Глава XII
Несчастье, обрушившееся на семью Дражичей, да и вообще все неурядицы в российско-турецких отношениях никак не коснулись жизни в Богородском. Сесилия и Мадлен, вернее, давно уже Александра и Мария, не состояли в серьезной переписке друг с другом. Они получали сведения о жизни друг друга из писем фру Элеоноры. И Мария и Александра делали приписки друг для друга каждый раз, когда писали матери.
То обстоятельство, что Мария ждала ребенка, а Веселин Дражич был на Балканах, участвуя в разыгравшейся там войне, не произвело на младшую сестру никакого особенного впечатления. О войне и о военных действиях у Александры не было ни малейшего понятия, да и с рождением ребенка ее собственные дела занимали ее не в пример больше. По весне, когда стараниями кормилицы маленькая Настя подросла и окрепла, Александра уже привыкла к своей материнской роли, а так же к тому, что Александр Гаврилович своими распоряжениями ограничил ее возможности самой заботиться о ребенке. Она начала понемногу обращать внимание на окружающий мир. Она поддерживала по-прежнему переписку с подругами детства, Гертрудой Шварцбах, которая тоже недавно вышла замуж, и Кирстен Грендаль. Последняя тоже была шведкой по происхождению, но ее предки, в отличие от отцовской линии Сесилии Валениус, жили в Финляндии с незапамятных времен.
С этими двумя корреспондентками Александра состояла в относительно регулярной переписке, что помогало ей быть в курсе гельсингфорсских новостей. Эти подруги вращались в несколько иных кругах, нежели Валениусы.
В солнечную погоду Александра взяла в привычку сидеть на террасе, выходящей к реке, накинув на плечи платок, с рукоделием или книгой в руках. Иногда она с охотой ездила в большой сад, весенние работы в котором были в самом разгаре. Но излюбленным ее местом был цветник в парке при доме. В Карлсбаде она в свое время была просто ослеплена цветочным великолепием. Особенно ей запомнились фантастические кусты роз, из которых умелые чешские садовники создавали незабываемое зрелище. Эти картины запали ей в душу, и она теперь мечтала воссоздать в Богородском хотя бы малую толику этой сказки.
Как-то Александра пыталась заговорить об этом с мужем, но тот не ыказал ни малейшего интереса.
- Послушай, наш старый садовник Петрович очень хорошо во всем этом разбирается. Он знает что, где и как сажать и растить. Только вот Петербургская губерния не Австрия, климат у нас, мало что северный, да еще и не очень постоянный.
- Да, конечно, было бы интересно поговорить с ним об этом. Да вот, только мы же не понимаем друг друга.
- Конечно. Петрович говорит только по-русски, ну и по-французски «здрасьте» да «до свидания». Брось ты эту затею! Цветник и так хорош, загляденье, да и у реки вокруг павильона шикарные жасминовые кусты, запах на всю усадьбу. Да ты и сама говорила, что аромат от них прекрасный.
На этом дело и застопорилось до поры до времени. Александра вообще стала обращать внимание на то, что ее русского языка катастрофически не хватает для полноценного общения с окружающим ее миром.
Однажды она, знакомясь с окрестностями, заехала в небольшую деревушку, рядом с Богородским.
Крестьянские дома и в Богородском то не были похожи на аккуратные домики ее Родины, но эти хибары произвели на нее совсем унылое впечатление.
Так далеко на своей легкой коляске Александра заехала впервые. Босоногие дети, которые бегали по проселку, останавливались поглазеть на красивую нарядную барыню. В окнах затрепыхались занавески, и вскоре на крыльцах своих лачуг появились бабы с замотанными в платки головами. Они кланялись хозяйке Богородского.
Александра с удовольствием поговорила бы с этими людьми, так как была от природы дружелюбна. Но, кроме обычным слов приветствия, ничего не шло на ум. Все невеликие знания, приобретенные от прислуги, как-то вылетели из головы. Она не понимала того, что ей говорили эти русские женщины, приветливо улыбаясь.
Одна из женщин, вышедшая из крайнего, самого приличного и крепкого на вид дома, что-то сказала стоявшей рядом девчонке с редкими уже молочными зубами. Та метнулась в избу и вернулась оттуда с большим свертком, как будто с ребенком. Мать взяла этот сверток у девчонки и развернула покрывальце. Показалась голова Розалинды – той самой куклы Сесилии, с которой она выросла, и которую Еланский отвез детям кузнеца.
Александра смотрела на куклу. Женщина что-то быстро говорила, но Александра не понимала ни слова. Чувствовалось, что ее благодарили за куклу. Александра хорошо помнила слова благодарности, которые передал ей Еланский, отвезя куклу семье кузнеца .
Бедная Розалинда! Было заметно, что куклу одевали, раздевали и тискали грязные руки, целовали запачканные губы. Изящные кружевные одежды и шелковое белье куклы были крайне замызганы и частично порваны. На мгновение Александра почувствовала порыв спасти лучшую подругу детства от такого обращения, но порыв этот так же быстро и улетучился. До куклы сейчас даже дотронуться то было бы неприятно. Розалинда должна оставаться там, где она находится сейчас. Тем более, что время кукол для самой Александры безвозвратно прошло.
Александра кивала женщине, как бы поддакивая, не будучи в силах ни ответить ей, ни хотя бы остановить поток деревенского красноречия. От этого жена кузнеца осмелела настолько, что, сунув куклу обратно дочери, помогая себе жестами, пригласила Александру подойти сперва к дому, затем, продолжая лопотать что-то со скоростью, делающей недоступным для понимания ее речь нерусскому человеку, пригласила в дом.
Может, меня еще попытаются здесь чем-нибудь угостить, подумалось Александре. Она посмотрела вокруг. Возле ограды кузнечихиного дома собрались женщины и дети. Среди них был виден один какой-то старичок, так как остальные мужчины были, вероятно, на работах. Да и женщин то было немного, явно только те, у кого совсем малые дети. Александра оробела и смутилась. Нужно ли было следовать приглашению? Нужно ли такое близкое знакомство? Александр Гаврилович не научил жену, как обходится с крестьянами в Богородском и окрестных деревеньках. Сейчас она об этом жалела и была в замешательстве.
Через мгновение Александра, немного подобрав подол и наклонив голову, шагнула через высокий порог внутрь дома. В сенях царил полумрак, несмотря на то, что был майский полдень и солнце светило вовсю. В комнате было чуть светлее, все было хорошо видно, свет через окошки хорошо освещал трудовое жилище семьи кузнеца. Внутри дома стоял довольно густой неприятный запах. В этом запахе смешались и грязное белье и скисший запах какой-то еды, и псины, и вонь от человеческого тела. Что это было за тело, Александра поняла, услышав из-за занавески в углу кряхтенье явно больного старого человека. По кряхтенью невозможно было понять мужчина это или женщина.
Внезапно Александра вспомнила одно из наставлений мужа, поискала глазами икону и перекрестилась на нее. Хозяйка посмотрела на Александру с явным удовлетворением, смахнула со стола и лавки какие-то беспорядочные одежды, видимо находившиеся в состоянии ремонта, жестом предложила присесть, продолжая что-то причитать.
Александра присела и стала с интересом разглядывать жилище. До этого она ни разу не посещала жилища так называемых «простых людей». Ее собственный дом, дом детства, был неприхотлив, но все же соответствовал средне-буржуазному уровню. В комнатах были ковры, в стеклянных шкафах была красивая посуда, были гардины, часы, кресла и картины. Все это было довольно скромное, но это было, и было очень чисто.
Замужество окружило ее настоящей роскошью во всем, от одежды и еды до бронзовых статуй в гостиных, изобилия столового серебра, хрусталя, фарфора. У них был роскошный экипаж, а у нее много драгоценностей.
То, что она видела сейчас, казалось ей очень странным. Эти запахи, эта убогость и примитивность обстановки производили удручающее впечатление. Хозяйка сказала что-то и опрометью бросилась из избы. Вернувшись, она поставила перед гостьей большую кружку молока и аккуратно нарезанный хлеб на глиняной тарелке. Александра поняла, что ей нужно хотя бы пригубить молоко и съесть хоть, сколько то хлеба.
Путей к отступлению уже не было. Она осторожно откусила от кусочка хлеба, сделала несколько маленьких глотков молока. Молоко против ее ожидания, оказалось хорошим, но одновременно с этим Александре захотелось как можно быстрее уйти. Проглотив хлеб и глотнув еще немного молока, она поднялась, поблагодарила по-русски хозяйку, которая, не садясь за стол, стояла и смотрела на гостью. Было видно, что Александра собралась на выход слишком рано. У хозяйки был несколько озабоченный и слегка обманутый вид. Она подвинула молоко и хлеб ближе к Александре и что-то сказала.
Александра помотала головой. Ей всяко нужно было уже отправляться. Она поблагодарила еще раз и вышла из избы. Большая часть взрослых зевак уже разошлась, а вот детей, наоборот, прибавилось, и они какое-то время бежали за коляской Александры. Наконей, крыши деревеньки скрылись за холмом, а из-за следующего холма показались строения Богородского, над которыми возвышалась колокольня Богородичной церкви.
Через несколько дней, фрейлейн Нойгут принесла ей домотканое льняное полотенце с узорной вышивкой с обоих концов.
- Это полотенце для рук, достаточно традиционный подарок в этих местах. Жена богородского кузнеца сама соткала и вышила это полотенце, и хотела подарить его вам. Он не решилась обеспокоить вас, фрау Еланская, и попросила меня передать вам ее подарок. Как я поняла, вы побывали в ее доме. По-моему это странно. Но это просто благодарность простолюдинки за посещение.
- Да, я немного растерялась в избе кузнеца, - оправдывалась Александра. – Я не знала как себя вести, я не понимала, о чем говорят эти люди, но меня приглашали войти, дверь была открыта. Плохо, что у меня не было с собой никакого гостинца. Это гости должны приходит с подарками, а не наоборот.
- Да, конечно. Но что вы будете делать с этим подарком?
- Симпатичная вещица. Почему бы не пользоваться ей. Будьте добры, фрейлейн Нойгут, отнесите его в мою спальню, и положите в ящик комода.
Поручение было исполнено, полотенце положено в комод, но Александра почему-то ни разу его с тех пор оттуда не доставала. Привычки трудно менять, даже в таком ерундовом деле, вытираешь ты руки голландским полотном, или домотканым льном.
Плохое знание русского языка служило препятствием для всех попыток Александры познакомиться поближе с прислугой. На сетования по этому поводу со стороны жены, Александр Гаврилович, будучи в хорошем настроении, пошутил, что с половиной дел по дому справляется фрейлейн Нойгут, а со второй половиной он сам. Но это было в момент хорошего настроения. В целом же, обрадованный поначалу тем, что какие-то первые азы русского языка Александра впитала быстро, Еланский немного раздражался тем, что дело дальше не пошло.
Вокруг Богородского были и другие имения и поместья, так что в Богородском иногда бывали гости, которые, в основной своей массе, ни по-немецки, ни, тем более, по-шведски не говорили, и Александр Гаврилович был зачастую удручен ролью переводчика. Конечно, встречались гости, в силу образования, либо по национальной принадлежности, владевшие немецким языком, но таковых было подавляющее меньшинство.
Вдовствуя, Александр Гаврилович не часто собирал гостей из соседей, по большей части людей семейных. Иногда приезжали холостые же или вдовые товарищи, либо женатые, но без дражайших половин. Иногда устраивались обеды в приличных ресторанах Петербурга, Ревеля или Гельсингфорса. После таких обедов, на ужин Еланский отправлялся обычно в гости к кому нибудь из своих многочисленных знакомых противоположного пола в указанных городах, вооруженный букетом цветов и коробкой дорогих сладостей.
Устраиваемые иногда в Богородском охоты заменяли для соседей домашние семейные приемы.
Женившись, да к тому же скоро обзаведясь дочкой, Александр Гаврилович решил кардинально изменить стиль жизни.
Поскольку в его планы входило обременить супругу вторично в кратчайшие сроки, то он решил использовать наступающее лето для начала приемов, поскольку жена уже полностью оправилась от родов, была здорова, весела и вполне пригодна для оживления общественной жизни в имении.
Сначала Еланский посоветовался с фрейлейн Нойгут, которая заверила помещика, что позаботится обо всем необходимом, о надлежащей уборке, изысканном угощении, а также обо все другом, относящимся к делу, с материальной так сказать стороны.
После этого Александр Гаврилович объявил об этом Александре.
- Твой день рождения девятнадцатого июня. Это удобный момент организовать обеденный прием соседям, - сказал он однажды за завтраком. – Что ты об этом думаешь?
- Но как? Ты думаешь, я справлюсь? Я никогда прежде не принимала гостей, как хозяйка. Я не знаю, какие блюда надо подавать, и потом… разговоры с гостями. Я ведь могу говорить только по-шведски и по-немецки. Финский не в счет, на нем говорит в округе одна Марьятта.
- О практической стороне дела тебе незачем беспокоиться. Фрейлейн Нойгут возьмет это на себя. Тебе нужно перетряхнуть свой гардероб, чтобы выглядеть как императрица. Кроме этого тебе надо попытаться быть как можно веселее, чтобы поддерживать общее хорошее настроение. Конечно, я организую тебе кавалера, который владеет языками, но все-таки, тебе надо попробовать поговорить и с дамами. Многие из них говорят только по-русски, некоторые немного по-французски, но ты, душа моя, в этом вопросе не Мадлен. Тебе, конечно, придется трудновато.
- Это видится мне таким трудным делом, - загрустила Александра, пропустив мимо ушей упоминание о сестре. – Жили бы спокойно и тихо, как жили до сих пор.
Александра вообще не любила никаких трудностей.
- Так не пойдет, - парировал Еланский. – Мы живем среди людей, я женат, вокруг нас семьи. Надо соблюдать обычаи. Если мы сейчас изолируемся, то потом начинать общаться будет гораздо труднее и тяжелее. Железо надо ковать пока оно горячо, другими словами, пока ты еще новенькая, а я недавно на тебе женат. Всем любопытно, все хотят с тобой познакомиться. Конечно, попозже вечером твоего дня рождения будем танцевать. Я закажу небольшой оркестр из Луги.
Александра поняла, что ей не избежать участи хозяйки приема. Если бы не небольшой страх выглядеть неловкой и смешной во время такого важного события, то в целом, ей, конечно, было бы интересно познакомиться с новыми людьми. Ведь получалось же у нее в Карлсбаде и знакомиться, и общаться, но пребывание там, на курорте, и здесь, это были две большие разницы. В Карлсбаде почти все говорили по-немецки, и она чувствовала себя как рыба в воде. Здесь же языковый вопрос опять вставал камнем преткновения. Однако – среди гостей может найтись кто-то, кто мог бы стать подругой Александре. Сама она этого очень хотела бы.
* * *
Когда наступил праздничный день, к счастью ясный и солнечный, Александра была готова к приему гостей за несколько часов до того, как первые из них подъехали к усадьбе. Из своего обширного гардероба она выбрала купленное в Карлсбаде французское платье, отделанное настоящими брюссельскими кружевами. Платье было нежно розовое, изумительного покроя. Цвет идеально гармонировал с ангельской внешностью, с белокурыми локонами и большими бездонными синими глазами. Шейный вырез украшала рубиновая розочка в окружении бриллиантов на изящной цепочке, состоящей из рубинов же, соединенных между собой фигурными золотыми скрепками. И рубины, и бриллианты вспыхивали под лучами солнца пучками разноцветных искр.
Эту розу Александр Гаврилович вручил жене накануне, в качестве подарка, придя к ней в спальню вместе с луной, вышедшей из-за тучи в окне. Александра готовилась ко сну, и Александр Гаврилович, подождав немного, пока жена полюбуется на драгоценный подарок, дунул на свечу, прилег рядом и воспользовался супружескими правами.
К этому Александра уже привыкла. Она больше не пыталась не то что сопротивляться, но даже как-то возражать. Правда, каждый раз, после того как муж покидал ее спальню, она поднималась и тщательно мылась. Она терла себя губкой с такой силой, как будто хотела стереть с себя ощущение прикосновений Еланского. Она иногда с удивлением задумывалась, почему брачные соития доставляют Александру Гавриловичу такое видимое удовольствие, просто наслаждение, в то время, как она чувствовала как минимум равнодушие. А если муж перед визитом к ней пропускал рюмочку другую, а паче того, выкуривал сигарку, то равнодушие сменялось отвращением, вызванным тяжелым удушающим дыханием Еланского. То есть можно было заключить, что физическая сторона замужества не доставляла Александре Ивановне Еланской никакого удовольствия.
Такие мысли кружились в голове у Александры, когда она, солнечным утром своего девятнадцатого дня рождения, надевала на шею драгоценный мужнин подарок.
Александр Гаврилович обсуждал с фрейлейн Нойгут рассадку гостей по местам за столом. Александра была поверхностно знакома только с несколькими из двадцати пяти приглашенных, да и то, ничего не знала ни об их увлечениях, ни об отношениях с другими людьми, в том числе приглашенными.
Было ясно, что от нее не было никакой пользы, когда обсуждался вопрос, какой кавалер с какой дамой и напротив кого сядет за столом.
Муж помнил про языковые трудности Александры. Он выбрал ей в собеседники высокого седовласого адвоката Савватия Трофимовича Брянцева, который тоже, как и Александр Гаврилович, окончил в свое время Дерптский университет, работал в выборгской конторе по разрешению купеческих споров, когда имперское законодательство в торговой сфере расходилось или накладывалось на законодательство Великого княжества. С молодости Брянцев недурно владел немецким, а в Выборге кое-как незаметно приобрел определенный навык в обиходном шведском. Это был очень удобный кавалер для Александры Ивановны, с точки зрения Александра Гавриловича.
Брянцев был закоренелым холостяком, соседом Еланским был отчасти, вернее не частым, наезжая изредка в имение родителей, находящихся в более чем почтенном возрасте. Общество молодой женщины его не очень побуждало к каким-то малейшим нескромностям, можно даже сказать, что сам он в этом обществе заинтересован не был. Но, будучи человеком светским, интеллигентным и воспитанным, он легко и непринужденно мог поддержать беседу, хоть с молодой женщиной, хоть с пожилой.
Когда гости расселись за столом и после первых приличествующих случаю тостов, начали отдавать дань кулинарному искусству приглашенного из Луги первейшего в уезде повара, Брянцев обернулся к своей соседке. Начал он с того, что признался госпоже Еланской в том, что недавно по дела посетил Гельсингфорс. При этом он заметил:
- Гельсингфорс, конечно, не Париж, и не Петербург, но все-таки ваш переезд сюда, в сельскую тишину, в странную для вас страну, вряд ли прошел без трудностей. Как вы здесь себя чувствуете? Не начинает ли вам нравиться жизнь в Богородском? Или тоска по родному городу не дает покоя?
- Здесь очень красиво летом. Зимой, конечно, немного тоскливо, когда природа спит под снегом и взгляд скользит сквозь голые ветви вдаль, но в грусти тоже есть своя прелесть. К тому же, после рождения дочки, мне все кажется здесь несколько иначе, чем раньше.
- Это, конечно, так, - согласно закивал головой Савватий Трофимович. Сам он, будучи, как уже было сказано холостяком, не стал развивать в разговоре тему о ребенке и о детях вообще, а обратился к теме, которая больше интересовала его самого.
- Когда я был в последний раз в Петербурге, то заметил, что там ни о чем другом не говорят, как о войне с турками. Припоминаю, ваш супруг говорил о том, что ваш деверь, то есть муж вашей сестры, участвовал в войне, поскольку является офицером. На мой взгляд, то, что происходит на Балканах, не может не влиять на будущее Европы. Вы, наверное, слышали о том, что хоть Франция и Англия не участвуют в войне, но в этом конфликте чувствуется, что они оказывают туркам всяческую поддержку, как техническую, так и дипломатическую.
Мне кажется, славянское братство дело хорошее, но втягиваться в эту войну… как будто в стране нет других проблем и забот, на которые можно было бы обратить внимание и… деньги. Но в воздухе витает идея большого православного союза, вплоть до Греции. Горячие головы поговаривают даже о возвращении Константинополя!
Что вы обо всем этом думаете, любезная Александра Ивановна?
Александра не знала, что ответить. Обо всех этих политических делах, о которых толковал Брянцев, она не имела , да и, пожалуй, не могла иметь хоть какое-то понятие. В то время, как Савватий Трофимович сетовал по поводу внешней политики правительства, мысли самой Александры были совсем о другом. Но надо было что-то говорить, и она ответила:
- Я рада, что, как минимум, здесь у нас войны не будет. Турки вряд ли придут сюда. Я знаю только, что мои родители и сестра в большой тревоге за ее мужа.
- Да уж, да уж, война это не игрушки, - усмехнулся Брянцев. Затем он отвернулся к даме, сидящей слева от него. Александра услышала, как они заговорили по-русски, так что она не смогла бы следить за разговором, даже если бы захотела.
Между делом, гости справились с крепким, наваристым бульоном из стерляди с пирожками, начиненными мясом самой этой стерляди, с поджаркой из рыжиков и лисичек в сметане, с черной икрой в хрустальных икорницах на льду. На подходе было жаркое из телятины, паровая спаржа в чухонском масле, цветная капуста, жаренная в сухарях и начиненные домашним сыром свиные котлетки. На десерт предполагалось желе из лесных ягод с профитролями, наполненными взбитыми сливками с миндальной крошкой.
Фрейлейн Нойгут, занимавшая за столом такое место, которое позволяло ей руководить продовольственной стороной дела, внимательно отслеживала складывающуюся за столом ситуацию. Прислуга следила за ее неуловимыми беззвучными командами, и все подносилось, подавалось, ставилось, убиралось и уносилось точно в надлежащую на то минуту. Все работало как механизм швейцарских часов.
Какое-то время Александра сидела молча, никем не замечаемая. Затем ее сосед справа, тучный помещик по имени Евгений Владимирович Березин, решил, что настал момент немного просветить хозяйку дома. Ряд уже выпитых доселе рюмок окрасили полное лицо в красный цвет, язык Евгения Владимировича немного заплетался. Он заговорил на смешной смеси русского и немецкого ( для Александры) и повторял сказанное по нескольку раз, так что Александра смогла хорошо понять содержание его речи.
- Можете поверить, уважаемая Александра Ивановна, что ваши соседи и друзья, мы все страшно обрадовались, когда Александр Гаврилович, наш любезный сосед, вдруг взял и прекратил свое долгое вдовство. Вот вдруг взял и женился. Мы ждали этого долгие годы. Матери перезревших дочерей в округе, чего греха таить, смотрели на него как охотники на дичь. Легкой ли он казался им добычей, не знаю. А он, на тебе, взял, и привез из Финляндии молодую красавицу жену! Уж конечно, об этом посудачили и так и эдак, вы уж мне поверьте! Видите вон ту мадам, вон ту, у которой розовый плюмаж на шляпке? Так вот это Вера Ильинична Медынская, и хочу сказать, что она больше всех прочих в бешенстве оттого, что добыча ускользнула из-под носа. Дочка самой Медынской, Ксения, не сгодилась! Ой, ой! Вот смеху то было! По правде говоря, так у меня, то есть у нас с супругой, нет незамужних дочерей. Нам легко смеяться. Вы, наверное, о таких вещах вовсе не думали, не так ли? Я только имел в виду, что за сладенькими улыбками бродят разные мысли. Если бы можно было сорвать маски, то было бы видно, что у кого на уме.
Александра сидела, уткнувшись в свою тарелку. Она хорошо поняла смысл речи соседа, но нисколько не обрадовалась услышанному. Конечно, она знала, что богатый вдовец Еланский был желанным женихом. Об этом ей ее собственные родители твердили без конца, но она была почему-то подавлена, услышав об этом вот в таком виде. Она не находила слов не то, что по-русски, но и по-немецки, чтобы что-то ответить.
К счастью, сидящая напротив дама средних лет, по имени Елизавета Максимовна Волкова, воспользовалась возникшей минутной паузой и обратилась к Александре на сносном немецком:
- Я решила сказать вам пару слов, госпожа Еланская. Я слышала, что прошлым августом у вас родилась дочь. Далеко не все из нас были на крестинах. Расскажите, как ее зовут, как она себя чувствует, что уже умеет. Нам, женщинам, это все интересно.
Александра почувствовала облегчение. Немецкий язык госпожи Волковой позволил двум женщинам поговорить о детях, об уходе за ними, о болезнях, о прислуге.
Хозяйке Богородского нечего было особо рассказать на эту тему. Она смогла только отметить, что кормилица Марьятта, которую доктор Батурин привез с другого края губернии, очень хорошо знает свое дело, а фрейлейн Нойгут хорошо руководит хозяйством, как опытный дирижер оркестром. Под руководством фрейлейн Нойгут Александра учится понемногу обращаться с прислугой.
- Да, да, правильно! Сейчас и я вспомнила, что вашу экономку зовут Амалия Федоровна Нойгут. От старой хозяйки, вашей покойницы свекрови, Аделаиды Ниловны, царствие ей небесное, хорошо доставалось этой экономке. Но зато и опыт бесценен и выучка. Сейчас то, наверное, нет такого хозяйственного вопроса, который Амалия Федоровна не решила бы самым наилучшим образом. Правда, в свое время поговаривали…, что Александр Гаврилович…., ну да что с того…., если что и было, так это давно прошло, и нет причин думать, что что-то есть сейчас.
Последние фразы заинтересовали Александру. Она начала обдумывать, какими словами расспросить о недосказанном поподробнее, но в этот момент заместитель головы лужской управы, Яков Андреевич Вересов, постучал звонко вилкой по своему бокалу. После этого он прокашлялся и поднялся поблагодарить хозяев за гостеприимство и угощение от имени всех гостей. Брянцев, вспомнив о порученной его заботам хозяйке, начал тихо переводить ей хвалебно-благодарственную речь.
Господин Вересов благодарил очаровательную хозяйку, превознося ее ангельскую красоту, и в конце речи объявил о том, что ей несказанно рады, и она обрела в окрестных Богородскому краях хороших друзей и добрых соседей.
Ответную речь держал Александр Гаврилович. Он был довольно краток, но вежлив и искренне доброжелателен.
Настало время подниматься из-за стола. Засидевшиеся за долгой трапезой гости с удовольствием покидали свои места и были рады возможности размять, затекшие было, ноги и поясницы.
Девушки и молодые женщины вместе со своими кавалерами переместились на террасу, откуда некоторые пары спустились в сад, а некоторые решили прогуляться к реке.
Александра посмотрела им вслед с завистью. Ей не положено было присединяться к гуляющей молодежи. Как хозяйка, она должна была занять общество дам более старших, более солидных. И более скучных, добавила Александра про себя, вспоминая наставления мужа. Сам же Александр Гаврилович увлек солидных мужчин в свой кабинет, где вдали от женских ушей и пошутить можно было пофривольнее, и по паре сигарок выкурить.
Александра проводила дам в желтую гостиную, где гостьи расселись по креслам и диванам вокруг фигурного столика из карельской березы. Одно кресло оставалось свободным, но Александра не решалась сесть, и встала рядом, положив руку на спинку этого кресла.
Дама, которую Евгений Владимирович назвал Верой Ильиничной Медынской, склонила голову к Елизавете Максимовне и что-то ей сказала. Та перевела:
- Госпожа Еланская, присядьте, пожалуйста, с нами. Мы все хотим познакомиться с вами поближе.
Госпожа Медынская при этом качала головой, сладко улыбаясь. Александра согласно кивнула головой и присела в кресло. Вера Ильинична продолжала говорить, глядя в глаза Александре, а Елизавета Максимовна продолжала переводить. Лицо госпожи Волковой, по мере перевода становилось все более и более удивленным.
-Да уж, голубушка Александра Ивановна, о такой неожиданной женитьбе нашего уважаемого Александра Гавриловича не мало судачили в округе. Люди вообще очень любопытные создания. Каких только слухов не ходило. Я вот, например, слышала такие слухи, что будто бы наш старинный приятель господин Еланский имел на примете совсем другую девушку. И уж как будто сосватал ее, и были они обручены. И еще говорят слухи, что невеста сбежала из дома, оставив нашего Александра Гавриловича с носом и с пустыми руками. И вот тут уж вы попались… как бы это получше сказать, в общем, вы стали его невестой. Вот ведь какая интересная история. Есть ли под всеми этими слухами хоть какое-нибудь основание? Просветите нас, милочка!
Александра беспомощно оглянулась вокруг. Она видела, как напряглись лица дам, сидящих рядом. Разное было написано на их лицах, от простого любопытства, до нехорошей ухмылки. Но все эти лица ждали ответа. Александра чувствовала себя в какой-то ловушке, ей нужно было что-то отвечать. В конце концов… она ведь не сделала ничего неправильного, ничего недозволенного, ни она, ни, тем более, Александр Гаврилович.
Плохо справляясь с дрожью в голосе, Александра начала отвечать:
- Здесь не было… ничего особенно странного, во всяком случае, с моей точки зрения. Это правда, что моя старшая сестра Мадлен была сначала… она была обручена с Александром Гавриловичем. Я не знаю, что там у них произошло, и отчего все расстроилось. Затем Александр Гаврилович… попросил моей руки. По мнению моих родителей…
- Прошу прощения, милые дамы! Мне нужно сказать пару слов жене, - раздался зычный голос Еланского. – Александра, душа моя, прошу выйти ко мне на минутку.
Александра мгновенно поднялась с кресла и быстро вышла из гостиной. Она была рада вырваться из этого щекотливого положения. Но она быстро поняла, что ее радость была преждевременной. Александр Гаврилович имел крайне сердитый вид. Он был слегка бледен и в глазах плясал нехороший огонек. Александра уже научилась бояться этого огонька.
- Господи, что за дурочка! – Воскликнул Еланский. – Даешь, как послушная корова, выдаивать из тебя сведения, которые эти сплетницы разнесут на всю округу. Это чудо, что я шел мимо и услышал тему вашей, с позволения сказать, беседы.
Нельзя! Понимаешь ты, нельзя рассказывать посторонним подобные вещи. Это никого не касается кроме нас!
- Но я ведь не хотела, - пыталась оправдываться Александра. – Но я должна была что-то говорить, когда меня спросили прямо в лоб, был ты обручен с кем-нибудь еще до меня, и как, в конце концов, я стала твоей женой.
- Ты должна была сказать, что наши семейные дела никого не касаются.
- Да, ты смог бы так сказать, а я не смогла. Это было так неожиданно. И к тому же, что плохого в том, что я сказала правду?
Муж криво усмехнулся.
- Так ты думаешь, что всегда нужно говорить правду? Так вот запомни наперед, что никогда нельзя выставлять себя в смешном виде, никогда нельзя давать над собою насмехаться. Наши дела касаются только нас.
Иди назад, и если не будешь знать, что ответить, просто улыбайся. Пусть тот, кто хочет считать тебя идиоткой, считает, но такой идиоткой, от которой никто ничего не добился для того, чтобы высмеять тебя. И постарайся вежливо игнорировать эту лису Медынскую.
По последним интонациям мужа, Александра поняла, что, не смотря ни на что, он на ее стороне и главное, надо, действительно его во многом слушаться.
Вернувшись в гостиную, она заметила, что Вера Ильинична занята беседой с другой дамой. Заметив возвращение Александры, Медынская собралась что-то сказать через Елизавету Максимовну, но Александра ловко отвлекла госпожу Волкову разговором о Карлсбаде. Внутренне напряжение Александра все-таки ощущала, и с опаской иногда поглядывала на Медынскую. Та тоже, как оказалось, ждала удобного случая для возобновления беседы на неприятную для хозяйки тему.
Избавление опять пришло в виде Александра Гавриловича. Еланский шумно вошел в гостиную, захлопал в ладоши и провозгласил:
- Уважаемые дамы! Оркестр уже настроил свои инструменты в большом зале, и кавалеры уже заждались того момента, когда они смогут закружиться с вами на паркете. Прошу, прошу, между танцами будет подаваться шампанское и лимонад.
Произнеся это приглашение, Александр Гаврилович подошел к жене, склонился к ней и тихо выдохнул:
- Надеюсь, первый танец за мной.
Таким образом, главные трудности первого в жизни Александры семейного приема, были позади. Наградой за хлопотный, полный переживаний, день был танцевальный вечер, на котором она затмила всех приглашенных дам. Она не только была действительно самой красивой, но и танцевала лучше всех, а ее счастливая улыбка сводила с ума кавалеров, образовавших промеж себя очередь танцевать с ней.
На балу Александра решила отыскать глазами Ксению Медынскую, свою несчастливую соперницу, о существовании которой она узнала только сегодня. Натолкнувшись на нее взглядом, Александра обнаружила, что миловидная хорошо сложенная девушка примерно одних с ней лет, нисколько не грустит, а весело проводит время в обществе какого-то высокого молодого господина. Как поняла про себя Александра, неудачная охота на Еланского была проектом исключительно Веры Ильиничны.
* * *
Как и предрекал Еланский, за этим праздником последовали приглашения на именины, крестины, дни рождения и прочие праздники. В течении лета Еланские побывали в гостях почти у всех соседей, ближних и не очень.
Продолжение следует