Авторское предисловие
Мысль о том, что одно и тоже действие может приводить к разным результатам, не нова. По аналогии с этим утверждением можно заметить, что какое-то особое свойство характера у человека также может обернуться благом или вредом, радостью или бедой, а в этой книге речь пойдет о странном необыкновенном счастье.
Главный герой Адриан Тожев – стареющий, но не успокоившийся в своей тайной страсти, обыкновенный, с виду, человек. Маньяк? Да, может быть. Это слово не беспричинно вызывает у обывателя чувство страха и омерзения. А, между тем, разными видами маний (неотвязчивых идей) наделено огромное количество людей и, в том числе, творческих, талантливых. Не будем говорить о невменяемых, опасных сумасшедших, которые, к сожалению, были и будут всегда, но остальные граждане способны сознательно управлять своими действиями. Преступлением, насилием, подлостью руководит не мания, а эгоизм и нравственная пустота.
Наши персонажи далеки от мысли силком навязывать кому-то свои эротические, этические и нравственные предпочтения. По какому-то капризу природы чувство радости, любви у некоторых людей чуть ли не от рождения неотрывно связывается с эмоциональной окраской телесного наказания. Они с ранних лет осознают свою странную особенность, стыдятся ее и скрывают. Многие из них тщетно пытаются отвязаться от ярких, возбуждающих фантазий и остаются несчастными, одинокими, с ощущением своей неполноценности от постыдной, жгучей тайны.
Но пришло время, когда надежда найти единомышленников стала гораздо реальней. Многие судьбы стали меняться в ту или иную сторону; чаще, хочется думать, в счастливую.
Адриан Савельивич Тожев другую судьбу не искал. С давнего времени он довольствовался своим внутренним миром фантазий, но появилась возможность заглянуть в соседние похожие миры. Его душа, словно заблудившаяся в необъятном космосе, услышала позывные таинственной однопланетянки, и то, что всегда казалось недостижимым, оказалось рядом. А недостижимым и горячо желанным он считал хотя бы возможность поговорить с кем-то на одном языке, ощутить себя не одиноким в своих фантастических мирах.
И все случилось. Подобных страстей и волнений он не испытывал даже в молодости. Наказание женщины или наказание, полученное от женщины, никогда не казалось ему просто экзотической эротикой, и это подтвердилось.
Некогда близкие люди далеко порой заходят, чтобы испортить отношения, дойти до полного разрыва, это, к сожалению, обыкновенная история. А в этой истории комплексу вины сопутствует необычное желание, и мысль о наказании сладка. Здесь тоже дело даже слишком далеко заходит, но состоявшееся наказание отвечает интеллектуальным и нравственным запросам участников события, сближает их, наделяет взаимным доверием и благодарностью. Именно эти люди, понимая истинную ценность такого наказания, никогда не применят его к детям, не будут ратовать за порку всего, что движется, и друг другу никогда не причинят настоящего вреда.
У порядочных людей в любом виде отношений выстраивается своя этика и культура этих отношений, не противоречащая человеческим нормам.
Прототипы реальных героев этой истории всегда были, и всегда будут, как бы мы к такому явлению не относились.
ГЛАВА 1
(октябрь 2001)
В прошедший век, однажды утром,
Своим слезам дав волю всласть,
Я стать хотел седым и мудрым,
А ты ещё не родилась.
Кабинет Тожева на первом этаже. Вчера он забыл выключить там свет, шторы постоянно раздвинуты, и, подъезжая к зданию в сумеречности сентябрьского утра, Тожев словно впервые увидел заваленный папками подоконник, беспорядок на полках, распахнутые дверцы шкафа. От этого настроение у него подпортилось, уйма забот и неотложных дел напомнили о себе, обещая очередной нелёгкий день, в котором найдётся ли хоть минутка для размышлений о чём-то сокровенном.
Что может означать, если на шестом десятке лет о твоих заветных, давних желаниях не ведал и не ведает никто?
Впрочем, это не совсем так. Галина, Галюня, бесценный и милый Галчонок кое-что узнала от самого Адриана ещё до свадьбы. Замолчать это он счёл невозможным, бесчестным и, произнося осторожное признание в своих странностях, серьёзно опасался остаться отвергнутым. Ещё чуть раньше он искренне полагал, что любовь к Галине вытеснит навсегда тайные, бесплодные фантазии, не оставляющие его с самого раннего детства. Из-за них Адриан ни с кем не решался связать свою судьбу до тридцати трёх лет, предаваясь отчаянию и чувству вины, но остаться неряшливым, часто выпивающим холостяком ему тоже не хотелось. Это загадка, что заставило Галину с первого взгляда влюбиться в сутуловатого, безразличного к своей внешности инженеришку, но такое чувство неоценимо, и Тожев противостоять ему не посмел, был польщён, покорён, благодарно и искренне полюбил.
Выслушав Адриана, Галина не возмутилась, не испугалась, не встревожилась. Она знала его, прочувствовала лучшие стороны его души, и к странному пристрастию своего суженого отнеслась с необидно весёлым изумлением и была даже готова стать участницей лелеемых в его воображении сюжетов.
Тожев несомненно обладал поэтическим даром, писал умные, волнующие и красивые стихи для себя, для друзей, а также по случаю праздников и юбилеев, а Галина, имея вкус к хорошей литературе, находила его стихи исключительно талантливыми, а то, что ей открылось - безобидной причудой гения.
Разоткровенничавшись, Тожев познакомил Галину со своим юношеским произведением особого рода. Что ж, чувственно, удивительно и забавно. Галину когда-то оставили равнодушной эротические стихи известных авторов, но тожевскую поэму она прочла, ощутив озорное смущение и признаки желания.
ДЕВУШКА С КУВШИНОМ
(историко-бытовая поэма)
Разбит кувшин, рыдает дева громко,
Оплошность эту вряд ли ей простят,
Расплата, несомненно, будет горькой,
Неумолимо розги засвистят.
И не был страх той девушки напрасен,
Не избежать ей порки, как ни плачь,
И приказал служанке: «Раздевайся!»
Голубоглазый, молодой палач.
Он исполнял порученное дело,
Но взгляд его при этом не был строг,
И молодое трепетное тело
Он видеть без волнения не мог.
А девушка, оставив все надежды,
И в страхе кару большую навлечь,
Безропотно сняла свои одежды
И на скамейку поспешила лечь.
Судьба ей участь не дала иную,
Но в ритуале страха и стыда
Открыла дева прелесть неземную,
Пленяя красотой, как никогда.
И не был взор у палача бесстрастен,
Но, исполняя свой служебный долг,
Он крепко привязал к скамье запястья,
Затем лодыжки вытянутых ног.
Но, если страсть даруют людям боги,
Бывает эта страсть всего сильней,
И вдруг приник он поцелуем долгим
К прямой и тонкой девичьей спине.
В ответ был трепет чувственный, стыдливый,
Но забывать не стоило о том,
Что девушка для кары справедливой
Ложилась на скамью вниз животом.
И знала дева, что урок несладкий
Не кончился, а прерван был на миг;
Палач, опомнясь, розгу взял из кадки,
Раздался посвист и протяжный крик.
Нагое тело дёргалось от боли,
Не в силах этой избежать беды.
От гибкой розги, вымокшей в рассоле,
Заполыхали алые следы.
Невинный цвет свой потеряли скоро
Две половинки выше стройных ног,
Но вместе с дикой болью и позором
Вдруг ощутила девушка восторг.
И, с боязливой ёрзая опаской,
Пока вершила розга краткий путь,
Она стонала, как под жгучей лаской,
И сладким чувством наполнялась грудь.
С блаженством дева боль воспринимала,
И, словно лист осиновый дрожа,
Она жалела даже, что так мало
Назначила ударов госпожа.
Закончив счёт, помог мучитель встать ей,
Свою жестокость мысленно кляня,
А дева, натянув поспешно платье,
Сказала тихо: « Поцелуй меня…»
И сразу губы встретились с губами,
Сближала их внезапная любовь,
И в палаче зажглось желаний пламя,
И в деве юной, высеченной в кровь.
Она ему шепнула слышно еле:
«Дождись, когда дневной померкнет свет,
Я не запру сегодня на ночь келью».
«Да, я приду», послышалось в ответ.
Была чудесна встреча ночью той же,
Светил в окно Луны бесстыдный глаз,
Тела нагие на девичьем ложе
Сплетались воедино первый раз.
В усладе бурной девушка стонала,
Уже совсем не чувствуя рубцов,
И поцелуям жадным подставляла
Живот, тугие груди и лицо.
Вся извивалась в каждом из слияний,
Вздыхала сладко, и в последний миг,
Как будто со скамьи для наказаний
Звучал её неудержимый крик.
Любовники расстались лишь с рассветом,
И каждый раз, лишь тьма сгущалась вновь,
В девичьей келье повторялось это,
И продолжала царствовать любовь.
От тел горячих остывало ложе
Лишь только днём, а дева, как всегда,
К арыку путь вершила тропкой той же,
Текла в кувшин холодная вода.
Но через три недели, с грустью томной
Вдруг вспомнила она минуту ту,
Когда палач направил взгляд нескромный
На ввергнутую в трепет наготу.
Хотелось вновь ей насладиться страхом
Под розгой молодого палача,
И под окном хозяйским, громко ахнув,
Она кувшин свой сбросила с плеча.
Был кратким суд и приговор понятен
Для той, что вновь кувшин не сберегла,
И, грациозно выскользнув из платья,
Служанка виноватая легла.
И другу страсть её была понятна,
Впивалась розга в трепетную плоть,
И было истязателю приятно
Свою подружку милую пороть.
Считал он эту кару справедливой,
И, вожделенной строгостью грозя,
Сказал, что даже девушке красивой
Господскую посуду бить нельзя.
Звучал протяжный крик по всей округе,
Пока у девы голос не ослаб,
И даже госпожа была в испуге,
Что в этот раз перестарался раб.
Она не знала, что, отведав розог,
Блаженством райским девушка полна,
И в келье, позабыв про боль и слёзы,
Ждёт, чтоб взошла над крышами Луна.
- Ты можешь принести к вечеру розгу, - предложила однажды Галина, но боль оказалась для неё всего лишь болью. Она бы терпела, но Адриан всё понял и прекратил это мучение. Проникаясь сочувствием к его неразделённой страсти, она была готова на всё. Для таких игр требовалось особое настроение, и, когда это случалось, она брала на себя роль строгой повелительницы и наказывала Адриана, признаваясь, что ей это «даже немного нравится». Однако Адриан понимал, что не испытывает она потребности в таких отношениях, и долгое время он тщетно пытался отказаться от своих фантазий, тем более, что семья поглощала много времени и сил. С трудолюбивой и целеустремлённой Галиной решались все насущные проблемы, и Тожев участвовал в этом преданно и с увлечением. Купили машину, построили уютный загородный дом, выросли и выучились дети.
В смутные послеперестроечные годы Тожев серьёзно заболел, перенёс тяжёлую операцию, накануне которой уничтожил все свои стихи и другие материалы на «запретную» тему. Галя из КБ ушла, подыскав сменную, с исправно выплачиваемой зарплатой работу, и Тожева, получившего инвалидность, она уговорила уволиться, что, вероятно, помогло ему не загнуться преждевременно и более-менее восстановить здоровье.
Решили, что жить будет Адриан на даче. Купили пишущую машинку для его творческих занятий, и Тожев был рад этой перемене, но бездельничать не собирался, хотя перспективы были туманными. Зато свежий воздух и не будет утомительных поездок на городском транспорте, и дачу не обворуют, а Галя тоже любит бывать на даче, и приехать к любимому на выходные дни в натопленный, обжитый дом для неё одно удовольствие. Она приберёт, наготовит, он стопит баньку. Для уже не молодой пары в этих свиданиях открылась чувственная, трогательная новизна отношений. Приятно обсудить вместе разные события, посоветоваться, о чём-то помечтать, пооткровенничать, даже об овладевших Адрианом с новой силой его фантазиях.
Поблизости от деревни оказалось учреждение, в котором для него нашлась работа, приносящая некоторое материальное удовлетворение, а вечерами, когда он был один, являлись давние грёзы, и рождались очередные стихи.
Разумеется, в библиотечке Тожева наличествовала «История розги» В.Купера, «История О» Полин Реаж, «Женщина на кресте» Анны Мар, и ещё несколько книг, содержащих сцены наказания. Были и фильмы: та же «История О», «Про уродов и людей». Всё это прочитанное и увиденное Галю, естественно, не завлекло, но, поскольку тема произведений касалась любимого человека, интерес она проявила, многое поняла и даже спросила: «А почему ты не нашёл себе женщину, которой тоже всё это надо?». Спросила не с обидой, не язвительно, не с насмешкой. Это в её натуре, не смиряться, когда кому-то из близких плохо, а действовать, и она как бы не предложила, а предположила:
- Найти бы такую девку за деньги, чтоб ты мог её высечь.
И Тожев поймал себя на мысли, что мог согласиться, если бы она действительно этого хотела, и, растроганный, смущённый, обнял жену.
- Не надо мне никаких девок нанимать, я экономить буду, лучше я галчонка съем, - сказал он мяукающим голосом кота Матроскина и принялся прихватывать губами галино ушко, щёчки, перешёл к губам.
- Спасите, помогите! Меня, кажется, едят! - радостно заверещал «галчонок»….
Как славно, если, когда уж серебряная свадьба миновала, нет и намёка на равнодушие, мелочное недовольство и другие прелести наступающего старческого маразма. У них и дети выросли в атмосфере доброты, понимания, взаимной заботы, и Галина считала это заслугой Адриана. Слушая жалобы сотрудниц на мужей, на детей, она ужасалась людскому эгоизму, духовной тупости, и ничего подобного в своей жизни представить не могла. Их корабль счастья, по её ощущениям, проплывал средь враждебного океана зависти, мелочного недовольства и плодящегося, самоутверждающегося хамства. Адриан сочувствовал её тревогам, он сам буквально заболевал от наводнивших улицы священного для него города недоумков, отхлёбывающих из бутылок и банок пахнущую нечистым сортиром жидкость, плюющихся, бросающих мусор где попало, открыто матерящихся при женщинах, при детях, и твёрдо уверенных в нормальности своего поведения. И у них вырастают ничего не уважающие и ни во что не верящие дети, быстро усваивающие привычки и лексику родителей.
Отвлечь себя от этого ужаса Галине помогают семейные заботы, книги, любимые и, увы, постепенно уходящие артисты, а с Адрианом жизнь обретает смысл и верится во что--то лучшее.
Галина обнаружила неприятную реальность окружающего в зрелом возрасте, а Тожев от неустроенности мира страдал с раннего детства, испытывая при этом неосознанное чувство собственной вины. У него была тайна. Не бывает у таких маленьких людей тайны, а у него была, и никому он доверить эту тайну не мог, кроме созданной воображением прекрасной женщины, которая в его сладких мечтах приходила с ремнём или розгами, и он с благодарным смущением принимал наказание…
И вот теперь в возрасте далеко за пятьдесят, сырым, вздыхающим осенними ароматами утром Тожев сделал первый шаг во всю последующую историю.
Оказавшись за своим рабочим столом, он достал со дна нижнего ящика папку с завязочками, в которой оказался глянцевый журнал, на обложке красивая голая девушка собирает в желтеющем лесу осенний букет. Тожев, оставив эту картинку без внимания, сразу открыл нужную страницу с экзотическими объявлениями, затем неторопливо закурил, и раз двадцатый со вчерашнего дня вгляделся в уже заученный абзац. А потом, уже никуда не глядя, он сидел минут десять неподвижно, прислушиваясь к тревожному, нарастающему в душе чувству.
В предшествующие дни, недели и месяцы он окончательно сдался обжигающей своей мечте соприкоснуться с какой-то родственной душой, узнать, что он не одинок в своих неотступных грёзах. Имеет ли он на это право? Теперь, когда пришло время сделать первый шаг, этот вопрос не казался Тожеву простым.
Снова он прочёл объявление.
Ночью совы не такие, какими кажутся днём.
Садо-мазохистка, считающая эту тему
достойной отображения в искусстве,
хочет переписываться с такими же.
С-Пб, 199607, до востребования. Радовой.
Этот журнал Тожев с некоторого времени покупал в Петербурге, стараясь при этом сохранить невозмутимый вид и не стушеваться перед киоскершой. Интерес к такому изданию явно не вязался с его положением, репутацией и внешностью.
В юности Тожев был худощав и нескладен, можно даже признать – внешне не привлекателен, а нынче он тучен сверх меры, но при этом фигура его обрела внушающую расположение и симпатию грацию матёрого медведя. В юности его лицо нельзя было назвать красивым, поскольку было оно несколько асимметричным, с выдающейся верхней челюстью и нелепыми при худобе полными губами. Хороши были лишь голубые глаза и густые чёрные волосы. С годами шевелюра целиком поседела, оставаясь густой и пышной, природный изъян на располневшем лице стал почти незаметен, но выглядел Тожев старше своих лет, хоть такое впечатление у знающих его быстро стиралось благодаря его характеру и манерам. Он остроумен располагает к себе людей добродушием и терпением. Начальство его ценит, а подчинённые любят, хотя неприятностей всегда можно ожидать и с той, и с другой стороны.
Тожев закурил вторую сигарету, делая перед самим собой вид, что ещё раздумывает над принятием решения. Он лукавил. Решение было неотвратимым. Недаром он вчера заарендовал на районном почтамте абонементный ящик, и в связке его ключей завёлся ещё один маленький, плоский, в виде игрушечного топорика. Тожев несколько раз доставал и разглядывал его, придавая сему событию почти мистическое значение, как символу входа в заветный мир.
Настенные часы показывали лишь начало седьмого. И гарантированы почти два часа уединения. Белый лист бумаги покорно завернулся на валик электронной пишущей машинки, а слова давно уже были найдены.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ