Глава 23(2). ГОСУДАРСТВЕННАЯ ДУМКА.
Вся процессия медленно и вальяжно двигалась по роскошному думковскому коридору. Папа с Карпычем крутили головами, читали таблички на дверях, раскланивались с незнакомыми людьми у которых были знакомые лица. Брехунов давал пояснения:
— Здесь у нас расположены партийные офисы. Вот, например, офис партии «СПС» — Союз пенкоснимателей! — Брехунов показал рукой на роскошную дубовую дверь, на которую была прикреплена большая блестящая табличка с надписью «СПС».
— Золотая, что ли? — наигранно удивился Карпыч.
— Они, конечно, ребята молодые и наглые, — ответил Брехунов, — но не до такой же степени. Обычная табличка: мы тут роскоши не допускаем. Вышел из Думки — делай что хочешь… Но тут — имей совесть и толерантность!
— А Вы говорили, — вступил Папа, — что либералов пока отстранили. Почему же тогда табличка висит?
— Голосовать они не имеют права. Но находиться тут им никто не запрещал. Пусть работают…
В это время дубовая дверь резко распахнулась, чуть не попав Карпычу по носу, и оттуда выскочил небольшой человечек убогого болезненного вида и телосложения. «Сам маленький, — подумал Карпыч, — а чуть дверью не убил!» Одет он был совсем бедно: кургузый костюмчик, мятая, несвежая рубашка, заляпанный пятнами галстук, съехавший на бок, давно нечищеные ботинки… Человечек прищурился на Брехунова, узнал и весело сказал, протягивая руку:
— Ивану Ивановичу наш либерально-демократический привет! — Папа обратил внимание, что стекло у него на часах было треснуто и заклеено скотчем. Брехунов тоже радостно стал жать руку:
— Что-то тебя давно не видно было, депутат Засравский, ой! Господин Засравский. Ты ведь уже давно не депутат!..
— Да, в Сибири был… — грустно ответил Засравский. «Наконец-то, — мысленно воскликнул Папа, которому Засравский не понравился, — Дождались, слава Богу!». Брехунов слегка растерялся. Даже немного отступил назад, пытаясь вырвать свою руку обратно. Но либерал, не смотря на болезненный вид, попался жилистый и руку не отпускал. Только болезненно щурился на Брехунова, который обеспокоенно, с тревогой и участием в голосе спросил:
— Как же это тебя угораздило?
— Типун тебе на все места! — испуганно сказал Засравский. Отпустил, наконец, Брехуновскую руку и стал обильно и часто плевать через левое плечо, — Я в командировке был… По делам бизнеса!.. — Засравский ещё раз плюнул, — Ладно, тороплюсь я, пойду… — не прощаясь, задумчивый, пошел по коридору. Видно, что он расстроился.
— Надо же! — сказал Карпыч ему вслед, — Демократический либерал и такой бедный.
— Кто бедный? Засравский бедный? — Брехунов был возмущён. — Да у него денег, как говна в сортире. Виноват… Да он миллионер! Жалко, что в командировке. Надо бы…
— А почему он так бедно одет? — удивился Папа.
— Даже стекло на часах треснуло! — добавил Карпыч.
— Потому что он умный. И образованьица хватает. Поэтому и одет бедно. Имидж называется. Он в этом костюме с тоталитарных времён ходит! Воровать в этом костюмчике начинал.
— Пардонтий! По нему не скажешь, что миллионер.
Брехунов продолжил:
— Засравский как-то сразу вписался в образ демократа: костюмчик бедненький, сам подслеповатый, но глаза честные, на интеллигента похож, так смотрит на всех своими слепенькими глазёнками, как будто знает что-то очень важное, какую-то демократическую, известную одному ему тайну… Ещё и инвалид… Это очень располагает к себе… Особенно интеллигенцию… У него что-то там с ногами такое, слабые они… А если инвалид, значит пострадавший от тоталитарного режима, может, это из-за коммунистов у него ноги больные? Прищуривается, смотрит честными глазами, значит диссидент, демократ…
— А не его я перед выборами по телевизору видел? — спросил Карпыч с сомнением, — Он за Папу агитировал… Правда, агитация была на очень низком уровне… Он, как голова Кашпировского из телевизора, внушал: «Голосуйте за Ёлкина! Если к власти придёт Ёлкин, мы тут же получим кредит в 24 миллиарда долларов! И отдавать его не надо будет. Уже договорились, что его простят. А если выиграют коммунисты, в стране начнётся террор, гражданская война, бандитизм, голод и убийства! Лучше, если мы получим кредит. Голосуйте за Ёлкина. В субботу все в пикеты!». Как-то уж совсем примитивно…
— Оно, может, и примитивно, — сказал Брехунов — но эффективно. Они очень много денег наворовали.
— Призывать людей к насилию безнравственно!.. — добавил Карпыч, — Но тот инвалид по-моему покрупнее был, и прищур похитрее… Кредит-то хоть они получили?
— У них там целая банда инвалидов-демократов орудовала. А с этой рекламой другой инвалид выступал, не помню точно фамилию, спортивная какая-то: то ли Снайпер, то ли Боксёр, то ли Броскнер… Хорошие деньги подняли… Они начинали с одного из столичных районов. Подняться можно не только в Государственной Думке — Засравский тут никогда и не работал, с районного депутата поднялся… Он, наверное, в гости к друзьям-демократам приходил. Его сейчас крупным чиновником назначили: то ли строит что-то, то ли ломает… Всё хорошо, только ноги у Засравского слабые…
— Зато руки сильные! — заметил Карпыч, — Вон, как в руку Вашу вцепился! Такой если деньги руками схватит, домкратом не расцепишь!.. Ни за что не отдаст.
— Это точно! — сказал Брехунов. — А кредит, про который он говорил, конечно, взяли, только не они… Мелко плавают… Кредитов, вообще, очень много взяли… — Брехунов посмотрел на Карпыча, — С большими иностранными кредитами — это настоящий бизнес. Высший пилотаж для избранных!
— Это же огромные деньги! — сказал Папа, — Даже для такой необъятной страны, как наша. Неужели их не надо возвращать?
— Как это не надо? — удивился Брехунов, — Где вы видели кредит, который не надо отдавать? Эти кредиты и разорят страну. Если так пойдёт, как сегодня, то вся страна много-много лет будет работать на возврат этих кредитов.
— Так на эти кредиты можно было поднять экономику, заводы запустить?!
— На такие деньги можно было поднять любую экономику! — ответил Брехунов, — А как же План? Зачем её разоряли-то? Чтобы потом опять поднимать? С этими иностранными кредитами совсем другая задача, и не важно, на что они выделены. Не экономику поднять, а загнать страну в долговую яму — старый проверенный способ. Большинство из этих кредитов и в страну-то не попадали… Где их брали, там по своим личным счетам и делили… Всё просто. Несколько человек стали богаче ещё на несколько миллиардов.
— Как же это можно? — разволновался Папа, — Отдавать ведь придётся нашим детям, внукам…
— Правнукам и правнучкам! — добавил Карпыч ехидно, как бы передразнивая Папу. Видимо, всё, что он сейчас услышал, не было для него новостью. Брехунов уже открыл рот, чтобы что-то ответить Папе, но ему помешал грубый мужской возглас:
— Да провались ты со своими детьми сто раз. Дура! Вон отсюда!
Около двери с красивой табличкой «Главный защитник прав человека» стоял солидный господин. Лицо его было перекошено злобой. Перед ним находилась женщина с заплаканным лицом. Она беспомощно лепетала:
— Как же мне быть? Я уже везде была, никто не хочет мне помочь…
— Сколько раз тебе повторять?! — орал господин, — Пошла вон отсюда! Не уйдешь — в тюрьму тебя засажу! Вместе с твоими детьми — недоносками! — он замахнулся на неё кулаком. Как не хотел Брехунов пройти мимо, но не получилось.
— Что ты руками машешь? — сказал он господину, — Тут же камеры везде стоят.
— А что она лезет ко мне со своими проблемами?! — господин был возмущён, — Дать бы ей в лоб пару раз. Знала бы, к кому лезет! У меня и так дел невпроворот, Иван Иванович! Сами знаете. Не страна, а сплошное нарушение прав человека: права боевиков на войне нарушают, олигархов обложили несправедливыми налогами, я уже не говорю про права геев и лесбиянок… Вся Европа над нами смеётся… А тут еще эта дура: ну, убили её мужа на войне, ну выкинули из квартиры, пособие не платят, денег нет!.. Можно подумать, что она одна такая!... — возмущению господина не было предела.
— Ладно, ладно… — сказал Брехунов, — Успокойся, она уже ушла… Пройдёмте дальше, — сказал он, обращаясь уже к Папе с Карпычем. Когда они немного отошли, он сказал:
— Это наш главный по правам человека — господин Костылёв. У него как-то «напёрсточники» на рынке три тысячи долларов выиграли, так он с тех пор нервным стал… Хорошо, что наличных мало с собой было… Обедать шёл…
— Так это правозащитник?.. — спросил Карпыч, — Так мы же его уже видели у Шулера. Костылёва не узнать — там он был тихий, скромный, не орал… А остальные тоже тут сидят? Новохатская, Абратова?..
— Абратова, это которая с большим бюстом и мужчин ненавидит? — спросил Папа.
— Ну да, — ответил Карпыч, — может, у неё комплекс по поводу большого бюста, так бывает. Наверное, обидели её мужчины в молодости!.. Но ненавидит она их яро. А Новохатская, по-моему, вообще всех презирает. Включая и женщин! Но к славяносодержащим особенная любовь! — Карпыч выпучил глаза, раздул щёки и противным голосом заквакал, — Русскому народу место в тюрьме, причем не где-нибудь, а именно у тюремной параши! — всех передёрнуло.
— Хватит, Вить! — сказал Папа, — Аж, мурашки по коже пошли!
— Русская нация — раковая опухоль человечества!!! — продолжал громко квакать Карпыч.
— Продолжу, — сказал Брехунов приходя в себя от криков Карпыча, — Этот правозащитник, которого вы видели, бюджетный! Так сказать — казённый. Государственный. Он тут и сидит. А все остальные правозащитники коммерческие…
— По поводу большого бюста, — сказал Папа, — хорошо говорила Кузьминична, из нашей коммунальной квартиры, жена красного командира дяди Миши, я про неё уже рассказывал. Там жила одна молоденькая девушка, тоже с большим бюстом, как у Абратовой этой, и тоже очень этого стеснялась… А Кузьминична ей говорила тогда: «Молодая ты, Машка, ищо, глупая!.. Энто ж цельный капитал!». Может, на это как-то и Абратовой намекнуть, может, помягчает она?! И Новохатской тоже: и у неё бюст большой!..
— Нет! — отрезал Брехунов, — Не помягчают они. Все известные современные правозащитники, кроме нашего, бюджетного, работают на своих иностранных хозяев, которые их и финансируют. Что хозяева скажут, то они и говорят. И бюст тут непричём. Это так случайно получилось, что у них большие бюсты. Что-то я вам хотел важное пояснить, — сказал Брехунов, — а Вы, Виктор Карпович, меня бюстами отвлекли. Да! — вспомнил он, — По поводу бедной одежды Засравского… Должен заметить, что бедных депутатов не бывает. Если вы вдруг встретили депутата в плохой, поношенной одежде, каблуки стоптаны, весь ободран, ручка в кармане пиджака обкусана, прямо, как старший научный сотрудник, это значит только одно: он встречался с избирателями и не успел переодеться. Бывает, правда, и наоборот. Одна из наших думковских дам, она на заводе при тоталитаризме работала, приехала на свой завод вся в бриллиантах и в вечернем платье. Перепутала график — думала, что вечерний приём в посольство едет. Но мы отвлеклись… Пойдёмте! — Брехунов сделал приглашающий жест. Они двинулись дальше по коридору.
— Кого тут только нет! — сказал Папа с непонятной интонацией разглядывая дорогие таблички на дверях, то ли он был рад такому обилию различных партий, то ли расстроен. — И коммунисты, и медведи, и либералы, и демократы… Россия такая, Россия сякая!..
— Но деньги все в одной кассе получают! — прояснил Брехунов. — И программы у всех одинаковые! — Он подёргал за ручки несколько дверей, но все они оказались запертыми. — Сейчас многие депутаты на заседании…
— А что это за «ПРБ»? — поинтересовался Папа, разглядывая табличку.
— Это партия: «Простые русские бабы»! Они женскую партию создали в расчёте, что женщины за них голосовать будут охотно, но оказалось, что женщины голосуют за мужчин. Дело в том, что мы не препятствуем созданию различных партий, главное, чтобы они были подконтрольные и не занимались самодеятельностью. У нас всё устроено, как в настоящем демократическом парламенте: есть партии большинства, есть оппозиционные партии, есть свои клоуны и хулиганы, которые оживляют заседания Думки и настраивают депутатов на рабочий лад. Все должны знать, что в Думке кипят страсти, обсуждаются законы, имеются несогласные! Это и есть настоящая демократия.
— Ну, а либералов Вы сейчас отстранили от работы? — сказал Папа, — Оппозиция ослабла… Получается, что демократии крылышки подрезали!
— Во-первых, оппозиция из них слабенькая получается… Они же все эти годы у власти были… Да и сейчас при должностях и бабках. Только ушли в тень, чтобы народ не раздражать, а возглавлять партию нового человека, не замешанного в демократических реформах, поставили. А во-вторых, мы сейчас оппозицию усилим. Уже есть решение часть депутатов из партии большинства отправить на работу во вновь созданную оппозиционную партию. Скоро мы её зарегистрируем и наведем в Думке баланс сил.
Процессия вошла в большой холл. Видимо, офисные помещения закончились. Появились таблички с более прозаическими названиями: «Тренажёрный зал», «Курсы по интересам», «Комната №5. Продажа дипломов». Папа и Карпыч с интересом их разглядывали.
— Расскажите нам, Иван Иванович, — попросил Папа. — Очень интересно… Зачем, допустим, в Думке тренажёрный зал? Вы хотите депутатов ещё и качками сделать? Мало они тут у Вас дерутся? Кровопролития хотите?
— Что Вы?! Тренажёрный зал совсем для другого: тут стоят макеты столов, и депутаты тренируются голосовать несколькими карточками на скорость. Иногда даже проводим соревнования между фракциями. В этой комнате, — Брехунов указал на комнату с табличкой «Комната №5. Продажа дипломов», — депутаты могут приобрести с большой скидкой подлинный диплом о высшем образовании. Огромный выбор институтов и университетов. Если в наличии нет нужного диплома, его можно заказать. В продаже имеются и учёные степени: кандидатские, докторские, даже звания членов-корреспондентов!.. Мы боремся за всеобщую грамотность в Думке. Престиж нам очень важен!
— Как говорят в народе, — прокомментировал Карпыч, — «Членом мы тебя уже записали, теперь ручкой запишем!». Таким макаром в Думке скоро все академиками станут. Кстати, Мирзавец имеет учёную степень?
— А как же. Он же председатель комитета, ему по имиджу положено: доктор наук, профессор, действительный член нескольких академий… Имеет много научных трудов…
— И по каким же наукам он профессор? — спросил Папа.
— Профессор по болтовне! — ответил Карпыч и, подумав, добавил, — И академик по бабам.
— Давайте зайдём в помещение курсов! — перевёл разговор Брехунов, — Я думаю, что вам будет интересно. Занятий сейчас нет, но мы можем посмотреть темы, планы…
Внутри было просторно. На стенах находились стенды с информацией, к которым они и подошли. Крупным шрифтом на самом видном месте были расположены темы занятий: «Постепенное отмирание русского языка, путём перехода на правильные, иностранные слова»; «Российская история, как постоянная смена тоталитарных режимов (Из цикла «Виноватая Россия»)»; «Неизбежность победы демократии во всём мире».
Шрифтом чуть меньше, были обозначены психологические тренинги: «Умение болтать без обязательств»; «Как стать гнидой?»; «Правила поведения в буфете и общественном сортире».
Карпыч внимательно прочитал всю информацию и грустно сказал:
— Ничего тут интересного. Даже вопросов нет. И так всё понятно. Пойдёмте, Иван Иванович, дальше смотреть…
Двинулись дальше. По пути попался киоск с литературой.
— В основном покупают типовой партийный набор. Для создания и регистрации партий, — Брехунов взял из киоска несколько тетрадок, — тут и типовой устав, программа, предвыборные лозунги, даже примерные названия будущей партии… В общем, всё необходимое. Купил типовой набор, заполнил пустые графы, и партия готова.
— Так разные же партии! — удивился Папа. — Разные цели, разные задачи.
— Это Вы ошибаетесь! Цель одна — денег заработать. А названия, конечно, разные.
— А что еще в киоске продаётся? — спросил Карпыч, — Там еще книги какие-то.
— Есть и книги, но мало… В основном это специальная демократическая литература… — неожиданно Брехунов занервничал, заюлил и мгновенно скрылся в двери киоска. Заскочив внутрь, он повернулся спиной к окошечку и стал с интересом разглядывать какие-то книжки. Но было уже поздно.
— Господин Брехунов. Добрый день! — киоск окружили по всем правилам военного искусства несколько человек. Двое стояли у двери, отрезая Брехунову пути к отступлению, остальные пытались завязать с ним беседу через окошко. Папа и Карпыч, с которыми тоже поздоровались, с интересом разглядывали нападавших. То, что это не депутаты, было видно сразу: на лице читался интеллект, речь была связной и правильной, ну и костюмы были победнее среднедепутатского...
— Иван Иванович, выходите. Мы Вас видели! — настаивали нападавшие, — Это, наконец, неприлично.
— А преследовать меня прилично? — ответил из окошечка Брехунов, очевидно поняв, что дальше прятаться невозможно. — Я вам тысячу раз объяснял, что ничего не могу для вас сделать. В демократической стране каждый должен решать свои проблемы сам.
— Это не наши проблемы! — ответил один из нападавших. — Это общие проблемы. И если не решить их сейчас — всё пойдёт прахом.
— Обратитесь в профильное министерство. Или в Правительство. Или, наконец, на самый верх. Я то, что могу сделать?!
— Нас уже, кроме Думки, никуда не пускают. И письма от нас не принимают.
— Извините, господа, но вы и меня заставите принять к вам такие же меры. «Не забыть охрану предупредить, — подумал Брехунов, — чтобы их больше не пускали!». Вы отрываете меня от работы. От важных государственных дел! — он с грохотом закрыл окошечко киоска, показывая, что разговор окончен. Убедившись, что нападающие ретировались, Брехунов покинул своё убежище.
— Прямо, как на передовой. Чуть гранатами не закидали! Сволочи…
— А что это за люди? — уточнил Папа, — С виду приличные…
— Наверное, — сказал Карпыч, — бюджетную строку хотели получить…
— Если бы!.. — ответил Брехунов, отряхивая пиджак, — Я бы и за строкой не постоял, пробил бы, только бы от них избавиться!.. Не хотят, сволочи несговорчивые… Это академики… Представители Академии наук.
— Это, которые?.. — Карпыч махнул рукой назад, — Из магазина этого, «Комната №5. Продажа дипломов»?
— Да нет! — грустно сказал Брехунов, — В том-то и дело, что настоящие… Из Российской Академии наук. У них очень тоталитарный, негибкий подход. Недемократический. Мы уж и так, и так, и с другой стороны. Как только не пытались их реформировать!.. А они ходят везде и ругаются! Жалобы пишут, людей от работы отрывают.
— Может, попробовать расформировать демократическим путём? — иронично сказал Карпыч, — «Методом расстрела из танков»?! Как Верховный совет! Такой своеобразный «Шок и трепет в академии». Можно и авиацию привлечь… А на освободившемся месте, столичный мэр быстренько построил бы элитный комплекс «Наука в развале». Все бы денег заработали!..
— Вы всё смеётесь? — парировал Брехунов, — Хорошо Вам смеяться из Администрации президента.
— А что они такого хотят? — спросил Папа, — Почему всем мешают и никто с ними говорить не хочет? Может, стоит их выслушать? Это же цвет нашей науки!
— Цвет-то, цвет! — ответил Брехунов, — Да запах не тот. У них, что не слово — всё попрёк Плана. Критикуют наши реформы. Все: реформу науки и образования, реформу здравоохранения, экономические реформы… Хоть в тюрьму их сажай. Но люди-то, в принципе, уважаемые. Жалко!
— Неужели все академики такие гниды? — наигранно спросил Карпыч, — Академики-ретрограды! Никогда не поверю. Неужели в Академии наук нет настоящих академиков? Наших. Академиков-демократов. Академиков-либералов!
— Есть, конечно, — ответил Брехунов грустно, — но не все, к сожалению. Вот, например, недавно группа академиков-демократов написала открытое письмо Президенту с просьбой ограничить влияние православной Церкви на население. Они очень обеспокоены распространением православия на территории России и просят принять срочные и решительные меры по ограничению этого влияния на население. Вот это и есть настоящий академический подход. Увидели угрозу демократии и сразу требуют её устранить.
— А почему только православие? — удивился Папа, — Другие религии им не мешают? Ислам, иудаизм, буддизм, наконец? Они ведь тоже бурно развиваются. Тем более, что очень многие учёные с мировым именем так или иначе пришли к Богу.
— Михаил Потапович, Вы же знаете, что в Плане православие первым стоит… — тихо, пытаясь не выпячивать свою образованность, ответил Брехунов. — А эти… Академики-ретрограды цепляются даже к мелочам. Недавно один наш думковский академик-демократ-математик внёс поправку: разглядел неудобство в науке и предложил для простоты расчётов, чтобы люди не мучились, те же академики, законодательно округлить число «Пи». Сделать его равным трём. Вы бы слышали, какой крик подняли.
— А у Вас какое образование? — тихо спросил Папа.
— Высшее. Юридическое!
— Я надеюсь, не из этой комнаты №5? Не из «Продажи дипломов»? Не высшее «магазинное»?
— Обижаете, Михаил Потапович! — надулся Брехунов.
— Что ты, Миш, злобствуешь? — весело сказал Карпыч, — Далось тебе это «Пи»! Оно уже никому у нас не требуется: точных расчётов никто не делает, наука не нужна, расчёты только в строительстве, и то «плюс-минус трамвайная остановка», так что дома после таких расчётов валятся…
— Спорить не буду, — грустно ответил Папа. — Что это там, в холле, мигает? Давайте подойдём поближе…
Они двинулись дальше по коридору и вошли в большой холл. Судя по всему, это было одно из центральных помещений в Думке. На роскошных кожаных диванах сидели депутаты и спокойно, как и положено депутатам, с достоинством что-то обсуждали. Рядом с огромными дверьми, над которыми большими буквами было написано: «ЗАЛ ДЛЯ ЗАСЕДАНИЙ», расположились две двери поменьше под общей вывеской: «КАССЫ». Ниже располагалось электронное табло, на котором светящимися красными буквами было написано: «Включение дней Св. Патрика и Св. Валентина в перечень общенациональных праздников». Над левой дверью светилось табло с надписью: «ЗА» и «15.000», а над правой — «ПРОТИВ» и «2.000». У обеих дверей стояли небольшие очереди из депутатов, но к двери «ЗА», народу было больше. Глядя на слегка озадаченные лица своих гостей, Брехунов начал давать пояснения:
— У нас это называется «материальное стимулирование». Если вопрос, стоящий на повестке дня, не является стратегическим и не подлежит обязательному принятию, то мы разрешаем заинтересованным лицам стимулировать депутатов. Что вы сейчас и видите. Поскольку эти праздники сейчас широко празднуются в нашей стране, встал вопрос об их узаконивании.
— Да уж… — сказал Карпыч, — Не знаю, как во всей стране, а в столице точно. Похоже, наш мэр, большой их поклонник. Шествия, фейерверки, народные гуляния, реклама… Я как-то из-за их проведения пол-дня в пробке простоял. Православные праздники так не отмечают, как эти…
— Православию такими мерами не повредишь. Там другие меры принимаются… Поскольку вопрос незначительный, я даже не знаю, кто финансирует. Но кто-то платит за голоса депутатов, — Брехунов посмотрел на табло, — Хотя суммы-то совсем смешные. Но в связи с этим у нас другая проблема возникла. Мы сейчас над ней работаем. Некоторые депутаты берут деньги в обоих окошечках. Необходимо срочно принимать какие-то меры. Это безнравственно!
— А если вопрос «стратегический», как Вы говорите? — уточнил Папа.
— Такие вопросы сейчас как раз принимаются. Мы пройдем в зал и послушаем. На табло они не выносятся вообще — просто на личные счета депутатов перечисляются определённые суммы. Бывают иногда и споры: подняли недобросовестные журналисты крик о рекламе пива. Пришлось обсуждать этот вопрос. С одной стороны, запретить эту рекламу мы не можем: в Плане прямое указание на резкое увеличение потребления спиртных напитков населением; а с другой стороны, совесть нужно иметь — производители такие бабки гребут, а делиться не хотят. Вот тут-то мы им и вдули, по самое «не горюй»! Будут знать, что такое Думка! — он засмеялся, — Жаловаться ходили, до Папы дошли… Но заплатить им всё-таки пришлось.
— Да! — сказал Папа, — Не жалуете Вы иностранные компании.
— А что их жалеть-то, Миш! — сказал Карпыч, — Ладно бы еще пиво хорошее делали!.. Хотя бы как у себя дома. По своим стандартам… Или как у нас раньше — живое! А у них всё «со вкусом»: алкогольный напиток со вкусом пива, пластмассовые чипсы со вкусом ветчины, химические кубики со вкусом курицы… Ведь до чего обнаглели: «Суп из настоящей курицы не имеет никакого вкуса, пока Вы не положите туда куриный бульонный кубик». Вот же!!! Из тех куриных ножек, что они нам присылают втридорога, точно суп не сваришь, но запах они имеют, только не куриный. У меня знакомый, Ферзь, от пива пострадал. Выпил он этого пива, без которого «Не жизнь! Кто бежит за следующей бутылкой?». И его в туалет сильно потянуло… Только он на унитаз уселся — ещё и тошнить и рвать начало. Не выдержал организм такого насилия — прямая кишка вылезла! Забрали его в больницу и положили около приоткрытого окна. Дело было зимой, и он заработал двухстороннее воспаление лёгких. Как-то проходил мимо лечащий врач и спросил у сестры: «Этот ещё не помер? Странно!». Выжил Ферзь только из-за непреодолимого желания набить этому врачу морду, что потом и сделал. Вот до чего пиво доводит.
— Какие Вы страсти говорите, Виктор Карпович, — сказал Брехунов, — давайте лучше в зал для заседаний пройдём, послушаете, как Горлопанов заседание проводит.
Пройти в зал для заседаний оказалось не так-то просто. Несмотря на то, что гостей вёл сам Брехунов, пришлось предъявлять удостоверения. Дело в том, что заседание было секретное и посторонним на нём присутствовать строго запрещалось. Охрана долго их разглядывала, но потом пропустила. Гости огляделись. Ничего необычного — этот зал они часто видели по телевизору. Немного смущало, что депутатов было очень мало, и вели они себя совсем не заинтересованно: кто-то читал газеты, кто-то зевал во всю глотку, некоторые откровенно спали… Брехунов предложил всем устроиться в задних рядах.
— Уже есть решение, — сказал он, посматривая на депутата, который мирно спал недалеко от них, но постоянно ворочался,— оборудовать несколько последних рядов под спальные места.
— Койки что ли поставить хотите? — уточнил Карпыч.— В строительстве на койки считают только гостиницы и общежития. А что? Получится красиво: «Государственная Думка на 500 коек»!
— Не койки, конечно. Поставим кресла, как в хорошем самолёте, чтобы удобно было спать…
— Господа депутаты! — вдруг раздался громкий, знакомый голос, — Предлагаю голосовать все поправки к федеральным программам сразу. Какие будут предложения? — это был голос Горлопанова, сидевшего в президиуме.
— Ну вот! — расстроено сказал Брехунов, — Не успели на обсуждение поправок к закрытым федеральным программам. Как быстро они их обсудили… Ну ничего… Я вам про них расскажу пока они будут голосовать…
Как по команде, вдоль свободных кресел побежали депутаты, как фокусники, очевидно производя голосование за отсутствующих. Гости заворожено смотрели на ювелирную работу депутатов.
— Не зря Вы тренажёрный зал открыли! — сказал Карпыч, — Из депутатов выгонят — в цирк работать пойдут.
— Сволочь ты, козёл безрогий! — раздался недалеко от них громкий женский крик, — Хочешь мне бюджет заблокировать!
Гости с любопытством повернули головы и посмотрели, кто это так громко кричит. Кричала женщина средних лет. Рядом с ней сидел толстый депутат, на козла не похожий, скорее он напоминал толстую, ленивую сову. Кроме гостей на крик никто не обернулся. Даже спящие депутаты не проснулись и мирно сопели… Крик продолжался:
— Я всё поняла. Ты хочешь, чтобы наши женщины болели СПИДом, чтобы процветала безотцовщина, чтобы делались аборты!..
— Я в принципе против венерических болезней, — парировал толстый депутат, морщась, — а ты лучше скажи, куда ты деньги деёшь? Куда деньги деёшь?
— Против он! — продолжала кричать женщина, — Я знаю, что у тебя сифилис был. Вот из-за таких, как ты, у нас женщины болеют сифилисом, СПИДом, безотцовщиной и абортами…
— Ну и что? Я и не скрываю. У меня был сифилис — как у Ленина. Как же ему не быть при такой тяжёлой работе? «Комсомольский актив ушёл в пассив! — подумал Карпыч, глядя но толстого депутата, — В кармане для презерватива носят таблетку валидола!».
— Ты лучше скажи, куда ты деньги деёшь? — депутат, похожий на сову, начал возмущаться, — В прошлом году тебе выделили из бюджета десять миллионов долларов. Под твою загадочную программу. Ты выпустила брошюрку для младших школьников «Мой друг — презерватив»! А остальные деньги где? Брошюрка-то копейки стоит. Куда деньги деёшь?
— Я согласна с тобой! — кричала женщина, — Но ты хочешь, чтобы наши женщины болели СПИДом, чтобы процветала безотцовщина, чтобы делались аборты!..
— А на этот год тебе опять деньги выделять? Вот я против чего. Ты сначала за те отчитайся. Куда деньги деёшь?!
— Сам ты козёл! Ворюга! Зарубил мне, гадина такая, строку!
— Господа депутаты! — вмешался Брехунов, видя с каким интересом гости наблюдают за этой сценой, — Заседание же идёт. Потише! — и, обращаясь к гостям, добавил, — Это депутат Бляхова, из партии ПРБ, я вам рассказывал. Протащила какую-то странную программу, деньги не освоила, теперь ещё хочет. Вот и кричит!..
— Голосование закончено! — громко сказал из президиума Горлопанов, — Решение принято единогласно.
— А почему Горлопанов один сидит в президиуме? — спросил Папа.
— Сейчас подбираем ему ещё одного заместителя… Того, что с ним раньше в президиуме сидел, уже нельзя использовать…
— Почему?
— Видите ли… У него желудок больной, газы… И он, как задремлет, теряет контроль над желудком… А микрофоны в президиуме очень чувствительные… Запах ещё можно как-то перетерпеть, у нас кондиционеры мощные. Но бывают неприятности и похуже: как-то Папа приезжал, начал говорить с трибуны, а тут из президиума звуки различной мощности!.. Он обиделся, подумал, что это нарочно сделали… Короче, надо другого подбирать. Но мы отвлеклись… Я хотел вам рассказать про поправки к закрытым федеральным программам, которые сейчас приняли. Жалко, что мы на обсуждение не успели. И на их примере объяснить механизм принятия или отклонения. Задержали нас академики эти!.. Будь они неладны.
— Слушаем Вас, Иван Иванович.
— Как вы наверняка знаете, Планом демократизации предусмотрены, цитирую: «…неотложные меры по полной деградации с последующим вымиранием коренного населения России, включая славяносодержащее…». Этому посвящена целая глава Плана. Так вот, — Брехунов прервался, пытаясь правильно сформулировать следующее предложение.
— Молчи, сволочь!!! — раздался вдруг резкий окрик, — Комуняка паршивый! Ты сначала золотой запас верни, который ты с Горбатым украл, потом уже меня учить будешь!
— Прихлебатель заморский! — раздался ответ, — Мы то хоть запас украли. А вы всю страну разграбили!
Брехунов лениво обернулся на крики. Гости заелозили на своих местах. Не столько от крика с мест, сколько от предстоящего разговора. План они читали, про федеральные программы уже слышали, но одно дело на бумаге, а другое дело вживую. Когда приличный с виду человек, образованный, приятный в общении, скорее всего, «славяносодержащей» национальности с омерзительным цинизмом рассказывает про то, как надо уничтожить свой народ! Гостям было неуютно. Мысленно перекрестясь, они приготовились слушать.
— Не обращайте внимания, — продолжил Брехунов, — у нас частенько и драки случаются. Так вот… С последующим вымиранием… — смачно повторил он, по-видимому получая удовольствие от этих слов. — Деградация по Плану идёт по двум основным направлениям: духовному и физическому. Они должны идти рука об руку. Одна тянет за собой другую. Духовная деградация начинается с отказа от православия, от веры отцов. Очень много по этому вопросу сделали коммунисты, и не надо об этом забывать. Огромное им за это спасибо.
— А Ислам? — уточнил Карпыч.
— И Ислам, конечно, тоже. Масульман у нас меньше, но и их надо в обязательном порядке отрывать от Веры. Это главная задача! Внедрять побольше сект, ложных религиозных учений, путать верующих — но оторвать, любой ценой оторвать от веры! Затем необходимо прививать им наши, демократические ценности. Начиная от чипсов и кока-колы, и заканчивая гомосексуализмом и правами человека. Побольше разврата, наркомании, насмешек над религией… — Брехунов вспотел, — Но вы всё это и сами знаете!
— От кока-колы живот пучит! — сказал Карпыч, — И потенция понижается!
— Это несущественные мелочи! — продолжил Брехунов. — Я хочу остановиться на физической составляющей. Она тоже очень важна. Наркомания, алкоголизм, сексуальная раскрепощённость, вседозволенность. Всё это подлежит неукоснительному внедрению в жизнь простого человека. Поясню на примере. Большинство населения у нас говорит, что верит в Бога. Но, по-настоящему верующих, которые находятся в лоне церкви, мало. Ну, ходят они изредка в церковь… Ну, постятся иногда… Это стало модно! Таких верующих можно легко от веры отвадить. Тем более, что у подавляющего большинства населения очень тяжёлая жизнь: денег нет, работы не предвидится, детей кормить нечем… А мы ему предложим выпить нашего спиртосодержащего пивка. Потом ещё… С телеэкрана атакуем его рекламой: «Без пива — не жизнь!», «Здесь будет город-бар!», «Что за рыбалка без пива?», «Запомните, без пива не может быть общения!». Долбать рекламой, долбать, долбать! Глядишь, он и подсел на пивко... Ему нравится. И проблемы куда-то уходят… А мы ему водочки предложим. Лиха беда начало. Про Бога он уже забыл! Какая там церковь? Не до неё. А попробуй, милый, лёгкий наркотик. Это еще лучше, чем спиртное. Давай. А вот наркотик посильнее. Давай. И забыл он уже про всё! Не то, что про церковь: про жену забыл, про мать с отцом, про детей! Потомства нормального произвести уже не может, работать не может. Вот вам и деградация. Вот вам и вымирание. Что и требовалось доказать! — Брехунов гордо посмотрел на гостей. — Как там, в Плане записано? «Оскотинивание»? Очень верный термин. Оскотинивать! Оскотинивать, и ещё раз оскотинивать! Вот одна из наших основных задач. Особенно подвержена оскотиниванию молодёжь: подсадил её на алкоголь, наркотик или игровые автоматы, и делай с ней, что хочешь. Тогда за стакан водки или дозу они не то, что мать родную убьют — Родину продадут. Два, три поколения, и всё!
— Насчёт термина, — сказал Папа, — я с Вами не согласен! Если бы скотина, которую Вы только что упомянули, могла бы говорить и мыслить, она, скотина, возразила бы. Где Вы видели скотину, которая употребляет наркотики, алкоголь, и табак? Которая, просто так, ради удовольствия, убивает себе подобных? Совершает половые акты с детёнышами? — было видно, что Папа взволнован.
— Я не против, Михаил Потапович! — ответил Брехунов, заметивший волнение Папы, но, не поняв причины этого волнения, — Но так в Плане записано!.. Наверное, неудачный перевод…
— Не обращайте внимания, Иван Иванович, я немного устал. Как перевели, так и будем делать. На чём Вы остановились?
— Деградация, вымирание, люди не работают…
— Тем более, — вставил Карпыч, — что работы-то и нет нигде.
— Безработица тоже способствует деградации: постоянная нехватка денег, отсутствие работы и уверенности в завтрашнем дне, невозможность прокормить семью… — ответил Брехунов, — но это другая тема. Есть ещё и генно-биологическая составляющая деградации: начиная от внедрения в рацион человека генно-модифицированных продуктов, причём, модифицированных так, как нам нужно, и заканчивая бытовой химией… Население не думает, например, чем оно посуду моет и бельё стирает… И очень важно, что все эти товары мы закупаем по импорту. В импортные товары можно подмешать всё, что нам нужно в достижении наших целей… И никто это не проверит! — Брехунов кашлянул, — Я отвлёкся, это не касается сегодняшнего заседания… Продолжу тему. Не всё так просто. Я, как законодатель, должен обеспечить грамотные законы. Чтобы в любой момент дня и ночи, на территории всей страны можно было купить в неограниченных количествах и пиво, и водку, лучше некачественную, и любой наркотик! Чтобы наше население было всем этим обеспечено полностью. И по приемлемым ценам. И чтобы можно было это всё употреблять где угодно. А то некоторые начинают голос подавать: запретить в скверах, в общественных местах, в транспорте — дикость какая-то. Это вам не тоталитарная Белоруссия! Иногда некоторые недобросовестные бизнесмены ставят во главу угла выгоду! Такого хама мы быстро поставим на место — в первую очередь тут важен результат, а не прибыль. Пиво, водка, наркотики — всё это должно предлагаться по доступным для населения ценам!
— Так это ж бизнес! — сказал Карпыч.
— В первую очередь, это политика, а уж только потом очень прибыльный бизнес. Так вот. В «Федеральной программе по активному внедрению наркомании во все слои населения России в рамках демократии и прав человека на свободный выбор всего» обсуждалась поправка о внедрении наркомании и в дошкольные учреждения, что раньше в программе предусмотрено не было!
— А что ещё там можно внедрять? — грустно спросил Папа.
— Не можно, Михаил Потапович, — нужно. Необходимо! Это же федеральная программа, которая подлежит неукоснительному выполнению! Это Вам не строительство дороги из пункта «А» в пункт «Б»! — Брехунов гордо посмотрел на Папу. — А всего подобных программ по физической деградации пять: наркотики, алкоголь, табак, общее развращение населения, включая проституцию, и игровой бизнес. Кроме игрового бизнеса, все поправки по дошкольным учреждениям прошли.
— А игровой бизнес почему не прошёл? — удивился Карпыч. — В каждом детском саду сделать комнату игровых автоматов… Пусть детишки подсаживаются!..
— Дело в том, что игровой бизнес очень явный!.. Мы поводили пилотные проекты в нескольких детских учреждениях и получили сильный отпор со стороны родителей. А огласка в этом вопросе совсем не нужна. Это надо делать тихо. Постепенно. Потом, когда хватятся — уже поздно будет! Хотя в Плане ясно написано — если первые четыре программы по физической деградации идут успешно, от пятой можно и отказаться!
— Ну, а наркотики, алкоголизм, разврат в детском саду? — удивился Папа, — Да даже и в школе! Разве это не явно?
— Это не явно. Тут много способов. Начиная от программ типа «Мой друг презерватив» депутата Бляховой, развивающих детских игр типа «Выбери себе партнёра для секса!», и заканчивая скрытой популяризацией детской порнографии, приобщением детей к алкоголю, наркотикам… Многие депутаты готовы заниматься этим даже на общественных началах, просто из-за любви к детям!..
— А как относятся депутаты, — спросил Папа, — которых не знакомили с Планом, ко всем этим федеральным программам, законам? Неужели никто не возмутился, не стал отстаивать интересы народа?
— Как Вам сказать, Михаил Потапович? Раньше были у нас крикуны разные: кто-то под демократов рядился, кто-то под коммунистов… Но сейчас в думке случайных людей уже нет!.. Если кто и покричит, повозмущается — так это от скуки… А по поводу программ и законов в соответствии с Планом, так они думают, что просто им подвезло так… Что можно деньги на чём угодно делать… И мы их не разуверяем!..
Вдруг прямо на лбу Брехунова появилась маленькая красная точка. «Это же лазерный прицел! — сообразил Карпыч. — Так и пристрелить могут!». Точка переместилась на область сердца депутата Брехунова. Но тут же на лбу появилась еще одна. «В Думке полно снайперов! — подумал Карпыч, — Это в целом неплохо. Говорить ему, что он на мушке, или пусть пристрелят гниду? — аккуратная красная точка плавно переместилась со лба депутата на его правый глаз, — Шкурку депутатскую портить не хотят!». Брехунов почесал глаз, погрозил кому-то пальцем и сказал:
— Прямо, как дети малые!.. Наша делегация была в Японии, накупили себе лазерных указок, теперь балуются… Молодость бурную вспоминают!..
— Может, тогда Думку приравнять к дошкольным учреждениям? — ехидно спросил Карпыч. Но Брехунов не ответил ему, а стал наблюдать за выступлением какого-то депутата. Он вышел к трибуне и начал свою речь:
— Вот я и говорю… — произнёс депутат, — Я в просрации!.. К сожалению, у нас в Думке это ещё не стало нормой, но встанет… — депутат закашлялся, — Но станет… Встанет, я думаю нормой… В смысле, станет!.. — депутат окончательно запутался.
— Это Вы о чём? — спросил из президиума Горлопанов.
— Действительно, — сказал Карпыч Брехунову, — Это он про порнографию?
— Да ну вас всех в жопу! — совсем расстроился депутат и, подумав, добавил, — В Бермуды! — махнул рукой и пошёл на своё место.
— Что он, интересно, имел в виду? — ехидно спросил Карпыч, — Это уже не просто порнография. Тут уже извращениями попахивает! — Карпыч что-то вспоминал, — Хотя, может, и нет. На заре перестройки два приятеля, кажется, Анисимов и Усов, решили зарегистрировать кооператив. А название, как это модно, взять иностранное, чтобы позвучнее. Решили: интернейшнл! Чтобы выйти на международный рынок. И аббревиатуру от своих фамилий… Так и получилась фирма: Анус интернейшнл! — Брехунов улыбнулся.
— Какое красивое название! — не без иронии ответил он. — Как Вы, Виктор Карпович, всё это только запоминаете? — и добавил. — А депутат этот, Пупков, хотел сказать или про карточки для голосования, или про зевки… Эти процедурные вопросы давно надо решить. Пофракционно ограничить количество зевков за сессию и официально считать прогулом день, если депутат не явился на работу, предварительно не сдав свою карточку для голосования. Кворум же не можем набрать!.. Не ходишь на заседания, так хоть карточку свою оставь. Будем нещадно бороться с такими депутатами.
— Иван Иванович, а какие еще законы стоят на повестке дня как первоочередные? — спросил Папа.
— Мы тут, в принципе, ничего не решаем. Какой закон, и как быстро его принимать решает ваша Администрация по согласованию с Группировкой иностранных советников. Ведь любой закон можно принять в три дня, а можно тянуть несколько лет. Была команда, например, быстро принять закон о частной собственности на землю — мы его немедленно и приняли. Заплатили олигархи за свои страховые компании, чтобы ввести обязательную автогражданку — пожалуйста. Ввели немедленно! И наоборот: не нужен закон о ренте на природные ископаемые, так мы его и не примем никогда… Пойдут поправки, чтения, переносы заседаний… А то некоторые хотят сделать с нашей нефтью, как у арабов и норвежцев!.. Или, закон о коррупции! Сколько лет о нём говорят? Ну, не нужен нам этот закон! — Брехунов хитро улыбнулся, — Мечтатели!.. Таким макаром мы и принимаем законы.
— А зачем тогда его вообще рассматривать, если он принят не будет?
— Вид-то надо делать!.. Что такой важный закон рассматривается, идёт работа, комитеты вносят поправки, подождите еще немного… Демократия всё-таки!.. А первоочередные законы, которые будут приняты? — он задумался, — Можно у Горлопанова уточнить, кажется, очередные льготы для депутатов будут приняты, чиновники просили сократить срок амнистии по налоговым преступлениям и воровству бюджетных денег. Мы уж и так до трёх лет сократили… Но они ещё просят. До месяца.
— Это что? — спросил Карпыч, — Украл бюджетные деньги, отдохнул месяцок на своей вилле, где-нибудь на Лазурном берегу. Причём, на вилле, купленной как раз на эти самые украденные бюджетные деньги, приехал в своё министерство, а тебя уже и посадить нельзя! Уже амнистия. И виллу не отнимешь!
— Виллу и так не отнимешь! — ответил Брехунов. — Конфискацию имущества нажитого воровским путём давно отменили. А месяц они как раз из этих соображений и просили — чтобы в отпуск уложиться. У чиновников ведь не очень большой отпуск — им же на работу нужно выходить. Работать на благо страны. Но, по поводу месяца пока налоговая возражает: говорят, хотя бы три месяца дайте, а то с балансами запутаемся совсем, и так неразбериха полная.
— На этом, — громко сказал Горлопанов из президиума, — сессия завершена!
— Что ж… Прошу вас, господа, в наш буфет! — пригласил Брехунов, — А депутат Горлопанов нас догонит.
Как и всё в Думке, буфет был шикарный! Роскошью, антуражем и кухней он напоминал самые лучшие рестораны мира, а ценами — заводскую столовку времён застоя. Использовался буфет не меньше, чем зал заседаний. Помимо прямого назначения, кормления депутатов, там проходили встречи, переговоры, забивались стрелки с бандитами… Тут можно было увидеть за одним столом в дружеской беседе, не только депутатов, но и министров, крупных бизнесменов, воров в законе… Разговаривать и решать вопросы в привычной обстановке депутатам было проще… Папа, Карпыч и Брехунов с Горлопановым расположились за одним из столов и с удовольствием обедали. Вилку все держали в левой руке, нож, как и положено, в правой: бокалы брали за «талию». Было видно, что правильно принимать пищу они умеют. Неспешно, с расстановкой обсуждали увиденное, делились впечатлениями.
— Все продукты, которые поставляют в наш буфет, — пояснял Горлопанов, — проходят специальный контроль. Никакой химии, всё натуральное, выращенное специально для нашего буфета… Тотальный контроль… Ничего импортного, всё только с родных полей! А поля за колючей проволокой!..
— Ну, Вы и удивили… — ответил Карпыч, — У нас в Администрации тоже не едят «ножки Буша», обколотые гормонами и антибиотиками, и генно-мутированные продукты… Если наш бычок не туда посмотрит, его на стол уже не подадут… У нас всё строго. Мы не быдла какая-нибудь, отравленные ножки «Буша» есть…
— После такого обеда и на баб по-другому смотришь! — раздался громкий знакомый голос. За соседним столиком сидел депутат Мирзавец. Судя по его виду, он действительно хорошо пообедал. Развалившись в кресле, положив ногу на ногу, сосредоточенно ковырял во рту зубочисткой. Что-то отковыряв, внимательно разглядывал это «что-то», стряхивал на пол и продолжал ковырять дальше. Мирзавец постоянно доставал из стоящей на столе вазочки с зубочистками новую, причём старую, которую он уже использовал, аккуратно засовывал обратно в вазочку. Слегка порыгивая, он масляными глазками изучал барышню, сидевшую невдалеке. Она явно была польщена вниманием депутата.
— Тебе на кладбище уже прогулы ставят, а ты всё о бабах! — громко сказал депутат с одутловатым лицом, сидящий рядом с Мирзавцем, — С этими бабами можно и пьянку запустить! Поехали на «Мир»! Нельзя откладывать на завтра то, что можно выпить сегодня!
Карпыч вгляделся в Мирзавца пристальнее. Одутловатый депутат был прав. Полная осведомлённость в вопросах яхт и баб отчётливо проступала на его лице. И как Мирзавец не молодился, не хорохорился, вид у него был потрёпанный. Этакий престарелый подросток.
— Тупа-с! Тупа-с! — кокетливо щебетала барышня сидевшему рядом с ней депутату Законнику, не забывая поглядывать и в сторону Мирзавца. — Не помню, как там дальше… Всё проходит? Тупа-с… — повторила она, эротично поднимая глаза вверх, как бы вспоминая.— Так вот. Я знаю точно. Лучшая машина — это «Ренаульт»! И не спорь!
— Эх ты, блатная сыроежка. Это смешно! — басом отвечал Законник, — Могу себе представить, какую машину могут сделать французы! Ну, тряпки какие-то, ну, маслом на холсте намалевать!.. Но не машину! Нет машины лучше Мерседеса! И от погони на нём можно уйти, и ментов закошмарить…
Карпыч, с интересом слушавший этот диалог, вопросительно посмотрел на Брехунова. Тот медленно прожевал что-то, видимо, очень вкусное, и пояснил:
— Это дама из комитета по культуре. Культуру она ассоциирует только с Францией, другого не признаёт. Специально пошла учить французский язык. Но результата не добилась: тяжело учить иностранный язык, не зная родного. Она очень изобретательна. Если не знает какое-то слово по-французски, то она произносит его по-русски, но на французский манер: ла лошАдь, ла пивО, ла водкА…
— А это странное самобичевание? Тупа-с?.. — спросил Папа, — Это не начало французской поговорки: «Tout passe… Tout сasse… Tout lasse…»?
— Всё проходит, всё разбивается, всё остаётся! — подтвердил Брехунов.
— В комитет по культуре мы точно не пойдём. Я этого не вынесу!— заявил Карпыч.
— Не спорь со мной, Законник! — всё так же кокетливо отвечала барышня, поглядывая на Мирзавца, — У меня два высших образования и кандидатская степень.
— А у меня четыре ходки и авторитет! — гордо ответил Законник, — Я УК, круче генерального прокурора знаю! — он посмотрел на собеседницу. — Сейчас лучше иметь две ходки, чем два высших образования. Даже настоящих, а не как у тебя — из «комнаты №5»! — Законник сосредоточенно и зло разрывал двумя вилками кусок мяса, лежащий на его тарелке. Барышня смотрела на это брезгливо:
— Ты бы научился есть правильно, всё-таки в культурном комитете заседаешь!.. Мясо надо резать ножом.
— Ты меня жизни не учи. У меня всегда нож с собой. Только он для другого нужен! Без тебя знаю, какое мясо чем резать. А есть двумя вилками удобнее: можно и кусок побольше зацепить, и сохранить его на тарелке сподручнее!.. А то, Думка… Депутат!.. Если хочешь знать, сейчас получить место депутата в Думке гораздо проще, чем должность хлебореза на хорошей зоне!..
— До каких пор мы будем терпеть в Думке беззастенчивое воровство?! — раздался резкий, визгливый выкрик. Все оторвались от еды и насторожились, — Сколько можно наживаться на народных избранниках?! Пора уже призвать к ответу думковское ворьё! — кричал толстый депутат Жабин из мирзавцевского комитета. Официантка принесла ему счет, и он был очень недоволен. Подбородки, как обычно, тряслись в разные стороны, — В Думке орудуют воры. Воры! Грабят!..
Все настороженно посмотрели на Жабина. Как обычно пришлось вмешиваться Брехунову:
— Сколько тебе эти воры насчитали? — спросил он.
— Двадцать три рубля сорок восемь копеек! — возмущённо ответил он, тряся подбородками.
— А что ты заказывал?
— Очень скромно… Я просто зашёл червячка заморить: два салата, чёрная икра, осетрина, стерляжья уха и телячья отбивная с трюфелями!.. А они с меня двадцать три рубля содрать хотят!
— А бутылка «Хенеси»?! — подсказала официантка.
— Ну, «Хенеси» бутылка… Так тут же буфет всё-таки… Не элитный ресторан.
— Плати! — сказал Брехунов, — И не думай. Это недорого! Это меньше одного доллара…
— Тебе бы баланды под шконкой! — сквозь зубы прошипел Законник, — С трюфелями!.. Жертва экологии, ошибка эволюции.
— Как ты сказал? — спросила барышня, — Очень красиво.
— Баланда под шконкой.
— Нет. Про эволюцию… Экологию… Красиво!
— Сам месяц учил!
— Не хочу я творогА, — кокетливо кричал Мирзавец, пытаясь привлечь внимание барышни, — от него растут рога!
К столу, за которым сидел Законник с барышней, подошли двое молодых мужчин. Одеты они были в тренировочные штаны, волосы побриты, у одного перевязана бинтом голова.
— Пахан! — сказал один из них грубым голосом, — Братва приехала на разборку. Звать?
— Зови козлов! — ответил Законник, ощупывая свой карман, как будто проверяя что-то, — Сейчас буду их жизни учить!
— Весело тут в вас! — сказал Карпыч, вытирая губы салфеткой, — Спасибо за угощение… Официантка. Принесите счёт, пожалуйста.
— Что Вы! — удивился Иван Иванович, — Вы же наши гости. Я сам заплачу!
— Ни в коем случае. Я сам заплачу. В вашем буфете мне это сделать будет очень приятно!.. — он посмотрел на Папу, — Что, Миш? Посмотрим вторую палату и на этом закончим?
— Конечно! — ответил Папа, — И так мы начальство думковское утомили.
Горлопанов с гостями сидели на заседании Федеративного совета. Брехунов был в президиуме, а пояснения гостям давал Горлопанов:
— В отличие от моей палаты, тут случайных людей вообще нет. Эта палата не выборная, а назначенная. Каждый губернатор прислал сюда своего представителя, чтобы оперативно отстаивать свои интересы в столице: пробивать деньги, пропихивать проекты и программы для губернатора, договариваться с федеральными властями, отмазывать губернатора, если что, давать взятки… Могу пояснить на примере. Практически любой губернатор одной ногой уже в тюрьме: работа у них такая… Чтобы его посадить, нужно только решение руководства: есть решение — ничего уже ему не поможет… Вот тут и нужен сенатор: изучать обстановку, вовремя всем заплатить, следить, чтобы губернатор никому из сильных дорогу не перешёл… Но бывают такие наглые губернаторы — ничего не боятся! Был у нас один такой, руководил отдалённым краем…
— Пардонтий! Один?
— Не один, конечно, но таких наглых очень мало. Воровал у себя в отдалённом крае так, что мы в столице знали. Всем надоело его отмазывать. Сколько комиссий у него перебывало… Вдруг шум в палате: едут его снимать. Уже точно, принято решение на самом верху. Едет опять комиссия… На следующий день в газетах читаем: наградили за хорошую работу или орденом, или именным оружием… Вот это и есть отличная работа сенатора. Представитель губернатора настолько доверенный и преданный человек, что он имеет огромные полномочия. Поэтому случайных и нет. Тут нет крикунов, как в моей палате, нет недовольных… Все представители очень богатые люди, солидные, степенные…
— Оно и видно!.. — сказал Карпыч, оглядываясь по сторонам. — Такие костюмы и у нас в Администрации не на каждом увидишь… А часы, а ботинки…
Папа тоже смотрел по сторонам. Зал для заседаний был расположен амфитеатром. Народу собралось много, и никто не спал. Работа шла полным ходом. В отличие от нижней палаты не кричали, не выражались громко... Недалеко от них сидели два сенатора и мирно беседовали о чём-то вполголоса. Лица их были серьёзны и сосредоточенны. Очевидно, они обсуждали какую-то очень важную для страны, а может быть, и для всей планеты проблему. Иногда доносились обрывки фраз, произносимые сенаторами шёпотом. Карпыч прислушался. «Саввой или Палас-отель? — доносился шёпот, — Две девки, или четыре? Может, лучше в Париж слетаем, новый самолёт тебе покажу!».
— Да, — сказал Карпыч, — в этой палате люди посерьезнее, чем у Вас.
— А я и не спорю… Сенаторы всё-таки… Им положено быть серьёзными… Можно без всякого преувеличения сказать, что верхняя палата — это клуб миллиардеров!
— Пардонтий! Долларовых?
— Ну не рублёвых же!.. Вы еще скажите «тугриковых»! Рублёвых миллиардеров не бывает, впрочем, как и тугриковых.
— С большими федеральными образованиями все понятно, — сказал Папа. — У них всего много, что ж не разгуляться?! Как говорится: «Большому кораблю — большая торпеда!», а как обстоит дело с маленькими образованиями, кто их представляет?
— Это, как правило, небольшие национальные образования. Но сенаторское место-то всё равно есть… Его занимают известные политики, которые не смогли пройти по более выгодному региону: быть сенатором почётно и прибыльно. Даже на маленькое федеральное образование можно получить большое финансирование. Тем более на национальное: поддержка и развитие национальной культуры, языка… Тут можно столько программ насочинять!..
— Так далеко же ездить! — сказал Карпыч, — Не каждый захочет. В столице проще сидеть и приятнее.
— А зачем ездить? — не понял Горлопанов, — Деньги-то все тут крутятся: тут их и получают, тут и делят, тут и по своим счетам распределяют… Вот, например, сенатор Кошак представляет какой-то маленький округ. Была там только один раз, когда её сенатором назначали. И всё! Она не только там не бывает, название этого региона правильно выговорить не может. Ей уже говорили: «Ты хоть название правильно выучи. Неудобно же!». Не хочет! «У меня и так дел много. Я сенатор — моё время дорого!». Тем временем на трибуну поднялся Рыжпейс.
— Сейчас его будут заслушивать, и сенаторы зададут свои вопросы, — пояснил Горлопанов.
— Пардонтий. А в какой он сейчас должности?
— Я уже и сам запутался!.. Где он только не был: и в Администрации у вас рулил, и главным приватизатором, и энергетику разваливал, и залоговые аукционы проводил… Очень активный сперматозоид!
— Я знаю, где он не был! — сказал Карпыч улыбаясь.
— Где же?
— В тюрьме! В камере для смертников. В одежде такой… Полосатой!
— Нельзя его в тюрьму! — сказал Папа, — Он там обязательно сделает реформу, всё украдёт, и тюрем больше не будет. А они нам ещё очень пригодятся.
— История назовёт это время Великим! — начал свою речь Рыжпейс. — По масштабу реформ и преобразований его можно сравнить только с переворотом 17 года!
— Ээ! Уващаими Синатри! Рижий! — раздался голос из зала, — Каму двэ вагон с харощий мак нущна? Очэнь дёщэва атдаю, паслуши. Савсэм за капэйка атдам.
— Уважаемые сенаторы! — громко и резко сказал из президиума Брехунов, — Все реплики потом. Соблюдайте порядок! — Рыжпейс откашлялся и продолжил:
— И сделано это всё нами с вами! Масштабы проводимых реформ огромны: обвальная приватизация, появление класса собственников, новая, демократическая конституция!..
— Это не конституция, — вставил Карпыч — это, прямо, памятник русской словесности! Я вот подумал, Миш, последним демократом в России был Чернышевский. Это точно.
— Наконец-то, — продолжал Рыжпейс, — после многих лет тоталитаризма народ вздохнул свободно. Вздохнул настоящим демократическим вздохом. И это очень большая наша победа, товарищи! То есть, господа! «Ему бы еще пожрать дали чего-нибудь, — бурчал себе под нос Карпыч недовольно, — народу-то. Дышите сами своей свободой, а людей накормить надо, господа!».
— А как обстоят дела с инфляцией и ростом цен? — раздался вопрос с места.
— Дела обстоят отлично. В последнее время прослеживается устойчивая тенденция к падению роста цен. Поэтому и инфляция падает. «Вот гнида! — подумал Карпыч.— Прав был Сергей Сергеевич!». По сравнению с предыдущим годом упали цены на спички на три сотых процента, на собаче-кошачий корм аж на полтора процента. На Черкизовском рынке у частного предпринимателя Азимова, место № 453, на сорок процентов снизились цены на женские колготки — это очень нас обнадёживает и успокаивает: колготки — это же предмет первой необходимости!.. А Вы говорите — инфляция! — Рыжпейс гордо посмотрел на депутатов. — Готовится ещё одна реформа, очень непростая, но крайне необходимая нашей стране и народу. Это реформа жилищно-коммунального хозяйства. Главная цель этой реформы… «Знаешь, Миш, какая там главная цель? — спросил Карпыч шёпотом у Папы. — Главная цель: сделать безработных — бездомными. Безработными людей уже сделали, теперь из квартир хотят выгнать. Это последний большой кусок собственности в стране, который они ещё не поделили!». — Главная цель этой реформы, — продолжал Рыжпейс, — помочь собственникам жилья стать настоящими хозяевами! Собственник должен в полной мере отвечать за свою собственность. Мы, настоящие демократы, всегда даём людям право выбора. «Голодная смерть под забором, или верёвка на шее!» — продолжал бубнить недовольный Карпыч.
— Скажите, — раздался вопрос из зала, — почему не выполняются просьбы сенаторов?
— А что я Вам обещал? — испугался Рыжий, — На следующей неделе заходите, я всё сделаю.
— Почему до сих пор материалы, которые раздаются нам перед заседанием, без картинок? Я уже сто раз просил делать картинки — мне так удобнее. По типу комиксов! — сенатор возмущённо стукнул рукой по каким-то бумагам, — А картинок нет! Почему тут один текст? Где обещанные картинки?
— Эээ! Паслущи! — раздался голос другого сенатора, — Тэбэ мак нэ нужин? Два вагон ест. Я тэбэ мак с картинка сдэлаю. А то бальщой щтраф плачу за прастой вагон.
— Тишина в зале! — раздался строгий голос Брехунова, — Это процедурные вопросы. Мы их обсудим потом.
— А почём твой мак? Качество-то хорошее? — спросил депутат, который требовал картинки.
— Мне что?! — грозно спросил Брехунов из президиума, — Начинать накладывать штрафы? — зал затих. — Продолжайте! — обратился он к Рыжпейсу.
— А что продолжать?.. Я, собственно, по другому вопросу пришёл… Про дела в стране и без меня есть кому рассказать... Я пришёл к вам, чтобы представить проект нового закона, который мы предлагаем. Поскольку нас сильно волнует судьба нашей страны, чтобы окончательно закрепиться на завоёванных демократических позициях и предотвратить сползание в проклятый тоталитаризм, предлагаем ввести уголовное наказание за крамольные мысли. Если кто-то будет не только высказываться, но даже подумает о неправильности проведённой приватизации, залоговых аукционов и всех остальных наших демократических реформ, такого человека необходимо сразу осудить. Таким не место в демократической стране!.. Закон, по типу немецкого, за отрицание «холокоста»! Только строже, предлагаю таких расстреливать! Чуть засомневался — сразу расстрел! Только так мы не скатимся обратно в тоталитаризм!
— За такое преступление, — с наигранным возмущением сказал Карпыч, — я бы расстреливал прямо в зале суда. Зачитать приговор — и расстрелять на месте. Прямо в наручниках!
— А как же наши обязательства об отмене смертной казни? — спросил Брехунов.
— Я думаю, что ради такого случая, в целях защиты демократии, для особо опасных преступников, нам разрешат. Я предварительно переговорил с нашими зарубежными партнёрами по бизнесу, они не возражают: в принципе убивать нельзя, и мы это подтверждаем, но для особо опасных — сделаем исключение.
— Хорошо, — сказал Брехунов, — мы обсудим с сенаторами проект Вашего закона, — Рыжпейс покинул трибуну и направился к выходу. «Молодец! Демократию надо защищать!» — сказал ему вслед Горлопанов. «И себя, любимого, тоже. Как говорится: «Я у себя один!». Рыжпейс — мастер спорта по интригам!» — пробурчал Карпыч себе под нос. Тем временем на трибуну поднялся седой человек, очень мужественного, уверенного вида и начал говорить грубым голосом:
— Вы знаете — я старый боевой генерал. Где я только не воевал! — он гордо посмотрел в зал. — Теперь воюю на политическом фронте. Сейчас я губернатор, но работал и в Думке, и в Правительстве… В критические дни я всегда был рядом с Президентом.
— Это как? — удивился Папа, — Критические дни у генерала?
— Наверное, Миш, это запои!.. — ответил Карпыч, — Знаешь, у женщин месячные, а у мужчин — квартальные. Мужской климакс. Когда одной бутылки уже мало, а одной бабы уже много!
— Он имел в виду критические дни для страны! — пояснил Горлопанов.
— Это когда Папа в запое? У вас тут без переводчика ничего не поймёшь… — сказал Карпыч. Генерал продолжал:
— Все вы тоже знаете, что я глубоко верующий человек. И крестился я не сейчас, в зрелом возрасте, как многие их современных руководителей — когда это модно стало… Крестили меня ещё при тоталитарном режиме: взял отец за ноги и окунул зимой в прорубь… И брата моего тоже. А зима лютая стояла. Заболели мы потом с ним менингитом: очень страшная это болезнь! После неё или умирают, или становятся на всю жизнь дураками!
— Паслющи, дарагой! — раздался голос из зала, — Кто нибут мой мак купит? Два вагон стаит ужьэ. Зачэм тут балтавня дэлат? Нада ужьэ дэлам занятся. Зачэм тут, паслющи, втарой мэсиц сижьу?
— Закрой рот, придурок! — крикнул губернатор, — Когда генерал докладывает! Мак… мак… Два вагона!.. Сопляк! Когда ты только учился в горах коз в собачью позу ставить и ссать стоя, я уже наркоту боевыми самолётами ввозил! Тоннами…
— Сенатор Удоев! — сказал из президиума Брехунов, — Делаю Вам замечание! — он строго посмотрел в зал. И добавил:
— Маком уже давно никто не занимается: все на синтетику перешли!.. Хотя… Попробуйте обратиться в комитет по культуре… Продолжайте, губернатор! — со стороны, где сидел сенатор Удоев, послышался какой-то шум и приглушённые выкрики: «Паслющи, дай нощик! Я зарэжу эта гэнэрала! Он мой мама абидэл! Дай нощик! Щизни лишу!». — Генерал даже не обратил внимания на шум и продолжал:
— Так вот. Брат, спустя месяц, умер. И меня, как губернатора и глубоко верующего человека очень беспокоят интриги, которые сопутствуют нашей профессиональной деятельности. Я прошу Верхнюю палату принять все меры и обеспечить губернаторам спокойную, продуктивную обстановку для работы. У меня, например, появилась информация, что враги готовят на меня компромат. В настоящее время они монтируют видео, где я изображён в бане, пьяный, в компании девиц лёгкого поведения. Я якобы сижу на кожаном диване в этой несуществующей бане, голый... — губернатор задумался, как бы вспоминая, — Нет! Сначала в простыне, а потом уже голый и пью водку!.. — он опять задумался, — Нет! Не водку, коньяк! Сначала коньяк, а потом уже водку! И со мной три голые девицы: Ольга, Таня и Нелли… — он опять подумал, — Точно. Нелли! Очень, такая, красивая… Чёрненькая… Они пили вино… А потом я якобы снял с себя простыню, в этой несуществующей бане, на несуществующем кожаном диване черного, кстати, цвета, стал с ними заниматься всякими непотребствами, типа сексуально-эротических игр с тремя девками… А потом и вовсе: такое началось… — губернатор опять откашлялся, — И всё это на протяжении получаса!.. Должен вам сказать прямо: это всё навет и политические интриги с целью меня дискредитировать! Прошу вас — оградите от клеветы! Тем более, что у меня новая молодая жена! Тоже, кстати, чёрненькая, и она может подтвердить, более пяти минут я этим заниматься не могу. Спросите у неё! — губернатор порылся во внутреннем кармане пиджака и достал какую-то мятую бумажку, — Вот! — громко сказал он, разворачивая её и поднимая вверх, как знамя. Потом добавил:
— Я импотент! Вот справка от врача. Когда самолёты с наркотой гонял, мы попали в большую воздушную яму, и один мешок на меня свалился… Очень неудачно… Солдаты плохо положили. Вот я и стал импотентом. Прошу это учесть. Если появится такая плёнка — сразу будет ясно, что она фальшивая! — он обернулся на Брехунова, — У меня всё!
— Спасибо, господин губернатор. Хорошо, что заранее предупредили нас… — он внимательно посмотрел в зал. — Выключите, пожалуйста, микрофон сенатору Удоеву! Сабурбану Тахоевичу!
— Какая грустная история! — наигранно сказал Карпыч, — Жалко-то его как. Тяжела губернаторская доля!.. Интриги…
— А что это за сенатор Удоев? — спросил Папа.
— Обыкновенный сенатор… От одной из горских республик. Только он недавно стал сенатором, поэтому и не очень ещё разбирается, что к чему. У него есть заводик по переработке мака — наркотики делает и, наверное, лишнее сырьё осталось, вот он и подумал, что лучше всего тут покупателя найти… Народу много, все при деньгах. Ничего, осмотрится, пообтешется и поймёт, что для сенатора, заводик его, это так… Детишкам на презервативы и мороженное.
— Что, Миш? Пора нам уже и честь знать, и так загостились… — он протянул руку Горлопанову.
— Да! — сказал Папа. — Спасибо Вам за экскурсию, мы почерпнули много нового. Проводите нас, пожалуйста! — он тоже пожал Горлопанову руку. — Ивану Ивановичу передавайте спасибо. Все направились к выходу…