Будучи в общем-то нормальным и скромным человеком в трезвом виде, под большим градусом Боря превращался в наглое, безобразное животное, распускающее язык и руки. В этот праздничный предновогодний вечер он достал всех, особенно, женщин: одну довёл до слёз, а от другой схлопотал по морде. В конце концов, было решено отправить его домой. Начались поиски его пальто. На гулянках он всегда что-то терял: ключи, очки, сумку, пиджак, или сам терялся. Как-то он позвонил мне в три часа ночи и с надеждой спросил: «Ты не знаешь, где я?».
Пальто искали всем миром, во всех мыслимых и немыслимых местах, звонили во все отделы, где он мог побывать, но так и не нашли. Я вывел Борю в костюме на мороз и хотел побыстрее запихнуть в заказанное такси. Но таксист, увидев необычного клиента, вышел из машины и спросил:
- Почему он без пальто?
- Долго рассказывать, - ответил я.
- А мне не придётся после него в салоне убирать?
- Не придётся, - сказал я, - он аккуратный.
- Нет, не повезу, - упёрся таксист.
- Я вперёд заплачу.
- Сколько?
Я достал заранее изъятые у Бори деньги. Вид денег несколько смягчил таксиста, но он потребовал прибавки. Услышав о прибавке, Боря, конечно же, попытался возразить и, услышав его нечленораздельное бормотание, таксист опять заупрямился. Пришлось добавить десятку. Когда машина отъехала, я облегчённо вздохнул, и вернулся продолжать праздник. Но радость моя была преждевременной, через полчаса по мобилке раздался порядком надоевший мне за сегодня голос Бори:
- Серёга, я дверь не могу открыть.
- Не морочь голову, - ответил я и нажал отбой.
Через десять минут звонок повторился. Боря чуть не плакал, я представил себя в его ситуации, и моё сердце дрогнуло. Я позвонил другу Паше, который был мастером на все руки, и, поймав такси, захватил его по дороге.
Когда мы подъехали к Бориному дому, я сразу увидел его стоящим в дверях подъезда.
- Чего ты тут? – спросил я.
- Я как машину услышу сразу выхожу, вдруг ты парадное не помнишь.
Услышав ответ, я решил, что Боря немного протрезвел.
В парадном было почти совсем темно, а вот на третьем этаже свет как раз горел. Паша попытался открыть дверь поданным ему ключом, но у него ничего не вышло.
- А может это не те ключи? – сказал я и, взяв у Бори сумку, стал в ней рыться.
Других ключей в ней не было, были пробитые талончики, куча мелочи, почти пустой мерзавчик коньяка и множество презервативов. Паша брезгливо скривился и открыл свой чемодан с инструментами. А я услышал из-за двери лай собаки.
- Когда это ты собакой обзавёлся? – спросил я.
- Нет у меня никакой собаки, - ответил Боря.
- А кто же там лает?
- Тебе кажется.
- Ты слышишь собаку? – обратился я к Паше.
Тот кивнул.
- Это из соседней квартиры лают, - сказал Боря, - там, действительно, есть собака, и зовут её Булька.
Мы с Пашей приставили уши к двери, но собака, как назло, замолчала, а Боря стал скрестись в соседнюю дверь и звать Бульку. Та, наконец, отозвалась, но, во-первых, я точно слышал, что лай раздавался из-за Бориной двери, а во-вторых, собаку, издающую такое гавканье, не могли назвать Булькой.
- Какая у тебя квартира? – спросил я.
- Вот эта, - ответил Боря.
- Номер какой? - прикрикнул я.
- Тридцать третья. Что же я свою квартиру не знаю, - возмутился он и добавил, - и дверь моя, и половичок точно мой.
На этаже все двери были железные и - без номеров.
- Подожди, - сказал я Паше, который копался в своём чемодане.
Ниже и выше этажом света не было. Я взял у запасливого Паши фонарик и стал спускаться вниз. Не успел…. Раздались крики: «Стоять!», «К стене!» Я застыл на месте. Мимо меня пронеслись человек пять омоновцев, а последний из них крепко стукнул меня головой об стенку, а потом схватил как щенка за шиворот и поволок наверх. Пашу ударом дубинки уложили на его чемоданчик, а Борьку прижали носом к чужой двери. Тут, как по команде стали открываться железные двери. Из-за Борькиной со злобным рычанием выскочил пёс бойцовой породы и сразу рванул к Борьке. К счастью, пёс оказался на поводке: его с трудом удерживала хозяйка. Вместо благодарности Борька, отодвигаемый открывающейся дверью завизжал: «Что вы делаете в моей квартире?», и тут же был согнут пополам омоновцем: тот завернул ему руку до самой шеи. На всё парадное раздался вопль: «Больно».
- Так тебе и надо, ворюга, - сказала бабушка, высунувшаяся наполовину из квартиры напротив.
- Совсем обнаглели, - сказал третий сосед омоновцам, - этот тип, - мужчина ткнул в Борьку пальцем, - в соседнем подъезде живёт.
- Ни в каком, ни в соседнем, - завопил Борька. – Я тут живу. Отпустите меня!
Ему удалось вырваться из рук омоновца, и он прорвался в квартиру. Совершенно не понимаю, как его не цапнула собака. Переступая через скучающего на своём чемоданчике Пашу, с которым омоновец, видно, перестарался, все ринулись за Борей. Квартира, конечно же, была не его. Но он с гордым видом стал у вешалки и торжествующе показывал на пальто. Оно было чёрное, как у него, но в него поместилось бы не меньше двух, а то и трёх Борек.
- Вот же моё пальто! Как оно сюда попало, если это не моя квартира?!
Кончилось всё хорошо. С милицией мы кое-как договорились. Паша оклемался и в виде моральной компенсации до утра чинил хозяйке той, небориной квартиры сантехнику и электрику. Пальто Борькино нашлось. А его самого мне немного жалко: он с того вечера не пьёт и очень скучает на праздниках.