Чёрная дыра

Виктор Иванович Калитвянский
Комедия в 3-х действиях

Действующие лица:

Митя
Костя                -  всем около сорока, друзья детства
Александр

Люба, за тридцать
Ольга, около двадцати
Балакирева, около сорока

Между 1-м и 2-м действием проходит одна ночь.
Между 2-м и 3-м действием проходит полтора года.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Гостиная небольшой квартиры. Справа – арка на кухню, видна плита. В центре – дверь в ванную комнату. Левее – арка в прихожую. Слева от арки – дверь в другую комнату.
Над всей панорамой квартиры – антресоль. На антресоли, в беспорядке – картины, рисунки на бумаге, всякий инвентарь художника.
Слева на авансцене, за мольбертом стоит Костя, высокий, черноволосый. Справа, в кресле – Митя, пухлый, всклокоченная светлая шевелюра. Митя курит и хитро-иронически наблюдает за работой Кости.

МИТЯ. А почему, дружок, у тебя голова какая-то ассиметричная? Ты сознательно пропорции нарушил или рука подвела?
КОСТЯ (не оглядываясь). У меня рука не подведёт. Залепить тебе в лобешник.
МИТЯ. Прости, гений, но Балакирева твои изыски не поймёт. Будет орать: чего вы там с моей мордой лица натворили?
КОСТЯ. Заткнись!

Митя поднимает руки и делает гримасу. Вздыхает. Видно, что мается.

МИТЯ. Есть хочется.
КОСТЯ (не оглядываясь). Чеши на кухню.
МИТЯ. Чеши… Готовить надо.
КОСТЯ. Надо.

Пауза.

МИТЯ. Никто не идёт…

Пауза.

КОСТЯ (не отрываясь от работы). Ты совершенно разболтался. Разленился, аки кастрированный кот. А если бабы до ночи не придут? Так и будешь сидеть голодный?
МИТЯ. Не буду.
КОСТЯ. А что же ты будешь делать?
МИТЯ. А я дождусь, пока ты проголодаешься.
КОСТЯ (задумчиво). И эту поэтическую змею я пригрел на своей груди.
МИТЯ. На своей художественной груди.
КОСТЯ. Нет, просто за пазухой пригрел. (Встаёт, отходит на два шага назад, смотрит на полотно.) Точно, у твоей Балакиревой вместо лица морда. И никакой макияж, никакие деньги тут не помогут.
МИТЯ. Во-первых, она не моя…
КОСТЯ. А во-вторых?
МИТЯ. Она же не виновата, что получила такую… лицо такое.
КОСТЯ. Не виновата... Но я где-то читал… у каких-то умных людей… что к зрелому возрасту человек сам отвечает за своё лицо. Понимаешь?
МИТЯ. Понимаю.
КОСТЯ. Кстати, а какого она возраста? Она ведь зрелая, Балакирева?
МИТЯ. Вполне половозрелая.
КОСТЯ. Кто бы сомневался.
МИТЯ. Лет на пять нас помладше.
КОСТЯ. А я думал - постарше.
МИТЯ. Этот жуткий косой взгляд… откуда он взялся?
КОСТЯ (вглядевшись в свою картину и пожимая плечами). Почём я знаю?
МИТЯ (вздыхая). Нет, она будет недовольная таким портретом.
КОСТЯ. А мне плевать. Я что, для неё, что ли, старался?
МИТЯ. А для кого же? Я думал, мы ей всучим портретик, заработаем… А ты облагородь как-нибудь. Тебе же ничего не стоит. Убери эту жуть.
КОСТЯ. Вот ты говоришь – ассиметрично? А я ничего специально не делал. Так вышло. А теперь вижу – вот она такая и есть на самом деле.
МИТЯ. У тебя в последнее время что-то подпольное на портретах вылезает. И с этим надо что-то с этим делать.
КОСТЯ. В каком смысле? Бороться что ли?
МИТЯ. Да нет, бороться не надо. У тебя глаз художника, зачем с ним бороться? А надо как-то приспособить его для дела. А то ведь что получается? Глаз – алмаз, картина – бриллиант, а денег  - нет, и не предвидится. Вот с этим надо что-то делать.
КОСТЯ. Ладно, марш на кухню и ставь чайник.
МИТЯ. Бегу. (С кряхтеньем встаёт, идёт в кухню.)
КОСТЯ (по-прежнему стоя перед полотном). Нет, брат, с этим ничего делать нельзя. Нельзя портить.
МИТЯ (из кухни). А как же денежки?
КОСТЯ. Денежки нужны. Но эту штуку мы трогать не будем. Если надо польстить, я копию сделаю. За полтора часа. Холодной рукой.
МИТЯ (выходя из кухни с подносом). Без божества, без вдохновенья. 
КОСТЯ. Именно. Зато ей понравится.

Садятся, пьют чай.

МИТЯ. Почему так устроено: всё, что у нас получается хорошо, не пользуется никаким спросом.
КОСТЯ. В смысле денег?
МИТЯ. А в каком же ещё смысле?
КОСТЯ. Ну, кроме денег есть ещё кое-что. Помнишь, как Сашка проповедовал по молодости?
МИТЯ (возвышенно-издевательски). Чтоб чувства добрые я лирой пробуждал?
КОСТЯ. Вроде того. Ну, и там, поклонницы. Оленьки и прочие Балакиревы.
МИТЯ. Ну, ты даешь. Перепутал член с пальцем. Оленька – это…

Потрясает рукой в поисках подходящего слова. Костя с интересом за ним наблюдает.

КОСТЯ. Что, поэт твою мать? Не получается? Отлетела муза?
МИТЯ. Почему отлетела? Я вот третьего дня написал… Сейчас прочту. Называется… (Замолкает.)  Нет, потом.
КОСТЯ. Когда потом?
МИТЯ. Ну, потом. Вечером.
КОСТЯ. Митька, Митька, старый ты дурак. Всё на девочек хочешь впечатление произвести. Тебе не на девок смотреть надо, а на сорокалетних баб. Они тебя будут трахать сколько твоей душе угодно, поить, кормить, мыть. Содержать.
МИТЯ (хитро). Ты намекаешь на Балакиреву?
КОСТЯ. Типа того. Хотя, конечно, Балакирева мне не очень нравится. Всё-таки тебе нужна более тонкая натура.
МИТЯ. Это уж точно.
КОСТЯ. И в прямом, и в переносном смысле.
МИТЯ (мечтательно). Как Оленька.
КОСТЯ. Опять двадцать пять.
МИТЯ. Ты знаешь, она мне Фаину напоминает. В молодости. То есть, она и сейчас ещё молодая, просто…
КОСТЯ. Ладно, не стучи хвостом.
МИТЯ. Да нет, я не стучу, просто… Оленька так же моргает глазками и краснеет от фривольных шуточек.
КОСТЯ. Зато теперь Фаина не краснеет.
МИТЯ. А Ольга всё не может привыкнуть. (Задумчиво.)  Да, можно позавидовать тому, кто…
КОСТЯ. Кто затащит её в постель?
МИТЯ. Как ты думаешь, она ещё...
КОСТЯ. Не ещё, а – уже… Стыдно быть романтиком на пятом десятке, Митька.
МИТЯ. Я – поэт. Мне можно.
КОСТЯ. Спору нет, ты поэт.
МИТЯ. Правда?
КОСТЯ. Непризнанный, но настоящий.
МИТЯ. Зато в мире полно ненастоящих, но известных.
КОСТЯ. Ты мне зубы не заговаривай, поэт! Я тебе не про Ерёму, я тебе про Фому. Поэтом можешь ты не быть, но дураком быть не обязан.
МИТЯ. Ну и сказанул. Сам-то понял?
КОСТЯ. Понял. Романтик… Целенькая она или нет?.. О чём ты думаешь, старый дурак!
МИТЯ. Не такой уж и старый. Моложе тебя на семь месяцев.
КОСТЯ. Двадцатилетняя девка сохраняла себя для старого козла. И теперь ждёт не дождётся, когда ты её лишишь этой обузы!
МИТЯ. Какой обузы?
КОСТЯ. Девства!
МИТЯ. Ты думаешь, девственность – это обуза?
КОСТЯ. Какая разница, что я думаю? Важно, чтобы у тебя мозги на место стали!
МИТЯ. Когда Фаинка мне в первый раз давала, она, помню,  так на меня смотрела… 
КОСТЯ (очень сухо). Как?
МИТЯ (не замечая его реакции). Как бы тебе объяснить… С одной стороны, умоляюще. Но и с надеждой. И даже как бы с восторгом. И страшно: мамка заругает. И в восторге: молодой поэт лишает девства. Может, ты и прав. (Пауза. Смотрит на Костю. Выражение лица его меняется.) Тьфу ты, чёрт! Прости, Костик. Хочешь верь, а хочешь нет, а я на минуту забыл, что Фаинка теперь твоя жена. Веришь?
КОСТЯ (усмехаясь). Верю.
МИТЯ. Да, братишка. Много у нас с тобой общего. А вот интересно… Не будешь ругаться?
КОСТЯ. Не знаю.
МИТЯ. Интимный вопрос.
КОСТЯ.  Интимный? Насчёт Фаины?
МИТЯ. Ну да.
КОСТЯ. Ладно, спрашивай.
МИТЯ. Вот мы когда с ней любовью занимались… не будешь ругаться?.. Это ж было давно. В общем, она всегда со стиснутыми зубами, держалась до последнего, аж ногтями спину исцарапает… И только когда совсем разберёт, чуть-чуть застонет.

Он с нарочитой озабоченностью пытается посмотреть на спину Кости,  за вырез футболки. Костя замахивается кулаком.

А сейчас как? Только не ругайся. Так же?..
КОСТЯ. Так же.
МИТЯ. Понятно. А можно ещё один вопрос?
КОСТЯ. Про Фаину?
МИТЯ. Не совсем.
КОСТЯ. Что значит, не совсем?
МИТЯ. Ну… Это просто тест. На сексуальную активность. Я тут недавно прочитал в одном глянцевом журнале. У Балакиревой валяется… Сколько раз люди занимаются сексом.
КОСТЯ. Ну?
МИТЯ. Для нашего с тобой возраста, два раза в неделю – хороший результат. То есть, средний.
КОСТЯ. Ну?
МИТЯ. У меня, к сожалению, получается ниже среднего.
КОСТЯ. Намного ниже?
МИТЯ. Намного.
КОСТЯ. А Балакирева на что?
МИТЯ. Да мне с ней не хочется.
КОСТЯ. Тебе Оленьку подавай.
МИТЯ. Ну, не о чтобы Оленьку…
КОСТЯ. А чтобы – кого?
МИТЯ. Кого, кого? Ладно, ты не увиливай. Вот я про тебя и подумал.
КОСТЯ. Про меня?
МИТЯ. Ну да, про тебя.
КОСТЯ. Сколько раз мы с Фаиной трахаемся еженедельно? Ты сегодня у меня точно выпросишь.
МИТЯ. Ты обещал, что не будешь ругаться.
КОСТЯ. Ничего я не обещал.
МИТЯ. Я объясню, почему такой вопрос.
КОСТЯ. Да не хочу я твоих объяснений.
МИТЯ. Погоди, Костик, погоди. Понимаешь, мне приходилось её, Фаинку, всегда уговаривать. Как-то она была холодновата… А?
КОСТЯ. Б. (Пауза.) Через день.
МИТЯ. Через день?
КОСТЯ. Да, через день.
МИТЯ. По чётным или нечётным?
КОСТЯ. В лоб дам.
МИТЯ. По чётным – Фаинку, а по нечётным – Любочку. Хорошо устроился!
КОСТЯ. Не лезь своими грязными поэтическим лапами в мою личную жизнь.
МИТЯ. Ага, не лезь. Если у тебя получается каждый день, то у меня…

Закатывает глаза, что-то считает. Костя бросает в Митю хлебной коркой.

КОСТЯ. Ну, может, и не каждый день…
МИТЯ. Всё равно, у меня получается во много раз менее интенсивно… Обидно!
КОСТЯ. Тогда работай над собой. А не сиди тут целыми днями. Как потопаешь, так и полопаешь.
МИТЯ. Это в смысле секса?
КОСТЯ. Во всех смыслах.  Закончил эротическую пятиминутку?
МИТЯ. Я бы рад кончить. Да с кем?
КОСТЯ. Езжай к Балакиревой.
МИТЯ. Душа моя вопиёт противу такого варианта.
КОСТЯ. Вопиёт? Тогда иди в ванную, засучи рукава и вспомни молодость.
МИТЯ. Не пойду!
КОСТЯ. Вас, Ивановых, не поймёшь. (Смотрит на картину. Пауза.) Нет, хорошо получилось.
МИТЯ. Слава богу, Балакирева не видит. Смотри, не проколись, когда она явится. Убери, не доводи до греха.
КОСТЯ. Вот ты говоришь, что-то там эдакое на моих портретах вылазит… Может, потому и не пользуется моя мазня популярностью, что вылазит эдакое. Вместо того, чтобы добрые чувства пробуждать… А?
МИТЯ. Не исключено. Вот Саня приедет, он тебе объяснит. Свежим взглядом.
КОСТЯ. Думаешь?
МИТЯ. Уверен. Ты ж его знаешь. Он все точки над и расставит.
КОСТЯ. Приедет? А когда приедет?
МИТЯ. Откуда я знаю, когда? Чего ты меня так смотришь? Да я просто так сказал.
КОСТЯ. Просто так?
МИТЯ. Да. А что? 
КОСТЯ. Я думал, может, скрываешь. У тебя с ним более нежные отношения.
МИТЯ. Да нет, Кость, ничего я не скрываю. Он последний раз полгода назад звонил.
КОСТЯ. Ну, нет, так нет.

Пауза.

МИТЯ. Столько лет прошло, а вы всё место лидера поделить не можете.
КОСТЯ. Чего? Какое ещё место? Какого лидера?
МИТЯ. Кость, я тебя люблю и Сашку люблю. Я вот такой, простой поэт. А вы просто так любить не можете. У вас на первом месте самолюбие. Кто главней. Кто большая  величина.
КОСТЯ. Перестань.
МИТЯ. Я иногда думаю, вот помирать станем, а вы всё одно мериться будете.
КОСТЯ. Хватит.
МИТЯ. Ты его в искусстве переплюнул, он тебя в бизнесе. Кажется, ну и хорошо, каждому своё. Так нет. Вам мало.
КОСТЯ. В каком ещё бизнесе? Какой из меня бизнесмен?
МИТЯ. Ну, не в бизнесе. В жизненном успехе. Вот я почему-то никому из вас не завидую, а вы…

Машет рукой. Пауза.

КОСТЯ. А ведь когда-нибудь он приедет.
МИТЯ. Приедет. Но… во-первых, когда ещё это будет? Три года не приезжал, может, ещё столько же не явится. А во-вторых, не факт, что у нас её заберёт.
КОСТЯ. Не факт? Почему?
МИТЯ. Это же чёрная дыра.
КОСТЯ. В каком смысле?
МИТЯ. Чёрная дыра в каком смысле?
КОСТЯ. В каком смысле чёрная дыра – я и без тебя знаю. Почему квартиру не заберёт?
МИТЯ. Не заберёт.
КОСТЯ. Почему?
МИТЯ. Потому! Вот попомни моё слово.

Костя усмехается. Пауза.

Слушай… только не ругайся, ладно? Ты ведь Фаинку в первый раз именно здесь трахнул? И Любочку? Я уже не говорю про этих, мимолётных… А почему я уже столько лет никого здесь не могу прищучить?
КОСТЯ. Ну, а этих… Мимолётных, как ты говоришь. Лёгкого поведения.
МИТЯ. Эти не считаются.
КОСТЯ. Я тебе сто раз говорил. Ты не туда глядишь. Тебе не поэтические натуры нужны, а крепкие бабы. Вроде Балакиревой… Ну, разве немного потоньше…

Из-под арки в прихожую выходит Люба.

ЛЮБА. И в прямом, и в переносном смысле.
МИТЯ. Любочка!
КОСТЯ. Юбочка из плюща.
МИТЯ. Спасительница!
ЛЮБА. Что, поэтической натуре подавай чего-нибудь материального?
МИТЯ. И вкусного!
ЛЮБА. И побольше!
МИТЯ. Ну почему ты чужая жена?
ЛЮБА. Ты делаешь мне предложение?
МИТЯ. Да! То есть, нет.
ЛЮБА (на ходу, разбирая пакеты). Нет?
МИТЯ. То есть, да, но… Но не от своего имени.
ЛЮБА. Вот как! И кто же вас уполномочил?
МИТЯ. Один мой близкий друг.
ЛЮБА. Близкий?
МИТЯ. Очень близкий. Можно сказать, брат.

Костя показывает Мите кулак, уходит в ванную.

ЛЮБА. И что же хочет этот ваш близкий друг? Который брат.
МИТЯ. Просто я знаю то, что он ещё не понял.
ЛЮБА. Знаешь?
МИТЯ. Знаю.
ЛЮБА. И что?
МИТЯ. Будь на его месте, я бы…
ЛЮБЯ. А я на своём месте скажу так: не надо заниматься ерундой. Надо ценить то, что есть. У меня на руках две души. А у твоего брата… друга…  тоже кое-кто есть. Получается на одной чаще весов – двое, а на другой – трое.
МИТЯ. Да, это верно. Правда, можно уравновесить. Братик-то кое о чём мечтает. То есть, кое о ком. Так что будет трое против трёх.
ЛЮБА. Что? Ну и счёт у тебя!… Мечтает? Хм... Этого мне только не хватало.

Открывается дверь ванной, выходит Костя.

КОСТЯ. Что тут у вас? Сепаратные переговоры? Смотрите, всех уволю!
ЛЮБА. Ишь ты, увольнитель. Ты здесь не хозяин. Вот приедет ваш Александр, он вас всех разгонит. То есть, нас всех.

Митя и Костя переглядываются.

КОСТЯ. Приедет? С чего ты взяла?
ЛЮБА. Я? Что вы на меня так смотрите? Я просто так сказала. Чего вы боитесь? Он что, такой страшный? Он же вроде ваш друг. Ещё один брат?
МИТЯ. Практически.
ЛЮБА. Ну вот. А у вас при его упоминании глаза становятся квадратными.
КОСТЯ. Квадратными?
ЛЮБА. Ну, прямоугольными.
МИТЯ. Да нет, просто…
ЛЮБА. Что, просто выгонит?
МИТЯ (вздыхая). Ну, не то чтобы выгонит…
ЛЮБА. Но может?
МИТЯ (переглянувшись с Костей). Может.
ЛЮБА. Эх вы, горемычные.
МИТЯ. Горе-мычные. Костя, мы что, горе - мыкаем?
КОСТЯ. Мы его выкаем.
МИТЯ. Слава богу, что не тыкаем.
ЛЮБА. Что вы там несёте?
МИТЯ. Мы несём тяжкую ношу служения искусству.
ЛЮБА. А.
КОСТЯ. Что – а?
ЛЮБА. Ничего. Ежели искусство, тогда другое дело. Потому что в этом случае вы имеет полное право нести любую ахинею.
МИТЯ. Любушка, ты даже не понимаешь, насколько ты права.
КОСТЯ. Я есть хочу.
ЛЮБА. Что, искусством сыт не будешь?
МИТЯ. Искусству – время, а обеду – самый лучший час.
ЛЮБА. Оленьку будем ждать?
МИТЯ. Оленьку? Надо бы подождать.
КОСТЯ. А ты уверен, что она придёт?
МИТЯ. Не уверен.
ЛЮБА. Но очень хочется. Да, Мить?
МИТЯ. Да.
КОСТЯ. Кто-нибудь придёт. Не Ольга, так Балакирева.
МИТЯ. Лучше Оленька.
ЛЮБА. Кому лучше?
МИТЯ. Тебе не нравится Оленька?
ЛЮБА. Она не мужик, чтобы мне нравиться. Не нравишься мне ты, когда сальными глазками на неё глядишь.
МИТЯ. Сальными?
ЛЮБА. Даже очень.
МИТЯ. А как должен глядеть мужик на красивую женщину?
ЛЮБА. Она не женщина. Она девушка.
МИТЯ. Ты хочешь сказать?..
ЛЮБА. Ничего я не хочу сказать!.. Представляю, как вы тут языки чешете...
КОСТЯ. Обо что мы тут языки чешем, Митька?
МИТЯ. Об искусство.
КОСТЯ. Вот именно.
ЛЮБА. Ну, и слава богу.

В арке появляется Ольга.

МИТЯ. Оленька, солнышко наше!
КОСТЯ. Богатой будешь.
ЛЮБА. Если замуж хорошо выйдешь.
МИТЯ. Зачем ей замуж? Ей ещё рано.
ЛЮБА. Замуж никогда не рано. Чаще – поздно.
ОЛЬГА. Митя, я набрала текст. (Протягивает Мите дискету.)
МИТЯ. Спасибо, Оленька. (Вертит в руках дискету.) Подумать только, здесь всё, что я написал.
КОСТЯ. Чёрная дыра твоей поэтической вселенной.
ОЛЬГА. Вот, я распечатала. (Протягивает пачку листов.) Только…
МИТЯ. Что, Оленька?
ОЛЬГА. Я даже не знаю, как быть.
КОСТЯ. Говори прямо. Много грамматических ошибок?
ОЛЬГА (с облегчением). Да, есть.
КОСТЯ. Не тушуйся, Ольга. У нашего поэтического таланта по русскому языку всегда была тройка.
ОЛЬГА. Тройка?
МИТЯ. Увы. Особенно плохо у меня с синтаксисом.
ОЛЬГА. Да, это заметно.
КОСТЯ. Тебя это расстраивает, Ольга?
ОЛЬГА. Это странно. Писатель ведь работает с языком. Он должен его чувствовать.
МИТЯ. А я аномалия.
ОЛЬГА. Я даже не знала, как быть с пропущенными запятыми. Орфографические ошибки я исправляла, а вот синтаксис… Я всё оставила как есть.
КОСТЯ. Подумаешь, синтаксис. Какая-то знаменитость вообще без всякого синтаксиса стишки кропает. Представляете, ни точек, ни запятых? Правда, гений?
МИТЯ (рассеяно, отрываясь от рукописи). Да, есть такой прикол.
ОЛЬГА. Вы не шутите?
КОСТЯ. Какие шутки. Нынче такие перфомансы загибают, что только держись.
ЛЮБА. Не переживай, Оля. Митя ещё не дошёл до того, чтобы отказаться от  знаков препинания. Он разрешает их поставить тебе.
ОЛЬГА. Мне? Я не знаю. Это очень…
ЛЮБА. Ответственно? Ничего, мы тебе доверяем.
КОСТЯ. А что у тебя было по русскому в школе?
ОЛЬГА. Пять. Иногда – четыре.
КОСТЯ. Мы разрешаем.

Берёт дискету из руки Мити и возвращает её Ольге.

ЛЮБА. Садимся. (Косте.) Разливай.
КОСТЯ. Так выпьем же за великий и могучий… (Толкает Митю, отбирает у него рукопись.) Митька, за что пьём?
МИТЯ. За великий. За могучий. Что? За Советский Союз что ли? Не, я не буду.
КОСТЯ. Это почему? Все трудящиеся за него пьют, вспоминают добрым словом, а ты – не хочешь?
МИТЯ. А я не хочу!
КОСТЯ. Ты – ренегат.
МИТЯ. Рене – что?
КОСТЯ. Просто – гад. Изменник трудовому народу.
МИТЯ. Может быть. Но мне простительно. Я не трудовой народ.
ЛЮБА. А кто же ты?
МИТЯ. Могу быть и ренегатом, и гадом, и предателем, и кем угодно. Я просто русский поэт.
КОСТЯ. Ах да, поэт, ты обещал мне кое-что. Вечером, а?
МИТЯ. А, точно! Ну что же, я готов.
КОСТЯ. Оленька, ты присутствуешь при первом чтении стиха. Кто знает, может быть, это гениальный стих?
ЛЮБА. Ты написал новые стихи, Митя?
МИТЯ (важно, наклоняя голову). Да.
КОСТЯ. Так читай, не томи!
МИТЯ (кашлянув и качнув головой). Так…

Прошу, маэстро, тихо троньте струны
Смычком вишнёвым, будто между прочим,
А что ещё он спьяну напророчил?
Конечно, от любви,
конечно, между строчек –
наш златокудрый пан,
наш вечный Одиссей.

А в небе Вифлиемская звезда,
В руках ступни твоих волшебных ножек.
За что благодарю тебя, о боже,
И более мне нечего желать.
Ах, не подумай, полночь, рассветать,
Нам утро посылает ароматы,
Не выпиты настойки и мускаты,
И есть ещё о чём устам шептать.

Ах, Костя, где ты, Костя, старый плут!
Тебя мы вспоминаем ежечасно.
Поверь, я был бы просто счастлив,
Когда б ты трапезу с друзьями разделил.

На рождество готовили индейку.
Какие рёбрышки!
А крылышки!
А шейка
такою розовою корочкой хрустит!

Ах, Костя, я немею, где ты, Костя?
А водочка студёная с мороза
с грибочком маринованным так пьётся!
На псах ревнивых мчатся рогоносцы.
А у нас по жизни – чимароза…

Как много значишь ты в моей судьбе.
И быть возможно ль в счастье виноватым?
Ах, красота!
О, сколько же в тебе
нечаянно губящих ароматов!

Ещё бы воздуха немного в паруса,
Чтобы прогнулись перья дамкой шляпы,
Качнулись розы, вспыхнули глаза,
И на корабль мечты взойти по трапу
Навстречу солнечному зайчику весны,
Чтоб продолжались поэтические сны.  (*)

Ольга в сдержанном восторге хлопает в ладоши.

ЛЮБА.  Какое рождество, какая индейка?..
КОСТЯ. Вот он я, гений!..

Встаёт, обнимает Митю, целует его. Митя шутливо отодвигается.

ЛЮБА. Поэт ждёт, чтоб его женщины целовали.

Встаёт, целует его в губы. Митя косится на Ольгу.
Ольга встаёт, прикасается губами к Митиной щеке.

КОСТЯ. Ты доволен?
МИТЯ. Я счастлив.
ЛЮБА. Пиши почаще хорошие стихи, и женщины будут тебя на руках носить.
КОСТЯ. Ты на Балкиреву намекаешь?
ЛЮБА. Почему на Балакиреву?
КОСТЯ. А кто ещё сможет Митьку на руки взять?
ЛЮБА. Не валяй дурака, я говорю в переносном смысле.
КОСТЯ. А я в прямом. Почему нет музыки? (Встаёт, включает музыкальный центр. Звучит музыка. Подходит к Любе). Позвольте? Как там у нашего гения? Ступни твоих волшебных ножек?..

Люба и Костя танцуют. В танце они делают круг, постепенно доходят до двери в комнату. Тут Костя открывает дверь, тянет туда Любу. Дверь закрывается.

МИТЯ (оглядываясь).  Может, нам тоже потанцевать?
ОЛЬГА. Я не знаю…

Митя встаёт, подаёт Ольге руку. Они танцуют.

МИТЯ. Так значит, тебе, Оленька, понравились мои стихи.
ОЛЬГА. Очень.
МИТЯ. Я рад. Я очень рад. Бывает иногда, накатит. Вот когда накатывает, самое лучшее.
ОЛЬГА. Почему?
МИТЯ. Не знаю. Говорят, кто-то свыше диктует.
ОЛЬГА. Свыше?
МИТЯ. Ну да. (Мелодия заканчивается. Из комнаты доносится какая-то возня. Митя бросается к музыкальному центру, но тут начинается новая мелодия.) Ещё потанцуем?
ОЛЬГА. Может быть, попозже?
МИТЯ. Как скажешь, солнышко моё.

Садятся. Звонок телефона. Ольга берёт трубку, слушает со страдальческой складкой на лбу.

ОЛЬГА. Кто?.. К сожалению, вас очень плохо слышно. Костя? Вы знаете, он сейчас не может подойти… Что? Вас не слышно.

Вопросительно смотрит на трубку и кладёт её на место.

МИТЯ. Свет моей души, кто там?
ОЛЬГА. Кажется, Костю.
МИТЯ. Костю? К несчастью, он не может. Или к счастью… Ещё потанцуем, девочка моя?
ОЛЬГА. Может, в другой раз? Я немного устала.
МИТЯ. Устала? Ну, тогда отдохни.
ОЛЬГА. Музыка очень громкая. Может, сделать потише?
МИТЯ. Потише? (Смотрит на дверь комнаты). Просто сделаем потише. Послушаем ещё немного…

Телефонный звонок. Ольга берёт трубку.

ОЛЬГА. К сожалению, я вас плохо слышу… Что?

Митя подходит, берёт трубку из рук Ольги.

МИТЯ (прижимая трубку к одному уху и затыкая пальцем другое). Аллё! Кто там? Не слышу. Ничего не слышу! Кто? Не понял… Слушай, старик, я всё равно ничего не слышу, так что… Ничего не понял, бульканье какое-то. Перезвони попозже.

Кладёт  трубку. Смотрит на Ольгу. Та сидит, не поднимая глаз.
Митя прислушивается. Осторожно нажимает кнопку. Тишина.

Ну, вот и хорошо. Ты почему ничего не ешь, солнышко моей души?
ОЛЬГА. Не хочется.
МИТЯ. Что значит, не хочется? Надо.
ОЛЬГА. А что такое чимароза?
МИТЯ. Чимароза? Как тебе сказать…  Мы и сами не знаем. По-моему, это чья-то фамилия. А чья – на знаю. Мы как-то с Костей хохмили, и нам это слово очень понравилось. Чимароза! Так и пошло.
ОЛЬГА. Что у вас по жизни – чимароза?
МИТЯ. Именно так, моя хорошая.
ОЛЬГА. Странные вы люди.
МИТЯ. Мы богема.
ОЛЬГА (задумчиво). Да, богема.
МИТЯ. Птичка божия не знает ни заботы, ни труда…
ОЛЬГА. С одной стороны, вы богема, цвет нации. А с другой стороны, могут ли все быть богемой?
МИТЯ. Все? Конечно, не могут. Это исключено. Нас мало избранных, счастливцев праздных, единого прекрасного жрецов…
ОЛЬГА. Но если все будут богемой, кто будет производить материальные ценности?
МИТЯ. Материальные ценности? Нет уж, пусть они производят материальные, а мы будем духовные…(Многозначительно, целуя руку Олльге.) Но ты не грусти.  Для прекрасных девушек всегда найдётся место среди богемы…
ОЛЬГА (убирая руку).  А что такое перфоманс?
МИТЯ. Перфоманс?

Открывается дверь, выходят Костя и Люба.

Костя, что такое перфоманс?
КОСТЯ. Перфоманс? О, братцы, это такая штука, что в двух словах не опишешь…
ЛЮБА. А ты в трёх. Чтоб не слишком растекаться.
КОСТЯ. Ты куда-то спешишь?
ЛЮБА. Вообще-то мне домой нужно.
КОСТЯ. Понял. Постараюсь – лапидарней. Перфоманс – это… Это!..

Костя смотрит на Митю. Митя – на Костю.

КОСТЯ. А кто у нас мастер художественного слова?
МИТЯ. А кто у нас художник?
КОСТЯ. Мастер-ломастер… В общем, собрались недавно в Москве три чудака…  то есть два чудака и одна чудачка. Раскрасили себя, голых, и пошли по проспекту. Тут их милиция и повязала.
ЛЮБА. Ну? И что?
КОСТЯ. Это был перфоманс.
ЛЮБА. Не понимаю. Смысл-то в чём?
КОСТЯ. Ну, когда их из милиции выпустили, они на пресс-конференции что-то там блеяли про какие-то идеи. Которые они таким образом выражали.
ЛЮБА. И всё?
КОСТЯ. Всё.
ОЛЬГА. А какие идеи?
КОСТЯ. Понимаешь, Оль, я читал про их идеи, но теперь уже не помню.
ЛЮБА. Хорошие, видать, идеи.
МИТЯ. А тут не фишка не в идеях, а в телевизоре.
ОЛЬГА. В телевизоре?
МИТЯ. Ну да. Главное – показали по телику. Реклама – двигатель торговли.

Телефонный звонок.

ЛЮБА. Кого? Я не слышу. Что? Музыку сделать потише?  А, поняла… Митю? (Мите.) Тебя.
МИТЯ. Балакирева? (Люба кивает, протягивая ему трубку.) Скажи, что меня нет.
ЛЮБА (в трубку). Его нет. Что? (Мите.) Она слышала твой голос.
МИТЯ. Ладно, скажи, только что вошёл.
ЛЮБА. Он только что вошёл.

Митя берёт трубку, говорит, невольно становясь спиною к Ольге.

МИТЯ.  Привет. (Пауза. ) Да нет... Это же не совсем обычная квартира… Какой дом свиданий, что ты говоришь?.. (Пауза.) Вот именно. Ты должна понимать, Костя художник, у него… то есть… поэтому тут бывают женщины. А что я? У меня тоже есть потребность в творческой обстановке. Что? Не слышу. Какая потребность?.. Да нет. Всё, я перезвоню. Пока.

Кладёт трубку, оглядывается на Ольгу.

КОСТЯ. Всё сказала?
МИТЯ. Всё.
КОСТЯ. Да послал бы её на три буквы.
МИТЯ. Я не могу.
ЛЮБА. Митя добрый, он не может влюблённую женщину послать на три буквы.
МИТЯ (покосясь на Ольгу). При чём тут влюблённая? Она просто моя поклонница. Моего поэтического таланта.
КОСТЯ. Вот именно.
МИТЯ. Если мы станем разбрасываться нашими поклонниками, с чем мы останемся?
КОСТЯ. Книги моё хобби. Я люблю их обе.
МИТЯ. Вот именно.
ЛЮБА. Ты хотел сказать, поклонницами?
МИТЯ (пожимая плечами). А мне всё равно. И всё едино. Но если по дороге куст…
ОЛЬГА (не поднимая головы от журнала). Особенно рябина…

Митя посылает ей восторженный воздушный поцелуй.

КОСТЯ. А мне наплевать, кому больше нравится моя мазня. Лишь бы покупали. Кстати, живопись больше нравится женщинам, а покупают-то мужики.
МИТЯ. У тебя хоть покупают.
ЛЮБА. Как?.. А разве Балакирева у тебя ничего не купила?
МИТЯ (грозя ей пальцем). У меня нечего покупать. У меня ещё ничего не издано.
ЛЮБА. А почему не издано?
МИТЯ. Спонсора нет.
ЛЮБА. А ты ищешь?
МИТЯ. Поэт сам не должен искать. Это его унижает.
ЛЮБА. А кто должен?
КОСТЯ. Он на Сашку надеется.
МИТЯ (задумчиво). Вот, приедет Саня…
ЛЮБА. Саня вас рассудит… Ну, а какая-нибудь ночь вдохновений… разве это не продаётся?
МИТЯ. Ах, не мучьте поэта, люди!..
ЛЮБА. Чего ты кривляешься? И чего на Ольгу косишься?
МИТЯ. Я?
ЛЮБА. Ты!
МИТЯ. Да как же на неё не глядеть? На такую-то красоту.
ЛЮБА. Ты мне голову не морочь. И ей. Она уже большая девочка. Правда, Ольга?
ОЛЬГА. В общем, да. А что вы имеете в виду?
КОСТЯ (задумчиво). Что я имею?..
ЛЮБА. Я имею в виду… (Вдруг прыскает, хохочет.) Ой, ну я не могу!.. Что за народ? Испорченные люди!
МИТЯ (подскакивая к Ольге, беря её за руку и целую пальцы). Совершенно испорченные люди! Ты их не слушай, Оленька!
ЛЮБА. Ну да, ты его слушай!.. Он тебе наговорит. С три короба и ещё маленькую тележку.
МИТЯ. Не слушай её, Оленька! Она циничная женщина…
ЛЮБА. Ой, ёй, ёй! Это я циничная? Ты меня со своей Балакиревой перепутал.
МИТЯ (возвышенно-лукаво). И вовсе она не моя.
ЛЮБА. А чья же она? Она устраивает тебе совершенно семейные сцены. Чего ты мне подмигиваешь?
МИТЯ (снова целуя руку Ольге). Ничего я не подмигиваю.
КОСТЯ. Когда на него женщины наезжают со всех сторон, у него тик начинается.
МИТЯ. Вот именно. Поэт – тонкая натура.
ЛЮБА. Примечай, Ольга. Тебе пригодится. В общении с поэтами. И художниками тоже… В общем, с людьми тонкой душевной организации.
КОСТЯ. Ох, люблю я поэтов…
МИТЯ (отходя от Ольги).  Забавный народ!
КОСТЯ. В них всегда нахожу я историю, сердцу знакомую.
МИТЯ. Как прыщавой… то есть… как красивой курсистке длинноволосый урод…
КОСТЯ и МИТЯ (вместе). Говорит о далёких мирах, половой истекая истомою!

Обнимаются.

ЛЮБА. Вот, Ольга, любуйся на них! Во всей красе!
МИТЯ. А что? Мы такие! Выпьем?
ЛЮБА. В общем, Ольга, имей в виду… хм, заруби себе на носу… Эти тонкие душевные натуры умеют оправдать любую свою гадость.
МИТЯ. Что значит, оправдать?
ЛЮБА. А то и значит! Чёрное представить белым, а говно, извините, шоколадом.
ОЛЬГА. Вы считаете, что творческим натурам нельзя доверять?
ЛЮБА. Доверять? Господи, да о доверии тут и речи быть не может!
КОСТЯ. Ну а ты-то что тут делаешь, в этом гнезде порока?
ЛЮБА. Я тебе потом объясню…
МИТЯ. А зачем ты девушку с поэтическим восприятием действительности опускаешь на грешную землю?
ЛЮБА. Я пытаюсь на эту грешную землю опустить её осторожно, чтобы она не грохнулась на неё со всей поэтической высоты. Чтоб не было больно.
КОСТЯ. А твоя ли это задача?
ОЛЬГА (вставая). Я пойду домой.
МИТЯ. Может, посидишь?
ОЛЬГА. Спасибо. Мне пора.
МИТЯ. Ну ладно… Позвонишь? Или мне позвонить?
ОЛЬГА. Я позвоню.

Уходит.

КОСТЯ. Довольна?
ЛЮБА. Представь себе, довольна!
МИТЯ. Так было хорошо, так хорошо сидели.
ЛЮБА. Вам всё хорошо, а о нас вы не думаете!
КОСТЯ. Что с тобой? Ты совсем спятила! Вроде менструации нет… И трах наш был хорош. Какая шлея тебе попала?
ЛЮБА. Мне за нас обидно! За нас, за женщин.
МИТЯ. Почему, Любонька?
ЛЮБА. Потому, Митенька! Вот сидишь ты тут, поёшь ей в ушко, а потом поедешь с Балакиревой в ресторан, а потом к ней на квартиру!.. Отрабатывать, так сказать, вложения!
МИТЯ. Ну, зачем ты так, Люба? Балакирева меня любит.
ЛЮБА. Вот и прекрасно! Вот и люби её! У неё этой любви на сто лет хватит. Устанешь черпать.
МИТЯ (усмехаясь). Мне два часа хватает.
ЛЮБА. Ага! И потом тебе подавай что-нибудь чистое и незасаленное.
МИТЯ. Незасаленное?.. Это ты хорошо сказала, надо запомнить.
ЛЮБА. Запомни, запомни! Я тебе ещё могу подбросить… Я много слов знаю. Я ведь не поэт, я простая русская баба.
МИТЯ. Ты не баба, Любонька. Ты настоящая женщина.
ЛЮБА. Спасибо, Митя. Ты умеешь найти верное слово.
КОСТЯ.  Ну и чего ты взъелась на нас из-за Ольги, простая руская баба? То есть, пардон, настоящая женщина. Ты её защищаешь что-ли?
ЛЮБА. Может, и защищаю.
КОСТЯ. От кого? От нас?
ЛЮБА. От жизни.
КОСТЯ. От жизни? От какой жизни? От той, где муж, дети, служба, кастрюли  и пелёнки?
ЛЮБА. Да, это настоящая жизнь.
КОСТЯ. А почему же она сюда приходит, летит, как бабочка на огонь? Почему ты сюда приходишь?
ЛЮБА. Почему? И ты спрашиваешь?
КОСТЯ. Потому что неизвестно ещё, где настоящая жизнь. Здесь, среди полотен, среди Митькиных виршей – или там, за этими стенами. И вы потому и приходите, что вас тянет сюда что-то…
МИТЯ. Какая-то неведомая сила.  И манит, и зовёт…

Оба подходят к Любе с разных сторон, берут её за руки, целуют ей руки.

ЛЮБА. Послушайте, мне обидно за женщин… Ну неужели мы нужны только для того, что ублажать мужиков, когда у них в штанах зашевелится?
КОСТЯ. Ублажать… Не нравится слово? Найди другое.
ЛЮБА. Не в слове дело.
КОСТЯ. Конечно, не в слове. Слово может быть Митькино, поэтическое, высоким штилем, а может быть натуральное… Например, у мужика шевелится, а у женщины… что у женщины?
МИТЯ (торжественно-высокопарно).  Женщина загорается огнём страсти.
КОСТЯ. Ну да. Это по старославянски. А по рабоче-крестьянски?
ЛЮБА. Не надо по рабоче-крестьянски. Вы, так называемая богема, должны чем-то отличаться от окружающей действительности?
КОСТЯ. Вот… А ты спрашиваешь, почему она сюда ходит!
ЛЮБА. Я спрашиваю?
КОСТЯ. Нет, ты не спрашиваешь. Зачем тебе спрашивать. Ты хорошо знаешь, зачем сюда ходишь.
ЛЮБА. Фу.
МИТЯ. Но ведь это прекрасно, когда мужик хватает женщину и в порыве страсти волочёт в другую комнату… Разве это не прекрасно?
ЛЮБА (вырывая руки). Всё, я ухожу. Мне пора.
КОСТЯ. У тебя всё в порядке?
ЛЮБА. Слава богу.
КОСТЯ. Как дочка?
ЛЮБА. Что с тобой? Проявляешь внимание?
МИТЯ. Можем и мы, испорченные люди, проявить внимание?
ЛЮБА. Наверное, что-нибудь просить станете… Денег что ли взаймы?
КОСТЯ. А вот и не собирались.
ЛЮБА. Надо же… Ладно, у меня всё в порядке. И дочка, и…
МИТЯ. Здоров?
ЛЮБА. Что такое здоров после инфаркта? (Роется в сумочке, смотрит, не забыла ли чего-нибудь.) Держится. Курить бросил.
КОСТЯ. Ну, а… как вы между собой? Не упрекает?
ЛЮБА. Молчит. И в отличие от ваших баб, он не звонит сюда, не ищет меня.   

Звонок. Митя и Костя переглядываются. Костя берёт трубку.

КОСТЯ. А, привет. (Садится.) Что у нас происходит? Ничего у нас не происходит. (Пауза.)  Послушай, я всегда рад, когда ты сюда приходишь.
МИТЯ. Фаиночке привет.
КОСТЯ. Митька тебе привет передаёт. (Пауза.) Какие бабы? Нет, я сегодня не писал обнажённой натуры. Женские голоса? Какие голоса? Кто слышал? Сашка? Он звонил? (Пауза.) Понятно. Ладно, пока. Скоро буду. (Кладёт трубку.)
ЛЮБА. Надо было и мне Фаиночке привет передать.
КОСТЯ. Чего ты на меня смотришь?
ЛЮБА. Я вот думаю… Она и с тобой жила, и с Митькой жила. Я вот думаю, и как это ты меня Митьке не предлагаешь?..

Костя и Митя переглядываются.

Это ведь так интересно. Сравнивать бабу на вкус, на цвет, на запах. А?..
КОСТЯ. Ну, это ты загнула.
ЛЮБА. Почему так неуверенно? Что, уже был разговор? Эх, вы!.. Козлики!

Уходит.

КОСТЯ. А разве был такой разговор?
МИТЯ. Да вроде не было. (Вздыхает.) Про Фаинку был.
КОСТЯ. Был. Ай-яй-яй. И как это она угадала?
МИТЯ. Женщина… А мы - грешники. Ладно…  Что, Саня звонил?
КОСТЯ. Он приезжает.
МИТЯ. Когда?
КОСТЯ. Я не понял.
МИТЯ. Приезжает!
КОСТЯ. Рад?
МИТЯ. Я? А ты – нет? Перестань, он ведь тоже наш брат.
КОСТЯ. Я рад.
МИТЯ. Ты не бойся, он не отберёт у нас квартиру. Зачем она ему? Он и так богатый.
КОСТЯ. Посмотрим.

Стоят в задумчивости. Тихо открывается дверь, входит Александр, в руке у него чемодан.

МИТЯ. Саня?
АЛЕКСАНДР. Здорово, труженики пера и кисти!
МИТЯ. Александр!.. Великий!..

Кидается ему на шею. Костя подходит, протягивает руку. Александр ставит чемодан, оглядывает комнату, подходит к полотну.

МИТЯ. Саня, а мы тебя сегодня вспоминали!
АЛЕКСАНДР. Вспоминали? Только сегодня? Почему так редко? И почему так тихо? Музыка грохотала, бабы какие-то… (Наклонив голову, разглядывает картину.) Хорошо, молодец, таланта не пропил.
КОСТЯ. Спасибо на добром слове.
АЛЕКСАНДР. Пожалуйста.
МИТЯ. Саня! Как хорошо, что ты приехал!
АЛЕКСАНДР (поворачиваясь лицом). Ладно, выпить осталось? Давайте-ка, рассказывайте, как тут жили без меня…

КОНЕЦ ПЕРВОГО ДЕЙСТВИЯ

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Те же декорации.
Из комнаты выходит Александр. Он – в распахнутом халате, рассматривает газету, затем набирает номер на телефоне.

АЛЕКСАНДР. Риэлтерская контора? Что? Фирма? Ну, пусть будет фирма… Ишь ты, какие мы обидчивые. Что? Я вот думаю, кто из нас кому собирается платить комиссионные? Так-то лучше. Что? Желаю продать. Карла Маркса, четырнадцать. Двух. Пятьдесят пять. Слушай, не утомляй меня. Конечно, моя. Это вы воздухом торгуете. Вы не торгуете? Совсем? Или через раз? Ах, какие мы обидчивые… Торговец не должен быть обидчивым. Что? Через час будь здесь, всё покажу, обо всём договоримся. Не сможешь? Ну, дорогой… Ладно, звони, я на месте.

Кладёт трубку. Идёт в кухню.

Понятно. Кофе, сахар и засохший лимон.

Уходит в ванную. Слышен звук воды.
Открывается дверь, входит Люба. Подходит к двери ванной, прислушивается. Бросает сумочку, надевает передник. Слышно, как в кухне гремит чайник.
Открывается дверь ванной, выходит Александр, вытирает полотенцем волосы. Принюхивается.

АЛЕКСАНДР. Ого!

Видит Любу.

Какое быстрое исполнение желаний… Вот что значит вернуться домой.
ЛЮБА (изумлённо). Вы кто?
АЛЕКСАНДР. Я? Да уж не знаю, что и сказать.
ЛЮБА. Почему?
АЛЕКСАНДР. А вдруг, это сон? Скажу что-нибудь не то, и вы сразу исчезните.
ЛЮБА. Да нет, я живая.
АЛЕКСАНДР (оглядывая гостью с ног до головы). Вижу. И не просто живая… Очень живая.
ЛЮБА. А где Костя?
АЛЕКСАНДР. Костя? Ага, значит, у вас близкие отношения.
ЛЮБА. А вы, простите, кто?
АЛЕКСАНДР. Я? (Задирает нос.) Не узнаёте?
ЛЮБА. Кого я должна узнать?
АЛЕКСАНДР. Как? Неужели не видно с первого взгляда на мой профиль?
ЛЮБА. Нет, не узнаю.
АЛЕКСАНДР. Ну, как же! В четвёртом классе проходили. Или в пятом… На монетах.
ЛЮБА. На монетах?
АЛЕКСАНДР. Ну, напрягитесь. Полмира завоевал.
ЛЮБА. Полмира?
АЛЕКСАНДР. Ну да. Прошёл всю ойкумену.
ЛЮБА. Ойкумену?
АЛЕКСАНДР. Ойкумена – это вселенная. По-гречески.
ЛЮБА. Какой вы умный. Сразу видно, что у Пифагора учились.
АЛЕКСАНДР (удивлённо). Вообще-то я учился у Аристотеля…
ЛЮБА. Да? Простите. Но всё равно вы неплохо сохранились.
АЛЕКСАНДР (пристально глядя). Какие женщины появляются по утрам в моей квартире…
ЛЮБА. Я пришла к Косте.
АЛЕКСАНДР. Костя дома.
ЛЮБА. Обычно, в этот час он уже здесь.
АЛЕКСАНДР. Обычно? Интересно… Боюсь, ему придётся заводить другие привычки.
ЛЮБА. Понятно. Великий и ужасный Александр вернулся домой. Разбегайся кто может.

Снимает передник.

АЛЕКСАНДР (обеспокоено). Послушайте, к вам это не относится. Насчёт разбегайся.
ЛЮБА. Да? Это почему?
АЛЕКСАНДР. Потому что вы красивая женщина.
ЛЮБА. Или потому, что вам хочется позавтракать?
АЛЕКСАНДР. Позавтракать? О да, мне очень хочется позавтракать.

Делает шаг к Любе. Она отступает от него в сторону кухни. Александр садится в кресло.

Так, ну и как вас зовут?
ЛЮБА. Любой.
АЛЕКСАНДР. Это вы вчера брали трубку? Нет, не вы. Там был другой голос.
ЛЮБА. Это была Оленька.
АЛЕКСАНДР. Оленька… Понятно. Оленька для поэта, а вы… А вы, значит, для Кости. Я правильно понимаю? (Пауза.) А как же Фаина?
ЛЮБА. Я пойду.
АЛЕКСАНДР. А как же ваш муж? Ведь у вас есть муж?

Люба бросает передник, берёт сумочку.

А как же ребёнок? Ведь у вас есть ребёнок?
ЛЮБА. Вы всегда такой бесцеремонный?
АЛЕКСАНДР. Я не бесцеремонный. Я проницательный.
ЛЮБА. Да уж. То-то они всё беспокоились насчёт вашего приезда.
АЛЕКСАНДР. Кто? Мужики? Ну и что их беспокоило? Ваших мужиков?
ЛЮБА. А это вы у них спросите.
АЛЕКСАНДР. А чего тут спрашивать? И так ясно.
ЛЮБА. Ясно? Вам всегда всё ясно?
АЛЕКСАНДР. Не всегда. Но очень часто. Хотите, скажу, что их беспокоило? Наших ваших мужиков?
ЛЮБА. Не хочу. Но вы всё равно не откажите себе в удовольствии. Продемонстрировать свою проницательность.
АЛЕКСАНДР. Верно. Не откажу. Я даже могу представить себе картину какого-нибудь дружеского богемного вечера, на котором заходит разговор о моей скромной персоне.
ЛЮБА. Ну да. Ведь поговорить-то не о чем, кроме как о вас.
АЛЕКСАНДР. Конечно, творческие люди всегда найдут, о чём поговорить… Но, признайтесь, и обо мне иногда заходила речь?..
ЛЮБА. Ага. Всё-таки вы признаёте, что они – творческие люди.
АЛЕКСАНДР. Признаю. Они – творческие, но – люди. А людям свойственны слабости.
ЛЮБА. Неужели вам тоже?
АЛЕКАНДР. И мне тоже.
ЛЮБА. Не верю.
АЛЕКСАНДР. Есть, есть. Хоть я и велик, но всё-таки и мне свойственны некоторые маленькие слабости. Но не обо мне сейчас речь. Речь о наших… то есть ваших мужчинах.
ЛЮБА. У них много слабостей.
АЛЕКСАНДР. О да! Я не знаю, как долго вы знакомы с ними…
ЛЮБА. Довольно долго. Года два.
АЛЕКСАНДР. А я знаю их двадцать пять лет, я знаю их насквозь, а издалека видно ещё лучше…
ЛЮБА. И что же видно издалёка?
АЛЕКСАНДР. Большое. Большое видно на большом расстоянии.
ЛЮБА. Брёвна в чужих глазах?
АЛЕКСАНДР. Издалека брёвна выглядят соломинками. Я не о том.  Я же хотел продемонстрировать вам свою проницательность. Верно?
ЛЮБА. Верно. Но надо ли? Я и так верю.
АЛЕКСАНДР. А я хочу проверить. Слушайте. Итак, сидите вы вечерком за дружеской пирушкой… за эти годы было много таких пирушек… и разговор заходит обо мне. И дело тут не в том, что у меня мания величия или что поговорить  больше не о  чем. А просто потому что я им не чужой. Да и сидите вы в моей квартире, где витает мой дух…
ЛЮБА. И даже ваш образ.
АЛЕКСАНДР. Образ?

Люба берёт стул, становится на него, что-то ищет на антресолях. Александр разглядывает её ноги.
Люба достаёт картину.

Я не видел этот портрет. Неплохо. Хотя…
ЛЮБА. Что не нравитесь сам себе?
АЛЕКСАНДР. Мне кажется, в натуре я выгляжу лучше.
ЛЮБА. Художнику виднее.
АЛЕКСАНДР. Вы думаете?
ЛЮБА. Это всем известно.
АЛЕКСАНДР. Ага, они обратили вас в свою веру. Дескать, художник проникает за внешние покровы в суть вещей и душ.
ЛЮБА. Золотые ваши слова.
АЛЕКСАНДР. Слова. Лучший русский продукт. (Вглядывается в портрет.) Хороший потрет. Я его с собой возьму. Чего ему тут пылиться.
ЛЮБА. Он сначала на стене висел. Вон там, над столом.
АЛЕКСАНДР. А потом его убрали с глаз долой. Из сердца вон… (Ставит картину  стене, принюхивается.) Послушайте, Любовь… Я зверски хочу есть.

Люба словно бы в сомнении качает головой.

Вот, Митьку, небось кормите как собственного мужа?
ЛЮБА. Ну, Митя. Митя - божий человек.
АЛЕКСАНДР. Вот именно. (Усмехается.) А я, значит, грешен.
ЛЮБА. Грешен.
АЛЕКСАНДР. Нет мне веры.
ЛЮБА. Ну не то чтобы нет…
АЛЕКСАНДР. Сомнения.
ЛЮБА. Да, есть такое дело.
АЛЕКСАНДР.  А между прочим… я не беру с них аренду. Это как?
ЛЮБА. Да, это серьёзно.
АЛЕКСАНДР. Вот видите. А вы говорите, грешен. Даже там (показывает пальцем вверх) добрые дела идут в зачёт.
ЛЮБА. Только там они и идут в зачёт.
АЛЕКСАНДР. Я есть хочу.
ЛЮБА. А как же насчёт проницательности?
АЛЕКСАНДР. Так вы теперь хотите демонстрации?
ЛЮБА. Теперь хочу.
АЛЕКСАНДР. О кей. Меняю демонстрацию на завтрак. О кей?
ЛЮБА. О кей.
АЛЕКСАНДР. О кей. Итак, тихий вечер, вино, женщины, музычка, Митька прочёл все свои сердцедробительные вирши…простите, стихи… и мой дух потревожил наших ваших мужчин. А почему вы не занимаетесь завтраком?
ЛЮБА. А вдруг вы проиграете?
АЛЕКСАНДР. И вы оставите меня голодным? Не верю.
ЛЮБА. Ещё как оставлю.
АЛЕКСАНДР. Во-первых, я не проиграю. Во-вторых, всё равно не верю.
ЛЮБА (вешая передник на шею). Посмотрим.
АЛЕКСАНДР. И вот в минуту тишины Митька говорит: где там наш Саня? - Саня? Какой Саня? – спрашивает какая-нибудь женщина. Ну, вот хотя бы вы, Люба. Или Оленька. Саня? - переспрашивает Митька. Вы не знаете Саню? – Женщины не знают ничего про Саню. – Эх, вы, - говорит Митька. Саня у нас великий. Александр Великий. Тут Костя усмехается, но ничего не говорит. Великий? - переспрашивает женщина. Великий, отвечает Митька. А почему? Почему? Потому что он может всё. Что – всё? – спрашивает женщина. А всё! – отвечает Митька. Тут Костя усмехается во второй раз. – Всё! – продолжает Митька. Он может написать роман, может заработать деньги, может трахнуть любую женщину. (Люба поднимает голову от плиты.) – Любую? – спрашивает женщина. Практически, да, - отвечает Митька. – А вы что думаете, Костя? – спрашивает женщина.  Тут Костя усмехается в третий раз и отвечает, что Саня, конечно, мужик неплохой. Способный. Умный. Энергичный. Правда, роман, который он написал, никуда не годится. Рукопись на антресолях. Вон там… Деньги зарабатывает, это верно. Меняет их на жизнь. Баш на баш. Договор с дьяволом. А женщины? – спрашивает женщина.

Александр замолкает, глядя на Любу.

ЛЮБА. А женщины?
АЛЕКСАНДР. Женщины? – переспрашивает Костя. А что, женщины? Он молодой, красивый и успешный. А молодой, красивый и успешный и в самом деле может трахнуть практически любую женщину.

Пауза.

ЛЮБА. Халатик… Запахните. Успешный…
АЛЕКСАНДР. Пардон. Увлёкся.
ЛЮБА. В сущности, вы такой же, как они.
АЛЕКСАНДР. Такой же?
ЛЮБА. Только… Как это по-вашему: более успешный.
АЛЕКСАНДР. Более наглый?
ЛЮБА. Ну да. Самоуверенный.
АЛЕКСАНДР. Но ведь я угадал? Насчёт Кости?
ЛЮБА. Как вам сказать. Усмехаться он может и усмехается,  а вот чтобы излагать… нет, молчит.
АЛЕКСАНДР. Ну да, молчит. Зато он так думает.
ЛЮБА. Может быть. Похоже, вы тоже так думаете.
АЛЕКСАНДР. Может быть. Я буду когда-нибудь завтракать?
ЛЮБА. Попробуй вам не дай… не накорми, то есть.
АЛЕКСАНДР. Да уж, я этого не люблю. Когда мне не дают. То есть, не кормят.
ЛЮБА. Я поняла. (Снимает передник, берёт сумку.) Ухожу.
АЛЕКСАНДР (с набитым ртом). И даже чаю не попьёте со мной?
ЛЮБА. Это опасно для женщин. Если вы такой агрессивный до завтрака, что же будет после?
АЛЕКСАНДР. Вы думаете?.. Впрочем, всегда буду рад. И с Костей, и без него.
ЛЮБА. Уж лучше с ним.

Уходит.

АЛЕКСАНДР. Не знаю, кому лучше?.. (С аппетитом ест. ) Нет, лучше – порознь. (Берёт телефон, набирает номер.) Риэлтерская контора? Что? Какие вы все чувствительные! В слове «контора», девушка, нет ничего обидного. Только бизнес, ничего личного. Я уже говорил вашему начальнику, что продавец не имеет права обижаться на клиента. То есть право-то имеет, а денег – может не досчитаться. Что? Вот именно, пора вам перестроиться. А где этот гигант риэлтерской мысли? Должен быть у меня? Почему вы уверены, что у меня? Что? Я такой один? Вы мне льстите, дорогая. Я аж прямо весь зарделся. Надо бы нам с вами поужинать. Что? Вы не ужинаете? Почему? Фигура? Какой ужас! Нет, такой прогресс нам не нужен. Ладно, передайте гиганту, что я его жду. А то ведь не дождусь, примусь искать другую контору. Что? Не надо? Только ради вас.

Кладёт трубку. Прогуливается из угла в угол. Затем смотрит на антресоли, становится на стул, снимает с антресолей несколько картин. Ставит их в рядок в правом углу авансцены, рассматривает.

Так, так… Творческий человек виден по результатам своего труда. Так, это совсем старая…

Переставляет картины.
Открывается дверь, входит Ольга. Александр не видит её.

Ну вот, дружок, теперь ты у меня как на ладони. Ну что тебе сказать про Сахалин? На острове нормальная погода… Вот только этот сквозной мрачный мотив. Как будто не можешь отвязаться от затаённой мыслишки, и она тебя точит, словно… словно… в общем, неважно. Ага, нет, не так. (Снова переставляет картины.) Ну, здравствуй, Фаина. По-прежнему хорошо выглядишь.  Так… Митенька. Извини, дружок, но Костя, пожалуй, тебе польстил.  У него почему-то все получаются мужественней, чем на самом деле. К чему бы это? Проблема? Что говорит по этому поводу доктор Фрейд? А чёрт его знает, что там говорит доктор Фрейд! Он, конечно, на всякую проблему найдет причину ниже пояса, но мы-то знаем, что это далеко не так… Н-да, какая-то в державе датской грусть. Мастерство всё выше, настроение всё ниже. Так, и как же на фоне всего этого великолепия смотрюсь я сам? Как я смотрюсь? Вроде бы нормально смотрюсь, но… (Берёт картину, встаёт, поворачивает её к окну.) Мужественный джентльмен. Если не сказать больше. А больше – это как? А что значит этот излом, от губ до лба? Вот ведь интересно... Ай да Костя, ай да сукин сын. Костя, Костя, что ты видишь из своего далёка? Неплохая вещь. Надо и в самом деле забрать. И ещё Митьку.

Поворачивается и видит Ольгу. Та делает шаг вперёд.

ОЛЬГА. Извините, я не хотела. Просто так вышло.
АЛЕКСАНДР. Надо же. Как у нас тут всё по-простому.
ОЛЬГА. Извините, я к Мите… То есть… А Костя… Константин не приходил?
АЛЕКСАНДР. Не приходил. Но, думаю, обязательно придёт. А вы кто? Впрочем, глупый вопрос. (Ставит картину в ряд с другими.) Вы Оленька. Это с вами я вчера разговаривал. Вы ещё меня не слышали.
ОЛЬГА. Вы – Александр? Извините, я не знаю вашего отчества.
АЛЕКСАНДР. Коли уж вы моих друзей зовёте по именам, тогда уж и меня. Хорошо?

Ольга кивает. Александр молча смотрит на неё.

Ну что вы стоите в дверях? Проходите. Хотите чаю? Я только что завтракал. Впрочем, уже время обеда.
ОЛЬГА. Не знаю, я… Видите ли, мы договорились с Костей… Константином, что он начнёт писать мой портрет.
АЛЕКСАНДР. Портрет?
ОЛЬГА. Да. Но теперь, наверное, совсем не до этого.
АЛЕКСАНДР. Вы думаете? Не уверен. Раз вы уже здесь, выпейте чаю. Вы, наверное, в этой компании всегда в кресле сидите.
ОЛЬГА. Да. Как вы догадались?
АЛЕКСАНДР. Это самое благопристойное место в квартире.

Он подходит к арке, прислушивается.

ОЛЬГА. Вы кого-то ждёте?
АЛЕКСАНДР. Да.
ОЛЬГА. В таком случае, мне лучше уйти, а не сидеть тут чаи распивать.
АЛЕКСАНДР. Если бы тут был какой-нибудь такой случай, который вы имеет в виду, я бы вас и не приглашал. Верно?
ОЛЬГА. Верно.
АЛЕКСАНДР (из кухни). Так что не переживайте, пейте чай и получайте удовольствие от общения с таким разносторонним мужчиной, как я.

Приносит чай и тарелку с печеньем и ставит на столик возле кресла.

ОЛЬГА. Это вы так шутите?
АЛЕКСАНДР. А что, шутка не удалась?
ОЛЬГА. Да нет, я просто была не уверена.
АЛЕКСАНДР. Не уверена?
ОЛЬГА. Наверно, у меня не очень хорошее чувство юмора. Вернее… наверное, его вовсе нет, этого чувства. Я всегда попадаю впросак с Митей и Костей… Константином. Я никогда не понимаю, когда они шутят, а когда – всерьёз.
АЛЕКСАНДР. Понятно. Теперь я понимаю, почему вы муза Митьки. Ведь вы его муза?
ОЛЬГА. Ну вот, опять. Вы шутите?
АЛЕКСАНДР. Как вам сказать? И да, и нет. Я просто имел в виду, что вы… вы, Оленька, хороший человек, открытой души человек.
ОЛЬГА. Теперь вы меня смущаете.
АЛЕКСАНДР. А вы не смущайтесь. То есть… наоборот, смущайтесь. Я давно не видел, чтобы девушки смущались. (Улыбается.)  Не обижайтесь на меня, на старого дурака. Я просто невольно пытаюсь вам понравиться, и поэтому несу всякую ахинею.
ОЛЬГА. Мне? Понравиться мне? Вы шутите?
АЛЕКСАНДР. На этот раз нет. Честно говоря, я вас не понял. Что ж, я не могу понравиться молодой девушке?
ОЛЬГА. Да нет, что вы? Я совсем не в этом смысле. И вы вовсе не старый. Просто я думаю, зачем вам, такому человеку, пытаться кому-то понравиться?
АЛЕКСАНДР (озадаченно). Какому человеку?
ОЛЬГА. Вам. Зачем это вам?
АЛЕКСАНДР. Извините, не понял.
ОЛЬГА. Это очень просто. Я знаю, что женщины всегда хотят нравиться. И молодые, и… все хотят. Это в нашей природе. Женщины действуют автоматически. И даже если мужчина им совсем не нужен, они всё равно кокетничают. Они ничего с собой поделать не могут. А вам зачем? По-моему, вы можете быть самим собой в любых обстоятельствах.
АЛЕКСАНДР. Вообще-то это в природе не только женщин, но и мужчин. Вы этого не знаете?
ОЛЬГА. Да, я это замечала. Но мне кажется…
АЛЕКСАНДР. Вам, кажется, что женщину это украшает, а мужчину – совсем наоборот.
ОЛЬГА. Я думаю, это никого не украшает, просто женщине это можно простить.
АЛЕКСАНДР. А мужчине – нет?
ОЛЬГА (глядя ему прямо в глаза). Я думаю, мужчина имеет больше шансов понравиться женщине, если обойдётся без женских уловок.
АЛЕКСАНДР (пристально глядя на Ольгу). Теперь я понимаю, почему Костя хочет написать ваш портрет. Вы не такая уж и простая, не такая розово-положительная.
ОЛЬГА. Я не понимаю, на что вы намекаете. Надеюсь, вы не имеете в виду ничего плохого.
АЛЕКСАНДР (как будто смущённо).  Боже упаси! (Пауза.) И где же этот гигант?
ОЛЬГА. Вы ждёте мужчину?
АЛЕКСАНДР. Ну да. Наверное. Я его, правда, не видел, но голос по телефону был мужской. И без ужимок.
ОЛЬГА. Я вас обидела?
АЛЕКСАНДР. Да нет, что вы. Это так, привычка иронизировать, подкалывать. Как там Пушкин писал, про крупную соль светского разговора…
ОЛЬГА. А у нас светский разговор?
АЛЕКСАНДР. Я не знаю. А вы что думаете?
ОЛЬГА. Я тоже не знаю.
АЛЕКСАНДР. Выходит, мы оба не светские люди.
ОЛЬГА. Выходит. А это плохо?
АЛЕКСАНДР. Не знаю.
ОЛЬГА. А вы риелтера ждёте?
 АЛЕКСАНДР. А вы откуда знаете?
ОЛЬГА. Я видела одного во дворе.
АЛЕКСАНДР. Вы с ним знакомы?
ОЛЬГА. Да… у нас город маленький, все друг друга знают. Да что я вам говорю, вы же из нашего города.
АЛЕКСАНДР. Он ваш поклонник?
ОЛЬГА. Кто? Миша?
АЛЕКСАНДР. Его зовут Миша?
ОЛЬГА. Да, его зовут Михаилом.
АЛЕКСАНДР. А по батюшке?
ОЛЬГА. По батюшке? Я не знаю, он совсем молодой.
АЛЕКСАНДР. Не то что наша компания.
ОЛЬГА. Я совсем не хотела… Вы опять смеётесь?
АЛЕКСАНДР. Разве что чуть-чуть. Так сказать, по-доброму.

Пауза. Оба поглядывают один на другого с ожиданием.

ОЛЬГА (не выдерживая напряжения). А зачем вам понадобился Миша?
АЛЕКСАНДР (с еле заметной усмешкой). Так вы же знаете.
ОЛЬГА. Я? Да нет, я… Можно предположить.
АЛЕКСАНДР. Предположите. Прошу!
ОЛЬГА. Наверное, дело касается квартиры.
АЛЕКСАНДР. Наверняка.
ОЛЬГА. Понятно.

Александр идёт к антресолям, встаёт на стул, достаёт с антресолей ворох бумажных листов.

АЛЕКСАНДР (подходя к Ольга). Знаете, что это такое? Это эскизы к вашему портрету. Из чего я могу предположить, что существует и сам портрет. Он у вас дома?
ОЛЬГА. Да.
АЛЕКСАНДР. Так, так… Вы соврали, что Костя собирался вас рисовать?
ОЛЬГА. Да.
АЛЕКСАНДР. Зачем? Ну, не тушуйтесь, говорите, вы же прямой и открытый человек.

Пауза.

ОЛЬГА. Мне очень стыдно.
АЛЕКСАНДР. Да я вижу.
ОЛЬГА. Извините меня. Я пойду.
АЛЕКСАНДР. Ну уж нет. Я так просто вас не выпущу. Поймалась птичка. Теперь дороги назад нет. Теперь я вас выведу на чистую воду.
ОЛЬГА. Да, теперь вы имеете на это право.
АЛЕКСАНДР. Вот именно. Однажды солгавший, кто тебе поверит!

Пауза. Ольга стоит, сжимая руки. Александр смотрит на неё с нарочитой строгостью. Затем взмахивает рукой, улыбается.

Чудачка вы, Оленька. Я опять шучу. Подумаешь, соврали. Да обычный человек врёт через слово.
ОЛЬГА. Обычный?
АЛЕКСАНДР. Нормальный.
ОЛЬГА. По-вашему, врать – нормально?
АЛЕКСАНДР. Это типичное свойство человеческой натуры. Не огорчайтесь. Такими мы уродились, такими уходим в мир иной. Не смущайтесь. Подумаешь, не вышел манёвр, бывает. Ничего, мы люди взрослые, поймём. Я в любом случае благодарен судьбе, которая привела ко мне такую девушку, как вы. Судьба привела вас ко мне, мы познакомились, болтаем, получаем удовольствие. Всё остальное забудется, а главное – наше знакомство – останется. Верно?
ОЛЬГА. Вы полагаете, я пришла сюда, чтобы познакомиться с вами?
АЛЕКСАНДР (с любопытством).  А разве нет?
ОЛЬГА (чуть подумав). Не буду врать, мне было интересно увидеть человека, о котором я так много слышала. Но если бы у меня не было причины, я бы никогда не пришла.
АЛЕКСАНДР. Причины? Какой ещё причины? Неужели недостаточно меня самого? Ужели я не так хорош? Ужель я не причина?
ОЛЬГА. Вы можете смеяться надо мной сколько вам будет угодно, но я пришла…
АЛЕКСАНДР. Стойте! Погодите. Дайте-ка, я сам. Итак, исходные данные. Грешник, девица, судьба. Судьба… Кто в обличье судьбы? Боже мой, неужели гигант риелтерской мысли, мой невидимый телефонный корреспондент? Отвечайте, он?
ОЛЬГА. Он.
АЛЕКСАНДР. Так… Вы встретили его во дворе, и он, очарованный, выболтал все свои риелтерские тайны. Так?
ОЛЬГА. Почти.
АЛЕКСАНДР. Я сразу понял, что он ваш поклонник. В этом городишке, небось, все мужики детородного возраста ваши поклонники.
ОЛЬГА. Неправда. Я не держу никаких поклонников. А что касается Миши…
АЛЕКСАНДР. Да, да, вот именно! Что касается Миши… Я хочу знать всё, что касается Миши и моей квартиры!
ОЛЬГА (подавленно глядя на Александра). Когда он сказал мне, что вы собираетесь продать эту квартиру, то я… В общем, я решила, что пойду к вам и…
АЛЕКСАНДР. И что? Послушайте, я ничего не понимаю! Так дело в квартире? Вы что, хотите её купить, мою квартиру?
ОЛЬГА. Конечно, нет! То есть, я бы её, конечно, купила бы, если у меня были деньги. Если бы я вдруг внезапно разбогатела.
АЛЕКСАНДР. Вот как? И зачем же вам моя квартира? Откуда такая внезапная любовь? Что в ней особенного, в этой квартире? Я купил её на заре своей деловой карьеры, с огромным трудом. Я собирался жить в ней долгие годы, может быть, всю свою жизнь. Но эта жизнь, то есть, судьба, распорядилась по-другому. Я прожил в этой квартире только три года, а затем отбыл в столицу нашей родины. Я был здесь в последний раз три года назад. Смотрите-ка, три года слева, три года справа. Орнамент, скобки… (Пауза. Смотрит на Ольгу). Итак, объяснитесь, Оленька.
ОЛЬГА. Когда Миша сказал мне, что он ищет какого нового русского… вы ведь не сказали ему номер вашей квартиры… я сразу поняла, что речь идёт о вас. Митя мне вчера позвонил и сообщил, что вы приехали.
АЛЕКСАНДР. Не утерпел Митрий.
ОЛЬГА. Но тут ведь ничего нет плохого, правда? Он, Митя, просто очень добрый и эмоциональный человек, он не может в себе держать ничего, ему нужен собеседник.
АЛЕКСАНДР. Портрет поэта, писанный его музой! У вас тут прямо фабрика талантов. Так. Ну и…
ОЛЬГА. И тогда я решила пойти к вам и отговорить вас от продажи квартиры.
АЛЕКСАНДР. Что? Отговорить? Вы думаете, это так просто – отговорить хозяина от продажи квартиры, когда ему нужны деньги?
ОЛЬГА (подавлено). Я догадывалась, что это непросто. Но…
АЛЕКСАНДР. Но всё-таки решились пойти… А где, кстати, наш гигант-риэлтер? Где ваш Миша?
ОЛЬГА. Миша? (Убитым тоном). Я послала его в следующий дом. Я сказала, что знаю вас, что вы ошиблись номером.
АЛЕКСАНДР (изумлённо).  Вот так да! Зачем, зачем вы это сделали?

Телефонный звонок.

АЛЕКСАНДР. Аллё, это вы, мой друг?.. Не друг, а подруга? Вот как... Кто я? Интересно. Я – это я. Так сказать, хозяин. Какой хозяин? Законный. Да, этой недвижимости. Да, да… А вот кто вы?.. Что? Опекунша? Разве Митька попал под опеку? А, вот в каком смысле... Вы меня успокоили. Должен вам сказать, что эта миссия – опекать поэтов – очень ответственная миссия. Не всякому смертному… Что? Вы думаете, справитесь? Ну, ладно, коли так… Нет, Мити нет. Ещё нет. Или – уже нет. Как вам будет угодно. Бай, бай.

Кладёт трубку. Тут же – снова звонок.

АЛЕКСАНДР. Послушайте, госпожа опекунша…Что? А, гигант риелтерского искусства? Миша? Что? Откуда я знаю? От верблюда! Где ты ходишь, Миша? Что? Направили по ложному следу? И кто это тебя направил? Наверное, какой-нибудь местный злодей? Нет? Милая девушка? Э, брат, если ты станешь слушать каждую милую девушку, не видать тебе комиссионных, как своих ушей. Что? Уже не обижаешься? Правильно! Продавец услуг не может обижаться на покупателя. Так… И когда же ты заявишься? Хоть сейчас? (Смотрит на Ольгу.) Нет, пожалуй, сейчас не нужно. Почему, почему!.. По качану! Не надо опаздывать. Давай твой телефон. Я позвоню. Пишу. Всё, беги дальше. Волка ноги кормят.

Кладёт трубку.

ОЛЬГА. Спасибо.
АЛЕКСАНДР. За что? Это вопрос времени.
ОЛЬГА.  Всё равно спасибо.
АЛЕКСАНДР. Не за что. (Вздыхает.) Итак, на чём мы остановились?
ОЛЬГА. На том, что я пошла вас отговаривать.
АЛЕКСАНДР. Точно. Мы зафиксировали это ваше странное намерение.
ОЛЬГА. Оно вовсе не странное, Александр…
АЛЕКСАНДР. Просто Александр.
ОЛЬГА. Когда вы меня выслушаете, вы поймёте, что оно не странное. Во всяком случае, не очень странное.
АЛЕКСАНДР. Не очень?
ОЛЬГА. Ведь вы же умный человек…
АЛЕКСАНДР. Кто это сказал?
ОЛЬГА. Вы лучший друг Мити и Кости…Константина. Поэтому вы должны понять!
АЛЕКСАНДР. Понять? Что я должен понять?
ОЛЬГА. Видите ли, эта квартира – это не просто квартира.
АЛЕКСАНДР. Ну да, это не просто квартира. Это – моя квартира.
ОЛЬГА. Да, Александр…

Александр жестом помогает ей: не надо по батюшке.

Я и не знаю вашего отчества…
АЛЕКСАНДР. Ну, и слава богу.
ОЛЬГА. Конечно, это ваша квартира, и вы имеете право делать с нею всё, что вам заблагорассудится.
АЛЕКСАНДР. Хорошо сказали. Именно – заблагорассудится.
ОЛЬГА. Но, видите ли, эта квартира стала для них и домом, и местом работы, и местом, где они встречаются с близкими людьми.
АЛЕКСАНДР. Вы хотите сказать…
ОЛЬГА. Я вовсе не имею в виду себя. Или Любу. (Кидает на Александра быстрый взгляд.) Или других женщин. То есть, я не хочу сказать, что тут не бывают другие женщины. Скорее всего, они бывают. Но я не про женщин... Извините меня, я немного запуталась, потому что я волнуюсь.
АЛЕКСАНДР. Успокойтесь, Оленька, во мне вы найдёте очень терпеливого слушателя. Не всякий вас, как я, поймёт.
ОЛЬГА. Это из «Евгения Онегина»?.. Впрочем, неважно. Главное, что я хотела сказать… Видите ли, для Константина эта квартира – мастерская. Только здесь он может писать свои портреты.
АЛЕКСАНДР. Только портреты?
ОЛЬГА. Не только, конечно. Просто, мне больше нравятся портреты. Константин приходит сюда как на работу. Он не сможет ничего написать, если лишить его квартиры. Понимаете?
АЛЕКСАНДР. Понимаю.
ОЛЬГА. Наверное, я не могу так выразить, как нужно. Просто… я не представляю, что он будет делать, если завтра у него отнимут эту квартиру.
АЛЕКСАНДР. Ну, хорошо, а Митька?
ОЛЬГА. Митя тоже приходит сюда… нет, не как на работу, потому что у него, как у поэта, не может быть работы в обыденном смысле, как у обычных людей.
АЛЕКСАНДР. Ещё бы, конечно!
ОЛЬГА. Вы шутите?
АЛЕКСАНДР. Я внимательно слушаю.
ОЛЬГА. Он приходит сюда, садится в кресло…
АЛЕКСАНДР. Так ведь в кресле сидите вы?
ОЛЬГА. Я бываю здесь редко, так что… (Александр понимающе кивает.) В общем, он садится в кресло и…
АЛЕКСАНДР. И?..
ОЛЬГА. Я даже не знаю, как сказать… Понимаете, он живёт в своей коммуналке, среди своих ужасных соседей… то есть они не то чтобы ужасные, а просто они не понимают, кто он. А здесь… когда он приходит сюда, он погружается в эту художественную атмосферу, он здесь становится настоящим поэтом… Когда он сидит в этом кресле, смеётся или читает стихи, у меня полное впечатление, что вот таким и должен быть поэт… Понимаете?
АЛЕКСАНДР. Понимаю. Ещё как.
ОЛЬГА. Правда? Ну и… даже когда к нему сын приезжает, он его не туда ведёт, в свою коммуналку, а сюда, тут они и общаются, и даже иногда ночуют, чтобы не расставаться.

Пауза.
Александр качает головой и делает несколько хлопков ладонями.

АЛЕКСАНДР. Поверьте, Оля, никакой иронии. Я даже завидую мужикам. Они воспитали такую заступницу… И за что им такая удача? (Ольга пытливо смотрит на Александра. Тот вздыхает.) Теперь я тем более понимаю, почему вы его муза, почему он ваш поклонник и почему Костя собирается писать ваш портрет… То есть, он его уже написал. Не смотрите на меня так.
ОЛЬГА. Я не переубедила вас?
АЛЕКСАНДР. Видите ли, милая девушка Оля, бывают обстоятельства, когда не получается быть хорошим. Хотя очень хочется. Да ещё под таким взглядом.
ОЛЬГА. Неужели ничего нельзя придумать? Конечно, это не моё дело, но Митя и Костя… Константин… они говорили, что вы богатый и что квартира в нашем городке для вас – мелочь.
АЛЕКСАНДР. Всё относительно. На их взгляд я богат, на другой взгляд – беден. И вообще, вчерашняя мелочь может стать единственной соломинкой, за которую хватаешься из всех сил.
ОЛЬГА. Я не имею права ни о чём вас спрашивать, но… неужели нет никакого выхода?
АЛЕКСАНДР. Оля, не надо так драматично! В конце концов, никто не умер, не умирает, даже не болен никто. Просто вы ещё очень молодой человек… то есть, очень молоденькая девушка, и всё принимаете слишком близко к сердцу. Поверьте мне, всё утрясётся, мужики найдут себе отдушину в другом месте. Найдется какая-нибудь добрая душа… женская душа, которая их пригреет, приласкает, приголубит. И будет такой же салон-отдушина, только в другом месте, не в моей квартире.
ОЛЬГА. Вы намекаете на Балакиреву?
АЛЕКСАНДР. Что? Какая ещё Балакирева? А-а! (Показывает на телефон.)  Ну, вот, видите, оказывается, такая добрая душа уже есть. Так что не переживайте, утрите глаза и промокните нос, всё будет хорошо, всё будет очень хорошо.

Ольга качает головой.

Что, не будет? Почему?
ОЛЬГА. Балакирева не та душа.
АЛЕКСАНДР. Не та? Жаль. Ну что делать? Будем искать. (Исподтишка смотрит на Ольгу. Та оглядывается с таким выражением, будто собирается уйти.)  Послушайте, Оля, поверьте, мне совсем не хочется вас огорчать, но бывают обстоятельства…
ОЛЬГА. Да, вы уже говорили.
АЛЕКСАНДР. Господи, да вы поймите!..
ОЛЬГА (со страдальческим выражением лица, словно защищаясь). Ничего не поделаешь, я наивная… то есть довольно глупая провинциальная особа… я знала, что ничего не выйдет, это было с моей стороны совершенно…
АЛЕКСАНДР (громко). Послушайте, почему я должен перед вами оправдываться? В конце концов, это моя квартира. В конце концов, это моя жизнь!
ОЛЬГА (поворачиваясь к двери). И ваши обстоятельства.
АЛЕКСАНДР. Да, мои обстоятельства! Что вы можете понимать, глупая девчонка! Это жизнь! И в жизни бывает такое, что человеку нужно начинать всё заново. И вот он без гроша в кармане приезжает домой, чтобы использовать свой последний актив, а ему говорят, что, видите ли, тут салон-отдушина, тут, видите ли, дух и музы летают… Угораздило же их летать именно в моей квартире!
ОЛЬГА (стоя вполоборота). Я не имею права вас спрашивать…
АЛЕКСАНДР. Вы уже это говорили!
ОЛЬГА. У вас семейные проблемы?
АЛЕКСАНДР. Что? Да, пожалуй. Семейные проблемы.
ОЛЬГА. Большие?
АЛЕКСАНДР. Большие. Такие, что больше не бывает.
ОЛЬГА. Вы расстались с женой?
АЛЕКСАНДР. Пожалуй, что так. Именно так: расстался.
ОЛЬГА. И начинаете новую жизнь?
АЛЕКСАНДР. Да. Я пытаюсь начать новую жизнь.
ОЛЬГА. Жаль.
АЛЕКСАНДР. Чего вам жаль? Какая ещё жаль?
ОЛЬГА. Жаль, что ваша новая жизнь начинается с разрушения отдушины.
АЛЕКСАНДР (разводя руки). И мне жаль.
ОЛЬГА. Прощайте.
АЛЕКСАНДР. Почему так торжественно? Ведь мы ещё увидимся?
ОЛЬГА. Возможно.
АЛЕКСАНДР. Возможно? (Подходит к ней.) А что может нам помешать?
ОЛЬГА. Жизнь. В ней бывают обстоятельства.
АЛЕКСАНДР. Обстоятельства? (Берёт её руку в свою ладонь.) Обстоятельства – преграда для слабых.
ОЛЬГА. Вот как?
АЛЕКСАНДР. Послушайте, Оля, вы и в самом деле?... Если бы у вас были деньги, вы бы купили квартиру, чтобы не разрушать отдушину?
ОЛЬГА. Конечно, купила бы.
АЛЕКСАНДР. Слава богу, что у вас нет денег.
ОЛЬГА. Очень жаль, что у меня нет денег.
АЛЕКСАНДР. Послушайте, Оля! Послушай меня, Оленька! Бог с ними, с деньгами, бог с ней, квартирой и отдушиной, бог с ним, с нашим благословенным  городком!.. Ты знаешь, что такое новая жизнь?
ОЛЬГА (заворожено глядя ему в глаза). Нет, у меня была всего одна.
АЛЕКСАНДР. Она тебе очень дорога?
ОЛЬГА. Я не знаю. То есть, да. То есть… и да, и нет.
АЛЕКСАНДР. Я понимаю. Послушай, я предлагаю тебе новую жизнь. Мы оба стоим на пороге новой жизни. Сама судьба свела нас лицом к лицу. Едем со мной!
ОЛЬГА. С вами?
АЛЕКСАНДР. Со мной!
ОЛЬГА. Куда? Вы же сами сказали, что вы без гроша в кармане.
АЛЕКСАНДР. Ничего! Что-нибудь придумаем! Бывало и похуже!
ОЛЬГА. А как же квартира?
АЛЕКСАНДР. Да чёрт с ней, с квартирой! Бог с ней, с отдушиной! Я приехал сюда за своим последним активом, а нашёл тебя. Это судьба. Решайся!
ОЛЬГА. Но ведь… вы забыли об одной вещи.
АЛЕКСАНДР. Что я забыл?
ОЛЬГА. Чтобы начать вместе новую жизнь, надо любить друг друга.
АЛЕКСАНДР. Вы правы. Вы... (Качает головой.) Ты умная девушка!
ОЛЬГА. Здесь не требуется ум. Это ведь так просто.
АЛЕКСАНДР. Ты права. Ты совершенно права. И мне кажется, что я… я чувствую, что смогу полюбить тебя!
ОЛЬГА. А я?
АЛЕКСАНДР. Ты? А ты? Ты ничего не чувствуешь?
ОЛЬГА. Я? Я не знаю. Я ничего не понимаю. Я… Я…

Она отступает к двери, убегает. Александр стоит, обхватив голову руками. Поворачивается, поднимает с пола рисунок, рассматривает его. Входит Костя. За ним – Митя.

МИТЯ. Саня, привет.
АЛЕКСАНДР (оглядываясь). А, это вы.
МИТЯ. Слушай, Саня, там этот хмырь, ну, риелтер…
АЛЕКСАНДР. Риелтер?
МИТЯ. Ну да, Мишка-риелтер.
АЛЕКСАНДР. И что?

Митя оглядывается на Костю, пожимает плечами.

Что ему нужно, этому Мишке?
МИТЯ. Он говорит, что…
АЛЕКСАНДР. Что он говорит?
КОСТЯ. Он говорит, что ждёт тебя.
АЛЕКСАНДР. Меня?
МИТЯ. Он говорит, что вы договорились.
АЛЕКСАНДР (поднимая руку с рисунком и разглядывая его). Договорились? Да я его в глаза не видел.
МИТЯ (подходя и глядя на рисунок). А что, Оленька заходила?
АЛЕКСАНДР. Оленька?
МИТЯ (оробев, показывая пальцем на рисунок). Ну да. Вот она, Оленька.
АЛЕКСАНДР. Да, милая девушка Оленька… А где портрет? Если есть эскизы, значит, должен быть портрет…
КОСТЯ. Нет портрета. Я ещё не нарисовал.
АЛЕКСАНДР. Не нарисовал? (Пауза). Хочешь о чём-то спросить, Митька? Спрашивай, не мнись.
МИТЯ. Я? (Смотрит на Костю). Я не знаю… Просто…
КОСТЯ. Мишка сказал, что ждёт твоей команды. Что сделку может оформить хоть завтра.
МИТЯ. Он там, у подъезда торчит. Он сказал, что ты крутой мужик, сразу видно москвича.
КОСТЯ. Он сказал, что будет ждать. Чтоб ты не беспокоился, он наготове.
АЛЕКСАНДР. Надо же. Какие деловые люди у нас в провинциях.
МИТЯ. Растём, Санечка.
АЛЕКСАНДР. Да, капитализм прокладывает дорогу в самые отдалённые уголки нашей родины… Что вы на меня так смотрите? Успокойтесь, я ничего ещё не решил.
МИТЯ. А он сказал…
АЛЕКСАНДР. Сказал, сказал!.. Я и говорю: деловые, блин. Сам же пристал: продай, продай, а теперь за горло берёт.
МИТЯ (повеселев). Да? Вот гад! А нам заливает, что всё решено, что нужно быстро. Я сразу подумал, что тут что-то не так, правда, Костя?
КОСТЯ. Правда, Митя, правда.
МИТЯ. Ну, вот и хорошо. Так что, Оленька-то всё-таки заходила?
АЛЕКСАНДР. И Ольга, и Люба.
МИТЯ. И Любочка тоже заходила? Не могут девушки без нашей чёрной дыры.
АЛЕКСАНДР. И девушки не могут, и юноши.
МИТЯ. А куда нам без неё?
АЛЕКСАНДР (задумчиво). Надежды вьюношей питают…
КОСТЯ. Питают вьюношей надежды…
МИТЯ. А не пора ли нам выпить, мужики? А то вчера мы как-то вяло… Не по-русски. Это ты, Саня, виноват. Стал западным человеком. С дороги тебе нужен душ, чашечка кофе, отдохнуть…
АЛЕКСАНДР. Ну да, то ли дело наша широкая русская душа. Выпил – заснул, проснулся – выпил. Хорошо! И раздеваться необязательно. Зачем? Всё равно потом одеваться.
МИТЯ (смеясь, выкладывая из пакета покупки). А что до душа, так я в этом году его уже принимал…

Александр улыбается, обнимает Митю, грубовато трясёт его.

МИТЯ. Саня, я так рад, что ты приехал!..
АЛЕКСАНДР. Конечно, были у вьюношей опасения…
МИТЯ (простодушно). Были, куда ж без того?..
АЛЕКСАНДР. Амбивалентная русская душа. А чего боялись?
МИТЯ. Чего, чего? Сам знаешь, чего.
АЛЕКСАНДР. Аннигиляции чёрной дыры?
МИТЯ. Анни… чего? А по-русски?
АЛЕКСАНДР. Дарю сюжет. Сто лет назад был чёрный квадрат. Теперь надо что-то новое. Вот и придумайте что-нибудь эдакое вокруг дырки.
МИТЯ. Надо подумать.
АЛЕКСАНДР. Какой-нибудь перфоманс.
МИТЯ. Перфоманс?
АЛЕКСАНДР. А почему бы и нет? Вы  только представьте себе, какие смыслы и символы открываются вокруг темы «чёрная дыра»? Тут и прорва, и влагалище, и чёрт его только знает что!..
МИТЯ. Влагалище? Круто!
КОСТЯ. Ты теперь мыслишь совершенно в духе времени.
АЛЕКСАНДР. Это ты иронизируешь, что ли?
МИТЯ. Да нет, Саня, он прав. Ты изменился. Ты стал совсем крутым. Бьёшь не в бровь, а в глаз.
АЛЕКСАНДР. Не знаю. Может, и так. Но что лучше: когда мы бьём времени прямо по морде, а не по паспорту, или оно, время, крутит нас в бараний рог?
 МИТЯ (лукаво).  Скрутить можно только того, кто имеет рога. А мы с Костей таких украшений не носим. Зато дарим их.
АЛЕКСАНДР. Видел, видел. Разврат, бывало, хладнокровный… Мужья морду регулярно чистят?
МИТЯ (с грустью). Да что-то не припомню, когда в последний раз.
АЛЕКСАНДР. Значит, тестостерон снижается… Как и предписано природой.
МИТЯ. Тесто… чего?
АЛЕКСАНДР. Эх ты, деревня! Костя вон, в курсе. Вишь, как ухмыляется.
МИТЯ. Так и есть, деревня. Ох, покатай нас, Петруша, на тракторе!.. Загниваем на корню… Помнишь, как ты говорил: дай срок, поедем с тобой в Европу! Возьмём машинёнку, сядем вот здесь, внизу, во дворе, и поедем. Сядем здесь, а в Париже выйдем… Помнишь?
АЛЕКСАНДР (в некотором смущении). Помню.
МИТЯ. Был в Париже-то?
АЛЕКСАНДР. Был.
МИТЯ. Ну и какой он, Париж?
АЛЕКСАНДР. Как тебе сказать, братишка?.. Я там ходил и думал: вот бы Костю сюда, да Митьку… Один бы нарисовал, другой бы зарифмовал.
МИТЯ. Правда, думал?
АЛЕКСАНДР. Правда.
МИТЯ. Дай, я тебя поцелую за это.

Обнимает Александра и целует.
 
КОСТЯ. Смотри-ка, выставку тут устроил.
АЛЕКСАНДР. Так я у себя дома. Что хочу, то и ворочу.
МИТЯ. Выставил чётко, по хронологии. Изучал творчество друга?
АЛЕКСАНДР. Изучал.
МИТЯ. Придирчиво?
АЛЕКСАНДР. С пристрастием. Но доброжелательно.
МИТЯ (подмигивая Косте). Ну и как?
КОСТЯ. Давайте, сначала выпьем.
АЛЕКСАНДР. Золотые слова.
МИТЯ. Ребята, за дружбу!
КОСТЯ. С возвращением!

Пьют. Закусывают. Разглядывают расставленные картины.
 
МИТЯ. Ты не видел его работы три года. У тебя свежий взгляд.
АЛЕКСАНДР. Теперь говорят, незамыленный.
МИТЯ. Незамыленный? Хорошо. Хотя, почему незамыленный?
КОСТЯ. Примерно то же самое, что замусоленный.
МИТЯ. Замусоленный, другое дело. Это ближе.
АЛЕКСАНДР. Не знаю, мужики. Когда я смотрю на работы, мне кажется, я всё вижу и понимаю. А когда хочу сказать, то чувствую, что слов не хватает.
МИТЯ. У тебя? Ты прозаик, как же у тебя слов не хватает?
АЛЕКСАНДР. Прозаик? Про каких ещё заек?
МИТЯ. А ты соберись. Мы работали. Тебя ждали. Вот приедет барин, барин нас рассудит… А ты, значит, в кусты?
АЛЕКСАНДР. Виноват, господа народ. Расслабился. Исправлюсь.
КОСТЯ. Сам-то что-нибудь написал?
АЛЕКСАНДР. Я-то?
МИТЯ. Ты-то.
АЛЕКСАНДР. Я писал.
МИТЯ. Ну, и написал?
АЛЕКСАНДР. Написал. Что-нибудь забродит, начну, да и брошу. Так что от каждого замысла остаётся по две страницы.
КОСТЯ. Чего так?
АЛЕКСАНДР. Нету чего-то. Какой-то сквозной тяги. Вот у тебя она есть. Она сквозь все полотна видна. Какая-то своя, камерная, какая-то грустноватая, а – есть.
МИТЯ. А у тебя, значит, нету?
АЛЕКСАНДР. Иногда задует, но… быстро стихает.
КОСТЯ.  Почему?
МИТЯ. Да. Почему погасла лампада?
АЛЕКСАНДР. Лампада… Я не знаю, почему… Я думал над этим.
КОСТЯ. И чего надумал?
АЛЕКСАНДР. Не то чтобы я уверен на сто процентов, но…
МИТЯ. Давай, давай, не стесняйся. Кто ещё тебя поймёт, как не мы.
АЛЕКСАНДР. Думаешь?
МИТЯ. Уверен.
АЛЕКСАНДР. Понимаете, друзья мои братцы кролики, когда я писал свой роман, пятнадцать лет назад, я был счастлив. Это всё равно что строить своими руками свой мир…  Я был счастлив. Кажется сначала, что пространство жизни – малюсенькое, а мир твоего романа, твоего рукотворного мира – это пространство огромно. Эту разницу делает твоя святая вера в то, что ты знаешь истину и творишь под диктовку этой истины… Но потом этот ребяческий восторг проходит. Огромный мир творчества начинает уменьшаться, а реальный мир – расти. Он растёт, становится таким огромным и теснит тот, другой…
КОСТЯ. И тяга пропадает?
АЛЕКСАНДР (задумчиво). Пропадает.
МИТЯ. Или тянет в другую сторону.
АЛЕКСАНДР. В другую? Может быть.
КОСТЯ. Так выпьем же, чтоб она была. В любую сторону, но – чтоб была.

Пьют.

МИТЯ. Ты, Саня, лучше научил бы нас, как нам деньги заработать. А то капитализм на дворе, а мы такие же нищие. А? Научи, Саня.
АЛЕКСАНДР. Научить? Ну, ребята, я не знаю… Видите ли, тут надо просто подняться, встряхнуться, посмотреть вокруг другими глазами.
МИТЯ. Как это – другими?
АЛЕКСАНДР. Или, просто, с другого боку. Вот, западники, когда сюда приезжают, они говорят, что у нас в России, можно делать деньги на чём угодно.
КОСТЯ. Кто говорит?
АЛЕКСАНДР. Бизнесмены, деловые люди.
МИТЯ. Что значит, на чём угодно?
АЛЕКСАНДР. А то и значит. Социализм – это производство. А капитализм - услуги для людей. А потребности в услугах безграничны. Кто научится эти услуги удовлетворять, тот кучу денег заработает. Понятно?
КОСТЯ. Не очень.
АЛЕКСАНДР. Вам бы за границу смотаться. Мозги прочистить.
МИТЯ. Правильно говоришь. Засиделись. А что делать? Русский помещик мог в Европу махнуть хоть разок в три года, посмотреть, чтоб, как говорится, взгляд не замыливался…
КОСТЯ. Не замусоливался.
МИТЯ. Да. Нет… Лучше – не замыливался.
КОСТЯ. У русского помещика  были средства. На то он и помещик.
МИТЯ. А у нас средствов нет.
КОСТЯ. Мы не помещики.
МИТЯ. Помещики – не мы.
АЛЕКСАНДР. Каждому – своё. Кто знает? Может быть, вот, сидите вы здесь, в чёрной дыре, никому не известные, кроме десятка поклонниц, а через сто лет на тему нашей чёрной дыры искусствоведы будут диссертации писать. Какой-нибудь портретный период в жизни художника. И период высокой художественной немоты в жизни поэта.
МИТЯ. А почему немоты? Я пишу.
АЛЕКСАНДР. А другой писака-исследователь выпустит книжонку: «гомосексуальные истоки творчества Мити и Кости».
МИТЯ. Да почему гомосексуальные?
АЛЕКСАНДР. Да кто же вам поверит, что вы не голубые? Столько лет дружите, каждый день сходитесь в чёрной дыре, а ничего такого нет? Не может быть. Умные люди всё раскопают.
КОСТЯ. Что же они раскопают?
АЛЕКСАНДР. Что? Да хоть бы вон: и чего это у него такая преувеличенная брутальность проходит по всем полотнам?  Что на эту тему говорит Фрейд? Они выведут из вашего выеденного яйца любые выводы, лишь бы публика покупала.
МИТЯ. Да пусть пишут что угодно! Лишь бы писали.
АЛЕКСАНДР. А ты рукопись свою подготовил? Помнишь, договаривались, когда я уезжал?   
МИТЯ. Да, готова… То есть, Оленька набирает на компьютере.
АЛЕКСАНДР. Поэт должен быть, как солдат, всегда готов к бою. Со своей рукописью. А вдруг, какой спонсор-дурачок объявится?
КОСТЯ. У него есть спонсор.
АЛЕКСАНДР. Есть?
КОСТЯ. Спонсорша.
АЛЕКСАНДР. Балакирева что ли?
МИТЯ. А ты откуда знаешь?
АЛЕКСАНДР. Я всё знаю.
КОСТЯ. Она обещала Митьку издать.
АЛЕКСАНДР. За чем же дело стало?
МИТЯ. У неё в бизнесе начались временные трудности.
КОСТЯ. Она просто жадная.
МИТЯ. Нет, она не жадная. Она добрая. Просто у неё трудности.
КОСТЯ. Возрастные. Климакс на подходе.
МИТЯ. Да нет, она просто другой человек. Это тебе не Оленька. Она считает это всё баловством. Всю эту нашу живопись-поэзию.

Пауза. Смотрят на картины.

КОСТЯ. Иногда мне кажется, что так оно и есть.
МИТЯ. Это у тебя в минуты слабости. Которые случаются редко.
КОСТЯ (Александру). А ты как думаешь?
АЛЕКСАНДР. Я?..

Открывается дверь, входит Ольга. Трое не видят её.

Я не знаю. Иногда мне кажется, что вы, такие, как вы, и есть соль земли. Иногда мне кажется, что вы просто нахлебники на жизни. Каждому своё.
МИТЯ. А у тебя-то что  своё? Что у тебя осталось, если тяга исчезла?
АЛЕКСАНДР. У меня? Похоже, ничего.

Оборачивается, видит Ольгу. Они смотрят друг на друга.

ОЛЬГА. Я готова.
АЛЕКСАНДР. Готова?
ОЛЬГА. Да, я поеду с вами. Только…
АЛЕКСАНДР. Только что?
ОЛЬГА. Там внизу Миша. Он ждёт. Он говорит, будет ждать до победного.
АЛЕКСАНДР. Стервятник. Не видать ему поживы!
ОЛЬГА. Не видать?
АЛЕКСАНДР. Не видать! Беги, собирай вещи!
ОЛЬГА. Я готова. Бедному собраться, только подпоясаться.
АЛЕКСАНДР. Митька!
МИТЯ (растеряно). Да, Саня.
АЛЕКСАНДР. Прости меня, подлеца. Я думал, что у меня ничего нет. Но я ошибся. Теперь я снова богат. Прощай. (Обнимает Митю.) Прощай, Костя.

Александр бросает вещи в сумку. В последнюю секунду вспоминает про портреты, хватает две картины. Он и Ольга быстро уходят.
Митя и Костя стоят в молчании. Телефонный звонок.

КОСТЯ  Да. Что? Мишка? Что? Послал на три буквы? Что это значит? Это значит, что твои комиссионные накрылись медным тазом. Что? Точно. Точнее быть не может.

Кладёт трубку. Смотрит на Митю. Телефонный звонок. Костя берёт трубку.

Послушай, Мишка!.. Что? А, это ты? (Смотрит на Митю.) Нет, он сейчас не может говорить. Почему? Он спит. Что, человек не может устать? Почему, напился? Почему, натрахался? По-твоему, человек не может устать без того, чтобы напиться или натрахаться. Ты, Балакирева, судишь по себе. Ты вот скажи мне, почему ты не даёшь денег на Митькину книжку? Ты же обещала. Поэту обещала. А поэт – он не простой человек, у него органы чувств раз в десять чувствительней, чем у обычного человека. Такого, например, как ты. Что? Да, может, и в сто…

КОНЕЦ ВТОРОГО ДЕЙСТВИЯ
 
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Декорации – те же.
Слева в углу – детская коляска. Рядом, за столом, сидит Костя. Перед ним – лист картона, в руке – карандаш. Он сосредоточенно смотрит перед собою, на картон. Справа, в кресле – Митя, перебирает какие-то бумаги.

МИТЯ. Вот, послушай. 25-летняя девушка из артистической тусовки Тахелеса - громадной руины бывшего универмага, превращенной после падения Берлинской стены в международную коммуну свободных художников, - выпрыгнула с пятого этажа, разбившись насмерть. Её тело было обнаружено во дворе руины туристами, которые сначала приняли его за деталь очередного художественного перфоманса и даже начали фотографировать. Теперь в городе спорят, что это было: артистический перфоманс или простое самоубийство? (Поднимает вгляд на Костю. Тот пожимает плечами.). Это не всё. Слушай. Выяснилось, что выпрыгнувшая из окна девушка ещё накануне приходила в Тахелес и поделилась планами своего самоубийства с членами базирующейся здесь художественной группы «Мануфактура». Эта беседа была записана участниками группы на видеопленку. Полиция конфисковала этот материал и заодно допросила одного из членов «Мануфактуры», который пытался успокоить девушку и отговорить от самоубийственной затеи. Молодой человек рассказал, что после сеанса видеозаписи они с девушкой уединились в отдельной комнате, где распили бутылку немецкой настойки и занялись сексом. Затем парень отвез девушку домой, но утром она снова пришла в Тахелес и осуществила всё, о чём говорила накануне при записи. Каково?
КОСТЯ. Вот это перфоманс.
МИТЯ. Да уж!

Пауза. Костя делает ряд быстрых штрихов на картоне, затем, наклонив голову, рассматривает рисунок.

КОСТЯ. Так, так… Но вот вопрос: нужен ли нам такой хоккей?
МИТЯ. С одной стороны, круто. А с другой… Нет, такой хоккей нам не нужен.
КОСТЯ. Её бы к нам, в Россию. А потом опять, в Берлин. Глядишь, она от этой  дури мигом бы вылечилась.
МИТЯ. А тут по телику показывали… Каких-то молодых англичан возят на лето в красноярский край, на Енисей. Английских хулиганов. Сами родители дают добро и деньги. Они там живут в избе, по хозяйству помогают.
КОСТЯ. Вернутся в свою Англию, щёлковые будут.
МИТЯ. Оценят сразу европейский-то комфорт.
КОСТЯ (что-то подправляя в рисунке). Нет уж, пусть будет перфоманс, но такой милый, пушистый, чтоб никого особенно не тревожить. Если люди тревожатся, они инстинктивно прячут кошелёк подальше.
МИТЯ. А нам нужно, чтоб – наоборот.
КОСТЯ. Разумеется. Кстати, где это ты всё находишь? Все эти трупы в Берлине?
МИТЯ. Так надо же быть в курсе! Мне Фаинка в интернете откапывает.
КОСТЯ. А ты так и не научился?
МИТЯ. А ну его, этот интернет. Поэту интернет не нужен.
КОСТЯ. А что нужно поэту?
МИТЯ. Ол ю нид из лав. Вот и поэту нужен лав. И тогда у него всё – вери гуд.
КОСТЯ. Да пожалуйста, кто против?.. (Пауза.) Как там она?
МИТЯ. Кто?
КОСТЯ. Фаина.
МИТЯ. Нормально. Она про тебя спрашивала.
КОСТЯ. Про меня?
МИТЯ. Ну да. Она спрашивала, похож ли ребёнок на тебя.
КОСТЯ. Да?
МИТЯ. Да.
КОСТЯ. Боится, как  бы меня не обманули.
МИТЯ. Беспокоится. Не чужие.

Митя смотрит на Костю. Оба усмехаются.

КОСТЯ. Ну и что ты ответил?
МИТЯ. Похож, говорю. Как две капли воды.
КОСТЯ. Молодец. (Пауза.) А что, и в самом деле, как две капли?
МИТЯ (ухмыльнувшись). Да я бы не сказал.

Костя снова поднимает голову.

Да ладно, ладно, шучу. Как две капли, это, конечно, слишком, но – похожа. Успокойся, похожа.
КОСТЯ. Да кто там разберёт, третий месяц девке.
МИТЯ. Да не скажи. По моему-то охламону сразу было видно, какого роду.
КОСТЯ. А по моей, значит, не видно?
МИТЯ. Да видно, видно, успокойся. Что-то затихли наши девочки.
КОСТЯ. Ещё бы. Насосалась титьки, сомлела.
МИТЯ. Да я бы сам не прочь попробовать.
КОСТЯ. Вот с Фаинкой и попробуй.
МИТЯ. Зачем ты так, Костик? Она же не виновата, что бездетна.
КОСТЯ. Да ладно, глупость сказал. Иногда будто тянет кто за язык.
МИТЯ. Кто?.. Диавол. А ты борись.
КОСТЯ. Борись… Трудно.
МИТЯ. Трудно… Грешить-то легко. А бороться, конечно, – трудно.
КОСТЯ. Будем стараться. Под твоим чутким духовным руководством.
МИТЯ. Старайся, сын мой. (Пауза.) И Любочка, видать, прикорнула. Говорят, что женщины тоже балдеют, когда младенец их сосёт.
КОСТЯ. Пусть поспит.
МИТЯ. Конечно, пусть. Только есть хочется.
КОСТЯ. Ах ты, сукин кот.
МИТЯ. Если сукин, то не кот. А кабель. А если кот, то… (Смотрит на картину, которая стоит слева в углу, боком к авансцене).  Класс!.. Мещанин никогда не разглядит, что здесь распахнутое влагалище, он принимает это дело за воронку.

Костя отрывается от работы, тоже смотрит на картину, пожимает плечами.

Вот что значит творческий акт. Раз-два – и готово! Сколько ты её писал? Два часа?
КОСТЯ. Ну, почти… Накидал, да. Но, потом, ещё… Трудно сказать.
МИТЯ. Всё равно, акт. Творческий акт, как половой. Можно тянуть, но всё это уже искусственно. Раз, два – и готово! Залп – и новая жизнь зачалась!
КОСТЯ. И мир сотворён.
МИТЯ. Вот именно. Мир, картина, младенец… (Потягивается.) Хорошо!
КОСТЯ. Хорошо. (Бросает карандаш.) Готово.
МИТЯ. Готово?
КОСТЯ. Четыре варианта. Думаю, хватит. Потом посмотришь.
МИТЯ. Четыре? По-моему, чересчур. Очень уж всерьёз относишься.
КОСТЯ. Чересчур? Не знаю, не знаю. Ладно… Мне вот что пришло в голову…
МИТЯ. Пришло? Запоминай. Пока не ушло.
КОСТЯ. Остряк, блин… Слушай!
МИТЯ. Слушаю, мой повелитель.
КОСТЯ. Все эти перфомансы, это сплошная дрянь, спекуляция, просто издевательство. Сел посреди площади, штаны спустил, поднатужился – куча дерьма. Встал, гордо объяснил:  дескать, творческий акт.
МИТЯ (показывая на картину). Как этот.
КОСТЯ. Ну да. То есть, нет. Всё наоборот… И вот куча дерьма, а ты её как-нибудь обоснуй, тяп-ляп, какую-нибудь идеологию пришей белыми нитками.
МИТЯ. Как мы с тобой. Твои варианты картинок к моей будущей импровизации.
КОСТЯ. Я хоть стараюсь. Поэтому и варианты эскизов делаю.
МИТЯ. Тогда – другое дело. Тогда я отпускаю грех, сын мой.
КОСТЯ. Не увлекайся… не зарывайся.
МИТЯ. И то верно. Прости, господи!
КОСТЯ. Я – о чём? Смотри, в этих перфомансах всегда присутствует надувательство. Клиент чувствует себя обманутым.
МИТЯ. Это всегда так.
КОСТЯ. Всегда?
МИТЯ. Всегда. Ты берёшь книгу, читаешь, автор чем-то тебя манит, а потом открываешь последнюю страницу и видишь, что тебя надули.
КОСТЯ. Но при чтении хотя бы есть приятный процесс, обман ловкий и лёгкий. Или, наоборот, страшный. Клиент хочет поиметь процесс, и ты ему даёшь то, что он хочет.
МИТЯ. И перфоманс тоже самое.
КОСТЯ. То же, да не то. Тут самого процесса – с гулькин хрен. Зовут: событие, мол. Шум, гам, пресса, охи, ахи, а потом – минута, куча дерьма и – ощущение, что тебя надули самым наглым образом.
МИТЯ. А ты хочешь, чтоб не было этого ощущения?..
КОСТЯ. Хочу. Как говорил один деятель, клиента надо обуть, но так, чтобы он думал, что обул тебя.
МИТЯ. Как это сделать? Применительно к нам.
КОСТЯ. Вот смотри. Наш обычный сценарий. Ты там чего-то сымпровизировал… Кстати. Импровизация у тебя готова?..
МИТЯ. Готова.
КОСТЯ. Врёшь.
МИТЯ. Вру. Не готова ещё.
КОСТЯ. Убью.
МИТЯ. Ладно, сделаю. Время есть.
КОСТЯ. Вот лентяй! 
МИТЯ. Тяжело, по заказу-то.
КОСТЯ. А! Вишь как! Сидеть тут кверху жопой целыми днями – это пожалуйста! А как работать, даже за денежки, – тяжело!
МИТЯ. Сидеть кверху жопой?.. Это как?
КОСТЯ. Каком кверху! Эскизы посмотри внимательней! (Вздыхает.) На чём мы остановились?
МИТЯ. На моей импровизации.
КОСТЯ. Смотри у меня!.. Так вот, обычный сценарий: ты повесил клиенту на уши свою поэтическую лапшу.
МИТЯ. Так уж и лапшу?
КОСТЯ. Хорошо, ты повесил ему на уши вместо лапши свою гениальную поэзию.
МИТЯ. Ну, не гениальную, но…
КОСТЯ. Я на этот мотив сразу вдохновенно набросал выдающееся произведение искусства, которое тут же разыграли по лотерее.
МИТЯ. Или продали на аукционе…
КОСТЯ. Или продали на аукционе. Верно. То есть, один из всей тусовки унёс что-то с собой.
МИТЯ. Ну да, один.
КОСТЯ. Вот мы с тобой уже объехали все городишки в радиусе сто километров. А дальше что?
МИТЯ. Дальше? Надо что-то придумывать.
КОСТЯ. Правильно. Одна из таких придумок: чтобы никто не ушёл с нашего перфоманса с  пустыми руками.
МИТЯ. Как это сделать?
КОСТЯ. Пока на аукционе разыгрывают мой шедевр, за кулисами уже готовят копии с цифровой фотографии: в рамочку, чтобы всё тип-топ, на выходе каждому в ручки: мол, не забывайте.
МИТЯ. Бесплатно?
КОСТЯ (призадумавшись). Да, бесплатно – разоримся. Надо брать рублей по пятьдесят.
МИТЯ. А лучше – по сто.
КОСТЯ. В общем, по себестоимости.
МИТЯ. Во, какие слова знаешь. Саня сказал бы, что это знак времени.
КОСТЯ. Это точно.

Пауза.

Он тебе не звонил?
МИТЯ. Нет. А тебе?
КОСТЯ. Ты же знаешь, он мне не звонит. Ты у него любимчик.
МИТЯ (с непонятной интонацией). Ну да.
КОСТЯ (покосившись на него). Может, случилось чего?..
МИТЯ. А что могло случиться?
КОСТЯ (вполголоса). Люба вчера встретила Ольгиного отца. Отец сказал, что у них с Сашкой что-то не в порядке.
МИТЯ (сухо). Не в порядке?
КОСТЯ. Ну да. Типа разошлись.

Пауза.

МИТЯ. Разошлись… Ну что ж, разошлись так разошлись. Каждый день тысячи людей расходятся.
КОСТЯ (покосившись на Митю). Миллионы.
МИТЯ. Вот именно.

Пауза.
Открывается дверь в комнату, выходит Люба, запахивает халат.

ЛЮБА. А Митькин шедевр?
КОСТЯ. Что?
ЛЮБА. Твой шедевр – раздавать. То есть продавать. А Митькин?

Костя и Митя переглядываются.

МИТЯ. Точно. Гениально. И мой – тоже продавать.
КОСТЯ. Получится – двести.
МИТЯ. А потянут?
КОСТЯ. Эти-то?  Которые на тусовках? Они и в десять раз больше потянут.
МИТЯ. А жадность фраера не погубит?
КОСТЯ. Не знаю. Скорее нас погубит бедность.

Люба сзади подходит к Косте, кладёт ему руки на плечи.

ЛЮБА. Так что, не похожа доченька-то?
КОСТЯ. Ты чего?
ЛЮБА. Так похожа или нет?
КОСТЯ. Отпусти, задушишь!
ЛЮБА. Задушу!
КОСТЯ. Любка!
МИТЯ. Я ж говорю, как две капли!..
ЛЮБА. Фаиночка беспокоится?
МИТЯ. Ты не так поняла. Фаина просто…
ЛЮБА. Всё я правильно поняла!

Дёрнув Костю за хохол волос, Люба отходит от него. Телефонный звонок.

ЛЮБА. Говорила вам, чтоб звонок сделали потише!.. (Берёт трубку.) Аллё. Привет. Что? А где же им ещё быть? Митька? (Мите.) Она спрашивает, ты написал импровизацию?
МИТЯ. Балакирева?
ЛЮБА. А кто ж ещё?
МИТЯ. Скажи, что написал.
ЛЮБА. Врёт. Не написал ещё. Что? (Мите.)  Она снизит твой гонорар.
МИТЯ. За что? Я когда-нибудь подводил?
ЛЮБА. А на прошлой неделе? Дважды импровизировал одно и то же. Хорошо, что не было горячих поклонников. А то бы забросали гнилыми помидорами.
КОСТЯ. Тухлыми яйцами.
ЛЮБА. И помидорами, и яйцами. (В трубку.) Это я не тебе. Что?
МИТЯ. Всё равно не имеет права. Мы партнёры, и у меня есть голос.
КОСТЯ. У тебя один, а у неё – три.
МИТЯ. Но у нас с тобой вместе – уже два.
ЛЮБА. Что? Заедешь и проверишь? (Мите.) Она заедет и проверит.

Митя и Костя переглядываются.

МИТЯ. Ай, яй, яй… Надо что-нибудь смострячить…
ЛЮБА. Да уж мострячь побыстрее…
МИТЯ. О чём писать? Восток и юг уже описаны, воспеты…
ЛЮБА. Какой ещё восток?
МИТЯ. Не мешай, я импровизирую… (Декламирует.) О чём писать? Восток и юг уже описаны, воспеты. Толпу ругали все поэты, хвалили все семейный круг…
КОСТЯ. Все в небеса неслись душою…
МИТЯ. Взывали с тайною мольбою… К эн-эн, неведомой красе…
КОСТЯ. И страшно надоели все.
ЛЮБА. Как вы хорошо импровизируете, на пару…
КОСТЯ. Не на пару. А на троих.
ЛЮБЯ. На троих?
КОСТЯ. На троих. Но третий - не ты.
ЛЮБА. Да? И кто же?
МИТЯ. Лермонтов!
ЛЮБА.  Ах, Лермонтов! Вот скоро Балакирева явится, будет тебе и Лермонтов, и все остальные великие русские поэты…
МИТЯ. А что? Я готов. В такой-то компании и смерть красна.
ЛЮБА. Вот лентяй! Он уже и помирать готов. Только бы не работать.
МИТЯ. Поэты созданы не для работы.
ЛЮБА (направляясь в ванную). А для чего же созданы поэты? Можешь не продолжать. Ответ я знаю.

Захлопывает дверь в ванную.
Пауза.
В арке появляется Александр.

КОСТЯ. Саня!
АЛЕКСАНДР. Привет, хозяева!

Проходит на середину, осматривается.

Ну, как вы здесь поживаете?
КОСТЯ (взглянув на Митю). Да нормально поживаем. Тебя только что вспоминали.
АЛЕКСАНДР (тоже глядя на Мите). Вспоминали, значит… А ты чего молчишь, Митька? Не рад что ли?
МИТЯ. Рад.
АЛЕКСАНДР. Вижу, как ты рад.

Открывается дверь ванной. Выходит Люба.

КОСТЯ (тихо). Ну, всё! Пц.
МИТЯ. Полный пц.
ЛЮБА. О, какие люди!
АЛЕКСАНДР. Здравствуй, Любочка!
ЛЮБА. Я вам не Любочка!
АЛЕКСАНДР. К сожалению, не имею чести знать вашего отчества.
ЛЮБА. Слава богу!
АЛЕКСАНДР. За что такая немилость?
ЛЮБА. За всё хорошее.
АЛЕКСАНДР. Понятно.
ЛЮБА. Интересно, что вам понятно?.. А кстати, а где Ольга? В последний раз, кажется, вы покидали эту квартиру и этот город вместе с девочкой по имени Ольга… Вы помните такую девочку?
АЛЕКСАНДР. Помню.
ЛЮБА. Уже неплохо! И где же она?
АЛЕКСАНДР. Я не знаю.
ЛЮБА. Он не знает! Великолепно!
КОСТЯ. Любонька, успокойся…
ЛЮБА. Я спокойна! Вы только посмотрите на него! Стоит здесь ну совершенно как невинно пострадавший!..
КОСТЯ. Люба, милая, ты не забыла, что Саня хозяин этой квартиры? В которой мы с  тобой живём.
ЛЮБА. Что? Он хозяин этой квартиры? Ай, какая я глупая! Я забыла! Ведь если он хозяин, я не посмею сказать ему в лицо всё, что я о нём думаю.
АЛЕКСАНДР (глядя на Митю).  И что же ты обо мне думаешь?
ЛЮБА. Ай, ну вы только поглядите на этих молодчиков! Он чуть ли не гордится! Не могу на вас смотреть, на кобелей!.. Налетел, увёз, насладился!.. А что дальше? А дальше – трава не расти! Пусть сама о себе позаботится!
АЛЕКСАНДР. Слушайте, что у вас здесь происходит?
ЛЮБА. Ничего у нас не происходит! У нас всё в порядке! Детей вот рожаем, растим. Всё по-человечески…
КОСТЯ. Люба…
ЛЮБА. Да, по-человечески… По-человечески – это значит, люди друг о друге заботятся, а не так что, захотел – взял, расхотел – бросил…
АЛЕКСАНДР. Понятно. Бросил. Ну да…
ЛЮБА. О чём ты думал, когда тащил её за собой? Зачем? Мало тебе московских крепких сучек? Которым ничего не страшно… Нет, тебе подавай свежачок… Как же можно быть таким гадом? Или за тебя другой орган думал? Он у тебя что, заместо мозгов? Что ты молчишь?
АЛЕКСАНДР. А что я должен говорить?
ЛЮБА. Слушай, а зачем ты приехал? За новой девочкой? А что, правильно! Пока у тебя ещё стоит, а они летят, как бабочки на огонь, тащи очередную и пользуйся! В нашем городе много таких, свеженьких, одна за другой подходят, только и ждут, чтобы их кто-нибудь подхватил и увёз в другую жизнь. Мы тебе кастинг устроим! Мы теперь всё можем, сам же нас научил…
КОСТЯ. Люба! Ребёнка разбудишь.
ЛЮБА. Ничего! Проснётся - снова заснёт. Не страшно! Другое страшно…

Входит Балакирева.

О, Марья Тимофевна! Ты-то нам и нужна!
БАЛАКИРЕВА. Что у вас тут происходит?
ЛЮБА. О, у нас тут такое происходит! Посмотри, кто к нам приехал? Прошу любить и жаловать! Александр.
МИТЯ (вполголоса). Великий.
БАЛАКИРЕВА. Здравствуй, Саша. Мы уже знакомы. Имели такое удовольствие.
ЛЮБА. Да? Ну и хорошо! Представь себе, Маша, я его спрашиваю: а где Ольга? Они же ведь вдвоём отсюда уехали…
БАЛАКИРЕВА. И что же он ответил?
ЛЮБА. А он отвечает: не знаю!
БАЛАКИРЕВА. А может, он и в самом деле не знает?
ЛЮБА. То-то и оно! Я ему говорю: и правильно! Ты за новой девочкой приехал, так мы теперь тебе кастинг устроим! Сейчас тебе полгорода приволокём…

Плачет.
Костя подходит к Любе, обнимает её.

БАЛАКИРЕВА. Успокойся. А то у тебя молоко пропадёт. А что касается кастинга, так это мы запросто. (Набирает номер на мобильном телефоне). Мишка, как у вас там? Так… Хорошо. Где она? Уже поднимается? Отлично. (Убирает телефон).  Сейчас прямо и начнём. Встречайте!

Входит Ольга.

Такая подойдёт, Александр?
ЛЮБА (изумлённо). Великий...
КОСТЯ. Перестань!
ОЛЬГА. Здравствуйте!

Пауза.

ЛЮБА. Боже мой, Ольга, это ты?
ОЛЬГА. Да, это я? Вы меня не узнаёте?
ЛЮБА. Ты изменилась.
ОЛЬГА. Разве? Митя, ты узнаёшь меня? Я изменилась?
МИТЯ. Богиня!
ОЛЬГА. Я очень рада тебя видеть, Митя. Я рада всех вас видеть, дорогие мои.

Она проходит по комнате.

Я так скучала по нашей квартире. Мне так не хватало и тебя, Митя, и вас, Костя.
МИТЯ (счастливо улыбаясь). Чёрная дыра!
ОЛЬГА. Да, наша отдушина. Вы не поверите, мне так хотелось иногда всё бросить и приехать сюда. Сесть вот в это кресло и смотреть на Костю, как он работает, и слушать, как Митя читает стихи.
МИТЯ. Так садитесь, муза!

Придвигает кресло. Ольга садится.

ОЛЬГА. Митя, ты написал что-нибудь новое?
МИТЯ. Я? М-м… Как тебе сказать, Оленька...
ЛЮБА. Он теперь больше по импровизациям.
ОЛЬГА. Да? Очень интересно.
БАЛАКИРЕВА (громовым голосом). Ты написал импровизацию, бездельник?
МИТЯ. Написал. Почти. Начал.
БАЛАКИРЕВА. Минус двадцать пять процентов.
МИТЯ. За что, барыня?
ОЛЬГА. Господи, как у вас тут хорошо!
ЛЮБА. А у вас, там, хуже?
ОЛЬГА. У нас? Я не знаю, что ответить. Когда я жила здесь, в нашем городе, мне казалось, что нет ничего скучнее нашего города. Кроме этой квартиры… Теперь всё изменилось. Мир стал так велик, а наш город стал такой маленький, такой милый…
ЛЮБА. Милый… Может быть. Просто мы к нему привыкли.
ОЛЬГА. Вы родили дочку, Люба? Я поздравляю вас!
ЛЮБА (со вздохом). Спасибо. Хотя…
БАЛАКИРЕВА. Ольга, у тебя полчаса.
ОЛЬГА. Да, да! (Обводит взглядом комнату). Боже мой,  как было бы прекрасно посидеть тут с вами целый вечер…
МИТЯ. Как раньше…
ОЛЬГА. Да, Митенька, как раньше… Но мне нужно ехать.
МИТЯ. Куда, богиня моя?
ОЛЬГА. Я уезжаю в Италию.
МИТЯ. В Италию? Зачем, Оленька? Что ты там будешь делать?
ОЛЬГА. Работать. Жить.
МИТЯ. Господи, Италия… Как в сказке.
БАЛАКИРЕВА. Какая сказка? Двести долларов, и три часа на самолёте. Вся сказка.
МИТЯ. Не забывай нас, Оленька.
ОЛЬГА. Я буду звонить.
МИТЯ. А почему ты не звонила? Целый год прошёл…
ОЛЬГА. Больше, Митенька. Почему не звонила? Прости меня. Теперь я буду звонить. 

Поворачивается и смотрит на Александра.
Звонок. Балакирева достаёт мобильный телефон.

БАЛАКИРЕВА. Что? Не суетись. Успеете. Я те опоздаю! Ольга, Мишка нервничает.
ОЛЬГА. Да, да! (Александру).  Саша, скажи, зачем ты приехал?
АЛЕКСАНДР. Зачем? Это мой город. Это моя квартира.
ОЛЬГА. Ты снова приехал за последним активом?
АЛЕКСАНДР. Что? (Пауза). Не знаю, я ещё не решил.
ОЛЬГА. Ты ещё не решил… Помнишь, Саша, как вот на этом самом месте я просила тебя не продавать эту квартиру?
АЛЕКСАНДР. Помню.
ОЛЬГА. Я была ужасно глупа, но говорила искренне. Хотя и пришла сюда для того, чтобы познакомиться с тобой. Такая странная вещь: говорила искренне, хоть это и был всего лишь повод.
БАЛАКИРЕВА. Всё! Тебе нужно идти!
ОЛЬГА. Да, я иду. Маша, ты всё объяснишь, ладно?
БАЛАКИРЕВА. Да, я всё объясню.
АЛЕКСАНДР. Что ты объяснишь? С кем ты собираешься жить там?
ОЛЬГА. Ты знаешь, с кем. Прощай.

Она поворачивается, идёт к выходу. Останавливается, бросается к Любе и обнимает её.

Не осуждайте меня, Люба.
ЛЮБА. Да что ты, девонька! Живи, как можешь.
КОСТЯ. Секунда, Оля!

Кидается за стулом, забирается на него, достаёт с антресолей картину. Протягивает картину Ольге.

Это тебе. На память о чёрной дыре.
ОЛЬГА. Вы всё-таки написали мой портрет… Спасибо!

Целует его, потом Митю.  Оглядывается в последний раз и пропадает в арке.
Пауза.

МИТЯ. Ничего не понимаю.
БАЛАКИРЕВА (устало). Что ты не понимаешь, поэт?
МИТЯ. Ничего не понимаю. Какая Италия? Саня, почему она едет в Италию, а ты остался здесь?
БАЛАКИРЕВА. Да, Сашок, расскажи, почему она уехала в Италию без тебя.
АЛЕКСАНДР. Пошла ты, знаешь куда?..
БАЛАКИРЕВА. Догадываюсь. И не обижаюсь. На обиженных воду возят, а нас такие простые работы не увлекают. (Подходит к Мите). Я объясню тебе, Митяй. Только ты внимательно слушай и мотай на свой поэтический ус. Понял?
МИТЯ (с опаской).  Понял.
БАЛАКИРЕВА. Так вот. Ты видел сейчас Ольгу?
МИТЯ. Видел.
БАЛАКИРЕВА. Хороша девка?
МИТЯ. Хороша.
БАЛАКИРЕВА. Разве она для нашей жизни? Только честно?
МИТЯ (оглядываясь на Александра). Честно? Не знаю, наверное, не для нашей.
БАЛАКИРЕВА. Ну вот, и пусть едет, девонька. Она сейчас на поезд, и в Москву. А потом – в Милан. Там её ждёт итальянский продюсер, который подписал с ней контракт на полмиллиона баксов. И который зовёт её замуж. Некоторые отечественные женихи, Митенька, не звали её, Ольгу, замуж. Они всё не могли уладить свою прошлую семейную жизнь…
АЛЕКСАНДР. Послушай, Балакирева…
БАЛАКИРЕВА. Да нет, это ты послушай, Сашок! Ладно, я не касаюсь ваших отношений, это ваше дело… хотя эти ваши дела закончились тем, что ты здесь, а она умчалась к итальянцу… Ты скажешь, что у тебя нет таких денег, как у итальянца? Да, это верно! Но дело ведь не в деньгах, а в том, что ты не смог пережить, что она сможет и без тебя устроиться в этом мире. Без тебя, Александра Великого…
АЛЕКСАНДР. Хватит молоть чушь! Что она тут говорила про квартиру? Что ты должна объяснить?
БАЛАКИРЕВА. А, вспомнил. Деловой человек. Так вот, это квартира теперь не твоя.

Пауза.

АЛЕКСАНДР (со смешком). То есть, как не моя?
БАЛАКИРЕВА. А так. Она продана. Другим людям.
АЛЕКСАНДР. Каким другим? Ты с ума сошла?

Балакирева протягивает Александру бумагу. Александр читает.

БАЛАКИРЕВА. Понятно?
АЛЕКСАНДР. Какая ещё дарственная? Что за бред? Кому? Мне? И… (Оглядывается на Митю). Что это такое?

Балакирева выдаёт по листу бумаги Мите и Косте.

БАЛАКИРЕВА. К вам это тоже относится.
АЛЕКСАНДР. Что всё это значит?
БАЛАКИРЕВ. А чем ты недоволен? Тебе подарили квартиру. То есть, одну треть. И по одной трети – вон, поэту и Косте.
АЛЕКСАНДР. Это что, заговор какой-то? Какая-то афёра? Кто это всё придумал?
МИТЯ (глядя в бумагу). Ничего не понимаю. Дарственная какая-то. Костик, ты потом мне всё объяснишь, ладно?
БАЛАКИРЕВА. Я вам сейчас всё объясню. Смотрите на мои руки. Вот (поднимает правую руку) была квартира. Ваша чёрная дыра. То есть, Сашкина квартира. Раз (поднимает левую руку) – её продали другому человеку.
КОСТЯ. Кому, Марья Тимофеевна?
БАЛАКИРЕВА. Это неважно.
АЛЕКСАНДР. Неважно?
БАЛАКИРЕВА. Не очень важно, потому что это промежуточная операция.
МИТЯ. Промежуточная?
БАЛАКИРЕВА. Да, промежуточная. Потому что после этого тот человек, который её купил…
АЛЕКСАНДР. Уж не ты ли это, Марья Тимофеевна?
БАЛАКИРЕВА. Неважно… Пока. Так вот, затем тот человек, который купил, оформил дарственную на всех вас, на троих. Понятно?

Пауза.

КОСТЯ. А зачем? Это что, какая-то хитрая схема?
АЛЕКСАНДР. Послушай, Балакирева, мне что, садиться и писать заявление в прокуратуру?
БАЛАКИРЕВА. В прокуратуру? На кого писать? Какое обвинение?
АЛЕКСАНДР. Мошенничество. Продажа чужой недвижимости.
БАЛАКИРЕВА. Кого будешь обвинять?
АЛЕКСАНДР (пожимая плечами). Тебя. Ну и, наверное…
БАЛАКИРЕВА. Договаривай. Ольгу что ли? Твою, так сказать, бывшую возлюбленную?
АЛЕКСАНДР.  Если она участвовала, значит, и её.
БАЛАКИРЕВА. Понятно. (Достаёт бумагу). Узнаёшь свою подпись?
АЛЕКСАНДР. Что это?
БАЛАКИРЕВА (в сторону Любы и Кости). А это доверенность, которую ты, Сашок, выдал своей возлюбленной Ольге для распоряжения квартирой вплоть до продажи… Помнишь? Вижу, что помнишь. (В сторону Мити). Им нужны были деньги на ольгин промоушен… Пиар по нашему. А где взять? Не так-то просто. И Сашок решился на жест – продать. Вы тут сидели, не знали ничего. Лютики-цветочки. Стишки-картинки. Ольга приехала с доверенностью – и ко мне. Продавать, мол, нельзя. Надо в долг. В долг, так в долг. Оформили ссуду в банке, под залог чёрной дыры.
АЛЕКСАНДР. Ольга сказала мне, когда вернулась, что ничего продавать не нужно. Что она решила по-другому.
БАЛАКИРЕВА. По-другому. Заложили.
АЛЕКСАНДР. Понятно. Заложили. А теперь продали.
БАЛАКИРЕВА. А теперь продали.
АЛЕКСАНДР. Чтобы оставить меня с одной третью квартиры?
БАЛАКИРЕВА. Но ведь Ольга угадала? Ты хотел её продать?
АЛЕКСАНДР. Я ещё не решил.
БАЛАКИРЕВА. Ну да, не решил. Вот она на всякий случай и решила подстраховаться.
КОСТЯ. Подожди, Марья Тимофеевна. Ты нам всем голову заморочила. Квартира, треть квартиры… Чудеса прямо.
ЛЮБА. В самом деле-то. У Александра была квартира. А теперь осталась треть. А где остальные две трети?
БАЛАКИРЕВА. Вот у этих молодых людей.
МИТЯ. Костя, ты что-нибудь понимаешь?
КОСТЯ. Но мы не покупали, не платили. Ерунда какая-то.
БАЛАКИРЕВА. Ладно. Конечно, вы не платили. За всё платил другой человек.
АЛЕКСАНДР. Какой человек?
ЛЮБА. Ольга?
БАЛАКИРЕВА. Ольга.
ЛЮБА. Ай да девка!
КОСТЯ. А откуда у неё деньги?
БАЛАКИРЕВА (глядя на Александра). Я ж говорила. Она контракт заключила на поллимона. Аванс получила. И сразу – сюда. Квартиру освобождать. Ещё две недели, и всё - банк квартиру на продажу бы выставил.
МИТЯ. Как на продажу?
БАЛАКИРЕВА. А так! Да ладно, не боись, я бы не допустила. Была бы моя квартира.
Пауза.

 Ну что, Сашок, приуныл? Всё мучительно думаешь, где твои две трети? Вот они.

Бросает на стол свёрток.

Всё по справедливости. Как Мишка сказал, по верхнему пределу рыночной цены. Какой никакой - актив.

Пауза.

Да вот ещё.

Бросает на стол два пакета поменьше.

Это вам, счастливцы. На оплату налога на дарение.
МИТЯ. Какого такого налога?
БАЛАКИРЕВА. Вишь, какой человек Ольга? И тут всё продумала.

Звонок.

Ольга? Ну что, едешь? Что? Да, всё в порядке. Да, все довольны. Все тебе кланяются…

Пауза.

Ну вот, заплакала.

Пауза.

Ты импровизацию написал, поэт твою мать?
МИТЯ. Э-э… у же начал.
БАЛАКИРЕВА. Завтра в восемь подниму. Не будет импровизации – вычту сорок процентов гонорару.
МИТЯ. Побойся бога, барыня! Ты говорила, двадцать пять.
БАЛАКИРЕВА. Инфляция!

Уходит.

ЛЮБА (глядя на Александра). Так выходит, она тебя бросила, Сашок!

Хохочет. Машет рукой и уходит в комнату.

 МИТЯ (осторожно берёт в руки пачку поменьше).  Налог какой-то? Смотри, Костя, сколько денег! Зачем налог, может…
КОСТЯ. Это не твои, понял?
МИТЯ. А чьи?
КОСТЯ. Ольгины.
МИТЯ. Ну да, это Ольгины.
КОСТЯ. Нам ещё отдавать их придётся.
МИТЯ. Да?
КОСТЯ. А ты как думал, поэт твою мать…
МИТЯ. Да, конечно, отдавать… А что, и отдадим. Мы же теперь зарабатываем, правда?
КОСТЯ (помахав маленькой пачкой). Не только эти. Это – что? Долю в квартире – тоже.
МИТЯ. Долю в квартире? Чудеса в решете. Ничего не понимаю. Получается, что квартира была у Сани, а теперь – наша общая? Неужели это правда?
АЛЕКСАНДР. Правда.
МИТЯ. Оля, Оленька… Куда она уехала? Она не пропадёт в этой Италии? Что там за итальянец, Саня?.. Эх, Саня, Саня…

Смотрит на Александра. Александр молчит.

КОСТЯ (Александру). Деньги спрячь.
АЛЕКСАНДР. Что? А… Да куда они денутся.
КОСТЯ. Куда, куда… Откуда я знаю? Деньги большие.
МИТЯ (лукаво). Надо осторожнее… У нас ведь тут чёрная дыра.

Пауза.

КОСТЯ (Александру). Ты сердишься на нас?
АЛЕКСАНДР. С чего ты взял?
КОСТЯ. Тебе неловко на нас смотреть.
АЛЕКСАНДР (со вздохом). Это не из-за денег.
МИТЯ. Это из-за Ольги.

Александр встаёт, подходит к сумке, вынимает книжку, протягивает её Мите.

МИТЯ. Что это?
АЛЕКСАНДР. Твоя книжка.
МИТЯ. Моя?
АЛЕКСАНДР. Твоя.
МИТЯ. Откуда она взялась?
АЛЕКСАНДР. Откуда? Я привёз.
МИТЯ (осторожно взяв книжку). Красивая.
КОСТЯ. Ух ты!
МИТЯ. А радости почему-то нет.
КОСТЯ. Это из-за Ольги. Это пройдёт.
МИТЯ. Нет счастья на земле.
КОСТЯ. Ну, милый мой… Его ведь нет и выше. Но это пройдёт. Зато ты теперь настоящий поэт, Митька.

Пауза.

МИТЯ. А что, книжка-то… одну только сделали?
АЛЕКСАНДР. У меня в машине… пять пачек.

Митя смотрит на стоящего перед ним Александра. Обнимает его.

МИТЯ. Эх, Саня, Саня… Спасибо тебе, братишка, что не забыл. Я всё на Балакиреву надеялся… Эх, Саня, Саня…
АЛЕКСАНДР. Да перестань ты ныть! У нас выпить есть?
МИТЯ. Выпить?
КОСТЯ. Не знаю. По-моему, нет.
МИТЯ (Александру). Не плачь, Саня! Может, она ещё вернётся?
АЛЕКСАНДР. Кто плачет? Что ты несёшь?

Пауза.

МИТЯ. Последний раз я видел тебя в слезах лет двадцать пять назад… Помнишь, когда Светка из девятого «а» отшила тебя и ушла с тем рыжим… Как его, Кость?..
КОСТЯ. Я уж не помню. Видел недавно. В зюзю пьянющего.
АЛЕКСАНДР. Светку помню. Рыжего помню. А чтоб плакать – это клевета.
МИТЯ. Плакал, плакал. Вишь ты какой… Гордый. Гордыня тебя погубит. А ты не гордись, будь ближе к людям, вот народ к тебе и потянется.
АЛЕКСАНДР (поднимая голову). А у нас по жизни…
МИТЯ. Чимароза.
КОСТЯ. Сплошная чимароза.

Из комнаты раздаётся детский крик.

КОСТЯ. Ну, теперь держись.

Бежит в комнату. Телефонный звонок.

МИТЯ. Привет, Фаиночка. Да ничего, просто я тут… Да, устал. Да, ты знаешь, к нам Саня приехал. Ладно, я скоро. Мы тут ещё немного с Саней…(Кладёт трубку. Александру.) Чего моргаешь? Фаинка снова моя жена.

Ребёнок в комнате кричит.

МИТЯ (перелистывая страницу). Моя книжка… Не верится. (Cмеётся). Cлушай, вот импровизацию нашёл…Называется: медитация. (Читает).

Я абсолютно спокоен.
Льются мелодии лютни.
Путник вернулся из странствий.
Радуйся, всё постоянно
В этом изменчивом мире.
Лиры натянуты струны,
тихие руки поэта
перебирают устало
тонкие, вещие струны.
Я абсолютно спокоен…  (*)

АЛЕКСАНДР. А если не в тему будет?
МИТЯ. Да там ещё на две страницы. Ничего, как-нибудь выкрутимся. Не в первый раз!.. Не грусти, Саня, ты домой приехал.
АЛЕКСАНДР. Но дом мой усох немного…
МИТЯ. Зато теперь ты немного у меня в гостях… Позволь мне принять тебе как любимого и дорогого гостя?
АЛЕКСАНДР. Позволяю.
МИТЯ. Нет, братишка, тут без бутылки не разберёшься. Слушай, пойдём-ка сходим за выпивкой, заодно и книжки принесём. Чего им в машине ночевать, верно?

Уходят.
Ребёнок кричит благим матом.
 
КОНЕЦ

(*) - стихи Алексея Смирнова