Впервые опубликовано в 1993 году в газете "БиО" (Москва)
По данным исследовательской группы Нэсбита (специализирующейся в области социально-экономического прогнозирования и консультирующей, в частности, IBM, General Motors и Белый Дом) на начало 90-х годов мегатенденция такова, что весь мир стремится к рациональному перераспределению труда и производства (Испания и Бразилия заменяют Японию и Швецию в строительстве кораблей, США уступает производство одежды странам третьего мира и т. д.). Все развитые страны сейчас переживают процесс деиндустриализации, что связано и с переходом на новые отрасли (электроника, информационные технологии, спутниковое ТВ, генная инженерия, биотехнология), с решением экологических проблем и с внедрением качественных видов управления. Можно отметить еще одну мегатенденцию: это вызревание единых культурно-экономических пространств, что обусловлено этническими, религиозными и региональными особенностями. Стремление к объединению, к интеграции связано с конкурентной борьбой. Так, сложились пять основных региональных рынков: (Дальневосточный, Ближневосточный, Американский, Европейский и Латиноамериканский), а, условно говоря, шестой — Русский —дезинтегрирован после распада единого экономического пространства СССР. Надо полагать, что в ближайшие же годы перед Россией встанет задача поисков естественных партнеров по региону.
Рассмотрим вкратце государственную политику Японии в области экономики — как пример полезной целесообразности. Японский менеджмент ведет себя наиболее активно. Хорошо освоена рисковая деятельность, найдены пути проникновения на другие рынки (на территории бывшего СССР в основном встречается японские автомобили, видео — и аудиотехника): японцы делают это лучше, чем их главные конкуренты, американцы — у них разработан наиболее короткий путь от приобретения лицензии до ее реализации. Возьмем финансовую сферу: по дальневосточному кольцу Токио-Таиланд-Сингапур скорость вращения капитала 6 млрд. долларов в неделю, 10 крупнейших по рейтингу банков контролируются национальным капиталом. В области тактики торговли японцы рационально работают с ценообразованием. Например, в первый год после выпуска нового товара наблюдаются максимально высокие цены, на следующий происходит резкое снижение цен — известно,что рынок насыщается новым товаром в течение 5 — 6 лет, и за это время цены снижаются адекватно мере этого насыщения. К факту начала торговой войны Японии с США уместно напомнить о книге 1984 г. «Двухминутное предупреждение американскому бизнесу», можно сказать, что государство позволяет своим бизнесменам не зависеть от обстоятельств,японцы опираются только на долгосрочные прогнозы и концепции развития, а действуют очень серьезно. Вообще говоря, Япония демонстрирует пример того, как сочетаются элементы патриархальной культуры с современными техническими системами и системами " человеческой взаимозависимости.
Для наблюдателя, свободного от идеологических инверсий и неосознанных утопических ассоциаций, японский менеджмент являет образец «мягкого», идеологического насыщения практической деятельности. Имеется в виду
возникший в середине века, симбиоз этико-прагматических религиозных традиций и корпоративно —государственной структуры. Для сравнения возьмем последнее выступление Президента России, стержнем которого была идеологема сильного государства. Известно, что сильное государство ходит на трех ногах: это сильные деньги, точные законы и вера народа в свое правительство, Поэтому в президентской концепции нет ничего, кроме утопического призыва — ведь сильных, денег ждать еще очень долго, точные законы в России исполнить нелегко, потому что здесь живут скорее по совести, а не по закону, доверие народа растрачено неумелыми правителями, которые запутались в трех осинах — идеологии, утопии и мифологии.
Попробуем теперь взглянуть на российскую ситуацию с учетом того, как эти три элемента манифестируются нашими политическими деятелями и как через них проступают те реальные ценности, которые и в правительстве, и у народа составляют естественные мотивы жизнедеятельности.
Социо-политическая динамика в России за последние 10 лет выявляет черты серьезного кризиса «общественного развития». Это очевидно, но это еще не вся очевидность. Анализ: происходящего с нескольких точек зрения приводит к прямому сомнению в исторической актуальности таких понятий, как «путь экономических реформ», «российская государственность», «русская идея», — и не в том смысле, что сами эти понятия плохи или неясны, а что оперирующий этими понятиями деятель (будь то чиновник, правовед, экономист или новоявленный политолог) пренебрегает ими или неверно их трактует. Теперь уже очевидно, что наши понятия и теории никак не соотносятся с действительностью,, ..что они : выпадают: из мировоззрения и мироощущения обитателей России. Миф об исключительности и богоизбранности русского народа породил беспочвенную стратегию соревнования со веем миром и заставил существовать отдельно от остального мира в некой сказочной действительности. Есть и третья глубина очевидности. При очень низкой смысловой и прагматической насыщенности общественных, событий интенсивность их социо-психологических результатов несоразмерно велика. Из этого следует что структура русского менталитета смещается уже с нефункционирующих тоталитаристских идеологий не к социогенетическим матрицам цивилизации, а к утопической архаике (известной нам лучше всего по сказкам и поп-культурным мифам, а также по хрущевской программе построения коммунизма и брежневской программе жилья для всех к 2000 году).
Возможно ли осуществление такой программы с точки зрения, например, трезвомыслящего японца? Если политик уверен в ее реальности,он может смело обещать народу исполнить его чаяния, ибо для человека более всего другого важны социальная защищенность и определенность. И если здоровое государство берет на себя функций защиты своих граждан и создает реальную систему социального обеспечения, выплачивая неимущим пособия с достаточно высоким прожиточным минимумом, то тем самым оно объявляет войну бедности (как, например, правительство Джонсона в США). Подобные реалистические программы обеспечат на выборах консолидацию избирателей при том непременном условии, что будут поданы знаки непременного их осуществления. Причем в российских условиях без таких тактических ходов в ближайшее время рост социальной напряженности оторвет государство от его главной функции защиты благосостояния граждан, мафиозный принцип распределения возобладает над целевой мерой, что в итоге приведет к окончательному обнищанию народа и государства.
Почему социально-политическая ситуация в России, ухудшается? Что вообще, значит «лучше» или «хуже»? В чем, собственно, состоит нынешний, кризис если он есть? Ответить можно просто: кризис общественной жизни есть, и заключается он как раз в том, что общественная жизнь воспринимается как ненормальная, как кризисная: а образцы и ориентиры «нормальной» жизни, если и были, давно утрачены. И кризис будет только углубляться до тех пор, пока в обществе будут в ходу политические убеждения и приоритеты в экономике, а не личные предпочтения и вкусы. И пусть для России это будет в новинку, но пора ответственно признать тот факт, что политика и экономика являются далеко не главными сферами цивилизованной жизни, а политические и экономические обстоятельства в обществе тем здоровее, чем меньшее внимание уделяется кризису. Мы полагаем, что ситуация перестанет быть кризисной, если общественное сознание во взаимодействии с государственными системами добьется положительного эффекта, что является необходимой предпосылкой для создания гражданского общества.
Западные гражданские общества ориентированы на достижение социального успеха, на ценности здоровья, семьи, образования, на долголетие, страхование от неудач, зарабатывание денег. По этому набору социальных ценностей видно, что российское общество, заимствуя приоритеты западного мира, по сути, неспособно вычленить эти направления из архаического поля своего существования и даже вернуться к собственным положительным общественным идеалам.
Путь к выходу из кризиса лежит через социальное согласие. Чтобы не путать согласие с идеологемой «национального примирения», следует понять, в чем соглашаются стороны. Согласие в западных обществах опирается на общие системы ценностей, на сходные или, во всяком случае, непротиворечивые мотивации социальных групп. Это общества социальных стандартов, легко узнаваемых и реализуемых благодаря тому, что они свободно сочетаются и происходят как бы из одного источника — укорененной в общественном сознании мягкой, ненасильственной идеологии. Идеологическая составляющая в менталитете необходима, во всяком случае, ни. у одной национальной культуры нет возможности обойтись, без идеологии. Но в каждом случае существенно соотношение этой составляющей с другими структурами общественного сознания — прежде всего, с ценностной и мотивационной. Понятно, что любая господствующая идеология господствует не над другими идеологиями, а над всеми другими формами сознательной жизни, выдавливая из сознания их структуры. Тоталитарная идеология завоевывает себе место в общественном сознании тем, что прямо или косвенно вытесняет ценностные устремления, идеи, желания, предпочтения и мотивации, подменяя все это собственными суррогатами. И, кстати говоря, начинается это актом метафизического отцеубийства: все идеологии, претендующие на господство, прежде всего умерщвляют и мумифицируют породившую их идею. Если, для примера, взять христианскую идеологию — как историческое развитие одной живой идеи о грядущем Царствии Божьем, то и в католицизме, и в, православии выявится ее гибель и подмена идеалом устроения царствия (или града) на земле под непременным руководством церкви. На другом примере внедрения в общественное сознание коммунистической идеологии видно, что произошло с идеей всеобщего равенства.
Идея жива, пока касается правды, и оперировать она может только элементами правды. А правда всегда одна, хотя выражаться может многообразно — до тех пор, пока эти многие ее выражения не превышают определенной меры. Нет способа выразить и сообщить всю правду и очень трудно, имея часть правды, удержаться от соблазна выступать от имени всей правды. Здесь как раз вступает в силу психологический закон центробежного сознания, и на месте элементов правды оказываются элементы лжи. Ими —то и оперирует идеология. Когда мы говорим, что земля должна принадлежать тому, кто ее обрабатывает, мы говорим правду. Но если мы скажем, что те, кто обрабатывает землю сообща, должны и владеть ею сообща, мы уже соврем. Происходит сложная логическая подмена понятий. В первом, абстрактном высказывании, нет еще конкретных земельных участков и конкретных форм собственности, и оно поэтому не подразумевает ничего другого, кроме правды земледельца. Во втором же высказывании, наряду с несколькими новыми «правдами», появляется контрабандное убеждение, что мы вправе определенным способам производства ставить в соответствие определенные формы собственности. Это ложь, И поскольку эта ложь проскользнула «без нашего ведома», она быстро примет обличив правды,а остатки правды вытеснит.
В России, где, как известно, долго запрягают, да быстро ездят, метаморфоза идей в идеологические суррогаты свершается с поистине сказочной быстротой. Русский менталитет богат идеями, но ни одна из них не доживает до воплощения в реальном общественном идеале, или, жизненной стратегии. У русских интерес к власти и отношения с властью всегда были достаточно горячими и потому не вполне здравыми, теперь же почти все житейские проблемы корреспондируются на политический уровень. По представлению обывателя, его личное благосостояние напрямую зависит от состава кабинета министров. На эту чудовищную иллюзию наложились мечты об удачном разгадывании загадок (вот выберем правильных людей в Думу и всё пойдет хорошо) и о лотерейном счастье (десятки меняльных контор гордо объявляют себя коммерческими банками и привлекают вкладчиков лотерейными розыгрышами квартир и автомобилей', рекламное объявление о 3000% годовых ясно свидетельствует о том, что в этой сфере давно нет ни денег, ни финансовых отношений, ни даже предпринимательской деятельности как таковой). С другой стороны, лица, находящиеся у власти, быстро привыкают к тому, что нормальные в других условиях политические маневры и популистские мероприятия вполне подходят к дремотным проявлениям ложного правоверия у народа. При таком положении дел общественное развитие продолжается — оно всегда есть, когда в обществе есть индивидуальная инициатива, но продолжается оно в сторону компьютеризованной родоплеменной общины и демократизированной лагерной зоны.
В последнее время мы бездумно копируем западные образцы выборной демократии, хотя с этой системой и там немало трудностей. Форму государственного устройства нужно искать, исходя их современных реалий, традиций и исторического процесса. В переходном периоде можно попытаться выйти из «средневековья» и найти оптимальный сценарий вхождения в общемировой цивилизационный процесс.