16. Вызволение

Орлова Валерия
Андрей резко выпрямился. Жираф тоже длинный. Как же он сразу не понял? В ящиках, сворованных майором, ядерные зенитные заряды. Что ещё, как не радиация, могло подпортить фотоплёнку? Лёгкая вуаль могла появиться при непродолжительном воздействии радиоактивного излучения. За сутки полностью бы засветила. А здесь время воздействия было минут двадцать, плюс-минус. Гришаня же говорил, что болтал с тем парнем. Вот и получается, что сидели они вместе на этом чёртовом аэроботе. А потом Гриша ему свой телефон оставил. Записка или визитка попадает в руки майора, тот по базе разыскивает Гришу с его уликами и убивает его. Хакеры сволочи сейчас эти базы продают даже в электричках. А кто их использует? Честные люди? Ха-ха. Криминал.
       Убивает Гришу. А потом пропадает парень, демобилизовавшийся из части, а вместе с ним и Майер. Может они раньше, до Серёги с Бобом ходили в грузчиках у майора? И он с ними расправился так же, как и с Гришей? И этих парней он тоже угробит. И никто тогда за Андреем не приплывёт. К чёрту, надо отсюда выбираться. Нога, не нога, а надо на большую землю. Срочно сообщить в часть, пусть посмотрят, не пропало ли у них что. И чтобы майора задержали, много ещё дел натворить может. А заряды то для чего? Небось, для террористических актов. Срочно, срочно на большую землю.
       Почти бегом Андрей сбежал к болоту. Вошёл в воду, зачем-то оглянулся. Взгляд упал на зеркало. Хорошо бы его взять. На всякий случай, мало ли чего. Вылез обратно и стал думать, как его прикрепить на голове. Руки должны быть свободны. Да, ещё жердину надо какую-нибудь подобрать, слегу. С этим то проблем нет. А зеркало вставим в разрезы на Гансовом планшете, ремешок от него на шею, а на затылок для упора спустим отворачивающуюся крышку планшета. Вот он и будет держаться. И солнечные зайчики сам будет пускать. Мало ли кто заметит. Всё, с богом!
       Нога заболела метров через тридцать. Нестерпимо. Болото было довольно мелким, по колено, иногда чуть выше. Но чавкало знатно. Не будь твёрдого дна под ногами, засосало бы непременно. Передвигаться можно было только высоко по журавлиному поднимая ноги. Двигать ногами внутри жижи было совсем невозможно. Да что там вязкое болото! Даже по пушистому глубокому снегу приходится ходить по журавлиному, а здесь плотность совсем не та. Чтобы шагнуть как обычно, сила нужна лосиная. Да и лось, наверное, скачками по болоту ходит, а не переставляет ноги.
       На каждый шаг уходило минуты по две. А между шагами ещё надо было и передохнуть, и слегой нащупать дно. Поэтому продвижение было очень медленным. Но всё-таки оно было. Тяжелей всего было выдирать ногу из чавкающей грязи. А сломанную, с глиняным сапожком, вдвойне, впятерне. Без сапога и шагу бы ступить не удалось, но тяжёлый, зараза. И сопротивление грязи больше. Иногда попадались большие кочки, и тогда Андрей валился на них без сил. Но прощупать их слегой не забывал. Кочка могла оказаться обманкой. Сверху кочка, а под ней бездна. Первую половину болота Андрей прошёл на силе воли. А на силе чего он двигался дальше, неизвестно. В голове уже было пусто, вытащить ногу, поставить. Нащупать слегой дно, выдрать ногу, поставить... На какое-то время его охватила злость на болото. Идти стало чуть легче, сил прибавилось. А потом и злость устала, испарилась куда-то. И только автоматически: вытащил, поставил, нащупал...
Оставалось совсем немного. Метров двадцать. Всё болото было мелким. Всего раза два Андрей уходил в жижу по пояс. И под конец он начал халтурить. Дно слегой нащупывал через раз. Торопиться начал, хотел как можно скорей вылезть на твёрдую землю и лежать...
       Неожиданно, после халтурного ускорения процесса, при очередном шаге он провалился, и не по пояс, а гораздо глубже. Вовремя не среагировал, уж больно уставшим он был. А ещё ведь можно было откинуться назад, перенести тяжесть тела на вторую ногу. Но как назло, на твёрдом месте стояла больная нога, и концентрация внимания была уже не та. Да что там говорить, не было её, этой концентрации, и реакции не было, и сил не было. И он начал проваливаться всё глубже и глубже. По грудь, нет, движение продолжается. Ма-ма! Сейчас засосёт! Глубинный, доисторический ужас перед бездной охватил его. Так глупо закончить свою жизнь. Захлёбывающийся рот Лизы Бричкиной, пускающий пузыри из трясины, живо всплыл в памяти. Ма-ма!
       Вслух он не орал, достоинства не потерял. Но ужас перед таким страшным концом заполнил его всего. Жижа дошла до шеи, до подбородка... И остановилась. Ноги упёрлись в твёрдое дно. Ни ум, ни сердце всё ещё не верили в спасение. Всё равно оно временное. Просто отсрочка. Эти двадцать метров по такой трясине не пройти. Ни руку, ни ногу не поднять и не передвинуть. Запаса высоты нет никакого. Через час усилий он продвинулся на полметра. Правда, стоять теперь было чуть приятней, оголилась шея. И не было риска захлебнуться при первом же неосторожном движении. Но и перспектив не было никаких. На преодоление оставшегося куска болота у него просто не было сил. Но он всё равно продолжал трепыхаться, а вдруг ямка небольшая? Но всё дольше ему надо было отдыхать, прежде, чем сдвинуться на пару сантиметров.

       Вчера я успокаивал Алёну как мог. Она места себе не находила. Напряжение немного спало после её визита в морг. Не найдя там Андрея она поверила, что он жив. Пусть нелогично, но я тоже склонен думать, что с Андреем ничего страшного не произошло. Один раз я не придал значения сигналу опасности. Я не понял тогда, что меня беспокоит. И вот результат -–Гришани нет. Теперь я стал умней, прислушиваюсь к своим ощущениям. Люди, кажется, зовут это интуицией. Так вот моя интуиция подсказвывает, что пока волноваться рано. Очень вовремя сегодня Алёну позвали к её старым пациентам зашить подравшегося ротвейлера. А хозяин у драчуна мент. Не откажет ведь он ей в консультации. С утра, пока я не понял,чем собирается заниматься Алёна, я никуда не ходил. Потом проводил её на вызов и отправился к метро. Подъехать не удалось. Трамваи сломались и толпа ринулась на автобусы. А мне мои ноги ещё дороги. Лучше я потрачу полчаса, но добегу до метро своим ходом, лапы целее будут. Но только я собирался нырнуть под турникет в метро, как меня развернула моя интуиция, или что там ещё бывает.
       Несколько дней назад у меня вдруг резко кольнуло ногу. Я ещё подумал, что, возможно, что-то случилось с Андреем. Но ощущение быстро прекратилось. А сейчас я чувствовал ужас. Андрей чего-то боится. Смертельно боится. Ему угрожает опасность. Я чувствовал направление, откуда несся этот ужас. И готов был немедленно мчаться туда, но вовремя подумал, что надо прихватить и Алёну. Хорошо, я проводил её до дома, где живёт её пациент-мент. Точнее до парадной, но найти квартиру, в которую она пошла, для дратхаара, умеющего ходить по следу, это пара пустяков. Через несколько минут я уже скрёбся в дверь.
       -Кажется, это за мной, - послышался за дверью Алёнин голос. Она открыла дверь. От неё пахло печеньем. Слава Богу, она закончила работу и теперь пьёт чай. От чая то я её оторву запросто, а вот от разпезанной и не зашитой собаки вряд ли.
       -Дракоша, что случилось?
 Я залаял для верности.
       -Мне надо бежать с тобой?
       Я закивал. Умница.
       -Что-то с Андреем?
       Я снова закивал. Она сунула ноги в тапки, крикнула хозяевам « до свиданья», схватила свою сумку и скатилась по лестнице.
       И мы помчались. Сначала домой, за деньгами. По дороге Алёна расспрашивала меня, я ей отвечал. Водитель тачки смотрел на Алёну, как на сумасшедшую, и колебался, высадить, не высадить. Потом, видимо, решил, что ничего она ему не сделает и повёз до дома. Но ждать отказался. Я порадовался, что позвал Алёну, потому что мне не приходило в голову, что на зов Андрея можно не бежать, а ехать. А она сразу сообразила. Я знал только направление, расстояние я почти не чувствовал. В одном я уверен, Андрей не близко. Сигнал как-будто подёрнут дымкой. Всё таки одна голова хорошо, а две лучше. Алёна посмотрела расписание электричек, охнула, на бегу крикнула: -Через десять минут отправление. Потом перерыв.
       И мы снова мчались. Вернее она. Для меня это была самая обычная скорость, я мог бы и раза в четыре быстрее. Чтобы хоть как-то ускорить её бег, я выхватил её рюкзачок, который она собрала почти моментально. Жалко, не догадались надеть на меня поводок с ошейником, я бы её отбуксировал в лучшем виде, знай только ноги переставляй. А сейчас уже поздно, пока я ей объясню свою идею, пока она достанет мою амуницию и оденет меня, время уйдёт. Снова удалось схватить машину, которая и подбросила нас до Ручьёв. Из неё мы выскакивали, когда электричка уже подходила к станции. Мы рванули. Алёна не успевала совсем немного, а двери вот-вот уже должны были закрыться. До стоп-крана мне не дотянуться, допрыгнуть могу, а отжать в полёте – нет. Тогда я встал передними лапами в тамбур, а задние оставил на платформе. Пока помощник машиниста соображал, в чём дело, Алёна добежала. Несколько минут мы стояли в тамбуре, ждали, когда у неё восстановится дыхание. Нам повезло ещё и в том, что электричка не была забита до отказа. Мне то всё равно, я и на полу прекрасно полежу или посижу. Да в общем то мне и постоять не в тягость. А люди, тем более женщины, существа более нежные, им в транспорте лучше сидеть. Ведь я не знаю, сколько нам ехать. А Алёна молодец. Толковая девчонка. И бегает неплохо. Повезло мне с ними обоими.
       Алёна провела ревизию рюкзака. Аптечка неотложной помощи, не такая, как в автомобилях, а настоящая, врачебная, чтобы реально помочь в любой ситуации, а не только зелёнкой мазать. Мой поводок с ошейником. На случай, если кто привяжется. Андрей наловчился, если находился какой-нибудь особо вредный пассажир или милиционер (контролёр), он делал несколько витков поводком вокруг моей морды, не сильно, а так, лишь бы соблюсти формальности. Спрашивал, удовлетворены ли они. А тем и крыть нечем, на морде что-то есть. Моток верёвки. Я же говорил, что она умница. Ещё и клубок шпагата прихватила. Фонарик, правда маленький, из аптечки, в пасть заглядывать. Кошелёк. Никогда не бывает лишним, если в нём есть бумажки, и желательно, покрупней. Свитер. И всё, на большее у неё не было времени. Пригодилось бы оружие. Спички. Еда. А Бог его знает, что ещё пригодится. По поводу аптечки Алёнина коллега постарше рассказывала интересную историю. В её изложении рассказ выглядел так.
- Году так в девяностом, плюс, минус один, довелось мне совершить паломничество в Польшу.
- С каких это пор ты стала религиозным фанатиком? – удивилась Алёна.
       -А фанатиком вовсе и не надо было становиться. Только пал железный занавес, у народа была эйфория. И наш питерский ксёндз расстарался, организовал так называемое паломничество в Ченстахову. В Польшу, на свою историческую родину прибывал папа. Для всего католического мира это было событие. А католиков у нас в Питере, сами понимаете, было раз, два и обчёлся. И паломничество это было просто культурной программой знакомства русской молодёжи с католической Польшей. Надо сказать, с католиками общаться было приятно. С польскими. Мы легко находили общий язык и со священнослужителями, и с простыми поляками. Никто не пытался нас перевербовать, обратить в свою веру. С православными священниками почти та же ситуация. Может, чуть больше нажима, но в целом ничего. А вот с нашими русскими фанатиками… Столько ненависти было у них к нам, неверующим. Они ненавидели нас за то, что мы попали в паломничество, по их мнению, незаслуженно. Уезжали мы на шестнадцать дней. Два дня туда, два дня обратно, четыре дня в Кракове, четыре дня пеший переход до Ченстаховы, и ещё четыре дня в самой Ченстахове. Ночевали мы или в семьях, или в каких-нибудь приспособленных помещениях: в школах, на сеновалах. Многое нас тогда поражало. Совсем недавно Польша была соцлагерем, а уровень жизни был уже на порядок выше. Кормили нас в семьях на убой. Вкусно, необычно. Обязательно на стол выставлялось блюдо с канапками, мелкими такими бутербродиками с разнеобразнейшей начинкой. А то, что бананы продаются свободно, и перезрелые в два раза дешевле желто-зеленых, нас вообще убило. Мы то привыкли, что они появляются в продаже два раза в году. Зелёные, в рот не возьмёшь, сведёт скулы. Приходилось их выдерживать две недели, чтобы они стали съедобными. Это если стояние в километровой очереди заканчивалось успешно. Впечатлений от Польши море, если всё рассказывать, до утра просидим. Но я хотела рассказать вам про свою медицинскую практику в Польше.
       -Как медицинскую? Не ветеринарную?
       -Нет, именно медицинскую. Ещё в Ленинграде, перед самым отходом поезда пробежал какой-то деятель по вагонам и громогласно объявил: - Если у кого на таможне найдут водку, снимут всю группу.
       А водка была у всех. Она была валютой. На бутылку водки в Польше можно было купить хорошую шмотку. И везли её все. Официально можно было провезти одну бутылку. А многие запаслись гораздо большим количеством. А тут, испугавшись, все начали её быстро приговаривать. Я, вы знаете, трезвенница-не-язвенница, свою бутылку продала на длительной стоянке в поезде напротив совершенно обалдевшим мужикам, по смешной цене, тип-топ как в магазине. Совершенно не учитывая, что водка тогда была по талонам и фиг её где достанешь. О своей опрометчивой сделке я очень пожалела. На таможне нас никто и не думал проверять. А на вырученные деньги хорошенький комбинезончик детям могла бы спроворить. Вы представьте, весь поезд, полторы тысячи человек переживает страшное горе, хоронит свои несбывшиеся надежды, и уничтожает алкогольные запасы. Где-то на территории Латвии прбегает по вагонам ксёндз, который всю эту поездку, то бишь паломничество, изначально и организовывал, и спрашивает, нет ли врачей. Помощь нужна в предпоследнем вагоне. Я любопытна сама по себе, а когда примешивается и профессиональный интерес… Короче, прибегаю я в тот вагон, там уже человек десять врачей. Один даже врач скорой помощи. Стоят над парнем, руководителем одной из групп. Он допился до того, что вывалился из тамбура. Собутыльники мигом протрезвели и сдёрнули стоп-кран. Подняли, притащили. У него был снят скальп, явная черепно-мозговая травма. Давление на нуле, зрачки не реагирующие. И никто ничего не может сделать. Ну все простые врачи ясно почему не могут, у них и навыков никаких нет, они же просто участковые или узкие специалисты. А врач скорой помощи в данный момент не на работе и у него ничего с собой, кроме пластыря, нет.
       А ветеринария тогда переживала не самые лучшие времена. Для тех, кто не в курсе, свирепствовали инфекционные заболевания, обязательные вакцинации ещё не были нормой жизни. А любая инфекция при затяжном течении может потребовать реанимационных методов работы. При этом аптеки пустые, ничего не купишь. Рецепты ветеринарные для фармацевтов не указ, по людским бы отпустить. Всеми правдами и неправдами доставали мы препараты заранее, всё, что так или иначе могло пригодиться. Я и привыкла на все вызовы бегать с саквояжиком. Набор препаратов у меня был отработан. Перед поездкой в Польшу я пересмотрела содержимое и немного дополнила более подходящими для похода препаратами. Выкладываю я перед врачом скорой помощи свои богатства, у него аж глаза заблестели. Ну а дальше мы с ним остались при том парне вдвоём. Четыре часа мы его держали. Сгрузить его можно было только в райцентре, где уж точно должна быть нейрохирургия. И это был Даугавпилс. Скорую вызвали заранее по рации. И передавали мы травмированного с рук на руки уже в очень даже приличном состоянии, сам розовенький, дыхание спокойное, давление почти в норме. С ним вышла и его сестра. Потом оказалось, что серьёзных повреждений у него не было, сотрясение мозга и шок. Никаких скрытых гематом и т.п., чего мы боялись. Хоть в чём-то ему повезло. А у меня с тех пор привычка – как только еду далеко от дома, обязательно с собой миниреанимационный набор. Тогда, в Польше, после случая с выпавшим парнем, ко мне стали обращаться по каждому поводу. Ну, мелочи, типа натертостей, ссадин, ушибов, растяжений я уже и не помню. А вот как-то во время четырёхдневного перехода вечером на привале подходит ко мне руководитель нашей группы, а он по нашим меркам был уже старым, лет тридцать пять ему было. И показывает свои ноги, до колена распухшие и красные. Я ему тут же говорю: –Тромбофлебит.
       А сама не то, что не видела, а даже никогда не читала про него. Откуда только в моей голове название высветилось. Чем его в медицине лечат, естественно, не знаю. Но уверена, что от холода ему станет лучше. Веду его к колодцу и выливаю ему на каждую ногу по паре вёдер. Ему сразу стало легче, утром он повторил процедуру уже самостоятельно и даже начал движение по шоссе. А к обеду нам удалось отловить скорую, которая сопровождала нашу колонну, польские врачи мой диагноз подтвердили, усадили его в машину и стали возить с собой, как и нескольких увечных. Мы было ему позавидовали, попробуйте совершать пеший переход по тридцатиградусной жаре. Но вечером он нас заверил, что пешком идти гораздо интересней, а жара, она и в машине жара. Вот с тех пор я и таскаю с собой полный реанимационный набор.
       Мы ехали уже часа два. Время от времени электричка слегка поворачивала и направление сигнала изменялось, я настораживался. Но выскакивать не торопился. Градус был пока маленьким. А после Мюллюпельто он стойко стал увеличиваться. Я дал понять Алёне что пора. Мы вышли в Синёво. Сигнал шёл из-за озера. Я повёл её к пристани. Она, бедная, аж спотыкалась. Так торопилась. Хорошо, что день был будним, ей удалось найти лодку напрокат. Мы отчалили. Алёна классно гребла. Лодка продвигалась быстро и по волнам не рыскала. Но всё-таки женщина, это женщина. Через километр она стала искать, что с себя снять и намотать на вёсла. Руки то нежные, мозоли стала натирать. А ведь Алёна вовсе не белоручка. А как же остальные? Я сидел на носу и мордой показывал направление. Ощущения страха у меня уже не было, но то, что Андрею плохо, я чувствовал явственно. И нога ныла. К электричке и к пристани я бежал, прихрамывая. Но ныла она не в месте перелома, а ниже, над скакательным суставом. Это была не моя боль!
       Иногда нам приходилось отклоняться от курса, огибая острова. На наше счастье в электричке торговал джусер с невероятным количеством товара. Чего у него только не было! Накомарники, таблетки от комаров, лейкопластырь, носки и подследники, игральные карты и расписания, наборы ножей и шахматы. Он бубнил и бубнил, минут пять распинался, рассказывая в подробностях про свой товар. За ним в очередь выстроились другие джусера, каждый со своим. Я слышал, как они называли его сказочником. Интересно, из-за чего? То ли очень долго говорит, то ли плетёт небылицы о своём товаре. Но мы с Алёной оба насторожились, когда услышали про карту Ленинградской области. Не понимаю одного, почему город называется Санкт-Петербург, а область у него Ленинградская. Алёна не стала придирчиво рассматривать покупку, как некоторые, просто отдала деньги и всё. Был бы на её месте Андрей, можно было бы быть уверенными, что торговец будет задержан как минимум на один перегон. Андрей, как профессионал, разобрал бы достоинства и недостатки конкретно этой карты, рассказал бы о том, какие карты бывают, и почему те карты лучше. Посокрушался бы, что при нём нет тех карт, к которым он привык, летая. И всё равно бы эту карту он купил бы, потому как она нужна сейчас, и других нет. И вот теперь эта карта пригодилась. Алёна смотрела, с какой стороны лучше огибать тот или иной остров. А то кажется, что с этой стороны он небольшой, а проплывёшь пару километров и видишь, что то, что до этого считали другим островом, на самом деле этот же. И у тебя есть возможность выбора, вернуться назад, или обплывать так обплывать. С картой таких сюрпризов можно было избежать. Плыли мы уже часа два, если не больше. Моторочку бы. Давно добрались бы до Андрея. Наконец мы уткнулись в материковый берег. Вытащив на сушу, и замаскировав наше средство передвижения по водной поверхности, мы рванули по земной самым надёжным транспортом - своими собственными ножками. Но прежде, чем бежать, Алёна надела на меня поводок с ошейником, и правильно сделала. А то я мог в азарте убежать вперёд, и она потерялась бы. Пробежав совсем немного, мы упёрлись в болото. Алёна подобрала с земли камень, бросила его. Поверхность слегка расступилась, камень недолго полежал, повернулся боком и начал опускаться намного медленней, чем если бы попал в воду. С такой скоростью тонет ложка в тазу с вареньем.
       -И куда ж теперь? – Алёна была в полной растерянности. Признаться, я тоже. Но сигнал был где-то впереди. И я чуть не сунулся в это болото. Алёна вовремя меня удержала. Пока мы в нерешительности стояли, по соседним кустам скользнул солнечный зайчик. Откуда, мы не поняли. И снова, в обратном направлении. Проследив за ним внимательней, мы увидели что-то блестящее прямо в болоте. Чтобы понять, что же это такое надо было метров пятьдесят пробежать по берегу. Добежали, и я решил, что у меня начались галлюцинации. Наклонно к поверхности болота стоит небольшое зеркало и изредка шевелится. И на меня вдруг пахнуло Андреем. Точно, глюки! У Алёны было то же впечатление, но всё-таки она сообразила раньше меня.
       -Андрей! – завопила она.
       Я не поверил ей. Как Андрей? Где? Вот это зеркало и есть Андрей? И тут зеркало поехало наверх, из-под него блеснули глаза и слабым голосом Андрей прошелестел: - Здесь я...
       -Подожди, я сейчас что-нибудь придумаю, - заорала Алёна. Огляделась вокруг. Зачем-то подбежала к большой берёзе, потрогала её, махнула рукой. Кинулась к рюкзаку. Вытряхнула его содержимое. Схватила верёвку, размотала её, прикинула расстояние. Решила, что не хватит. К одному концу верёвки привязала сложенный в четыре ряда шпагат, а к другому большую, но лёгкую сухую ветку.
       -Андрей, - позвала она. –Ты можешь вытащить на поверхность руки?
       -Да, - уже громче ответил Андрей.
       -Я сейчас буду кидать верёвку с веткой, ты стой спокойно. Если она упадёт далеко от тебя, я её вытащу и перекину. Кидать буду до тех пор, пока не получится.
       Алёне доводилось метать спортивные гранаты в цель. Щит диаметром два метра стоял на расстоянии пятнадцати метров, и в него надо было попасть поллукилограммовой гранатой. Тогда у Алёны постоянно получался перелёт. Замах у неё был поставлен по мужски. Сейчас же условия были не те. Вместо удобной гранаты сухая ветка с непредсказуемой траекторией полёта и расстояние чуть больше. И попасть надо было намного точней, так, чтобы не зашибить на радостях Андрея и в то же время, чтобы он мог дотянуться рукой. Несомненно, Андрей справился бы с этой задачей намного легче. Сколько раз Алёна кидала ветку с верёвкой, ни она, ни Дракоша не считали. Но раза, наверное, с десятого, ветка, царапнув Андрея по скуле, улеглась рядышком с ним. Руки он уже выпростал из жижи и поторопился ухватить буксир. Схватив ветку обеими руками около узла, чтобы она не дай бог не обломилась, он скомандовал Алёне: - Тяни. Но она почему-то не торопилась. Что-то прикинула, снова подбежала к берёзе. Перекинула через толстую ветку свой конец верёвки и только теперь начала тянуть. Дракоша понял, для чего она это сделала. Чтобы вытянуть Андрея сначала вверх из трясины, а потом уже заставить его скользить по топи. Дракоша поднёс в пасти ветку и тронул лапой Алёну. Она поняла его сразу. Привязала её и дала Дракоше в зубы. Он тоже повис на верёвке всем своим немаленьким весом. Вдвоём они боролись с болотом, а оно не хотело отпускать свою жертву. Крепко держало. Уже считало его своим. А тут добыча хочет упорхнуть. Медленно, сантиметр за сантиметром выползал Андрей из трясины.
       Когда всё закончилось, они втроём повалились на землю. Дракоша успел добраться до лица Андрея раньше Алёны и вылизал его дочиста. Следом за Дракошей к Андрею приникла Алёна и от её поцелуев он начал оживать. Самый уставший из них почему-то первым обрёл способность говорить.
       -Ох, и нелёгкая это работа, из болота тащить бегемота. Не иначе Чуковский кого-нибудь тоже так вытаскивал. Даже такой тощий как я покажется не то, что бегемотом, а целым слоном.Слушайте, а как вы меня разыскали? Вы что, всю Вуоксу прочёсывали?
Алёна слегка отдышавшись, села и махнула рукой в мою сторону.
- А это ты Дракошу поблагодари, он часов шесть – семь назад что-то почувствовал, разыскал меня на вызове и потащил за собой. Мы еле успели на электричку. В Синёво он притащил меня на пристань, там я лодку напрокат взяла. А дальше он курс показывал. И спасибо твоему зеркальцу, без него мы тебя искали бы дольше.
       А что это у тебя за изящный испанский сапожок?
       -Да вот, решил примерить, - губы Андрея растянулись в улыбке. –Жалко что в единственном экземпляре. Но зато вещь! Авторская работа, достойна лучших подиумов мира.
       -Кончай трепаться, выкладывай, что случилось.
       Половину из свершившихся событий утаивая, Андрей рассказал вкратце, что видел человека, убившего Гришаню. Он распорядился отвезти незадачливого сыщика на несколько дней на необитаемый остров. Там он упал с небольшого обрыва и сломал ногу. Не стал дожидаться, пока за ним приедут и рванул через болото. После того, как Андрей провалился, ему удалось продвинуться примерно на метр-полтора. За сутки такими темпами он преодолел бы оставшееся расстояние. Фокус, однако, состоял в том, что у него совершенно не было сил.
       Алёна подробно расспросила Андрея про ногу. Осмотрела сапог, вынесла свой вердикт: - Здорово! Его в музей выживания надо отдать. Или сделаем из него композицию и повесим на стенку, народ пугать. Выходит, ты эмпирическим путём создал гениальное творение.
       -Да уж, эмпирическим, это точно, -усмехнулся Андрей, вспомнив количество попыток и бессонную ночь.
       Дракоша же мыслил более приземлённо. Пока Алёна собирала анамнез, он подошёл к рюкзаку, лапой выцарапал из кармашка купленную в той же электричке шоколадку и принёс её Андрею. Надо было видеть, как загорелись его глаза! Понимая, что никто, кроме него, на шоколад не претендует, он мигом слопал всю плитку. Алёна пыталась вмешаться, боясь аллергической реакции после длительного голодания, но узнав, что чем-то он всё-таки питался, отстала от него. Андрей пожалел о том, что нет горячего чаю к шоколаду. И начал подниматься. Но не смог, слишком сильна была усталость. Кожа ещё не пришла в норму, была противно разбухшей, мацерированной, как у утопленника, долгое время пролежавшего в воде. И всё из-за этой сволочи майора. Как только жив остался. А вот работу наверняка потерял. Ну, гад, держись. Из-под земли достану. А сейчас первым делом в часть надо. И он вскочил. Только что лежал живой труп и вдруг он стал стремительным. Алёна не поняла, что случилось, а Андрей уже вышагивал семимильными шагами в сторону озера. По ориентированию ему смело можно было ставить пятёрку. Направление он выбирал безошибочно. Пока Алёна закидывала в рюкзачок рассыпанные вещи, Андрей уже был далеко. Оглянувшись по старой туристической привычке, не забыли ль чего, она увидела планшет с зеркалом. Не зная, что в нём и нужен ли он, она сунула заляпанный болотной грязью планшет в освободившийся от шоколадки полиэтиленовый пакет и закинула в рюкзак. А Андрей был уже далеко. Вот тебе и обессиленный инвалид! Отчего у Андрея вдруг прибавилось прыти Алёне было невдомёк. А это была хорошая здоровая злость, поддавшая в организм адреналинчику, и пока он там сгорал в биохимических реакциях Андрей мог горы свернуть. Выйдя к озеру Андрей первым делом полез в воду смывать с себя болотную грязь. И как Алёна с ним целоваться могла, от него же болотом несло, пропитался весь, наверное? Пока он отмывался, Алёна прополаскивала ему одежду. Мыла, к сожалению не было. И тут её осенило. Как же в старину стирали щёлоком. На берегу всяко где-нибудь костёр жгли. Пробежалась в одну сторону, в другую, нашла. Вот только как его делать, этот щёлок, вот в чём вопрос. Прямо так золой по одежде страшно. Вдруг угольки попадутся. Или зола слишком щелочной окажется, дыру пожжёт. Там же, у костра, подобрала пластиковую бутылку, насыпала туда золы, налила воды и взболтала. Дождалась, когда зола осядет, и вылила аккуратненько на футболку, уложенную в каменную ямку, заполненную водой. Эдакое природное корыто. Потерла её, погладила, и пошла полоскать. Вроде получилось. Так же она поступила и с брюками. И себе тоже шорты простирнула. Их она запачкала, пока обнималась с Андреем.
       Андрей быстро нашёл место, где затопили байдарку, но нырять ему Алёна не дала. Он неожиданно согласился, чувствовал, видно, слабость. Байдарочка аккуратненько лежала между камнями и дожидалась, когда её вернут к жизни. Ей было не привыкать. Большую часть своей жизни она проводила в собранном виде на антресолях городской квартиры, один раз она утонула, когда хозяин напоролся на камень. Но тогда её достали быстро, а здесь пришлось лежать несколько дней. И чего, спрашиватся, Боб говорил, что на подъём уйдёт полдня. Со второго нырка Алёна перевернула байдарку, а с третьего потащила её наверх. Тут и Андрей подключился. Помог поднять её над водой, вылить всю воду без остатка и спустить байдарку снова на воду.
       Поплыли. От вёсел он Алёну отогнал, сказал: - Брысь, не женское это дело.
       Алёна сначала покорилась, а потом увидела, что Андрей выдохся и ни слова не говоря поднялась, ласково вытолкала его с загребной скамейки. Щадя его самолюбие, последний отрезок пути, всё видимое от пристани пространство, Алёна дала сесть на вёсла Андрею. И потом только любовалась, как точно он вписался между припаркованными лодками. У неё так точно не получилось бы. И даже измочаленный, Андрей намного сильней Алёны. Как здорово ощущать, что рядом с тобой сильный мужчина. Выжить на острове смог. И еду нашёл, не растерялся. И ногу починил, довольно изобретательно, прямо скажем. А что бы Алёна делала, если бы Андрей был далеко от берега? Или сидел бы на острове? Решилась бы она пересечь болото только по предположению, что там, за ним её любимый? Если честно, Алёна не знала ответа. Кроме того, будь на месте Андрея она, всё могло закончиться гораздо трагичней. Она ниже на пятнадцать сантиметров. Он провалился по подбородок. Ей бы этого хватило захлебнуться. Алёну передёрнуло. И оттого, что она представила себя, захлёбывающейся в вязкой жиже, и оттого, что совсем немного, и Андрея могло не быть. Будь яма на семь-десять сантиметров глубже, и всё, финита ля комедия.
       Последняя электричка на Петербург уже ушла. Совсем недавно, подплывая, они её слышали. Решили плыть в Приозерск. Там и гостиницы есть, Дракоша уж как-нибудь проскользнёт. А главное там есть аптеки и травма. Рентген бы не помешал.
       Облом. С ночными аптеками в Приозерске было не густо. В одной, которая была им по дороге, гипсовых бинтов не было. Решили топать в травму. Вернее, ехать. Со сломанной ногой после такого сумашедшего дня особой прелести в прогулке по ночному Приозерску нет.
       У старенького врача глаза на лоб полезли, когда он увидел Андреево творение.
       - Что это?
       - Мы думаем, что там перелом, дело было в лесу. Оттуда ещё выбираться надо было, а он один там был. Вот, пришлось сконструировать, - быстренько объяснила Алёна.
       - Ну а снять то это сооружение как-нибудь можно?
       - Сей момент, это мы быстро, - заверил Андрей.
       Попросил ножницы, разрезал грязнущий самодельный футболочный бинт, легко разобрал сапожок на две половинки. Доктор только хмыкнул уважительно. На кушетке белела и чернела нога. Белела там, где она была закрыта «гипсом», и чернела ниже. В озере ногу не отмоешь, да и хождение наполовину босиком чистоты не прибавит.
       - Где было сломано, в лодыжке? – спросил врач.
       - Да, в лодыжке.
       - Ну, прыгай, давай на рентген, посмотрим, что там у тебя и в каком состоянии.
       Через полчаса врач крутил снимок и так и сяк.
       - Когда, вы говорите, перелом случился?
       - Четыре дня назад.
       - Странно, странно.
       - А что там странного, можно взглянуть?
       - Вы врач?
       - Да, врач, ветеринарный. Но переломы иногда лечу и репозицию делаю. Пару раз штифты при переломах бедра ставила. Правда, рентгеном пользуюсь редко, но может что и разберу.
       Алёна присмотрелась к снимку.
       - Вы имели в виду костную мозоль?
       - Совершенно верно, деточка. Тебе тоже это кажется странным?
       - На первый взгляд, да. На таком сроке должна быть только лёгкая тень от формирующейся фибринозной мозоли, а тут уже хорошо видно, что она сформировалась и идёт процесс оссификации. Повернувшись к Андрею она пояснила: "Мягкая фибринозная мозоль прорастает костной тканью и скрепляет отломки кости".
       И снова доктору: "Но я могу объяснить такой стремительный процесс".
       - Да? Интересно, как?
       - Дело происходило на острове, на природе. Мощная энергетика делала своё дело. Первые два дня у него была полная голодовка, а ведь известно, что при голодании переломы срастаются быстрей. Речь идёт о временном голодании здорового человека, а не о хроническом недоедании. И он сам себе прописал кальциевый препарат. Собирал скорлупу из гнёзд, перетирал её и употреблял внутрь. И организм сильный и здоровый. Кроме того, была обеспечена хорошая иммобилизация конечности, но нагрузка на эту ногу не прекращалась. Мышцы работали, создавали мощный приток крови к поражённому месту. Строительный материал подносился незамедлительно. Как вы считаете, так это?
       - Возможно, возможно, - закивал доктор. – В целом ваше мнение звучит убедительно, хотя и не бесспорно, да-а... В любом случае мне будет очень интересно понаблюдать далее.
       - Мы вам сообщим, как пойдут дела, обязательно.
       - Ну, а сейчас попрошу в перевязочную.
       - Можно я ему сама гипс наложу, ему ходить много, чтобы поудобней было?
       - Ну, если вы так желаете, деточка, то накладывайте. Я препятствовать не буду. Но недельку то ещё походите в гипсе?
       - А это как получится, - одновременно сказали Алёна и Андрей и засмеялись.

       Майор решил позвонить в часть, узнать, как там дела. Не слышно ли чего про пропавшие заряды? Не хватились ли Майера? Звонил так, на всякий случай. Но его худшие предположения оправдались. Попал он на самого болтливого в части капитана Звонаренко. И фамилия была подходящей. Старый служака, он и на пенсию, наверное, пойдёт капитаном. Ну никак он не мог сообразить, когда надо говорить, а когда молчать, как рыба. Язык у него молол без остановки. На стандартный вопрос: "Как вы там?" – он затараторил.
       - Слушай, тут такой кипиш поднялся, что ты боже мой! Несколько дней назад какой-то гражданский, это ж надо, бывший военный лётчик, с загипсованной ногой, прорвался к командиру части. Тот резко созвал комиссию, они все вместе вскрыли второй склад, который вечно закрытым стоит, чего-то там считали, проверяли, а потом сели с эти парнем на катера и рванули на озеро. И ещё про Майера всё спрашивал, недавно демобилизовавшегося. С тех пор тут всё начальство перебывало, каждый день кто-нибудь наезжает. Шухер страшный стоит. Ни минуты покоя. А в чём дело – не говорят. Все казармы до блеска выдраили, а это, похоже, никого не волнует. Кстати, командир интересовался, куда ты в отпуск поехал. Хотел тебя видеть. Но я не знаю, стоит ли тебе под горячую руку попадать. Может, из отпуска вернёшься, тут всё уляжется.
       Пастушенко молча переваривал информацию. Потом нашёлся, как выведать нужное ему.
       - А, видел я этого парня. Он ходит и всех атомной бомбой стращает. Маленький такой, блондин с намечающейся лысинкой?
       - Да нет, высокий шатен, нос с горбинкой, ходит, как журавль, нескладный такой. Но на придурочного не похож.
       - А-а, тогда не знаю, ошибся. А ты наверное прав, я в отпуске и там мне делать нечего. Ты только никому не говори, что я звонил. Я в общем, вот по какому делу. Не в службу, а в дружбу, посмотри, убрал ли я журнал учёта в шкаф. А то мне кажется, что я, растяпа, его на столе оставил. Не хватало, чтобы каждый, кому не лень, в мой журнал лазал. А то, неровен час, пропадёт.
       - Хорошо, посмотрю, будь спокоен.
       И снова перевел разговор на своё: "И что там происходит - уму непостижимо!"
Пастушенко тут же стало всё ясно. По описанию выходило, что это тот самый парень, которого он приказал утопить. Выходит, не утопили, а только ногу сломали. Идиоты чёртовы! Такого простого дела сделать не могут. А он ещё и Майером интересуется. Если до кого дойдёт, что он сейчас под Майеровскими документами собирается жить, то пиши пропало. Ах, гад долговязый! Гасить, срочно гасить! Всё самому надо делать. А ещё и эти в камере. С ними то как быть? Подумав, Пастушенко решил, что сейчас не в них дело. Опасен долговязый, потому как он умеет думать и анализировать. А у тех парней ничего в голове нет. Ну расскажут они о том, как ящики воровали, ну и что. Деньги то за них уже получены. А успел их там Рученко вывезти, или не успел, это уже не его забота.

Продолжение: http://www.proza.ru/2008/10/23/13