посвящается
Линде Канкан.
Часть I.
Воскресное утро выдалось на редкость паскудным. Сквозь не зашторенное окно в комнату вваливалась отвратная серая масса и, казалось, с единственной целью - придавить и расплющить всё на своём пути. Но проваляться весь день в постели означало бы бездарно убить единственный выходной. Жалко. С трудом, преодолевая повышенную гравитацию, я сосредоточенно стала разворачиваться из синтепонового кокона, в котором основательно запуталась ночью.
С самого раннего детства вместе со мной никто не мог спать - я вертелась волчком на протяжении всей ночи до самого пробуждения. Эту особенность первой заметила моя мать, которая до появления в доме отчима иногда спала со мной на одной кровати. Потом об этом узнала бабка Аркадия, у которой меня оставляли предки на летние каникулы. Она-то и уверила обеспокоенную мутер, что по мере моего взросления «бесовские выкрутасы» прекратятся сами собой.
Мне перевалило за двадцать пять, но «выкрутасы» не прекратились. Я по-прежнему вертелась юлой, как ужаленная в одно место, да так, что наутро никак не могла понять, каким образом оказалась поперёк кровати в туго замотанном одеяле. Родители об этом знать уже не могли, так как давно отселили меня сначала в отдельную комнату, а потом в квартирку бабки Аркадии, которая, умирая, завещала мне свою однокомнатную недвижимость в скученном спальном районе.
О том, что со мной невозможно спать я знала и от своих бойфрендов. Однокурсник Лешка, который прожил у меня где-то с месяц, на третью ночь расстелил себе матрас на полу. Сказал, что ему необходимо, наконец, выспаться, а я, значит, во сне зверски пинаюсь. И показал пару синяков на своём нежном теле.
Вот и последний мой дружок, Глеб, после двух бессонных ночей предпочёл пересекаться со мной на пару часов в конце дня, а поздним вечером, ссылаясь на загруженность и способность плодотворно работать только по ночам, уезжал к себе. Он зарабатывал, создавая дизайны студий и клубов в тридэ формате.
Я делала вид, что верю.
В раздумьях, чем бы таким нескучным заняться в единственный выходной день, я подошла к окну, по пути сунула в уши капли от эмпэтришника и включила громкость на всю мощь. Почти сразу задёргалась эротическими конвульсиями в такт сногсшибательной музыке и каждой мышцей ощутила, что оживаю.
За окном мокрым асфальтом блестела вылинявшая улица. Унылый урбанистический пейзаж страдал отсутствием, привычно движущихся, человечков. Безликие серо-коричневые тона обычно всегда наводили на меня лютую тоску, но в этот раз ничего подобного не случилось. Возможно, вовремя были словлены нужные ритмы, а может, вся тоска, какая осталась, свалила по другим адресатам.
На подоконнике валялся мятый флаер. По-моему, ещё в пятницу мне его сунули на выходе из метро. Или на входе? Я машинально развернула скомканный лист и прочитала: «Спешите сделать себе подарок! Презентация уникального фильма «Твой чужой мир». Дальше по тексту шёл анонс, я начала читать и почти сразу же прекратила:
«Ты думаешь, что думаешь ты, а, оказывается, ты только думаешь, что это ты ду...» Бред какой-то. Мысли я не уловила и отбросила в сторону мятую, похожую на фантик от шоколадки, бумажку. Потом набрала Глеба.
–– Привет, что делаешь?
Трубка в ответ невнятно промычала, но я разобрала, что тот спит.
–– Долго ещё собираешься дрыхнуть?
–– Тока лёг, куча рабо...
Да пошел ты, отключила телефон, не дослушав. Месяц назад мне установили брекит-систему, но я всё ещё никак не могла привыкнуть к инородному предмету. Заново училась правильно есть, разговаривать, чистить зубы. Металлические скобы натирали язык, губы, щеки, и часто рот открывать не хотелось от боли. Так что, Глеба можно понять - в современных отношениях рот много значит. Но ведь я не только рот..
Снова нацепила наушники, с места в карьер взяла бешеный темп и начала с остервенением выделываться и выдрыгиваться что есть силы, только бы не дать проникнуть внутрь себя разъедающему гнусному настроению. И уже прилично раскочегарилась, когда заметила, что из окна в доме напротив, на меня пялится какой-то мужик, ржёт и вертит пальцем у виска. Тогда я стянула майку и, оставшись в одних пижамных трусах, начала вихляться пуще прежнего, потрясывая титьками, залихватски раскачивая бёдрами, да так, что мужик в окне основательно припух, а потом взобрался коленками на подоконник, открыл форточку и начал что-то кричать. Идиот. Он, естественно, подумал, что это ради него я так расстаралась. Наивный. Я ещё подрыгалась, пока не взмокла и не выдохлась окончательно, а в довершение своих «грязных» танцев, содрала шорты, показала мужику голую задницу и прямиком отправилась в душ.
Когда вернулась, то увидела, что во всё окно, из которого за мной наблюдал дотошный сосед, из неровных газетных полос, видимо разорванных в ручную, была сделана надпись: ХОЧУ ЕЩЁ!
Ту же секунду я пустилась на поиски помады, отыскала самую яркую – алую, и вывела гигантскими буквами: КИСС МАЙ АСС. Чиркнула полтора восклицательных знака. Хотела, понятно, три, но помада закончилась на втором. Потом подумала, а вдруг этот извращенец «по-аглицки» не бельмеса. А, плевать! В конце концов, захочет – переведёт. И тут мой взгляд скользнул на флаер. Он спокойно лежал себе в углу подоконника, куда я его швырнула, не дочитав. Единственное, что не соответствовало – он был абсолютно гладким, будто бы только что из типографии. Я зажмурилась и помотала головой. Неужто мне с утра примерещилась прилично измятая рекламная открытка. Разлепила глаза - передо мной лежал неумолимо гладкий лощеный лист. Может, спросонья мне все показалось мятым: и улица и флаер и мужик в окне... Наваждение какое-то.
Снова взяла бумажку в руки и прочитала, в этот раз с конца:
" Кино будущего - сегодня! Цифровой проектор и сферический экран унесут вас в сказку! Предъявителю флаера - вход бесплатный". Посмотрела на дату презентации, она совпадала с сегодняшним днем. Через минуту уже рылась в гардеробе и скрупулезно подбирала одежду, в которой не стремно было бы пойти в «кино будущего».
Перемерив с дюжину разных нарядов, в итоге остановилась на любимых джинсах дудочках, что ни один год волшебно обтягивали мой идеальный зад, и на красной кожаной куртке, привезённой отчимом из Аргентины. Нацепила такого же красного цвета единственные в своём роде стильные лаковые сапоги по колено, про которые моя подруга ехидно говорила, что в них я будто похожа на кота в сапогах из мультика. Она, конечно, это от зависти придумала, потому что ботфорты были реально необычные, с гламурной фантазией мастера своего дела, короче, ни дать ни взять - шедевр сапожного искусства.
Мастером своего дела был Гарик Батоня, который шил уникальную сценическую обувь, будь то пуанты балеринам, или туфли танцовщицам нашего клуба, в котором я пять лет проработала одной из ведущих танцовщиц, пока училась в академии. Когда старина Батоня увидел меня в «отчимовской» куртке, он от восторга зацокал языком на армянский манер и сказал, «чтобы обыграть аргентинскую красоту, нужно уравновесить красным лаком низ» и пообещал поработать в этом направлении... И уравновесил так – высший пилотаж.
Я осталась довольна своим прикидом. Образ сексапильной и самодостаточной, уверенной в себе самки мне, «безлошадной», был на руку. Никто лишний не подвалит, а кого захочу зацепить - мимо не пройдёт. Царственной походкой, вживаясь в роль, я ни один раз продефилировала перед зеркалом туда, сюда. Потом на ходу подхватила сумку и отправилась навстречу сказке, которую на халяву сулил мне, сам собой обновленный, флаер.
ЧастьII.
Последний раз одна в кино я ходила в девятом классе. Тогда я находилась в состоянии безответной любви, страдала и часто ревела. Объектом моего животного обожания был очень взрослый мужчина, муж сестры отчима. Все лето я провела на их даче, в Сочи. Савелий мне всегда нравился, ещё девчонкой я залезала на его колени и, заглядывая во взрослые глаза, нежно теребила ямочку на его мужественном подбородке. Красивый, умный, со сногсшибательным чувством юмора - да, в нём всего было сверх, - но главное, в нем было море секса. Днем я купалась в Черном море, а вечером - в море обаяния Савелия. Он возвращался с работы и часто оставшееся время дня посвящал мне.
Жена его занималась распространением какой-то супер-пупер косметики, и почти каждый вечер выезжала на адрес к клиентам. А мы с Савелием шатались по дендрарию или, взявшись за руки, шли в горы на водопады смотреть, или в компанию его друзей - таких же циничных, весёлых и шумных, как и он сам. Я чувствовала, как он испытывал физическое удовольствие, когда чей-нибудь многозначительный взгляд задерживался на мне.
Ещё, Савелию всегда было что рассказать. Он работал хирургом проктологом в одной элитной клинике. Когда он начинал травить свои байки, все или через одну, связанные с его уникальной практикой, можно было надорваться от хохота. Я всегда ему говорила, что если его выставить на сцену, из зала придётся выносить горы трупов, зрители просто умрут со смеха.
Как только моё обожание стало выплескиваться через край, Савелий стал подтормаживать, ну как же, родня. Какая никакая. Я взяла всю инициативу на себя, и совратила «родственника». Хотя, чувствую, упирался он скорее для того, чтобы я проявила настойчивость.
Всё случилось, чуть ли, не в море. В тот вечер мы решили искупаться в бухте. Купальника со мной не было, и я решила поплавать голышом. Стесняться доктора, который ежедневно ковыряется скальпелем в заднем проходе пациентов, глупо. Я то и дело висла на Савелии и изредка, будто не нарочно, задевала то выпирающее место, что соблазнительно обтягивал кусок эластичной ткани. А потом, прикинулась тонущей, и когда он выволок меня на берег, я впилась в его губы пиявкой и чуть не задушила в объятьях.
Савелий и в сексе оказался выдающимся проктологом. Это с ним я узнала все радости запредельного удовольствия. Месяц он любил меня и мою задницу, а в день моего отъезда я не могла от него отлепиться, он вроде был ещё рядом, но я уже скучала. Савелий смотрел в мои зарёванные глаза насмешливым мудрым взглядом и говорил:
– Линка, глупыш, не реви .. через год наступит снова лето, приедешь...
В родном городе я скучала с такой силой, что со мной регулярно случались истерики и припадки. На уроке ни пострадать в своё удовольствие, ни пореветь, ну и, сославшись на боль в животе, или ещё чего-то, я шла в местный кинотеатр. На утренних сеансах из зрителей, кроме меня, набиралось ещё пара, тройка неприкаянных киноманов или таких же, как и я, прогульщиков. Я забивалась в угол в конце зала, жевала попкорн и упивалась нечеловеческими страданиями. Животная тоска это что-то с чем-то, вокруг вились прыщавые юнцы, а я на их противные рожи смотреть не могла, ведь где–то там под южным синим небом ходил по земле мой бог - проктолог моего счастья.
Часть III
Несмотря на топографический кретинизм, унаследованный от матери, я довольно быстро отыскала нужный адрес, вошла под своды современного кинотеатра, оборудованного девятью или даже десятью залами. Подошла к кассе и протянула листок. Кассирша долго разглядывала бумажку, как будто впервые видела. Я уж сама засомневалась, туда ли попала:
–– Это у вас сегодня презентация уникального фильма будущего?
–– Выбирайте ряд, место, - указала на монитор девушка, не глядя на меня. Странная какая-то, как будто бы не живая, и чего они вечно из себя корчат. Я выбрала середину зала, потом сказала с вызовом:
–– Эй, будто и не билеты раздаешь, а путёвки на Марс.
Та сделала вид, что не услышала, головы не подняла, всё чем-то шуршала на своём рабочем столе. Пигалица. Я постучала в стекло, чтобы девушка-манекен соизволила все ж таки обратить на меня внимание. Неестественно зеленые глаза уперлись в мои. Обычный мертвый взгляд, каких много. Я резко ткнула в стекло наманикюренными пальцами, чтобы манекен вздрогнул и хоть на мгновение ожил. Пигалица дернулась, но ничего не сказала.
Правильно, а то бы я обязательно её послала.
Попкорн я не стала брать из-за брекитов, купила минералки и сосательных конфет "Кавендиш". Билетерша оторвала контрольный клочок от билета и вручила мне очки.
–– Душки не разгибайте и лучше не снимайте весь сеанс, может разболеться голова. Удачного просмотра.
Зал был подсвечен приглушенным светом и пустынен - ни одной души. Вау! Вот это я попала. Акция, видимо, не сработала, поэтому и кассирша засомневалась - давать мне билет или послать. Глупо искать место, которое указано на билете, если весь зал в моём распоряжении. Произвольно выбрала кресло в центре, села и примерила очки. Обычные, как будто бы солнцезащитные – из дешевеньких. Я вспомнила, что во флаере обещали сферический экран, но напротив висел обычный огромный прямоугольный. Пойти разобраться, что ли, или...
Посидела в полном одиночестве, свистнула пару раз, звук утонул в шумопоглотителях. Сеанс не начинался. Я встала и прошла к двери, чтобы поговорить с билетершей о сферическом экране. Но дверь оказалась заперта снаружи. Ничего себе, заперли. А если я в туалет захочу! Пару раз постучала в дверь, а потом долбанула ногой. Тут свет погас, и я на ощупь вернулась в зал. Разместилась кое-как и совсем не в том ряду, на котором хотела. Пошла оглушительная реклама. Я засунула в рот леденец. Нацепила очки.
Этот странный звук вызвал ассоциации, мчащейся с бешеной скоростью, вагонетки. Громкость нарастала, и я почувствовала страх, что сейчас мои перепонки не выдержат и взорвутся. Мысленно напомнила себе, что мне достаточно закрыть глаза, заткнуть уши, чтобы «спасти себя». Так что, все в порядке.
Экран ожил, полусфера стала приближаться и, казалось, замкнулась вокруг меня. Лихо. Я вертела головой в очках и ошалевала. Эффект присутствия? Какой эффект! Клубки пара сгущались вокруг плотным кольцом, молния сверкнула на расстоянии вытянутой руки, и скоро я услышала мощнейший громовой удар. Это всего лишь эффект, уговаривала я себя. Полил дождь. Запах, шум - всё, как в реальности, единственно, я не чувствовала себя промокшей. Ливень мощнейшими струями обрушивался на меня, но в считанных миллиметрах струи будто бы растворялись в никуда. Я соображала, как такое возможно. Судя по всему, это что-то вроде анимированной “воздушной стены”, замкнутой в кольцо, на которую подается изображение. Не может же быть, чтобы из ниоткуда лил этот странный нещадный дождь...
Скоро я перестала обдумывать, каким образом мне передают образы, звук и атмосферу происходящего, погрузилась в зрелище. Вокруг жили люди. Они дышали, говорили, передвигались, чуть ли не задевая меня локтями. Сам сюжет разворачивался вокруг новейшего изобретения. Аппарат, напоминающий по размеру обычный сотовый телефон, в рабочем состоянии считывал мысли человека, на которого он был направлен. Мысли высвечивались на панели сканера маленькой голографической картинкой.