Ущелье алмасок. Казнь

Владим Сергеев
 Дружно от факелов костры занялись. Скачут весело язычки огня по веткам сухим, шире, выше. Свет от костров разогнал мглу вокруг, осветил ярко сосну, шаманку. Ай-Яна стоит невдалеке от вонзенных в землю обояша и пчаха, смотрит на толпу вызывающе - немногие понимают ее, и уж наверняка - никто не одобряет. Если бы там - утром, убила сгоряча, как то бы поняли еще. Вот так - казнь устроить - чуждо и непонятно это алмаскам. Непривычно. Страшно. Стоят, смотрят, страхом скованные. Понимают и то, что не даст Ай-Яна уйти, сотницы не ппозволят.

       Занялись дорожки хворостяные, потянулись огоньки ручейками к сосне. Молдун на них смотрит - меняется лицо на глазах. Исчезает блеск безумный, не рыскает взгляд по толпе. Поняла, куда огоньки торопятся, осознала участь свою незавидную. Забилась, задергалась как рыбешка на берег выкинутая, выгибается, хлещется спиной по стволу. Замерла, изогнувшись напряженно, голову вскинула, завыла как волчица в капкане. Слова дурные, непонятные полетели меж воплями в толпу.

       Как камни слова те на толпу падают - еще страшнее оттого, что непонятные. Заклятье какое, безумство ли - кто поймет. Страх ледяными струйками по спине течет. Не страх уже - жуть овладела алмасками. Теперь - и разрешит Ай-Яна уйти - с места никто не тронется - словно к земле приросли ноги. Потоком льются заклятия, на миг не замолкает Молдун, все громче и четче слова страшные сыплются. Все ближе дорожки огненные к сосне, к самой Молдун.

       Долгий, протяжный вопль выше кедров взлетел:
 - Не хочу-у-у!!! Не хочу умирать!!! Жить хочу!!! Прокляну вас всех! Все, все сдохнете! Убейте ее!!! Закляну! Закляну вас всех! Глаза ваши гноем вытекут! Груди ваши шерстью собачьей прорастут! Чрево ваше гадам земным пристанищем станет! Детей ваших волки пожрут живьем!

       Снова вой - долгий, звериный. Снова слова, заклятья не людские. Стынет толпа от жутких слов. Ойнур - здоровенная, мужиковатая алмаска, грубая и задиристая с алмасками, перед Молдун - тише воды была. Сорвалась с места, в круг костров прыгнула, обояш схватив, на Ай-Яну кинулась молча. Крепка рука, сама она - на голову выше Ай-Яны. Тишина повисла над поляной - лишь ветки в кострах трещат, да свистит обояш лезвиями. Молниями сверкают они около Ай-Яны, вот вот достанут.

       Теснит Ойнур Ай-Яну. Не прорваться сквозь сталь, не достать ни пчах ни обояш не могут. Раз за разом принимает она удары тяжелые. Как кувалда бьет обояш. Искры летят от лезвий, сталь звенит протяжно и жалостно. Молча рубятся алмаски, только выдох при ударе - как мех кузнечный. Кабы не выучка Старика - давно бы посекла ее Ойнур.

       Ярость Ойнур - от злобы, от ненависти к новому, для нее непонятному. Ярость Ай-Яны - от ненависти к прошлому, темному. Не за себя бьется Ай-Яна - за них, стоящих за кострами. Многие ненавидят ее, все - не понимают, все - боятся ее. Не столько и за них - за детей ихних, за тех, кто не родился еще. Не отдаст их Ай-Яна шаманке. Одна, другая дорожка огненная под пинками мощными разлетелась вихрем искр. Вновь и вновь обрушивается на Ай-Яну обояш. Едва сил хватает - отбить удары. Высоко взметнула обояш Ойнур, двумя руками, всем весом своим ударить сверху, разрубить надвое...

       Сцепились обояши лезвиями. Гнет, давит Ай-Яну к земле. Подлым манером выхватила Ойнур нож, дважды - в бок Ай-Яне удары пришлись. Выдержала кольчуга. Не грех на подлость тем же ответить. Изогнулась надсадно, стилет выдернув, без сожаления, решительно и твердо воткнула его под грудь Ойнур. Оттолкнулась, бросила древко обояша. На колени повалилась Ойнур.

       Пусть все смотрят, пусть все видят - так будет с теми, кто против воли ее пойдет, на будущее ее замахнется. Сгребла в руку волосы Ойнур, рывком ей голову назад запрокинула - словно напоказ всем, от уха до уха неторопливо лезвие стилета проехало. Кровь струей хлестнула. Держит Ай-Яна голову Ойнур, не дает упасть. Пусть все смотрят, пусть все видят. Запомнят пусть на всю жизнь.

       Снова взвыла шаманка. Не угроза, не заклятия - страх и мольба в голосе. Дорожки огненные до сосны добрались, кострище занимается споро, ноги шаманки пламя лизнуло. Вопит шаманка - еще не от боли - от ужаса смертного. Забыла про заклятья свои, слова забыла страшные - просит молит, пощаду вымаливает. Взметнулось пламя, обняло языками душу черную. Вместе с жизнью взметнулся визг над поляной, прокатился эхом. Навсегда этот визг алмаски запомнили...