. А когда уже и на это не было сил, затихли. После короткого молчания Люся сказала:
- Девчонки, я на новом месте загадаю. А вы?
Мне даже спать расхотелось: такое развлечение едва не упустили! Это мы свежим воздухом надышались.
Затихли, сосредоточились, загадали и уснули, как три ангела.

Под утро приснился мужчина, и только он собрался повернуться ко мне лицом, как в дверь громко застучали.
Проснулись все. Оказалось, что пришли за мной. Беременную Сашину-Кирюшину воспитательницу надо было срочно отвезти в больницу и меня попросили побыть с ее группой до конца её ночного дежурства.

В семь утра меня сменила дневная воспитательница, и я вернулась в комнату к подругам. Оказалось, что мужчина снился всем, но из-за стука никто не успел увидеть лица.
Сердиться невозможно, но обидно: вдруг красавец? Так и умрешь, не зная, чем судьба забыла тебя порадовать. Но что ж поделаешь...
Ладно, переживем и это.

Смена в этот день у меня была вторая, и я повела подруг в лес.
Спелая земляника уже краснела из-под листьев. Люба и Люся накинулись на нее, как дети, даже разговаривать перестали. Пока они охотились за ягодами, я выбрала место и расстелила одеяла.

Потом мы лежали  и смотрели сквозь сосновые ветви  на светло-голубое небо.
- Чей-то муж полетел, - сказала Люба, приподнимаясь на локтях.
 Мы все посмотрели на белый след за серебристой точкой.
- Эва, - оживилась Люся, - здесь поблизости не стоит ли какая-нибудь воинская часть?
- И правда, - оживилась Люба, - они любят курортные места.
- Понятия не имею.
- Совсем ты тут расслабилась, - заметила Люба и снова легла. - Твой водитель недурён, но не делить же его на всех. Да и тебе персональный лётчик или танкист не повредил бы.

Ах, как она об этом равнодушно!..

Я, сдерживая распиравшее меня чувство, сказала почти небрежно:
- Чуть не забыла: ваш Сергей Сергеевич - подполковник авиации в отставке. Дочь замужем, живет отдельно. У него квартира в военном городке и дача в ста пятидесяти километрах отсюда.

...Немую сцену лёжа ещё никто не придумал. Я - первая!

- Вот это - да! - сказала Люся, первой придя в себя. - А то я даже удивилась: такой умный и приятный мужчина и - всего лишь водитель. Да еще в такой глухомани.
Хорошо бы нам попасть на вечер встречи  лётного состава с окружающим населением. Может, подскажешь  ему? А то сам он как-то вяло на нас реагировал.

Вот это аппетит у моих подружек! Человек из кожи вон лез, развлекая их всю дорогу, а они ещё и недовольны.
Ну надо же. А мне  он даже сесть рядом не позволил...

Всё же кто-то из моих девчонок ему очень понравился. Люба или Люся? И почему ни одна из них ничего не заметила? Просто не узнаю своих подруг.
- Мы с ним ни разу ещё не говорили, - ответила я.
- А по дороге? Туда и обратно? - почти хором спросили они, поворачиваясь ко мне.
- Молча туда, молча обратно, - ответила я.

Они переглянулись и уставились на меня в полном недоумении.
- Настроение было плохое, - предположила Люба.
Судя по голосу, она даже не насторожилась. А Люся сказала:
- Я сегодня ещё раз загадаю. Эта ночь была не в счёт. Кто пустит меня на свое место?
- Я, - сказали мы с Любой в один голос.
Жалко, что ли?

Мне пора было идти на смену, и я оставила их, напомнив, что освобожусь к семи часам.

В середине "тихого часа" ко мне в спальню зашла Квета Казимировна - Пети-Валеры-Алёнкина воспитательница.
- Эвелина Константиновна, приглашаю вас к себе на дачу вместе с подругами. А то у нас мужчин много, а из женщин только я и свекровь. У мужчин от скуки на уме только карты. А с гостями будет костер, шашлыки, рыбалка. У нас и лодка моторная есть. Соглашайтесь, Эвелина Константиновна, будет весело!

Я не сомневалась. Порадовалась за подруг: такой сюрприз подвернулся!
               
                ж ж ж
               
Ехали большим табором, но чинно. Кроме нас, взрослых, ехали пятеро детей в гости к Сергею Сергеевичу. Как-то совсем забыла об этом еженедельном мероприятии. Вспомнила, что пережила  с Димой после прогулки в лес   и удивилась: как  он не боится?

Дети рассматривали нас молча и, будто издали.
У Сергея Сергеевича лицо было, как обычно, невозмутимое, но какое-то затвердевшее. Мне было очень интересно наблюдать: хотелось понять побыстрее, кто же ему так понравился, но по его лицу было понятно только одно: кого-то ему очень не хочется отпускать от себя.
Как мои девчонки ничего не заметили, ума не приложу, но решила, что не стоит мутить им мысли перед двухдневным загулом.

На станции Сергей Сергеевич достал из багажника  огромную Кветину  сумку и внес её в вагон, усадив нас возле самого выхода. Потом поставил  Микрошу напротив нашего окна и стал о чем-то говорить с детьми, повернувшись к ним боком. Ручаюсь чем угодно, что краем глаза он смотрел на нас. Я была заинтригована и не знала, что и думать, глядя, как он говорит с детьми.
Что-то сиротливое было в этой компании детей и мужчины. Даже Микроша выглядел, как пёс заболевшего хозяина. Что-то тут было неспроста. Кто же его так присушил?
Но особо думать об этом было некогда. Да и не моё это было дело.

                часть 8

Ехать было весело, будто всю жизнь дружили вчетвером, и двадцать пять минут  в болтовне со смехом пролетели незаметно. Квета просто поражала живостью и весельем. В Доме я ее ни разу такой не видела.

Муж Кветы был намного старше, и в  больших  очках в темной оправе был похож на филина, но только до тех пор, пока не увидел жену. Своей буйной радостью они напоминали  стрижей. Я впервые видела, чтобы взрослые так радовались друг другу.

На даче нас встретили взрывом такого гостеприимства, что мы, чувствуя себя желанными и дорогими, без промедления окунулись в атмосферу беззаботного дачного отдыха.
Никто из мужчин не вызвал у нас особого интереса, но всех так заводила весёлая суета ради общей радости, что об этом и не думалось.
Экспромты были на каждом шагу, и возникающие идеи реализовывались с детской изобретательностью.
Мимо проходил дачник с девочкой лет пяти. Ираклий, муж Кветы, окликнул его:
- Сашок, приглашаем тебя с твоим самоваром часикам  к девяти на берег к нашей моторке.

Сашок кивнул и не заставил себя долго ждать. Он пришел через пятнадцать минут с пузатым самоваром, прихватив с собой  друга с гитарой, а впереди на тоненьком поводке осторожно семенила белая очень чистая собачка-скромница. У неё были большие  глаза в торчащих ресницах и тонюсенькие - с макаронину - ножки. По ней было видно, что её отправили не воздухом подышать, а с весьма деликатной миссией: присмотреть за хозяином.

Самовар  Квета  сразу забрала, потом бесцеремонно залезла в карман к Сашку и достала   краник от него. Мимоходом дала собачке кусочек ветчины, который та съела, явно страдая из-за отсутствия сервировки.
Мужчин отправили на берег помочь Ираклию возле ухи, о которой он заботился с восхода солнца.

Это была настоящая рыбацкая - тройная - уха. Мы хлебали её из глубоких мисочек. От неё слипались губы, а вкус и аромат были незабываемыми. Разлив последнюю добавку во все миски, Толик - сосед по даче - тихоня с фигурой телохранителя - отошел подальше, чтобы помыть котелок.
- Я прошу прощения, - сказал Ираклий, вставая за ним, - что в наших кустах нет рояля, но зато у нас есть рыба.

Они с Толиком вернулись, держа два больших блюда с копчеными лещами.
- Толик сам ловил, сам коптил, всех угощает. Ешьте на здоровье.
Он первым  взял золотисто-коричневую рыбину и стал чистить, бросая кожу в огонь.

Вкус плотной и ароматной  рыбной мякоти я помню до сих пор и, честно говоря, не понимаю, чем недовольны жены рыболовов, если их так вкусно кормят, да еще освобождают от кухонных забот. Они просто избалованы заботой. Нет, по-моему, рыболовы - не худшие из мужчин.  Вот где мужа стоит поискать.

После полуночи костер прогорел, и языки пламени медленно угасали  над углями.
Мужчины по очереди пели под гитару. Спать не хотелось ничуть. Дремала только собачка рядом с хозяином. Сашок не забывал под каждый тост бросать ей что-нибудь вкусненькое, но она уже не ела, и открывала глаза только на звон стаканов, будто считая, чтобы доложить хозяйке.

Когда мы только чуть-чуть звякнули пустой третьей бутылкой, как из-за деревьев вышел мужчина с ружьем и в такой потёртой куртке, которая могла достаться ему только по наследству от геройского прадеда. Зато сапожки на нем были новёхонькие.
Его синяя бейсболка напомнила мне о хозяине бордовой, но я не стала на этом задерживаться, тем более, что друг СашкА очень хорошо пел. Гитара в его руках  плакала, а лицо было таким, что никто не решился бы   отвлечь его от той душевной боли, которую он нечаянно выдал.

Мужчину с ружьем пригласили  сесть, и из разговора мы поняли, что это лесник, зовут его Андрей, что его здесь не только знают, но и уважают. Ему налили и поставили без слов. Он к рюмке даже не прикоснулся.
От жара углей он расстегнул куртку, и я охнула едва не вслух:  под курткой оказалась бело-голубая клетчатая рубашка.
Это какое-то заклятие для нашей младшенькой. Я украдкой глянула на нее, но Люся сидела спокойно. Мы с Любой переглянулись: неужели поумнела?
Похоже, что да, и мы успокоились.

Когда костер совсем погас, прохлада и сырость от реки заставила нас подняться. Мужчины задержались, затаптывая угли, а мы пошли к даче. У ограды, прежде, чем завернуть, я оглянулась.
 
Мужчины уже догоняли нас, и у костра, не жалея новых сапожек, затаптывал последние угольки лесник. Его фигура на пустом берегу выглядела так одиноко, что я опять вспомнила Сергея Сергеевича с детьми на станции, и у меня почему-то заныло сердце. С кем же это у него так ниточка натянулась? Неужели с Кветой? Если она такой, как здесь, бывает в Доме хотя бы изредка, то его можно понять. Но даже если она с ним кокетничает, то ему тут ничего не улыбнется. Квета любит без оглядки и очень счастлива; третьего тут быть не может.
Но Любу с Люсей все же надо предупредить перед отъездом, пусть будут повнимательнее.

Повернулась и заметила, что Люся тоже смотрит на лесника. Я потянула её за рукав. Она подчинилась, как кукла, но было видно, что зрением осталась на берегу   рядом с мужчиной, у которого под курткой голубая рубашка в белую клетку.

Опять на любимые грабли!.. Ну сколько  можно??! Неужели мало двух раз? Хорошо ещё, что ночь на дворе, авось, проспится и забудет.
Спать хотелось так, что заснула, едва коснувшись подушки.

Утром Люба спросила:
- Кто-нибудь загадывал?
Никто и не вспомнил.
-  А кто что видел?- не унималась она.
Я - ничего. Люба - всех, будто от костра и не отходила. Даже непонятно: обе спали на одном диване, почему они все у неё столпились?
Ну и ладно. Подумаешь. Обойдусь.
Зато Люсе на её стареньком кресле-кровати приснился медведь.
Люба задумчиво сказала:
- Сон-то  - к жениху. Здесь его, конечно, нет, но, наверное, скоро появится. Приедем в город, подстригись, тебе идет покороче.

               
                !            ж ж ж

Солнце было уже высоко; мы высунулись из окна, чтобы понять, не ждут ли нас завтракать.
Прямо под нашими окнами были грядки с клубникой, где  розовые ягоды подставляли солнышку крутые бока.
Я оказалась там в одну минуту. Ягодам немного не хватало аромата, но они уже были сочные и довольно вкусные. Мне было не во что набрать их, чтобы принести в комнату, поэтому я повернулась к окну и помахала рукой, чтобы Люба и Люся спускались ко мне, но они на что-то засмотрелись.
Люба медленно повернула голову и посмотрела на Люсю. Та - вся красная - отпрянула от окна.
Любопытно. В той стороне я видела только забор, соседскую смородину и прочие огородности.
В окне уже никого не было, и я поспешила  в дом.

В комнате была тихая паника. Люся металась по комнате в поисках хоть какой-нибудь косметики. Нашла в нашем общем пакете чью-то помаду, подкрасилась перед стеклом и выскочила из комнаты.

Я ничего не понимала, и Люба подвела меня к окну.
С высоты мансарды был виден берег с чёрным пятном от вчерашнего костра, а неподалеку от него сидел... лесник! Сбоку лежали ружьё и куртка.
Он сидел лицом к реке, а белые пересекающиеся на голубом фоне полоски просто кричали. Не нам, Люсе, потому что только она поняла их язык. Всю ночь - один - сидел и ждал. Конечно, где уж тут ей устоять.
Бедняжка! Теперь опять, как в запой.
 
Наверное, не дано ей понять, что у мужа, должны быть не только голубая рубашка или  голубые глаза, но и приличная работа, образование, знакомства и связи, да и воспитание никто не отменял. А какими они могут быть у лесника?  Я уже не говорю о характере.

Мы смотрели, как Люся вышла из-за ограды и от угла пошла к кострищу. Она шла, как стрела: легко, стремительно и точно. Как только она стала видна с берега, лесник повернул голову, будто услышал её шаги по траве, и встал.
Когда она подошла, ружьё и куртка были уже у него на плече. Пару секунд они смотрели друг на друга, потом взялись за руки и пошли к лесу.

Вернулась Люся только к вечеру, чтобы спросить, когда  мы уезжаем. На пороге она сказала:
- Между прочим, его фамилия Медведев, - и засмеялась.
Мы с Любой одновременно посмотрели на её сложенное кресло-кровать, а потом друг на друга.

Два дня нас усиленно развлекали: лес, моторная лодка, пасека, купание, рыбалка... Калейдоскоп!

Меня такой отдых   больше утомлял, чем развлекал: не люблю лишнего шума и беспокойства. Прихватив одеяло и стопку старых журналов, ушла подальше от весёлой компании и лежала в тенечке, пока не проголодалась.

Обедали в доме. После обеда  развернулось чаепитие на траве из самовара, пыхтящего от шишек.
На большой скатерти вокруг него было немыслимое разнообразие выпечки. Ее готовила и подносила мама Ираклия - румяный улыбчивый колобок.
Она так любила сына и так обожала невестку, что, думаю,  готова была ради них и не такой  подвиг.

Никто не обращал на них внимания, кроме нас с Любой. Что они вытворяли, невозможно передать. Один раз  Ираклий подхватил жену на руки и закружил, а она, не переставая визжать, запрокинула голову и болтала ногами так, что он потерял равновесие. Они упали на траву, продолжая хохотать, а когда  Ираклий попытался прикрыть её ноги юбкой,  ему это не удалось, потому что Квета начала его целовать.
Это было что-то с чем-то...

Если  бы её группа увидела, как их воспитательница проводит свободное время, то даже   даже в песочнице у неё были бы с ними  большие проблемы.
Кстати, о детях: впервые видела бездетную пару, которая была так бесконечно счастлива.
Сергея Сергеевича можно понять: увидев  такое хоть раз, можно лишиться покоя, особенно одинокому мужчине.

В шесть часов появилась Люся в сопровождении лесника с огромной сумкой, которую он  поставил в открытый багажник, и  они сразу ушли на берег.

Люсю мы знали всякой, но такой  счастливой и позабывшей о нас, видели впервые.
Непонятно, как этот Андрей может смотреть на неё без темных очков. Хотя и он...
Да, это серьёзно. Если такое начало, то чем же всё это  закончится? Хоть бы хватило сил  это пережить.
.........................................

Пока был виден Андрей, Люся смотрела в заднее стекло, а потом перестала на все реагировать, будто оглохла и ослепла.

Квета с Ираклием смеялись и дурачились на переднем сиденье. Я  извелась, глядя на них.  Не понимаю, почему мне всегда попадаются самые безответственный водители?
Кстати, о них: если Сергею Сергеевичу понравилась Люся, то теперь мне его очень и очень жаль.
Лучше бы Люба. Когда-то в её жизни неудачно вспыхнули три маленькие звездочки. Кто знает, может, с большими повезло бы? С выходными у него не было бы проблем. Люба только рада  видеть в своем доме детей. Дом у них был бы весёлый. Вот уж где развернулись бы все её домашние таланты.
Завтра позвоню ей  и всё выведаю.

Вернувшись в Дом, в комнате для гостей мы с Любой высказали Люсе все свои сомнения и опасения на её счет, пытаясь образумить, но наткнулись на стену. Впервые наша младшая показала характер, да ещё какой!
Выложила, что родители "её Андрюши" живут, хоть и не в столице, но город у них не маленький. Оба преподают в двух разных вузах.  Лесником у него всю жизнь был дед и теперь троюродный брат, а он тут временно, потому что у него есть высшее образование и своя работа.

Ну вот. Всё же безжалостная это наука - генетика. С ней не поспоришь, а поспоришь - проиграешь.
Мы еще немного поговорили, пытаясь урезонить Люсю, но всё оказалось бесполезно. Зато вместо этого сами немного успокоились. Люся у нас горожанка, к сельскому быту совсем не приспособлена. Да и без людей - как выжить?
Лето, отпуск, природа, романтика - это  можно понять. Но дальше - осень, дожди, голые деревья; всюду грязь;  дом без отопления  и света, без горячей воды и прочего? А как без телевизора? Да еще воспоминания о любимой работе. Нет, даже "её  Андрюше" этого не компенсировать.

А когда она обмолвилась, что он на восемь лет её моложе, то мы и вовсе успокоились и стали укладываться спать. Не стоит это приключение нашего волнений, хотя легкомыслия за Люсей раньше не наблюдалось. Да и  спать давно было пора.

Люба подумала вслух:
- Загадаю-ка я еще разок. Кто уступит мне свое место?
- Не я, - коротко сказала Люся.
Значит, я. Терять-то нечего. Вспомнила, что даже дома мне приснился Сергей Сергеевич. Заблудился, наверное. А тут на несколько километров вокруг другого мужчины нет, кто тут может присниться? Он и явится. И мне, и Любе? Обойдусь!

Утром проснулась раньше всех, оделась и вышла. В коридоре споткнулась о сумку лесника. Мы и забыли о ней, а Ираклий с Кветой позаботились. Ладно, не убежит. Все равно я её не подниму.

Мы с детьми уже были на площадке для игр, когда мои подружки вынесли не совсем полную сумку и пошли к ожидавшему их Микроше. Сергей Сергеевич махнул им рукой, чтобы поставили сумку и поспешил им навстречу. Девчонки подошли попрощаться.

                часть 9 


Праздник закончился.
Дни опять потекли незаметно в привычно размеренном темпе.
Летом заниматься не надо, но смотреть три часа подряд, как дети играют в песочнице и на травке - никаких сил не хватит.

- Детки, сколько у нас пальчиков на одной руке?
Некоторые задумались, а кто-то протягивает ко мне сразу все: мол, помогаю, чем могу, а ты уж сама посчитай.
- А кто может посчитать?
Кто-то считает, а кто-то смотрит.
Наконец, сразу несколько человек докладывают:
- Десять!
- И у меня тоже!
- И у меня!
Леночка с яркими веснушками скромно, но с гордостью говорит:
- А у меня больше.
Леночка с круглыми хвостиками говорит:
- Не ври.
Остальные вопросительно смотрят на меня, ожидая объяснений.

- Ой, как интересно! - радуюсь я. - Иди-ка сюда поближе, мы все вместе посчитаем.
Громко, не торопясь, считаем хором. При счете "десять" она с недоумением смотрит на меня.
Бережливая ты моя, сколько же раз в день ты их пересчитываешь? Ничего, сейчас поправим.
- А было одиннадцать, - говорю я во всеуслышание. - Я сама видела. Но ты вот этот пальчик в рот брала, чтобы цветочек на ведерке протереть, ему стало стыдно, и он растаял. Теперь у тебя, как у всех, десять, но, если это еще раз повторится, у тебя станет  меньше, чем у всех.
Дети, можно брать пальцы в рот?

- Не-е-ет!
Кто сказал, что напрягала детей? Это был просто воспитательный момент и подводка к нему.
..................................

Потом был обед, потом пересменка, и вот я у себя.
На столе трехлитровая банка с тягучим коричневым медом и записка.
"Эвочка, это тебе от Андрея за меня. Спасибо тебе огромное за эти выходные!
                Люся.               
Эва, мне приснился мой директор. Жаль, жена не знает, где он по ночам шастает. Спугнул мне жениха.  Позвоню вечером. Люба."

Всю неделю мы с Любой  перезванивались. Она заподозрила, что Люся что-то затевает, потому что дома её не застанешь, только по мобильному и все время на бегу. Похоже, что собирается к своему Андрею. Ну, что ж... свежий воздух полезен для здоровья.

В четверг ко мне подошел Сергей Сергеевич и сказал:
- Хочу попросить вас о помощи. Мне в субботу отлучиться надо часа на два, на три, а детей не с кем будет оставить. Поедем в субботу утром. Сможете выручить?
Я кивнула и опять подумала, что моим детям такая поездка была бы в радость. Но не выставлять же ему мои условия. Я уже всех детей в доме считала своими, но ведь мои садовские осиротели совсем недавно и на моих глазах, и потому за них я переживала немножечко больше.

К автобусу  подошла первой, гадая, кто окажется среди детей. Оказалось, что именно мои!
- Кого-то пришлось оставить, кого-то заменили, а потом воспитатели сами поняли, что можно собрать всех ваших. Только без Алёнки: у нас мужская компания. А Кирюшку побоялись брать: он вчера капризничал.

На этот раз он вёл машину очень внимательно. Подсматривать я бы  не стала, но он так светился от радости и так  старался её скрыть, что я то и дело поглядывала в зеркальце.
Ехали мы около часа и приехали в страну теремков и маленьких замков, где дача Сергея Сергеевича была далеко не самой скромной.

Дети горохом высыпались из автобуса и остановились, пока Сергей Сергеевич открывал ворота.
Желто-белый сенбернар у забора под кустом боярышника лениво повернул голову и вежливо гавкнул - не то поздоровался, не то обозначился. Дети почти не  испугались.
- Не бойтесь, это Сеня, - сказал Сергей Сергеевич, - он будет охранять вас с  Эвелиной  Константиновной.

Микрошу оставили на дороге у дачной ограды и мы все прошли на участок.
По периметру на каждой стороне  стояли по три дерева: яблони, сливы, груши и вишни; в центре - альпийская горка с цветами и камнями; справа - дом. Остальное место занимал газон с ровно поднявшейся после недавней стрижки травкой.
Откровенное барство, но до чего же красиво! Вот это, действительно, дача: никакого  рабского труда в поте лица. Как раз для такой белой женщины,  которой я привыкла  ощущать себя за последние недели.

У забора появился сосед и с улыбкой рассматривал нас.
Худенький,  невысокий и темноволосый - он был похож на озорного мальчишку, которому объясняли, как надо вести себя при посторонних.
- Здравствуйте. С пополнением, -  сказал он Сергею Сергеевичу, глядя на него веселыми глазами.
- Оставлю ненадолго, присматривай, - сказал Сергей Сергеевич, глядя на него без улыбки.
- Всегда рад, а сегодня  - особенно, -  ответил сосед, глядя на Сергея Сергеевича смеющимися глазами.
- Мой сосед, сослуживец и друг по летному училищу - Ефим Юрьевич, - представил его Сергей Сергеевич.
Сосед церемонно поклонился.
- Можно: Фима.
- Эвелина Константиновна, воспитательница детского дома.
Я кивнула.
- Знакомьтесь, - сказал Сергей Сергеевич и пошел открывать дверь.
Дети затопали по крыльцу, ворвались в дом и затихли. Что это их там так потрясло?
Ефим Юрьевич заметил мое любопытство, извинился и отошёл от забора.

В доме, и правда, было на что подивиться: по обе стороны большой комнаты наверх вели две лестницы, которые переходили в площадку второго этажа перед двумя дверями.
Под ними - углом друг к другу - стояли два одинаковых дивана, а за ними по торшеру. Не было ни ковра, ни люстры, ни занавесок на окнах.
Не успела я  осознать своё ощущение, как надо было включаться в работу.

Сумки с продуктами были уже на кухне, а Сергей Сергеевич выезжал на своей машине из ворот. У него "вольво". Цвет неопределенно темный, но, слышала, что машина надёжная.
Дети выскочили на крыльцо, а я взглянула на часы: пора на кухню. Пока собиралась с духом, вошел Фима с кастрюлей. Поставил на стол, открыл крышку: оттуда повалил густой белый  пар с укропным запахом, открывая желтую хорошо разварившуюся картошку под пышным покрывалом из зелени. Он встряхнул кастрюлю, и картошка, перемешавшись с укропом и петрушкой, потеряла четкость контуров и яркость красок, но стала еще более аппетитной на вид.

Фима быстро разгрузил сумки и стал открывать банки с консервами. Завтрак оказался совсем не страшен, и обеда я уже не боялась.

Дети спокойно играли: Саша и Петя возле диванов, остальные - на траве.
У калитки сторожем лежал Сеня-сенбернар и смотрел на детей, положив голову на лапы. Мне все было видно сквозь окна и открытые двери.

Просмотрев продукты, придумала пару салатиков, легкий супчик, а второе нарисовалось само собой.
Спустилась с крыльца и стала оглядываться в поисках хоть какой-нибудь грядки, чтобы нарвать зелени на суп. От забора окликнул Фима:
- Эвочка, вы что-то ищете?
- Укроп для супа.
- Сергей у нас не огородник. Это по моей части. Сейчас.

Он ушел за дом и скоро вернулся с букетом: укроп,петрушка, фенхель, базилик, любисток, листья чеснока, перья лука и пучок молоденькой морковки - все было жестко-упругое и пахло свежо и задиристо. Вот теперь мой суп заиграет и цветом, и запахом.

На кухне Фима надел на себя какой-то жуткий целлофановый фартук, который висел за шкафчиком, и стал к столу рядом со мной.
- Ну, что, понеслись?
- Да я сама.
- Почему сама? Есть будем все. Или вы что-то имеете против меня?
- После такого букета? Да как я смею?!
- Рад.  Значит, будете у меня на подхвате.

Ещё легче!

Фима был не повар, а клоун-эксцентрик с поварским уклоном: в его руках все летало, но ничего не падало и даже не звякало.
- Не удивляйтесь, Эвелиночка, это все тренировка. Голодная жена хуже тигра, поневоле научишься, если сбежать некуда.

Что-то не похож он на робкого и запуганного.
- Поменять не пробовали? - пошутила я.
- Ещё как пробовал!
- И много жен было? - насторожилась я.
- Не подумайте плохого, но, в общей сложности, пять.

Мысли бросились в разные стороны, как испуганные зайцы: куда я попала? Дети - детьми, но сама я тут под каким соусом? Неужели ловушка? Ой, мама!.. Только этого мне не хватало!

Тише. Спокойнее. Где дети? Вот они, на глазах.

Ещё спокойнее. Чётко ставим точки: да, приехала сама. Но - с детьми! Помочь. Ни о чем другом разговоров не было.  Намёков не понимаю. На поползновения реагирую резко и нелицеприятно. Ишь ты, какой! Да пусть только сунется!

И еще спокойнее: не сунется.  Это сразу видно.   Тогда зачем?
Вот именно: за детьми присмотреть. И вообще, он моложе меня. Кажется. На вид.

- И Сергей Сергеевич был на всех ваших свадьбах? - прохладно поинтересовалась я.
- На всех двух. Остальные были гражданские, - легко ответил Фима.
- И, конечно, вы всех их любили? - стараясь под иронией скрыть настороженность, спросила я.
- По-разному, но всех, и видит Бог, Эвочка, я старался. А по-настоящему полюбил недавно, когда свою встретил.
- А те?
- Пустое, - махнул рукой Фима. - Из серии "Более-менее".
Первый раз женился, чтобы за границу послали. Знали друг друга с детства, жили поблизости, но дома у неё никогда не был. Видел, что симпатичная, одета всегда красиво. Знал, что закончила текстильный, работает в Доме моделей. Но, Эвочка, я же не знал, что такое женщина, которая шьёт!

Представьте: свадьба, сборы, дорога - всё за две недели. Опомниться некогда. Приехали. Квартирка двухкомнатная; мебель со склада, остальное - что в руках привезли - своё. За два дня обустроились, живём. Чистота, порядок, еда - все честь честью.
Получаю первую зарплату. Полагается  отметить, чтоб запомнилось.
- Хочу, - говорит, - подарок.
Я, дурень, по простоте своей думаю: колечко какое-нибудь там.
Мимо. На колечки глянула, как трезвенник на солёные огурцы. Швейная машинка ей, оказывается, нужна была.
Эвочка! Я так свою "Мазду" не выбирал, как она ту штуковину! Да еще с  такими наворотами, что и сама не все сразу поняла. Но разобралась. Днями около нее сидела, но разобралась.

- Молодец, - сказала я с завистью. - Столько красоты можно сделать: захотела - готово!
- Тут - не спорю, - сказал Фима. - Но вы тоже не представляете, что такое  ателье в квартире и что такое модельер, закройщик и портной одном стакане.

У неё же ни на что нет ни времени, ни желания. Она постоянно что-то придумывала, кроила, шила. По всей квартире - блокноты, ручки, нитки, отрезы,  выкройки, и везде эти ниточки,  тряпочки, а еще эта вечно раскрытая машина и навсегда разложенный стол... У-у-у...
И весь этот... беспорядок  из-за машинки, которая в сложенном виде - не больше стопочки книг!

В ту комнату я боялся заходить. У меня вся одежда была в прихожей, в шкафу и на стульях.
Да, у нас в доме все было придумано Ингой и сшито её руками: шторы, постельное белье, покрывала, одежда. Но меня шатало от её ножниц, журналов, сантиметров... Меня домой не то что не тянуло - ноги не шли.

В общем, когда я узнал, что в неё влюбился мой сослуживец, то готов был на руках вынести её вместе с её машинкой.
О, Эвелиночка, если бы вы видели, с каким восторгом я убирал квартиру, когда они вынесли все её вещи! А как я готовил... А как я ел!.. Я больше не боялся проглотить иголку с  супом.

Потом ещё три раза пытался наладить свою семейную жизнь, но довольно скоро бросил это дело, потому что с каждым разом всё лучше понимал: не мое, Звелиночка, случайное.
- Эва - легче.
- Неплохо, но "Эвелиночка" - будто кружево на свет рассматриваешь.
- Кое-что в вас все-таки застряло, - засмеялась я. - Но один  плюс три - это четыре, а пятая?
- Тут всё отлично. Теперь у меня моя Полинушка. Это такое настоящее, что и сразу было видно, и со временем никуда не исчезает. Эх, Эвелиночка, какая у меня жена! Сам себе завидую.
" И растаял, как масло у плиты, - подумала я, глядя ему вслед. - Что ж там за женщина: "мамочка" или "львица"?

Он вернулся с ведёрком, в котором лежали молоденькие, еще мелковатые огурчики в черных колючках и два розовых помидора, держа в руках - несколько корней кудрявого салата.
- Вот и я. Что там у нас осталось?
- Порезать ваш урожай и можно подавать.
- Займитесь, - бодро сказал Фима, - а я возьму на себя  стол.

 К приезду Сергея Сергеевича всё было готово.
Самым страшным в обеде оказался стол, когда из-за него все встали. Фима куда-то исчез, и я с легкой тоской стала носить посуду на веранду.

Минут через десять Фима вернулся со щенком овчарки и посадил его на траву перед детьми. Щеночек звонко затявкал. Заинтересовавшийся Сеня-сенбернар подошел поближе, лёг поодаль и стал  рассматривать малыша, чуть поворачивая голову.

От радости дети не могли стоять на месте. Трогать щенка  руками им было запрещено, и скоро они все лежали на животах вокруг него. Каждый старался сказать ему что-то своё, самое ласковое.

Серый густо-пушистый щеночек, дрожа от радости, вертел хвостиком, звонко тявкал и смешно шлепался на толстенький задик.
Дети тут же назвали его Пушком и наперебой звали  к себе, стараясь чем-нибудь заинтересовать.
Дима придумал учить щенка прыгать через палочку, а поскольку прикасаться к щеночку было нельзя, то все наперебой старались дать ему понять, что от  него требуется, уговорами, мимикой и личный примером. Но щеночку не хотелось прыгать, и палочку он не воспринимал. Тогда Дима взял ещё одну палочку и подтолкнул малыша сзади.

Сеня-сенбернар  заволновался и с рычанием положил лапу на щенка. Пушок перевёрнулся животом вверх и, повизгивая, отбивался всеми лапами.
Дети стояли поодаль, глядя на них с опаской и вожделением. Щеночек отчаянно  пытался выбраться из-под  Сениной лапы; наконец, он перевернулся, изо всех сил  выкарабкиваясь, выбрался из-под тяжелой лапы и бросился к детям.
Они закричали с таким  безудержным восторгом, что пёс встал и перешел к крыльцу.

Сергей Сергеевич попросил меня постелить  кровать в спальне, и я пошла наверх.

Спальней была угловая комната. В ней было почти голо. Вместо занавески висел небрежно накинутый на нить кусок клетчатой ткани, выгоревший до серого цвета. На другом окне не было совсем ничего, видимо, потому, что за ним был лес. У стены - раскладушка, справа - огромная кровать.
Это кому?  Неужели здесь спали и другие воспитательницы? Нет, не мог он устроить мне ловушку, его же все так уважают.

Оборвав мои подозрения, вошел Сергей Сергеевич со спящим Сашей на руках. Я и не заметила, где и когда он уснул, хоть и помню, что его не было с детьми около щенка.
Он ненамного старше Кирюши, и без дневного сна ему, конечно, трудно. Сергей Сергеевич с недоумением посмотрел на меня и положил Сашу на кровать. Вместе мы быстро расстелили её, и он стал разувать малыша, а я пошла вниз.

На кухне посуда уже была очищена и составлена в мойку. Увидев меня, Фима кивнул на кастрюлю с закипающей водой и вышел с миской, полной остатков от обеда для Сени-сенбернара. Он поражал меня сноровкой и неистощимой веселой энергией.
- Управляетесь? У нас тут разделение труда: Сергей с детьми, а на мне все остальное. Я детей побаиваюсь.
- Внуки появятся, осмелеете, - успокоила я.
- До внуков, точно, осмелею, - засмеялся он.

Вечером, когда дети уже спали, а мы втроем сидели у крыльца, подъехала машина и Фима бросился к ней. Оттуда выскочила девушка и повисла у него на шее. Он покачал ее из стороны в сторону, и они замерли надолго.

Сначала мне показалось, что поцелуй папы с дочкой что-то слишком затянулся, а потом медленно стало доходить: так это... Это и есть его Полина?..
Я посмотрела на Сергея Сергеевича, и наткнулась на его строгий взгляд. Стало неловко: подсматриваю, как маленькая.

Они ушли, обнявшись и забыв обо всем. Водитель молча посмотрел им вслед и повернулся к Сергею Сергеевичу.
- В машине вещи, а мне за оба конца.
Сергей Сергеевич рассчитался и понес в дом к другу сумки, а когда вернулся, сказал, что Полина сдала сессию, и завтра мы будем это отмечать.

Я кивнула. Перед глазами стояло счастливое лицо Фимы. Мужчине пятьдесят, пятая жена, а лицо - будто в первый раз и обоим по шестнадцать. И как это люди так умудряются?

Сергей Сергеевич показал мне мою комнату и поднялся к детям. Я подошла к окну. За забором у дачной ограды стоял Микроша.  Напротив окна выше дома поднималась сосна, обвитая виноградом. В неживом свете полной луны все казалось застывшим и ненастоящим, будто декорации.

Этот свет заливал и комнату, и казалось, что она застыла в какой-то пугливой настороженности и неуюте. Что-то неприкаянное было в ней, как в человеке, который понимает и свои недостатки, и то, что не в силах их исправить, и потому, стиснув зубы, просто терпит душевную боль, уже не надеясь ни на помощь, ни на снисхождение. Да и во всем доме это ощущалось.
Не для того ли Сергей Сергеевич берет детей на выходные, чтобы не замечать этого?

Расправила занавеску, поставила табуретку в угол и легла. Отвлекала себя от грусти мыслями о том, что я смогу завтра тут исправить. Не заметила, как заснула.
Вдруг сон, как рукой стерло: у двери послышались тихие шаги. Значит, все-таки ловушка? "Вот, значит, за что уважают..." - с горечью подумала я. Что ж, действовать буду по обстоятельствам.
Притаилась, сдерживая дыхание. Но за дверью было тихо. Что-то долго не входит. Странно.
Не заметила, как уснула.

Утром, выходя из комнаты, увидела у двери табуретку из кухни, а на ней - мыло, полотенце, новенькие паста и зубная щетка и... белый детдомовский халат. Конечно, лишнее, но - позаботился обо всем. Теперь понятно, за что уважают.
 А я-то...

Проглотив коктейль из успокоенной мнительности и уверенности в своей неприкосновенности, ощутила легкий привкус разочарования. Это было непонятно, и я постаралась отбросить эти мысли.
На столе лежала записка: "Уехал ненадолго. Фима помочь не сможет. Дети будут слушаться. Сергей."
А отчество?
Ладно, попробую справиться сама.

Дверь на веранду почему-то была закрыта. Открыла: за столом сидит Полина, у стола Фима режет ветчину, а на плите уже жарится и варится. При этом они о чем-то говорят; лица у обоих размягченные, а глаза светятся спокойным счастьем.
- Доброе утро, Эвелиночка, я тут сам справлюсь, а вы с Полинкой идите на крылечко. Познакомьтесь, поговорите.
Под кустом жасмина мы говорила довольно долго. Фима сам покормил детей, вынес поесть и нам. Пока Сергея Сергеевича не было, мы неплохо провели время в разговорах, глядя, как играют дети.

После обеда Фима отправил нас всех в сад-газон, а сам остался мыть посуду. Сергей Сергеевич мыл коврики в машине, а мы с Полиной опять остались одни.
- Фима мне уже все рассказал, я за вас обоих очень рада. Когда у вас свадьба?

Вот тебе и раз!..
- При чем тут свадьба?

Интересный случай, первый раз такое: приехала помочь, и узнаю, что почти замужем. Стараясь не смотреть в сторону Сергея Сергеевича, ответила:
- Сергей Сергеевич попросил меня помочь с детьми, и я...
- Раньше они с Фимой сами прекрасно справлялись, никого не приглашали, - ласково глядя в упор, сказала Полина.
- А я тут  первая? - осторожно спросила я, чувствуя, что сердце тихо замирает.
- Да.
- Ерунда, - отмахнулась я, стараясь не выдать растерянность. - Мои дети совсем недавно осиротели, и он решил устроить им праздник.
- Сергей может, - сказала Полина. - Он очень добрый. А как вам нравится мой Фима?
- Очень!
- У меня от него секрет.
- Вы ждете ребенка?
- Да.
- Зачем же скрывать?
- Сюрприз к дню рождения.
- Когда?
- Через два месяца.
Я  рассмеялась, и она за мной.
- Выдержу, вот увидите.
- Секрет не выдержит, - смеялась я.
- Выдержу, потому что это будет лучший подарок. Я вам специально проговорилась.

Вот хитрюжка! Я смеялась от всей души.
- Мама знает?
- Мама умерла два года назад, папу вообще никогда не видела.
Я обняла ее и поцеловала. Не "мамочка" и не " львица", а просто клад. Повезло Фиме, дай, Б-г, счастья!


На душе было чудо как хорошо: эта девочка с её прекрасной тайной, дети со щеночком, мужчины возле машины и даже Сеня-сенбернар у крыльца - все вместе дарило  счастье и казалось, что так было и будет всегда. Это ощущение вошло в меня и осело, прочно обосновавшись внутри.

Но все когда-нибудь кончается.
Еще примята трава у цветов, а мы уже в автобусе, и нас провожают Фима и Сеня-сенбернар со щенком. На этот раз Фима смотрит серьезно, почти строго, а Сергей Сергеевич на него - весело. Похоже, что секрет все же рассекретился. Но я тут ни при чем.
Ничего, придумает ему Полина за два месяца другой подарок.

..............................
У Дома мы с детьми вышли, а Сергей Сергеевич повез Полину в военный городок, потому что утром ей на работу. Я развела детей по группам и поднялась к себе.
Моя уютная комнатка показалась мне до странности чужой, будто давно забытой. Не потому, что увидела чужой дворец, а потому, что отчаянно не хотелось терять ощущения единения и тепла, которые  шли от этих мужчин, отдававших любовь, не меряя.

Сергей Сергеевич почти не стал мне ближе за эти два дня, но я поняла, за что его уважают.
Старалась вернуться в свое обычное состояние, но не могла забыть ощущение блаженного покоя, будто солнце внезапно спряталось и неизвестно, когда выглянет снова.
                Часть 10


С Сергеем Сергеевичем мы только здоровались. Меня это не очень огорчало, потому что больше, чем  он, вспоминались Фима с Полиной, Сеня-сенбернар и почему-то комната, в которой я спала. Будто я что-то в ней забыла. Всю неделю  не могла выйти из этого настроения.
В пятницу  с утра, не признаваясь самой себе, я боялась пропустить отъезд детей с Сергеем Сергеевичем. К этому моменту  я со старшей ясельной группой была на площадке и не выпускала из виду ворота.

Я их не пропустила. Сергей Сергеевич уезжал без всяких помощниц, в машине были только дети. Выезжая за ворота,  глянул в мою сторону лишь на миг.

Так медленно  выходные еще никогда не тянулись! Не помню, что я делала; помню только, что вернулись они рано, прямо к полднику. Няни вышли встретить детей, он переговорил с ними и, закрывая дверцу, бросил короткий взгляд на мое окно.
Если свет падал удачно, то  за шторой он меня  не заметил.

Неделя тянулась невыносимо скучно. Я не жила, а функционировала. К счастью, в четверг позвонила Люба и сообщила новость: Люся в спешном порядке - по две смены в день - отработала  часы в школьном лагере и уехала к своему Андрею. Сообщила об этом с вокзала, предупредила, чтобы не волновались: в лесу не сможет подзаряжать телефон.
Мы обсудили новость со всех сторон и смирились: летом в лесу хорошо, пусть порадуется, если есть такая возможность.
Пригласила Любу к себе, и она охотно согласилась приехать в конце следующей недели.

А назавтра во время первой прогулки ко мне подошел Сергей Сергеевич.
- Мне опять надо отлучиться по делам, а Фима один остаться с детьми не согласится. Выручите?
Я постаралась не покраснеть от радости, вспомнив слова Полины: "Раньше они с Фимой сами прекрасно справлялись."

                ж ж ж

В пятницу  боялась только одного: слишком рано появиться у автобуса. За неделю  узнала, что воспитатели отправляли  детей в эти поездки по спискам, и дети с нетерпением ждали своей очереди.
В этот раз из моих садовских детей не было никого, но почему-то мое появление у автобуса все встретили как должное. Всю дорогу я не могла понять своего настроения.

Фима ждал нас с готовым ужином, а Сеня-сенбернар встал, по-джентльменски  лизнул руку и снова лег у крыльца.

После ужина Фима сказал, что на грядках уже полно спелой клубники и увел детей к себе на участок. Мы остались вдвоем. Помолчали. Сеня-сенбернар, опустив голову перешел под куст боярышника у ограды и лег там, закрыв глаза. И тут я увидела, что Сергей Сергеевич смущается.
- Пойду к себе, поставлю вещи, - сказала я и сжалась от этого нечаянного "к себе".
Странно, но он, похоже, не заметил моей оговорки, взял мою сумку и пошел за мной.
Когда он открыл дверь, я увидела комнату, по которой скучала всю неделю. На подоконнике в круглом аквариуме стоял  пышный букет. В мягком кружеве метелок спаржи  торчали пики молодых гладиолусов. Из недавно открывшихся бутонов выглядывали разноцветные оборочки - будущие лепестки.
- Если что, на ночь можно убрать, - сказал Сергей Сергеевич.
- Нет, нет, я люблю цветы.
- Знаю.
- Откуда? - удивилась я.
- Вы часто сидите в цветнике.

Подсматривал? Вот это да!..

Дети паслись  на грядках до вечера. Фима привел их в восемь часов, и они с Сергеем Сергеевичем сразу стали кормить их ужином. Делали они это с таким вниманием и заботой, что смотреть  хотелось больше, чем есть: заботливый мужчина - редкость, а двое  и подавно.

Когда Сергей Сергеевич повел детей наверх, мы с Фимой занялись посудой, и он спросил:
- Эвочка, вам тут нравится?
- Очень! - с чувством ответила я.
- Приятно слышать, потому что без вас и Полины мы с Сергеем живем только ожиданием.
- Так вы бы пригласили кого-нибудь, - с притворным сочувствием подсказала я.
- Да кто же это в свои выходные согласится с чужими детьми маяться?
- Даже не искали?
- Рискованно, - вздохнул Фима, и я поняла, что он мне подыгрывает. - Дамы нынче пошли меркантильные. Как увидят, что мужчина один, сразу так и норовит удавку на шею набросить.
- Набросишь на вас, - скептически заметила я.
- Не смущайтесь, Эвочка, знаем мы ваш основной женский инстинкт.
- Неужели Полина набрасывала? -  не поверила  я.
- Нет! Вот тут - нет! Полину я ловил. Такие силки расставлял... - он засмеялся. - Но я вот к чему: тут неподалеку есть дача, куда приезжает очень решительная мадам. Так она уже покушалась на нашего Сергея. Вдвоем еле отбились. Но, боюсь, опасность отступила только на время.
- Ой, да пожалела она вас, горемык! - веселилась я. - Помочь хотела,  и совершенно бескорыстно.
- Знаем мы таких, -  усмехнулся Фима. - Замуж идет бескорыстно, а потом вывозит вещи контейнерами, оставляет голые стены и записку на подоконнике: "Дорогой, ты мне должен примерно пятьсот сорок один доллар и тридцать семь с половиной центов. Не тяни, а то нарастут   проценты. Время пошло."

Было весело и хотелось вредничать.
- Да где вы таких видели? - возмущалась я сквозь смех.
- Пойдем гулять, покажу, - пообещал Фима без смеха. - Оставила мужу одну комнату в квартире, которую он  д о  нее получал, и одну комнату на даче, которую он сам строил. И ни на какой размен не идет. Вот скажите, за что он ей должен, если у них нет детей?
- Да любит она его! Как можно не понимать? - возмутилась я.
- Это... любовь?..
От изумления Фима опустился на табуретку.

Странно. Вроде,  человек столько  в жизни видел, а простых вещей не понимает. А впрочем -мужчина. Что с него взять?
Он мне все больше нравился. Я пыталась через него получше узнать Сергея Сергеевича, но Фима, будто играл в поддавки: информацию выдавал ведрами и только положительную. Я не выдержала:
- Хвалите друга, будто засидевшуюся невесту.
- Так и есть,  - спокойно ответил он. - Шестой год один. Сколько можно ходить вокруг, если оба нравитесь друг другу?
Любопытство победило растерянность.
- Можно узнать, из чего это следует? - спросила я.
- Вы здесь второй раз.
- И что?
- За шесть лет - первая.

И он туда же. Неужели это так серьезно?
Внутри все похолодело: это  же ни на что не похоже! Я думала, что должно пройти какое-то  время, потом надо набраться  смелости и все время придумывать какие-нибудь уловки для  обольщения...  А тут сразу раз: "Пройдите в "дамки", пожалуйста".

Захотелось куда-нибудь уйти или чем-нибудь заняться, чтобы успокоить мысли, но Фима тут же пресек мою горячку.
- Сидите, Сергей сам справится.
Сам, так сам. Сяду. Только я к нему и не собиралась.
Фима заговорил о чем-то другом, и я немного  успокоилась.

Когда Cергей Сергеевич спустился к нам, Фима встал.
- Сдаю пост. Я старался, правда, Эвочка? Если понадобится, я долго не сплю.
Сергей Сергеевич смотрел на него молча и нетерпеливо. Фима ушел. Я проводила его глазами, чувствуя, что тоже напряглась: и что теперь?
- Спать хотите?
Вот тебе и раз! А сам-то куда?
- Нет. Идите, я посижу с детьми.
- Хотите, покажу, какие тут места?
- А дети?
- Фиму попросим.

Я кивнула. Это лучше, чем сидеть и краснеть, глядя друг на друга. Теперь я чувствовала себя уверенно и спокойно смотрела на него. Сквозь легкое смущение Сергей Сергеевич  почему-то хорошел с каждой минутой. От этого у меня внутри что-то светлое кругами расходилось во все стороны. Это светлое и неуловимо-прозрачное  выходило за пределы  моего тела. Должно быть оно захватывало Сергея Сергеевича, потому что в глазах его горели огоньки, от которых у меня внутри смешивались веселье и холод.

Чем-то он напоминал леопарда в засаде, но было совсем нестрашно. Было невыразимо приятно сознавать, что я тут первая за шесть лет; что все уже так очевидно для Сергея Сергеевича и так необратимо для меня.

И вдруг меня пронзило: счастье любит веселых, а веселыми становятся счастливые. Это - замкнутый круг, внутри которого я каким-то непостижимым образом оказалась, и не одна, а вместе с Сергеем Сергеевичем. Это было очевидно, хотя и непонятно.

До сих пор у меня не было повода задуматься о замужестве, и потому я так и не  выработала собственной концепции счастья или - хотя бы - его эталона. Но, похоже, оно сделало  это за меня.

Сергей Сергеевич уже несколько раз замедлял шаги, чтобы я его догнала, но каждый раз я, будто невзначай, тоже останавливалась, стараясь держаться от него подальше,  и он перестал оглядываться.
Когда надо было переходить широкий ручей, он без всяких там "Разрешите" взял меня за руку и повел по камням, хотя с таких я бы и сама не упала. Я была  совершенно уверена, что он отпустит меня, когда мы ступим на землю, но он повернулся, и я оказалась в кольце его рук.
Оказывается, я напрасно считала себя раскованной жизнью и подготовленной Фимой. В ужасе  прошептала пересохшими губами:
- Только не здесь...

Озеро, куда мы пришли, было небольшое. Слева оно обросло камышом и рогозом. По всей акватории были видны несколько лодок с рыболовами, у берега покачивался плотик.  Изредка кто-нибудь снимал рыбу с крючка и снова все забрасывал удочку. И  над всем этим - тишина и умиротворенный покой. Неплохо.

Я повернулась К Сергею Сергеевичу. Он  чего-то ждал от меня. Я растерялась, но сообразила и в меру сил изобразила восхищение:
- Как красиво!
Он расслабился, стал смелее смотреть на меня и по сторонам, явно ожидая, что я продолжу излияния.
Я, конечно, филолог, но устные сочинения после трудовой недели... Но посмотрела на  него и сказала:
- Красивый закат. Краски  нежные. И местечко уютное. Песочек такой меленький.
Сергей Сергеевич слушал молча, но я чувствовала,что ему приятно, как под теплым душем. Ну, и я расслабилась.
- Хорошо, наверное, здесь отдыхать.  Жаль, только, что рыболовов мниого.

Последние слова я договаривала не очень уверенно, уже понимая, что думать надо было осторожнее, потому что Сергей Сергеевич, даже не шевельнувшись, вдруг стал напоминать быка с кольцом в носу, с которого  зачем-то   сняли цепь. В нём ощущались нетерпение и огонь, от которых я поотвыкла. И вообще... Да ну его!
Захотелось поскорее вернуться на дачу и спрятаться в своей комнате.

На обратном пути я, боясь оказаться слишком близко к Сергею Сергеевичу, то летела, будто  за мной гнались, то останавливалась над каким-нибудь цветком, а через ручей  перенеслась,  как вихрь. Но он всю дорогу молчал и о чем-то сосредоточенно думал.

Фима бросил на нас короткий взгляд, сказал, что все нормально, и ушел к себе. Мы молча разошлись по комнатам.

Лежа в постели, я перебирала памяти события последних месяцев, удивляясь, как далеко я оказалась от  дома и даже от мыслей о нем всего за два месяца.
В доме стояла абсолютная тишина, но я ощущала непонятную тревогу. Когда послышались тихие шаги, тело мгновенно превратилось в сжатую пружину. Шаги остановились у двери и кто-то постучал. Тихо-тихо. Ногтем.
Дрожащими руками я набросила халат и пошла открывать дверь, на которой не было даже крючка.

Когда угар прошел и я смогла соображать, увидела крепкое плечо, прислонилась к нему лбом и мгновенно заснула.

                часть 11 


На обратном пути он не сказал мне ни слова. Простились у ворот тоже молча.
"Что ж, я неплохо держалась", - думала я. -"Все равно назад ничего не вернуть. Ладно, переживу как-нибудь".
В горле что-то давило; я  совсем не хотела поворачиваться и даже не понимаю, как это  получилось.
Сергей Сергеевич смотрел мне вслед и... мне вдруг показалось, что я у него на руках, и все мои проблемы у него за спиной.
Мы просто смотрели друг на друга, а я все отчетливей понимала, что дальше  по жизни я буду идти по розовым лепесткам, потому что рядом  со мной будет он, мой Сережа.

Во вторник, когда я переобувала малышей на прогулку, в раздевалку вошла Юры-димина воспитательница. Она  сказала, что завтра она будет работать за меня, и попросила заехать к ее маме  забрать сумку с вещами.

Я удивилась, не понимая смысла перестановки:   у неё свободный день,  а я почему-то     должна срываться с работы ради её сумки.
- А почему вы сами не едете? 
- Потому что  едете вы.  Сергей Сергеевич никогда не отказывается. Я бы к нему сама сбегала,но я сегодня работаю без няни, мне не отойти.

Я ничего не понимала: куда и зачем  меня посылают? И почему я ничего не знаю?
- Извините,- сказала воспитательница, видя мое замешательство, - если некогда, то не надо. Я пойду, а то мои уже кричат.
- А в чем, собственно, дело? - по-прежнему ничего не понимая, спросила я.
- Вы же едете в город подавать заявление, вот я и хотела попросить, чтобы вы захватили мои вещи.

Вот оно что:  увольняют! Конец месяца, табель закрыт, значит, до первого числа надо доработать. А заявление надо подавать за неделю, как минимум. Как раз!
Все ясно: "облико морале"!
Сейчас после смены вызовут и все объяснят. Как все, однако, тут всё поставлено! Вот это связь в сельской местности! Читала про сарафанное радио, но чтоб такая скорость... Как такое возможно?

Дети уже переобулись, построились и толкались от нечего делать, а я совершенно выпала из процесса. Елена Григорьевна, по-прежнему, смотревшая  на меня с недоумением, ещЁ раз извинилась и вышла.
Мы с детьми вышли на площадку. Совершенно автоматически я следила, чтобы не снимали панамки, не ссорились, не обсыпались песком, а сама пыталась изо всех сил вспомнить за   собой хоть какие-нибудь провинности.

Кроме личных отношений в свободное от работы время далеко от работы вспомнить было абсолютно нечего. Но странно: никому ни слова не сказала, еще не вызывали к заведующей, а коллектив уже в курсе, и мне уже надо увольняться.
А мне тут так хорошо! И у меня же тут Сережа. Надо  скорей все ему рассказать.

Еле дождалась Ирину Васильевну. Она ахнула с порога:
- Вы заболели? На вас лица нет.
- Меня за что-то увольняют.
- За что??
- Не знаю...
- Был приказ? Вас вызывали?
- Нет. Но все уже знают.
И я бросилась на хоздвор.

- Сережа, меня увольняют.
- За что?
- Не знаю. Сказали, что я завтра еду писать заявление.
Он засмеялся.
- Не писать, а подавать! В ЗАГС!
Я смотрела на него, медленно остывая от переполоха и думала: "Прямо сразу? В пятьдесят - и такая... порядочность? Да за что ж мне такое счастье?!!" Но вслух  спокойно спросила:
- К чему  такая спешка?
- Чтоб не увели. Нормальный мужской инстинкт.

Мне стало смешно.
- Да кто меня уведет? Кому я тут нужна?
- Мне. Насовсем и поскорее. А увести могут и меня. Что будешь делать?

Он улыбался, а мне никогда еще не было так спокойно. Ну кто же это посмеет его увести, если он  м о й? И куда он денется, если я без него жить не смогу?
- Почему ты смеешься?
- Так быстро...
- Если хочешь, могу покорять тебя по всем правилам, но сколько  ни сопротивляйся, все равно ты будешь моей.
- Прямо  сразу?
- Нет, конечно. Через неделю.
- Ой! - испугалась я.
- Не бойся, все успеем.
- А ждать?
- Кому не к спеху, те пусть ждут.
Мы оба засмеялись.

В среду мы съездили в город, подали заявление, забрали сумку, получили продукты и вернулись в Дом. Никто ни о чем не расспрашивал, но улыбки у всех были самые доброжелательные.
В следующую среду мы оставили Дом на несколько недель. После регистрации посидели в ресторане с Фимой и Полиной. Когда они сказали нам "Горько", Сережа поцеловал меня не только в губы, но и в подбородок. Как же приятно, когда муж умеет ценить прекрасное!

После ресторана наши свидетели посадили нас в поезд, и мы поехали к сережиным родителям, у которых прожили пять дней. Все его родственники приняли меня, как родную. Я чувствовала себя маленькой девочкой, которая опоздала к обеду, а все ждали и волновались и теперь бесконечно рады, что я, наконец, нашлась и уже дома.
Потом Сережин папа отвез нас на вокзал, и через сутки мы оказались в Крыму.

В маленьком солнечном городке,  среди скал и песка, мы впервые оказались наедине. С утра уходили на пляж. Сережа прыгал со скалы, а я с дрожью в сердце ждала, когда он вынырнет. Не знаю, как, но он заметил, что я нервничаю, и перестал прыгать. Однако, просто загорать нам обоим было невыносимо скучно. Спасались экскурсиями, но они так утомляли, что не было сил приводить себя в порядок, чтобы выйти поужинать.
Мы все чаще смотрели друг на друга, и я не понимала, что со мной, пока Сережа не сказал:
- Хочешь домой?
И тогда я поняла, что наотдыхалась. А еще, что он угадывает мои мысли и желания.  Это значит, что теперь я стала женщиной, о которой заботятся. 
Это так потрясло меня, что в несколько минут я, будто переродилась: стала абсолютно спокойной и уверенной в себе.
Я почувствовала себя з а м у ж е м.      
Это чувство невозможно описать!

Последнюю неделю отпуска мы провели у Сережи на даче, и я запомнила ее как самую счастливую. С нами были Фима и Полина. В любви только третий бывает лишним, а две любящие пары - это счастье для всех четверых. Я любовалась Фимой и Поленькой и желала им бесконечной любви; надеюсь, что и они нам - тоже.

Наша первая ночь после Крыма была не очень романтичной. Большая кровать, придвинутая боком к стене,  и темный лес за окном - особенно голо и неприглядно выглядели после гостиничного номера с коврами и драпировками.

Не выдержав, я спросила у Фимы, почему в доме так неуютно.
Оказалось, что сережина жена была довольно болезненной женщиной; загородную жизнь выносила с трудом. Ездила  только ради дочки. Все свободное время гуляла с ней подальше от дома, подальше от строительного шума и мусора. Готовила, жалуясь на неудобства. Об огороде и слышать не хотела. Сережа сам строил  и  обустраивал дом и участок.
Мне было очень жаль его: я очень хорошо знала, как любит он свой дом; вспоминала образцовый порядок в доме его родителей, и руки сами тянулись к работе.

Постепенно дом освобождался из плена запустения, и я все с большим нетерпением стремилась по пятницам на дачу.
Фима каждый раз, наведываясь к нам,  приносил в ведерке или в корзинке чего-нибудь с огорода. Сережа благодарил его и со знанием дела говорил с ним на огородные темы, а Фима украдкой подмигивал мне.

Я поначалу не придавая этому никакого значения. Но постепенно, видя, с какой нежной дымкой в глазах Сережа смотрит на Фимины овощи, вспомнив огород у его родителей, я вдруг загорелась: захотела, иметь ровные,  под шнурок, грядки, аккуратно прополотые и увешанные золотисто-желтыми стручками спаржевой фасоли, темно-зелеными огурчиками и краснобокими помидорами.  Представила, что у Сережи каждый раз на столе будет новый суп и салатик из самых свежих овощей. Вот уж он будет счастлив! Ладно, хочу огород.

Хотя, если подумать: урожай придется квасить, солить и консервировать. Потом есть, набирая килограммы. А я и так не худышка, мне это совсем ни к чему. Да и руки портятся. А газон? Сережа вложил в него столько труда и денег. Не может же он сам все это отменить. Скорей всего, он разрешит сделать одну, максимум - две грядки. Ладно, это я вытерплю.
Но Сережа в таких обсуждениях участвовал  с таким энтузиазмом, что я поняла: планы у него в этом направлении наполеоновские и надежды - самые радужные.

Не имея сил разочаровывать его, я сказала:
- Очень заманчиво, но я совсем не умею консервировать.
- Научу! - сказал Сережа и закружил меня по газону.

Зря он так радовался. Но я успокоилась: пусть поучит. А когда убедится, что я в этой области полная бездарность, то и сам справится. На всякий случай добавила:
- Всегда мечтала, чтобы руки были, как у певицы: нежные... чистые, в общем.
Слово "холеные" я не смогла выговорить под его взглядом.
- Чистые - не обещаю, но мокрые будут часто, - засмеялся он.

Нет, ну... просто сил нет с этими мужчинами...
Ну, что ж, ничего не поделаешь. Холеными они у меня были в Доме, теперь, для разнообразия, побудут мокрыми.

В те дни мы много говорили о даче. У меня в голове было множество идей по благоустройству дома и участка, а Сережа соглашался со всем с полнейшим восторгом.
Мне было так хорошо, что я совсем забыла о подругах. Люба сама позвонила мне через неделю после моего приезда. Мы поболтали о Люсе, от которой не было никаких вестей. Если дозвониться ей невозможно, значит, живет в своей лесной избушке, и ей  не до нас.
Я совершенно отвыкла от своей городской квартиры и пригласила Любу к нам на дачу. Она привезла  журналы с интерьерами  дачных комнат и подарила несколько собственных очень удачных идей.

Вечером, стоя на галерее, мы смотрели на поселок. Перед нами раскинулось что-то вроде шахматного поля, где каждая клетка была по-своему интересна; некоторые изумляли прихотливостью, в которой угадывались бережно взлелеянные детские мечты и фантазии.
- Помнишь, как мы смотрели на самолет? - спросила я.
- Даже не верится, - улыбнулась Люба. - Всего три месяца назад, а столько событий.
- Хочешь, попрошу Сережу, и мы сходим к кому-нибудь в гости?
- Нет, - Люба покачала головой. - Хочу, как у вас. Чтоб само на голову свалилось.
- Мы обе для этого сдвинулись с места.
- Но не для того, чтобы искать.
Что ж, я была с ней согласна. Как говорила моя бабушка: свой и за печкой найдет. Но за любиным спокойствием я видела не только следы неудач с мужчинами, но и глубоко затаенную боль от разлуки с Ванечкой.
......................................

В середине сентября мы все втроем собрались, наконец, у Люси, пообещавшей новости.
Она выглядела такой цветущей и счастливой.
За столом с невиданными мясными деликатесами, яблочным вином и разноцветными наливками мы знакомились с кулинарной экзотикой - деревенской кухней.
Когда выпили за встречу, не знали, что раньше пробовать. Люся сияла, как солнышко.
- Ешьте, ешьте, а то у вас для моих сюрпризов сил не хватит.
Мы ели, хвалили, радовались за подругу. А сюрпризы... Да какие сюрпризы могут быть у влюбленной женщины? Все и так понятно.

Люся смотрела на нас и улыбалась.
- Люся, ты на таком рационе совсем разбаловалась, - сказала я, - даже на тарелку ничего не положила.
Люся улыбнулась, как ясная зорька, и положила на тарелку правую руку с новеньким обручальным колечком.

Мое было ничуть не хуже, я и спокойно порадовалась за подругу. Люба с легким сочувствием сказала:
- Поздравляю. Но как ты там будешь жить?
- Я живу  замечательно!
Люся так и светилась от счастья.
- Ты представь, что там будет зимой, - со вздохом, как неразумной, сказала Люба.
- Снег! Зимой к домику будут приходить лоси. Их надо будет подкармливать сеном, - с радостью сообщила Люся.
- Совсем ты дурочка,Люсенька. Там к тебе будут приходить еще и волки с медведями, и все без фамилий. А весной, летом и осенью все страдают на огородах.
- А летом я буду радоваться,  качать коляску и смотреть, как прыгают  белки, их вокруг избушки  много, и они меня уже знают. Но мы с Андрюшей будем жить совсем в другом месте.

Она торжествовала, а мы не могли опомниться: дурочке сорок два - сорок третий и - нате вам: ребенок! Просто отчаянная какая-то.
Но что-то не позволяло говорить о ней, как о глупенькой.
К тому же мы хорошо помнили,  что детей у нее  не может быть,  и никакое лечение ей не поможет. Неужели будет усыновлять? Это после Любиного-то примера?..

Я еще не пришла в себя, когда Люба спросила:
- Это все сюрпризы?
- Есть еще один. Скоро появится.
После этих слов мы подумали, что осталось полсюрприза, но ошиблись.
- Последний предварительный, чтоб вы не упали, - сказала Люся. - Лесником работает  троюродный брат Андрея. Он строит сыну дом и попросил поработать, пока  закончит. Надо успеть накрыть крышу до дождей. А сам Андрюша - пограничник. Мы будем охранять вас на южной  границе.

У меня уже не было сил удивляться, а Люба вдруг начала извиняться.
- Ерунда, - смеялась Люся, - вы же не знали. Мне даже приятно, что все так весело и неожиданно для вас. Я и сама ему долго не верила. Знаете, девочки, когда он стал говорить, кто он и где, я не поверила: не совпадала та избушка с погонами. А я его в душу с первой минуты приняла таким, как он есть.
- Сапожки у него офицерские были, - вспомнила я.
- Да я на них и внимания не обратила, - сказала Люся.- Контраст был слишком яркий. Обидно было, что обманывает. Потому и не говорила вам ничего.

Мы еще не остыли от новостей, когда в дверь позвонили.
Люся выскочила в прихожую, и через минуту вместе со своим Андреем  вошла в комнату. Они стали перед нами, как перед  фотографом.

Рядом с нашей подружкой стоял высокий подтянутый молодой мужчина. (Таким он выглядел и позже, когда ослабил галстук и расстегнул пиджак.)Поначалу он был слегка сдержан и слегка напряжен, но потом мы беседовали самым милым образом.
- Спасибо  вам за мою Люсю, - сказал он нам с Любой - я ваш должник.
Умеет человек подсластить пилюлю, ничего не скажешь.
Люся хотела положить ему что-то на тарелку, но он ласково остановил ее, погладив по руке, и обнял. Под его рукой Люся  притихла и сидела спокойная и счастливая, незнакомо похорошевшая.

Не скажу, что ее Андрей порадовал нас неподражаемым юмором, скорее, наоборот: успокоил. Он очень забавно рассказывал случаи из их лесной жизни, о том, как  знакомилась с бабушкой и ее хозяйством.
По люсиному лицу с привычным макияжем не было заметно, что общение с природой пустило в ней глубокие корни.
К концу вечера мы поняли, что за подругу надо не опасаться, а радоваться. А у самой Люси в глазах стояло тихое счастье, совершенно отдельное от нас.

- Ну ты подумай, - сказала Люба, когда мы вышли из подъезда,- и от такого человека я с пеной у рта ее отговаривала!
- Не было пены, успокойся, я точно помню, - сказала я.- На тот момент о замужестве не было речи. Мы обе желали ей добра и потому отговаривали.
- Правду говорят: желаешь добра - не вмешивайся, - сказала Люба и до самого прощания не сказала ни слова.


                часть 12


Теперь мы с Любой остались вдвоем, да и то на расстоянии. Соединял нас только телефон.  Детей мы с Сережей перестали брать на выходные из-за беспорядка в доме, а Люба приезжала к нам на дачу редко - только если привозила нужные мне журналы или выполненные заказы, которые я ей поручала. Нам было не до гостей: я занималась домом.
Постепенно хаос уступал место порядку, и дом возрождался заново в новом и неожиданном для нас обоих виде. Не знаю, почему, я начала с лестниц. Мне очень хотелось, чтобы на ступеньках лежала дорожка, прижатая прутьями, а на столбиках перил стояли папоротники с длинными листьями. Я с лета заболела этой мечтой. В доме, неделями промерзающей насквозь, о живых цветах не могло быть и речи, но все равно в мечтах я видела лестницу именно такой.
Дорожку нашла сама, а прутья Сережа заказывал.

Когда все было готово, на второй этаж мы стали подниматься, как по цветущим бело-розовым маргариткам. Совершенно нечаянно это удачно совпало с обивкой  диванов, что расширило ощущение гармонии и приумножило нашу радость. В тот же вечер я выбрала в каталоге все, что было нужно для окон и позвонила Любе. Через неделю все было готово.
Вечером, когда я включила свет и задернула нежно-малиновые шторы, комната даже без папоротников стала такой красивой и уютной, что я ощутила полный восторг. Украдкой взглянула на Сережу: в его глазах было  восхищение и еще что-то невысказанное.

Окрыленная первым, сравнительно легким успехом, я взялась за спальни.
В обеих маленьких комнатах были старые деревянные кровати с высокими спинками, купленные у кого-то в деревне по случаю. Мастер снял с них краску и покрыл прозрачным лаком. Получилась интересная смесь старинного дизайна с современной обработкой.

Более широкую, с причудливой резьбой у изголовья, оставили на первом этаже. Эта спальня была выдержана в бело-голубых тонах: белые полупрозрачные занавески узкими складочками падали до самого пола. На новом пуфике поменяли обивку, и он стал, как родной, голубым шторам и покрывалу.
Спальня на втором этаже стала желто-абрикосовой. В ней  кровать стояла под тонким пологом с пышными складками.
В обе спальни купили по комодику и большому зеркалу во весь простенок.

Все чистилось, красилось, клеилось, шилось и крепилось довольно быстро. Гораздо больше времени уходило на то, чтобы очередную деталь придумать и найти или сделать. Но зато сколько было радости, когда очередная комната была готова!
Спаленка на втором этаже получилась такой уютной, что мы с Сережей с удовольствием жили в ней до тех пор, пока не закончили свою наверху.

Недели, наполненные хлопотами, проносились незаметно. Наконец,  была готова и большая спальня. Когда Сережа повесил люстру и прикрепил карнизы, я попросила его выйти и не входить, пока  не позову. Он улыбнулся. Я поняла:  он был уверен, что я что-то задумала.

Почти до самой темноты я вешала гардины и шторы, стелила на кровать сшитое на заказ белье, расстилала паласы. А потом кое-что спрятала в тумбочки.

Спустилась незадолго до ужина, так и не включив свет и даже стараясь не смотреть на комнату в целом, потому что тоже люблю сюрпризы.

Ужин был на скорую руку, зато я успела испечь творожный кекс с изюмом и орехами. Ремонт во всем доме был наконец-то, закончен. Впереди был последний мини-финиш, который должен был стать не просто радостным, а незабываемо прекрасным. Испытывая некоторое нетерпение, я, конечно, немного волновалась, но все же была уверена в успехе.

Мы пили чай с кексом и разговаривали о Доме и детях, которых теперь можно будет брать на выходные. По глазам Сережи я видела, что он радостно возбужден. Значит, он уже понял, что я не могу без сюрпризов. Что ж, молодец.  Мне нравится, когда он угадывает мои мысли, но когда он о них и не догадывается, мне нравится еще больше.

Наконец, я  решила, что пора.
- Пойдем?
Он встал так, будто я пригласила его на танец. По лестнице мы шли молча, сдерживая любопытство и нетерпение. У двери я посмотрела на него и увидела, что он волнуется больше меня.
Я открыла дверь и включила свет.

Две стены с окнами были закрыты белыми гардинами с вышивкой по зубчатому краю; по бокам, прихваченные шнурами  изогнулись розовые шторы. Широкая кровать накрыта розовым покрывалом, с двух сторон стояли  тумбочки с белыми настольными лампами, на полу -  бело-розовые паласы. От двери до шкафа во весь сережин рост - зеркало с отразившейся люстрой, которая освещало комнату ярко, но мягко.
С сильно бьющимся сердцем я ждала его оценки.

Сережа медленно обвел глазами комнату и посмотрел на меня. Я поняла, что он оценил не только комнату, но и разницу между тем, что было и тем, что есть.  В его глазах были изумление и благодарность. Их было так много, что я заторопилась:
- В тумбочке сюрприз. Ты что больше любишь, вишню или шоколад?
У него опять загорелись глаза. Видно было, что он хочет подойти к тумбочке, но не может решить, что мне ответить.

- В тумбочке, - повторила я и вышла.
Мне надо было приготовиться, чтобы сразить его окончательно.
- Что ты выбрал? - спросила я из-за стены.
- Шоколад.
Я улыбнулась: вторая пижама была цвета темной вишни с малиновым кантом.
- Ты готов?
- Да.

Когда я вошла, он замер. Еще бы: все было продумано и рассчитано.
Моя сорочка с кружевной отделкой выглядела почти, как свадебное платье. Волосы красиво уложены и, конечно, я была совсем немного, но достаточно эффектно подкрашена.

Я взяла его под руку,  повернула к зеркалу и мы оба застыли. Даже я, представлявшая себе эту сцену несколько недель подряд, не ожидала, что мы окажемся такой красивой парой. Сережа медленно повернул голову, и я тоже посмотрела на него.

До кровати было три или четыре шага, но эти несколько секунду у него на руках были лучшими во всей моей жизни.
Если раньше в его прикосновениях была просто ласка, то в те минуты его руки стали  такими бережными, будто на мне была не сорочка, а крылышки, припудренные цветочной пыльцой.

С той минуты, как мы увидели нашу новую спальню, что-то изменилось в нас обоих. Наши старания объединили нас не только  результатом, но и приложенными усилиями: мы работали  друг для друга. Мне хотелось, чтобы Сережа увидел, какой у него красивый дом. А он все делал для того, чтобы мне было здесь уютно и радостно.
Устраивая свое гнездо, мы окончательно и бесповоротно стали семьей. Мы срослись.
...................................

С этим мы и подошли к весне. В марте у Полины и Фимы родилась девочка. Перед тем, как забирать её, мы с Сережей съездили за подарками.
Дома я разложила детские вещички и игрушки на кровати и  залюбовалась всей этой яркой красотой.

Когда Сережа вошел позвать меня обедать, я почему-то ужасно смутилась. Он, как всегда, понял все с первого взгляда и сел рядом.
- Не мучайся, у нас все тоже неплохо. Мы ведь могли вообще не встретиться. Ты только представь: ты без меня, а я без тебя и мы оба без нашего дома.
Тут он посмотрел на меня, засмеялся и обнял:
- Вот видишь, все правильно поняла: главное, что мы встретились.

Я уткнулась в его плечо - такое надежное и родное - и не заплакала, хотя и было грустно. Сережа гладил меня по спине. 
- Только подумай: сколько детей будет вспоминать твои супчики, фимину клубнику, наш дом и сказки на большой кровати, а кто-то наши новые спаленки, и тебе сразу станет весело. Это ведь то, что они заберут в свою жизнь. И это им от нас.
А нам поиграть с девочкой Фима с Полинкой всегда дадут. Ну, успокоилась?

Я вздохнула: что тут возразишь?

- Молодец. Переживем.

С ним? Да что угодно! Мне и так повезло.
Правда, скоро выяснилось, что в его характере есть один существенный недостаток, вдребезги разбивающий  мою давнюю  затаенную мечту.
Из-за хлопот с дачей я стала невероятной домоседкой и совершенно забыла о своей страсти ходить по магазинам. Все свое свободное время я с упоением вязала для Сережи с учетом цвета его глаз и волос. Но рубашки под джемпер или пуловер приходилось надевать те, что были - форменные голубые и белые, совершенно не подходящие к связанным вещам. Когда я поняла, что надо идти по магазинам, чтобы что-то купить, то очень обрадовалась: наконец-то я без малейшего смущения могу пройтись по мужским магазинам! Но когда сказала об этом Сереже, он впал в тоску и признался, что в магазинах у него начинается "морская" болезнь.

Этот удар я переживала несколько дней.  Потом смирилась. Теперь я  хожу во все магазины и выбираю все, что считаю нужным, совершенно свободно. Дома Сережа охотно меряет обновки в нашей спальне  перед зеркалом, да и остальные покупки рассматривает с интересом. Когда я это заметила, у меня затеплилась надежда,  что со временем я смогу наладить нормальный семейный шопинг, и я заикнулась о шубе.
- Что же ты молчала?!! - воскликнул он в полном расстройстве. - И как это я мог забыть, что женщина без шубы не может быть счастлива?

От его огорчения и от неожиданности  вывода я так растерялась, что не нашла слов. Что значит: не может быть счастлива? А я?.. При чем тут, вообще,  шуба?  В машине удобнее в куртке, на прогулке с детьми - в пальто. Куда я - в шубе?
Как он не понимает, что мне надо совсем другое: чтобы он увидел меня в шубе (а лучше в нескольких), и чтобы продавщица сказала ему:
- В этой шубе ваша жена настоящая красавица!

Хочу увидеть отражение этой фразы в его глазах, чтобы пережить это вместе с ним. Но покупать - это совершенно лишнее.
Еле убедила, что шуба мне не нужна и сама убедилась, что не стоит она такого переполоха. Ладно уж, обойдусь я и без этой примерки.

Мы опять стали  брать детей на выходные, и в нашем доме  опять шумно и весело по выходным.
Полина с Фимой тоже счастливы, и мы прекрасно проводим время вместе. Когда я беру на руки машеньку, вдыхаю её запах, ощущаю  приятную тяжесть ее тельца, я с грустью вспоминаю, что никогда не смогу передать на руки Сереже нашего мальчика, и чувствую ком в горле. Но я стараюсь утешиться тем, что мы с ним все же встретились, а это тоже огромное счастье.

Недавно вспомнила, что характер  хотела поменять, а потом отвлеклась и забыла. Но, смотрю: Сережа не жалуется. Может,  характер у меня не  такой уж и невезучий? 
Любить себя у меня, по-прежнему, не получается. Ну и ладно: любить Сережу намного приятней.   Пожалуй, не буду ничего в себе менять. И так все хорошо.
Ну, вот так мы и живем. Будете в наших местах, заходите, мы гостям всегда рады.

Да, чуть не забыла: машину Сережа научился водить хорошо, а то от быстрой езды у меня начинается  "морская" болезнь. Вы меня поняли?..
А он ни о чем даже и не догадывается!
Эти мужчины - даже не знаю, как сказать - они такие... такие... доверчивые, ну просто, как дети!               


                декабрь 2006 - январь  2007 г.