В дыхательных зарядах его колошматило, восьмизавры прижимали к утлым грудёнышкам своим дополнительные лохмотья ротовых полостей. Лежит Амвросий Сотецкий в гробу на столе. Так он спать любил. И темноты не боялся. Будто в церкви, разные демоны витали нашептывали ему что-то стародавнее глубоко забытое, зарытое в подсознание, если есть какая почва у пустоты. Восьмизавры стелились, непонимались как существовали. На корню, под корнями Древа мира обитали всякие пакости. Я, как черная клякса на белой простыне, - думал Амвросий по себя, - Каплет капля из пробирки, помимо глазами золотыми глядит. Труп – это лейбницева монада. Лежит себе и почивает облагоуханная болотным газом, лежит в тиши, сны наблюдает… Жизнь прожевывает, вкрадчиво чавкает, переживает себя. Как во сне проклятым вепрем, белым, сладострастным до убийства. Кто меня видит во сне? Кто-то мертвый, кто-то вне расположенный, царственно покойный. Выполнил все нормы бытия. Его кишечник трупный переваривает остатки пищи вчерашней предсмертного дня.
Лежит и видит сны, глубоко заглядывал Амвросий Сотецкий во внутриутробные могилы, ничего там не видел кроме темноты. Глубоко копался членом в презервативе и нечего там не нашел, кроме пустоты, пустота заполнилась – явился... Сосуд незрелый, не пьянеет бутылка от налитого в нее вина – априорной души.
Предметы приходили и тут же им исчезалось, словно перетекали они в ноумены. Ненужные бесы, факторы бытия. Всё вокруг - факторы. Все вокруг только бумажные этикетки, плюнешь и карточные домик Всего развалится. Дунешь, и бытие предстанет пред тобой в Изначальном состоянии Ночи. В изначальном понимании до-.
Амвросий Сотецкий был гневным наростом на теле общества. Все пытался скоординировать слова так, чтобы они хоть что-то значили. А то значат, только заданное, Заложенное Капиталом. Пусть обновляются как Microsoft Windows.
Карманоглазые засовывали в карманы своих глаз видения объективного мира – авось пригодятся, как мелкие пуговки, как «ничтожные листья». Карманоликие засовывали в карманы целые свои личности, с задней мыслью, что они могут пригодиться, когда придется отвечать перед судом Аида. Но суда Аида не было. Простор был до невозможности открыт… А всё остальное – выдумки микроскопических насекомых, стремящихся хоть как-то оправдать свое микроскопическое бытие. Ха-ха, микрокосмы, громадность вселенных, неимоверным разнообразием компонентов дерьма, коим они наполнены.
Ничего не пригодиться в онирическом состоянии бардо – перетекают вещи в вещи, земля переходит в землю, воздух дыхания – в воздух окружающий, мыслишки – в ноосферу мелкорыбья разума неумолчных пространств культуры и прочее и прочее. Все распределяется, потому и говорят, человек, мол – возобновляемый ресурс… сотворен недаром, не задарма хлеб жрет, во прахе купается, как воробей, потому он столь угоден Всекапиталу, этому шизофреническому пантеону капиталистических богов, монополистов творения, эманаций и прочих делишек…
Среди ночи бывало Амвросий просыпался, старался исподтишка ухватить свое Я. А хватался за член. То, что было бесконечно живо, то о чем говорится «не жалея живота своего» ускользало, будто мелкая рыбёшка… Чего жалеть-то? если оно бесконечно… черпай его – не исчерпаешь, плюнь - не заплюешь, лови его – не поймаешь.
Амвросий святотатственно молился уповая на полнейшую аннигиляцию материи. «Да здравствует царствие твое, да будет воля твоя, яко на небеси, так и на небе, пусть все перемешается на *** фракталами! Пусть в безумном калейдоскопе вертятся, перевираются вещи и духи, предметы и электроны. Возьми мой заряд для электроники! Да выпаи меня из микросхемы всуе! Благоматки. Биоматки. Метелицы завихренческих зарядов.
Умом Амфросий Сотецкий был нетронут, как годовалый младенец вначале срока, непомрачаем, умом был схож с собакой - все куда бы в тепло пригреться изыскивал, к ****е на завалинку усесться да семечки грызть. Семечки разделялись на зерна и плевела, также тело Амвросия – астральное тело, ментальное тело – *** разберешь! «Из чего же? из чего же? из чего же сделаны наши мальчишки»? Девчонки - из сигаретных окурков, мальчишки – из духовного крема и члена безвольно запутавшегося в трупе тела. Болтаемся, как выеденная из самое себя матрица. Невыеденное яйцо. Матрица – ломатрица. Скатологический мотив успения вышненогой благоматери. Восьмизадый Христос – восьмизавр успешно тащит крест, рядом с ним тащит бревно Ленин. Все строят колоссальную стройку – Вавилон, Башню Мандельштама. Кропотливо копошатся насекомые, блюют истинную свою сущность алкаши. А стройка идет… Прораб всея вселенной – богосподи орет благом матом на строителей. А у них зарплата и профсоюз в аду выдает путевки на безвременные отдых под жирными кислотами в супе нового первобульона эволюции.
Мечтать – не ползать, бултыхаться - не резвиться. В безволье и разум не помеха. В птицегноме копошилась душа, но душу он удавил, как гнойный прыщ.
Остерегайтесь общения с людьми, так можно приобщиться к ним.
Люди – это говно нечаянно всплывшее из могилы. Все одинаковые, говняны, неразличимы, всплыли и всплыли что с них возьмешь, обратно на дно отыдут вскоре …
Сходите с ума направленно и постоянно, поднимайтесь выше! Восходите по леснице Сракова! Разум дан, чтобы уразуметь собственное ничтожество, а не затем, чтоб играться им как игрушкой. Отдайте детям, в конце концов, они-то ему найдут применение.
Восьмизавры целеустремленны в силу оригинальности сутей. Восьмизавры в новом Деваконическом периоде восславят Конец и Оригинальность, а то пока дегенитализм повсюду властвует…
Посмотри на любого, на соседа под наблюдением господабога, на представителя неиссякаемого члена! Он – свидетельство совокупления двух организмов в прошлом, только и всего… вялое следствие готовящееся стать причиной еще нескольких следствий, поколения звеньев электрическое цепи, жизненная жизнь, сила тянущая внизм… Вниз нужно идти осознанно, внизм, в клоаку несозданного, никогда не изваянного господобогом. Внизм, чтобы обрящеть ключи небесные двери откроете и польет дождь - все зальет, всех тварей утопит и убьет. И слава богу. Вот тогда - Слава богу!
Из того, что под рукой лепите оружие и палите! Пали соловей, пали, не знаю еще почему но пали! Не знаю еще тебя, но ты стреляй, не покладая рук стреляй с крыш, с колоколен церквей, убей тысячу Кеннеди, Максимилианов Волошиных, римских пап. Не попадись врасплох, агенты Матрицы не дремлют. Агенты матриц - мелочные дьяволы придут и скажут – иди-де получай благословение. А ты скажи, что мне благословения не надобно, пенитенциарного вашего пиетета. Уткните ****о в свое Капитало! Творите куннилингус, как жизнь настоящего целовека. Зарыты в потроха, зарытый в ****у, как могилу, зарытый.
Мертвое продолжало меркнуть дальше, сытые утягощенные значением слова отходили, жиром перекатывались, яко колобки. Мгновения усыревали, урезывались и безнадежно устаревали базы, нуждалось в upgrade проявление в целом. Уцеловалось человеком взасос, СПИД передавало обезьянам, как суть, как подаяние, для оцепенения жизни.
Ваши будущие облезли, как собака, перед линькой. Прошлые виляют хвостом перед богом. Славят богоматерь сношаясь где-то под забором с Лизаветой Смердящей.
Эротический ансамбль «Зловещие мертвецы» насвистывал что-то на несуществующем. Седой патриарх вытирал бородой сперму налипшую на нем от священнослужения Нужнику. «Свобода – это осознанная необходимость». Хочешь - не хочешь, осознавай или нет – необходимость. Хочешь, отправляй её, потребность продиктованную естеством, хочешь нет, ничего не убудет, все оставится на потом. Естество - диктатор, навязывает репрессивную свободу.
Дула пистолетов безвольно висят, как члены, пока не подымутся на собратьев пламенно одухотворенные Мотивом. Преступления. Преступание через зыбкую грань, которой даже и нет, она как лазер регистрирующий движения. Вот-вот заколыхалось, некий предмет… Преступить и дальше двигаться понукая осла собственного тела.
Красота – есть надстройка. Базис – уродство. В каждом сортире есть место для дерьма и есть место для красивой репродукции, какого-нибудь натюрморта или пейзажа тоскливого, как весенне-утренние запоры. Однако сортир сами понимаете для чего…
Думаете все великое зачинается в потемках истории, грязных спаленках притертыми друг к другу потным телами? Нет, великому дышится на свободе, оно не подходит и не глядит по щелям, не заползает курам на смех, свиньям на питание в ясли, не зиждется в основании, неясное, непонятное, неизвестное ни трупам, ни червям…