Мне всю жизнь незаслуженно везло на хороших людей, и что бывает особенно редко - на хороших начальников. Мой первый завлаб Костя Яковлев был не просто хороший человек, он был человек необыкновенный. К сожалению, его уже давно нет в живых.
Костя родился в 1927 году в Баку. Точнее, в пригороде Баку, в железнодорожном посёлке большой товарной станции Баладжары. Как все бакинцы, Костя при своей совершенно европейской внешности (в его роду были немцы) говорил с характерным "бакинским" акцентом.
Участники войны знают, что ребятам 1927 года рождения, призванным в 1944 году, пришлось тянуть военную лямку аж до 1952 года, долгих восемь лет. Костя прослужил девять! Он пошёл в армию добровольцем в 1943 году, когда ему ещё даже не исполнилось 17 лет. Он поступил так же, как Окуджава. Помогал в военкомате заполнять и разносить повестки, сам себе одну заполнил и явился на комиссию. Он был небольшого роста, худенький, а тогда из-за военной голодухи и вовсе прозрачный. Но после некоторых колебаний его взяли, и направили в авиацию, в школу младших авиаспециалистов (ШМАС), учиться на стрелка-радиста. Всю войну он, по его собственному выражению, "летал задом наперёд", был стрелком-радистом на штурмовике Ил-2. Закончил войну в Чехословакии. С большой теплотой отзывался о чехах. Они удивлялись его маленькому росту и большому чину: "Таке мале, а сЕржант!"
Демобилизовавшись в 1952 году, Костя поступил на радиотехнический факультет Московского Авиационного института (МАИ). Не из-за пристрастия к радио или авиации, а просто потому, что его как бывшего авиационного радиста легко приняли в МАИ. Если бы он пошёл в любой другой вуз, был бы таким же замечательным специалистом. Потому что Костя к любому делу относился серьёзно. Он говорил, что за пять лет учёбы в институте у него не было и пяти свободных дней. Его жена Тамара (во времена учёбы ещё только будущая) рассказывала, что соседи по общежитию постоянно брали у Кости поносить его шикарный по тем временам костюм (купил на свои дембельские). Самому ему костюм практически не был нужен. На лекции он ходил в спортивных штанах и куртке, а придя в общагу, усаживался по-турецки на кровать в одних кальсонах, обкладывался учебниками и конспектами, и так сидел до самой ночи. Вот такой он был студент. Позже, когда мы с ним работали, не было ни одного вопроса, в котором он не смог бы разобраться до конца.
О добросовестности Кости говорит такой случай, рассказанный той же Тамарой. После третьего курса он попал на практику в один из подмосковных ракетных НИИ. Чтобы чем-то занять студента, ему дали проверять схему электрических соединений какого-то узла ракеты, которую её составители многократно проверяли, и в правильности которой никто не сомневался. Кто не знает, что такое схема соединений, тот счастливейший человек. Тоскливее этого документа нет ничего на свете. Чаще всего это даже не схема в привычном смысле этого слова с линиями, соединяющими блоки, а таблица с графами "Откуда идёт", "Куда поступает", "Номер провода", "Тип провода", "Сечение провода". Таблица соединений мало-мальски приличного блока - это увесистый том, которым можно при желании убить дядю, давшего тебе его проверять. "Они думали, что отделались от студента. Ха-ха, они не знали, кто такой Костя!" (слова Тамары). Костя проверил ВСЮ таблицу и нашёл в ней ошибку. Опытный образец блока уже стоял в составе ракеты на полигоне. Срочно отправили туда представителя НИИ снимать блок и исправлять ошибку.
При своей бухгалтерской скрупулёзности Костя был самый творческий человек из всех, кого я встречал. Он был прирождённый Изобретатель (именно так, с большой буквы), находящий удивительно простые и нестандартные схемные решения. Я не раз приставал к Косте с просьбой объяснить, как ему это удаётся. Он отвечал: "Сам не знаю, Юра. Мечтать надо, мечтать!"
Мне очень жаль, что я проработал с Костей всего несколько лет. Он уехал в Подмосковье на должность начальника одной из технических служб строящегося там большого ускорителя. В творческом отношении работа сильно уступала той, что мы делали в Сухуми, но гораздо лучше оплачивалась и была более престижной. Да и Москва рядом. Всё это имело значение, потому что у Кости уже было двое детишек, ровесники и друзья моих. Надо было подумать о их будущем. Тем более, что Костя наверное чувствовал приближение болезни, которая спустя каких-то десять лет свела его в могилу.