Никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь. Вот и Петрович не знал. Он просто шел навстречу судьбе.
Накрапывал дождик, а Петрович упорно тащился по ленпроспекту на встречу с работодателем.
Резюме, сложенное конвертом, лежало в кармане пиджака, взятого напрокат у Витьки самосвала. Своего костюма у Петровича не было и если бы Санька Перов, подогнавший ему эту вакансию, не намекнул слегка, что надо явиться в костюме, он так и поперся бы в джинсах и рубашке.
Мыслей в голове хороших тоже не было.
В принципе совсем мыслей не было - ни хороших, ни плохих. Голова была пуста, что твой бидон для молока, за ненадобностью ржавеющий на балконе.
Мыслей не было, потому что все мысли остались в той прошлой жизни, куда возвращаться желания также не было, совсем.
Вы можете удивиться как это человек без мыслей?
Не, ну, конечно, уж совсем без них никак, но последнее время всё, что рождалось в голове Петровича, было больше похоже на «мыслеформы».
Небольшие тигеля и изложницы, расставленные по обоим полушариям головного мозга, ждали, когда же хозяин удосужится заполнить их, чем-то стоящим и имеющим цену на рынке. Они ждали металла, а заливались исключительно жидкостями - беленькой, красненькой, редко янтарненькой. Несколько раз было совсем уж из ряда вон, нечто вонючее, напоминающее незатейливый парфюм эпохи развитого социализма - болотного цвета.
Жидкости прямо скажем, форму не держали. Чаще разливались, затопляя хозяина по самые зенки, бывало, что испарялись в пылу горячих споров и не менее жарких потасовок.
Тогда Петрович с отвращением наблюдал утре-шнюю картину: опухшая морда, укоризненно глядящая из зеркала, а то еще лучше синяк, под глазом, нагло подмигивающий и украшающие любого мужчину ссадины на мужественном, но помятом лице с толстыми опухшими губищами, как у актрис после инъекций ботокса.
Жуткие картины утра преследовали Петровича последние полгода, после того как он уволился из рядов вооруженных сил. По мнению самого Петровича «силы» от этого потеряли многое. Хотя бы ту же проверенную и не раз боевую единицу хорошего качества с отметкой в личном деле: «выживает в вакууме».
И вот наступил один прекрасный день, когда ему надоело походить на ботоксных актрис с синюшными мордами. Ему безумно захотелось новой жизни. Опять же после такого непреодолимого желания нарисовалась «мыслеформа», намекая, мол, наливай, любое желание повод накачаться беленьким или красненьким со всеми вытекающими последствиями.
«Нет», вопило возбужденное сознание, преграждая путь «мыслеформам» и требовало, колотило, мочило, мочалило своего хозяина идти искать «металл» для заливки не просыхающих тигелей и изложниц.
Он сдался, как впрочем, и всегда, когда возбуждалось сознание.
Он даже купил газету и прочитал пару полос, испещренных мелким шрифтом, где говорилось, что требуются какие-то маклеры, менеджеры, клерки, менчердайзеры, энерджайзеры, органайзеры и прочая хрень, назначение которой ему было неизвестно. Это пугало. Последней каплей стало объявление, о конкурсе на вакансию грузчика в супермаркет «Вивальдо».
Злобно поиграв желваками, Петрович выбросил газету на помойку и уныло уставился в телевизор.
«Мыслеформы», обходя растерявшееся сознание, стали возвращаться. Но, как это обычно и бывает, вмешалась судьба.
Облеченная в деловой костюм, от какого-то там Гальяно, судьба, а точнее ее представитель по доверенности Санька Перов, пришли в гости к озадаченному Петровичу.
Разнося по убогой берлоге благоухающий аромат Фаренгейта, и дымя вишневыми сигарами, он уселся на диван и, посмеиваясь, начал рассказывать о жизни, семье, делах, делах и еще раз делах.
Петрович ошарашено слушал, понимая лишь одно, Санька неплохо устроился в этой новой жизни.
Удивляло, что и на «гражданке» оказывается можно быть боевой единицей и иметь запись в личном деле. Сознание возбуждалось от Саньких слов, «мыслеформы» спасались бегством, сдавая позиции без боя, тигеля и изложницы выстраивались в боевой порядок. Теперь формы будут наполнены содержанием, радовался организм. Петрович оживал.
- У тебя две академии за плечами, - негодовал Санька, - А похож на бомжару.
- Ну-у-у, - пытался оправдаться Петрович.
- Ты же специалист, каких мало, - хлопал по столу Санька.
- Ну-у-у, - подбирал слова Петрович.
- Тебе нужна хорошая работа, - резюмировал Санька, - А то не дай Бог, еще пойдешь машины разгружать или швейцаром. А? И бейджик тебе к груди прилепят «подпол» в отставке. Станешь достопримечательностью какого-нибудь рэ-сторана.
- Ну-у-у, - соглашался Петрович.
Санька ушел, унося благоухание Фаренгейта и дорогих сигар, но оставив визитку.
На золотом фоне было выбито - генеральный директор Коровинский Сергей Сергеевич, стоял телефон, факс и адрес.
Созвонившись, на следующий день с этим самым генеральным, Петрович пошел по знакомым искать приличный костюм. Приличного не оказалось. И только Витька самосвал предложил костюм, купленный лет десять назад по случаю собственной свадьбы и ни разу после этого по назначению не применявшийся. Так и висело старое полушерстяное уродство черного цвета с когда-то белым, но за временем, безнадежно пожелтевшим букетиком искусственных розочек в петлице.
Розочки выбросили без сожаления, костюм оставили.
Одно расстраивало Петровича, костюмчик был маловат, и смотрелся, прямо скажем, не очень. «Самосвал» развел руками, другого у него не было.
- А пиджак можно и не застегивать, - неуверенно убеждал он, - Может тебе жарко.
- А плечи я куда дену, - расстраивался Петрович.
- Гавно вопрос, - махал руками «Самосвал», - Ты главное, забудь об своей выправке и сутулься побольше.
Петрович сплюнул и согласился. Пусть все думают, что ему жарко и он сутулый.
Рубашку взял форменную парадную, а вот за галстуком пошел на рынок.
Нет, вы ничего такого не подумайте, когда-то у Петровича были костюмы и рубашки, и галстуки и даже машина. Но, после полугода изматывающих «мыслеформ» и ухода жены, все куда-то запропастилось.
Обнаружив этот удручающий факт, Петрович не стал рвать волосы, но чувствовал себя как-то уж очень убого. Недоумевая как из нормального вроде бы и даже примерного когда-то офицера, превратился в спившуюся тряпку.
С грустными мыслями о своем прошлом и настоящем Петрович дошел до солидного здания из красного кирпича с неоновой башенкой.
Обойдя здание со всех сторон и оценив его техническую укрепленность он, выкурив пару сигарет, вошел в лифтовую.
Через минуту он оказался у двери с домофоном.
Мелодичный женский голос допрашивал по полной программе: кто, зачем, почему. Он четко отвечал на все вопросы, представляя владелицу голоса. Возникающие «мыслеформы» были в своем репертуаре и совсем не о работе.
- Ну, ладно проходите, - прозвучало, наконец, и дверь звонко щелкнула.
- Слава тебе яйца, - прошептал Петрович и оказался в ярко освещенном коридоре.
В конце коридора стоял стол, за которым сидела обворожительная блондинка. Петровичу стало стыдно за свой нелепый внешний вид. Внутренний вид он попытался прикрыть, поправляя намокший галстук и произнося в полголоса что-то вроде, жарко тут у вас.
Присев на диванчик рядом со столом он покорно сложил руки на коленях.
Ждать пришлось долго. Он даже просохнуть успел немного, и подремать и почитать валявшиеся на газетном столике дорогие журналы о моде, машинах, часах и мобильниках.
И только десятый раз, поинтересовавшись о наличии генерального неожиданно услышал:
- А вы собственно кто?
Вопрос был неожиданным с учетом того, что он второй час сидел в коридоре на глазах у блондинки и вроде как начал привыкать к ней и даже прикипать.
- Я от Сани Перова, - удивленно пожал сутулыми плечами.
- А так вы по работе? – удивленно прощебетала блондинка, запорхала длинными ресницами, от чего Петрович судорожно сглотнул и молча кивнул, - Тогда Вам к нашему заму. По коридору направо.
«Как все просто, спросил всего-то десять раз», думал Петрович, направляясь к заму, «Одно радует, обсох».
Зам оказался здоровым мужиком с армейской выправкой и четким командным голосом. Он сидел за столом и исподлобья рассматривал Петровича.
Как потом выяснилось, ему понравилось, что Петрович сначала постучал в дверь и спросил разрешения войти. «Наш человек», подумал тогда зам и решил, что все равно возьмет отставника, несмотря на помятое резюме и опухшую морду.
Так началась новая жизнь Петровича. Постепенно «мыслеформы» покинули его и конвейер по производству «металла» заработал на полную мощность.
Формы в голове наполнились содержанием. Мысли, мысли, мысли, наполняли его всего без остатка. Оказалось, что с мыслями интереснее жить и создавать себя гораздо лучше, чем разрушать.
Он так влился в новый коллектив и с таким неистовым рвением взялся за любимую работу, что не заметил, как вернулась жена с детьми, появились костюмы, рубашки, галстуки и даже машина.
Но тот костюм он все-таки оставил. Купил у «Самосвала», за пол-литра, хозяйская цена.
Повесил костюм в шкафу и когда «мыслеформы» неожиданно приоткрывали дверь, чтобы вернуться, подходил, открывал его и смотрел на полушерстяное уродство, представляя себя сутулым, погибающим от жары "подполом" в отставке.