У меня есть одна мечта, она немного глупая, в чем-то детская и - я почти уверена в этом- несбыточная. Я хочу не запирать входную дверь в свой дом. Я хочу не боятся того, что кто-то может залезть ко мне и украсть мои вещи, я хочу чувствовать себя настолько в безопасности, чтобы не переживать по такому поводу.
Но сейчас дверь моей квартиры железная и в нее врезаны два замка. У моих соседей двойные двери, а у некоторых на окнах решетки. И хотя я сама живу на пятом этаже, в пятиэтажке, ни за что на свете не соглашусь жить за решеткой. Пускай это глупо, но хотя бы минимальная видимость свободы и безопасности.
Где-то в мешанине своих детских воспоминаний я нашарила одно, на которое и упираюсь при этой мечте. Там мне лет пять-шесть, я провожу каникулы у бабушки в деревне, где-то на Украине и играю на крылечке поздно вечером. А ночью жарко-жарко и бабушка открывает нараспашку все окна и двери. Прохладный ветерок играет занавеской у косяка и я, засыпая, наблюдаю за зайчиком, нарисованным на ткани. Спросонья мне кажется, что зайчик прыгает…
Но сегодня, в субботу, в первую субботу сентября, вряд ли началась сбываться моя мечта. И дверь в квартиру Киры вряд ли просто так приоткрыта. Дверь совсем обшарпанная, совсем старенькая и держится на честном слове. Мысленно я пообещала помочь кузине с новой дверью и потянула старую на себя, опасаясь, что она прямо сейчас рухнет. К счастью, этого не произошло и я вошла в квартиру. Линолеум противного рвотно-оранжевого цвета, сделанный под кирпич, был совсем грязный, и я не стала снимать туфли, хоть ноги и устали на высоком каблуке.
- Кира! – позвала я, прикрывая за собой дверь. – Кира, ты дома? Кира!
Никто не отзывался. Я прошла чуть вперед, огляделась и невольно вздрогнула, увидев свое отражение в мутном от пыли зеркале на стене. На меня смотрели мои же испуганные голубые глаза, на моем же перекошенном от легкого отвращения бледном лице.
Я ненавижу грязь. Я аккуратистка. По-моему все всегда должно быть идеально. Будь то моя прическа, одежда, работа или дом – все. И квартира Киры… приходя сюда я чувствую себя растерянной и злой. Злой на Киру, на себя, на весь мир. За то, что кто-то может жить как я, а кто-то как Кира, пусть в этом и есть справедливость.
«Успокойся, - мысленно приказала я себе. – Успокойся, вздохни. Это быстро закончится».
- Кира! – еще раз воззвала я и снова вздрогнула.
Кира стояла совсем рядом со мной, такая незаметная и серенькая. При виде ее усталого осунувшегося лица желтого оттенка и потухших серых глаз, ввалившихся и потому страшных, напряженной линии бледных губ, сморщившейся кожи шеи и рук, дранной кофты и вытянутых джинс, мое сердце сжалось. «Всего двадцать семь, - пронеслось в голове, - всего двадцать семь лет».
- Привет, - голос у Киры тоже был потухший.
Ни то сиплый, ни то приглушенный. Я вдруг вспомнила: семнадцатилетняя Кира солирует в школьном хоре. Она такая красивая с этими ее струящимися золотыми локонами, тоненькой талией и мягкими, приятными чертами лица. Я, тогда шестиклассница, забитая и прыщавенькая ботаничка, восхищенно вздыхала в первом ряду, у самой сцены и хотела когда-нибудь, также…
- Я тебя не ждала, - прервал воспоминание потухший голос. – Не прибралась уж, ты извини уж…
- Ничего, - как можно милее улыбнулась я, сама чувствуя фальшь. - Я сама не предупредила. Я пройду, поговорить надо.
Кира чуть вздрогнула нервно и бросила отчаянный взгляд вбок, как будто пытаясь заглянуть себе за спину. Она переминалась с ноги на ногу, а потом со вздохом отправилась в сторону кухни, пошаркивая тапочками по полу.
- Ну пошли уж, раз пришла…
Я отправилась следом и пришла в маленькую, но на удивление чистенькую кухню. Если не считать, конечно, горы вымытых пивных бутылок в углу рядом с окном и пожелтевшего от времени холодильника. Ветерок раскачивал засаленные шторки, почти как в моем воспоминании. Перед тем как сесть на стул, я справилась с желанием протереть его влажной салфеткой. По крайней мере, горы посуды в раковине не наблюдалось.
- Так как ты? – задала этот вопрос и тут же прикусила язык.
Кира отмахнулась и в ее глазах блеснули слезы.
- Что? Что, Кир? Опять что-то не так? Ты же вроде выбросила того подонка и работу нашла.
Кира то ли хмыкнула, то ли всхлипнула и отвернулась к окну.
- Кира, не реви, - приказала я. – Сядь за стол и расскажи мне, в чем дело, а там что-нибудь придумаем.
Кира постояла некоторое время перед окном, ожесточенно терла лицо, и когда она обернулась, я увидела что все оно красное и капиляры в ее глазах полопались. Кира присела на краешек стула и принялась изучать свой «маникюр».
- Кира, - устало произнесла я. – Кира.
- Он не ушел.
- …
- Я его не выгнала. А работа… да, я теперь… в магазине, тут недалеко открылся супермаркет один… Зарплата недавно была…
Она была готова расплакаться, я видела это, но что-то глубоко во мне противилось тому, чтобы подсесть ближе к ней и обнять. Я подчинялась этому чувству и не пыталась его перебороть.
- И сколько ты теперь получаешь?
Кира закусила губу. Когда-то это ее движение приводило в умиление многих мужчин, завораживало их, а теперь внушало мне жалость. По ее щекам потекли слезы, она прижала ладони к лицу и согнулась пополам.
- Женя, Женька… Ты бы знала…
- Тогда расскажи мне!
Кира яростно, насколько это было возможно в ее положении, замотала головой. Я резко ударила кулаком по столу. Кира вздрогнула, замерла, но не разогнулась.
- Он… св*лочь, урод, подонок! Подонок он! Опять все деньги унес и пропил… Вчера пришел меня только поколотил, тр*хнул, и спать, гад, заваился… Пьяный, пьяный…
- А сейчас он где? – мой голос едва не дрогнул от страха.
- Ушел опять.
Кира выпрямилась и посмотрела на меня неожиданно зло. Глаза засверкали почти так же, как я помнила, было когда-то.
- Ну ничего, ничего… Вот увидишь, Женька! Вот увидишь, он придет я ему такого задам, он ведь пока мне все не вернет, фиг я его выпущу, х*й ему!
Слова резали ухо и я чуть сморщила нос.
- Слушай, Кир, да прогони ты его. Сколько раз было говорено: не выйдет ничего у тебя, брось его. Ничего он тебе не вернет… Он же тебе всю жизнь…
Кира резко поднялась на ноги и мне вдруг показалось, на секунду, на долю секунды, что она меня сейчас ударит. Рука у Киры тяжелая, она и сама кого хочешь поколотить может. Я тоже встала, но осторожно, стараясь не помять новое темно-серое платье.
- А ты про мою жизнь не суди, не суди, ясно?! Тебе-то легко говорить! Я его люблю, может? Может это любовь всей моей жизни! Да он урод и сволочь, но мой, мой, мой! И я за него глотку перегрызу, потому что люблю, его гада! И не брошу, хоть он меня когда-нибудь и…- она осеклась, но почти сразу же накинулась на меня по новой. - Ты у нас вся такая расфуфыренная, вся такая важная! Опять небось любовничек машину новую купил, а? Чего молчишь? правду сказала?!
Я посмотрела Кире прямо в глаза. Это не был какой-то особенный взгляд, в нем не сквозила какая-то там ненависть или жалость, или как там пишут в книгах? Это был просто взгляд, от сестры к сестре. Мы выросли вместе, и не моя вина, что все так сложилась. Я ни в чем не виновата, поэтому я не злюсь и не боюсь. Но голова у меня кружится.
- Ты сегодня не в настроении, - сказала я. – Я зайду попозже.
Кира сникла, осела на стул и ее глаза снова потухли и голос, вроде едва-едва проснувшийся, снова пропал.
- Позвони сначала, хорошо?
- У тебя телефон за неуплату отключили, - осторожно заметила я.
- А, точно.
- Пока.
- Да-да…
Я вышла из квартиры и прикрыла за собой дверь. Спустилась по заплеванной лестнице и выбралась на улицу. Было светло и свежо, такое чувство – будто из подземелья и на свободу! И дышится легче и глаза, вот-вот готовые расплавиться от невыплаканных слез чуть подсушивает. Солнце повсюду, оно разлито везде и даже в отражении на начищенном боке черной «Тойоты» Кирилла. Он улыбается мне и уже через какие-то десятки секунд помогает сесть в прохладное нутро автомобиля. Садится за руль и я чмокаю его в щеку, а он меня в губы.
- Поехали?
- Да, - я немного помолчала и дождалась пока мы отъедем от подъезда Киры и будем выбираться из лабиринта многоэтажек на нормальную дорогу. – Слушай, отвези меня к почте, я за телефон заплачу.
- Так Настасья Петровна…
- За Киру.
Кирилл замолчал. Он не очень любил Киру и на это было как минимум сотня веских причин. И все же он согласился поехать сегодня со мной, не смотря ни на что.
- Ты же ей сказала? – с надеждой спросил Кирилл.
Я отрицательно качнула головой и принялась выводить узоры на своем же колене.
- Я скажу. Потом.
- Когда? Когда в ЗАГС поедешь или когда в роддом?
Рука инстинктивно дернулась к животу, такое привычное движение, хотя казалось бы сколько прошло? Два месяца, всего лишь… Целых.
- Я скажу, Кирилл, скажу.
Он фыркнул, а я оглянулась на остающиеся позади серые многоэтажки, и думала о странной любви, которая зародилась где-то там, в этой грязи и темноте. Которую я не понимаю и презираю, но это на нее никак не влияет.
А потом мы с Кириллом заговорили о чем-то нейтральном, а потом о свадьбе, и Кира, ее любовь, ее Он, и серые-серые дома остались где-то позади…