Великий, могучий, китайский язык
Всё хорошее, как говорится, познается в сравнении. Попробуем сравнить русский, английский и китайский. Про английский правильно говорят – простая грамматика и масса ненужных синонимов. Действительно, английская грамматика проста. Язык относится к группе изолирующих, то есть имеет очень ограниченный набор изменений окончаний, суффиксов и приставок. Главное – порядок слов в предложении, который позволяет понять речь, и временные формы. Причастные обороты и герундий особых проблем не представляют. Зато количество синонимов, большинство которых заимствованы из латинских языков, создает массу затруднений. Сразу возникают вопросы стиля и удобства речи. Существует иллюзия, будто американский вариант английского сильно отличается от островного английского из-за обилия заимствований из европейских языков именно в американском варианте. При этом грешат на бедных эмигрантов. Ничего подобного, американцы просто чаще используют другие синонимы. Эти синонимы тоже имеются в классическом английском, просто очень редко употребляются. В итоге бедная студентка Иняза берет в руки американскую книжку и толком мало понимает. Более того, скажи этой студентке, что современный американский отличается от современного английского меньше, чем американский 19-го века от английского 19-го века, она не поверит. И снова дело в синонимах английского языка. Даже с неправильностями проблема – так называемые американские неправильности уходят корнями в английский язык – she don’t вместо she does, gotten вместо got, ain’t и т.д. Так же английские корни можно найти в американской традиции придавать ряду английских слов несколько иное значение. Отсюда идет очень демократичное отношение англосаксов к определенным неправильностям речи в процессе бытового общения. Английский легок в обучении и прост в обиходе, пока не из местности, где в ходу одни наборы синонимов и оборотов речи не попадешь в другую. Тут только выяснится, что хорошо изучить все стили языка крайне сложно, да и не нужно. Чуть приноровился, и хватит. Зато культурный английский – довольно сложное явление. Есть язык Оксфорда и Кембриджа, есть культурный язык Северных Штатов. К ним прилагается целый набор знаний в литературе и философии. Русский язык как культурное явление в этом смысле достаточно беден – русская литература, если брать классику, менее обильна, чем английская, а знание кое какой философии вообще в понятие «образованный человек» не включается в обязательном порядке. Представьте себе ситуацию. Перед вами русскоязычный человек, претендующий на роль интеллигента. Вы смотрите на него и мило говорите: «что вы знаете из Аристотеля? Как насчет такой-то идеи Николая Кузанского? Может, из Бекона чуток расскажете?» Ясно, что наш интеллигент скорее всего не выдержит и заорет, обнажая основы русскоязычной культуры: «Что пристал со своими Беконом и Аристотелем? Я – интеллигент, а ты дурак!» Реальный, образованный американец, конечно, тоже экзамен сдавать откажется из чувства собственного достоинства, но он кое-что знать будет. То есть культура там намного глубже и элитарнее, чем это кажется профанам. Эта культура предполагает также элитарную, языковую культуру – способность выражать мысли, соблюдая определенную логику, возможность понять умственные способности собеседника и принадлежность его к определенной страте общества. И, конечно, технический английский очень точен. Поэтому английский удобен эмигрантам, в качестве языка интернационального общения, но создает определенную преграду для профанов, пытающихся влезть в культурную элиту без должных для этого оснований. Недаром экономическая элита США столь поощряет бездарные голливудские фильмы, полные мата, именно тупого сленга и гламурную литературу, напичканную иностранными заимствованиями, делающими ношу синонимов английского языка воистину неподъемной и несуразной.
По сравнению с английским языком, китайский представляет из себя нечто совсем необъятное. Представьте себе логику изолирующего языка, доведенную почти до абсурда. Масса синонимов, жуткая взаимозаменяемость слов, и вся эта масса слов организована с помощью очень простой грамматики. Нет ни окончаний, ни суффиксов, ни приставок. Редкие исключения только подтверждают правило. Для усложнения обучения китайцы используют иероглифику. Многие иероглифы сплошь и рядом играют роль синонимов или сами синонимы требуют изучения всё новых и новых иероглифов. Сравнение японского с китайским по сложности неуместно. Японцу достаточно трех тысяч иероглифов, чтобы считать себя образованным. Естественно, отдельный иероглиф может иметь до десятка разных значений. Нет ничего приятнее для китаиста, чем читать текст со знакомыми иероглифами и вдруг осознать, что предложение не переводится. Оказывается, в одном месте китаец употребил иероглиф в редком, девятом значении, а словарь все значения до конца не перечислил или дал в средневековом контексте. Брр, то читаешь, то расшифровываешь. На это добавляется абсолютная идентичность чтения абсолютно разных слов. При чтении иероглифики проблем не возникает. Зато при устной речи мозгу приходится иметь дело с массой ассоциаций, которые только мешают. Подсознательная работа утомляет мозги. Поэтому сами китайцы говорят короткими фразами, иногда заново повторяя все сказанное – что делать? Они не в кино, где речь обязательно дублируется иероглифами. Это в обыденном разговоре можно повторить несколько раз.
Очень забавно слушать китаянку-экскурсовода. Россия, памятники, непонятная культура: «Этот памятник архитектуры относится ко времени Екатерины Второй. Помните, я говорила, что в России правили императоры. Так вот, это памятник времен Екатерины Великой. Великая – это прозвище Екатерины. Когда я говорю о Екатерине Второй, я имею в виду вторую половину 18-го века. Именно 18-го века, а не 17-го. Восемнадцатый век следует за 17-ым. (зарапортовалась девица, кто-то слышал только о Екатерине Второй, кто-то о Великой, но 18-ый век с 17-ым перепутать сложно, но уточнения не кончаются). Так вот, Екатерина Вторая жила в период абсолютизма, да, да, именно к этому времени относится большинство старых зданий Петербурга. Там и жила Екатерина Великая, которую также называют Екатериной Второй. А мы сейчас находимся во Вла-ди-ми-ре. То есть, Владимир – это провинция, а Петербург – столица. Мы смотрим на памятник времен Екатерины Великой. Архитектурные памятники российской провинции несколько отличаются от памятников Петербурга, то есть столицы. Владимир не столица, поэтому местный стиль отличается от того, что мы увидим в Петербурге. Вы помните, что после Владимира мы поедем в Петербург…» Пока три-четыре раза не повторит, китаянка не успокаивается, да ещё делает резкие движения туловищем и микрофоном, чуть приседая, будто пытается сорвать завесу непонимания с сознания туристов. А что делать? Как только разговор выходит за границы понятного обоим собеседникам контекста, начинаются проблемы даже для китайцев. Со стороны может показаться, будто китаянка издевается над тупостью слушателей. Ничего подобного, она проявляет вежливость. Язык с таким количеством слов, схожих по звучанию, заставляет напрягаться подсознательно даже носителей языка. Слишком сложные или незнакомые слова и мысли приходится разжевывать дважды и трижды.
Отвлекусь. Система преподавания иностранного языка в России основана на повторении вслед за преподавателем. Like that. Teach : Horses eat oats. What did I say? Students in chorus: You said that horses ate oats. Отбросив в сторону нелепость необходимости согласовывать по временам всё подряд, присущую учебнику Натальи Бонк, на основе которого по сей день готовятся тесты в институты, отметим, что нас приучают к мысли о необходимости снова воспроизводить нерасслышанное теми же словами. Закон вежливости требует нечто противоположное – если вас не поняли, надо повторить тоже самое другими словами. Вот эта важная для общения на любом языке привычка у нас абсолютно не тренируется. Вернемся к китайскому, великому и могучему.
Естественно, в бытовом общении или в общении специалистов, когда обе стороны отлично знают суть дела, проблем нет. Зато люди из разных провинций уже имеют проблемы, говоря на государственном языке. Они выбирают разные синонимы и разный стиль речи. Причем, даже когда они отлично понимают друг друга, возникает напряжение. У меня самого напряжение возникало на ровном месте. Приехали с делегацией, несколько дней переговоров, язык с трудом ворочается, мозг устал в однозвучных словах разбираться. Всё, конец, садимся в поезд, с трудом перевел жалкую просьбу проводнику принести чай. По сравнению с деловыми переговорами это даже не работа. Лег на полку, на полчаса отключился, и вдруг речь китайцев начала воспринимать ясней и без напряжения. Через два часа непонятно, почему покрывался потом во время перевода. В Китае как-то было проще. Но всё равно, английский утомляет психику намного меньше.
Китайской грамматике можно пропеть дифирамбы. Её просто нет в нашем понимании. Нет настоящего, прошедшего или будущего времени. Да, есть показатель будущего Цзян, есть частица ла, указывающая на свершенность действия, но нет никаких сложностей, вроде классического оформления времени, нет перфекта, нет вопросительного порядка слов. Короче, фраза «твоя моя понимай» потому и считается китайской, что грамматически подозрительно схожа с «я тебя понимаю». Есть порядок подлежащее-сказуемое. А что ещё? Инверсии и оформления на знаменитую частицу «де». Кстати, господа китаисты не пользуйтесь оборотом «вэй шенма шенма ер» всуе, лучше вообще выбросите этот оборот из живой речи. Жить надо проще, как говорила амёба. Хорошо живём? Нет, хорошо сидим, естественно, в галоше. Вы когда-нибудь видели студента китайского языка, переводящего обычный типовой договор? Все слова ему даны или знакомы. Студент плавает. Группа помочь не может. Даю наводящие указания – определяемое после «дё», до «дё» стоит определяющее. Ноль внимание. Захожу с другого бока – китайское предложение лучше переводить с конца, то, что стоит за «дё» главнее стоящего после. В глазах беспомощность. Хочется принести одну большую галошу метра в три длиной, посадить туда группу и пустить в свободное плавание от ближайшего ручья вплоть до Каспия. Захожу с новой стороны – ребята, вы не обязаны в русском переводе ставить определяемое позади определяющего. В глазах появляется слабый проблеск надежды, студент выдает подобие перевода – получается нечто корявое с кучей соединительных союзов и жуткими нарушениями правил русской грамматики. После такого перевода студента простой слушатель обвинил бы в незнании смысла предложения, хотя смысл он понял, а вот грамматически оформить китайскую грамоту очень сложно. Представляю, сколько проблем у американцев. Американцам изучать китайский ещё сложнее – их грамматика намного менее гибкая. Между тем, если не отшлифовать перевод, эффект изучения падает. Студент начинает не столько переводить, сколько догадываться. Дальше перевод идет рывками. Простые фразы проскакиваем быстро, на больших оборотах снова спотыкаемся. В оборотах нет ничего нового, прежнее обилие определяющих и пресловутое «дё», но логика китайского языка сопротивляется. Студенты плавают, я изображаю из себя нечто похожее на китаянку-экскурсовода.
Вечером звонит основная училка. Кончила ИСАА на год позже меня. Опытный препод – подобрала старые тексты с простыми фразами на языке годов 50-х. Короче, полный антиквариат, живет и кайфует. Долго объясняет, какая она умная и какие студенты хорошие. С ужасом спрашивает: «Неужели вы это будете спрашивать на экзамене?» Нагло отвечаю вопросом на вопрос: «Советуете отменить указание завкафедры?» Голос испуганный: «Нет, вы смотрите сами, я ничего такого не говорила». Да, могуч китайский язык.
Вот ещё зарисовка. Смотрю, студентка третьего курса из моей группы готовит перевод для нашей матерой училки. У меня с ней и её группой занятие через 15 минут. Девушка приехала после годичной практики на Тайване. Как она говорит, там она натаскалась устной речи, подрабатывала на какой-то фирме, теперь приехала доучиваться. Знаю, что она отнюдь не дура. Текст простой. Студентка плавает. Начинаю переводить. Сразу тормозит – ей приходится записывать почти каждое слово. Это ей там, на Тайване, казалось, что она активно говорит. На самом деле, с ней говорили крайне просто. Проста была не только структура фразы. Само содержание слов было крайне примитивно. Вот она – оборотная сторона иностранного языка. Человек пытается мыслить рамками чужого языка и подсознательно перестает создавать сложные и глубокие мысли в своей голове. Это ещё надо посмотреть на наших знатоков английского и китайского, к чему привели их глубокие знания. Продолжают они мыслить о сложных вещах или опустились до мышления Васи-водопроводчика из-за бедности словарного запаса. Причем, студентке было легко – она общалась с ограниченным кругом людей, которые инстинктивно приноравливались к тому, что от неё ничего сложного по мысли не услышишь. Когда человек пытается воплотить в иностранном языке действительно сложные вещи, возникают проблемы. Классический пример – Бродский. Через много лет эмиграции он решил осчастливить Америку своими стихами на английском. Носители языка со смеха умирали. Сказались ограничения возможностей, которые при бытовом общении и чтении не замечаются. Их просто нет.
Китайский язык действительно велик и могуч. Он буквально трансформирует психику пытающихся жить в его среде. Это в США или России можно изучить местный язык, но продолжать ощущать себя итальянцем, немцем или евреем. Китайский язык китаизирует сознание сильнее гипноза. Причем процесс до конца трудно увидеть. У меня приятель довел как-то китайцев до белого каления. Представьте себе переговоры, надо поговорить между собой. Из вежливости разговор пошел на китайском. Вдруг два русских мужика начали полностью копировать китайские привычки. Мало того, что стали употреблять сленг типа «фигли, да не хрена, схавают и не заметят», да ещё начались типичные жесты и китайские мелкие подскакивания на месте от избытка эмоций. Китайцы сидели с немыми лицами и думали, что их передразнивают. Уверяю, это происходит очень естественно.
Даже пребывание в стране требует непрерывной работы и наблюдательности. Вы думаете, китаисты хорошо понимают китайцев? Далеко не все. Причем не надо копировать их привычки и тем более гордиться этой способностью. Часто речь понимается, а сами китайцы – плохо. Пришел однажды к одной знакомой на фирму. Ах, её наняли культурные люди, ах, у неё большие перспективы. Между тем, её «культурные» люди имели рожи мелких жуликов. За догадку подвергся жестокой критике. Потом, когда её кинули, правда, выслушал обвинения. Важно, что женщина до этого много лет жила в Китае, и так и не поняла китайские характеры.
Китайский язык обладает потрясающей изменчивостью. Отдельные слоги, они же морфемы, образуют новые слова, а старые быстро уходят из употребления. Причем, поскольку новые слова государственного языка образуются стихийно в разных местах под влиянием стиля местных диалектов, процесс идет хаотично. Я уже дожил до того, что современную газету мне читать легче, чем газету 80-х годов, хотя тогда очень следили за простотой языка. Казалось, такой изменчивый язык можно легко подчинить внешним влияниям. Тем более, китайцы обожают заимствования. Заимствуя модные или распространенные иностранные словечки, они ощущают себя в струе времени и почти что лаоваями (иностранцами). Помню на Украине во времена карточек за два дня пребывания они усвоили славное слово «губон». Я недоуменно продолжал называть карточки карточками, в китайском языке карточная система создала достаточно слов, пока не сообразил, что губон означает купон, причем произносить это слово следовало используя первый и четвертый тона. Почему именно так, если в украинском тонов нет, сами китайцы дать ответ не смогут. Однако китайский язык быстро окитаивает все слова – сокращает, меняет звучание под местные правила произношения, затем вроде прижившиеся окончательно слово меняется на собственно китайскую выдумку, и китайский язык остается китайским. Примитивный пример – в России 18-го века, во времена Екатерины Великой, оказавшейся по совместительству Екатериной Второй была дискуссия на тему об иностранных словах. Например, как лучше произносить – география или землеописания. В Китае данная дискуссия была принципиально невозможно – я представил китайскую транскрипцию, и получилось нечто ужасное. Два иероглифа отлично передали смысл. Получилось – дили. Прекрасное китайское слово, и никаких мучений. Иногда китайцев заносит при употреблении иностранных терминов. Не было метро в КНР. Выдумали описательно, хоть язык ломай – дисядяньчэ. Появилось метро, его срочно назвали – дитие. Китайский язык настолько в нужный момент становится лаконичным, что попытка загрязнить его извне в долгосрочном плане невозможна. Зачем мучиться с транскрипцией слова компьютер, когда есть дяньнао.
Иностранные имена отторгаются даже против воли самих китайцев. Многие придумывают себе звучные иностранные имена. Например, Джеки Чан. Последствия забавные. Встречаю одну китаянку. Она хорошо знает английский и тоже взяла себе имя Джеки. Получилось Джеки Мэй. Красиво звучит, но имя нужно транскрибировать с помощью иероглифов. Джеки по-китайски звучит просто и естественно Цзиекуй. И за что боролись? Была, скажем, девочка Мэй Сяоли, выросла, обиностранилась, стала американизированной Джеки Мэй, потом снова окитаилась, но уже в Мэй Цзиекуй. Когда я её назвал Цзиекуй, она куда быстрее сообразила, что я к ней обращаюсь, чем реагировала на имя Джеки. Это русский язык липучий как лента для ловли мух. Китайский язык подобен ртути – гибок, пластичен, но, сколько не колдуй, свойства свинца не приобретет.
Сейчас Запад смотрит на Китай и не понимает, почему вестернизация происходит как-то не так. Во Франции кричат, борются за чистоту французского языка. В Китае скорее имитируют борьбу. Во многом благодаря языку психологическое оболванивание китайцев крайне затруднено. Они всё вынуждены осмыслять и, как следствие, перерабатывать и приспосабливать к собственным потребностям. Более того, взаимодействие на уровне подсознания блокируется. Как легко зомбируются наши переводчики. Помню один приятель, закончил ЛГУ, отличный переводчик, нажрался лет семь назад и начал мусолить страхи белых американцев по грядущей возможности негра президентом. Я слушал и не понимал, зачем ему их проблемы. С другим ещё более толковый специалистом я не мог говорить о политическом устройстве США. Его взгляды на Америку полностью соответствовали американской системы оболванивания для собственного населения. При этом оба они считали себя мыслящими независимо и смотрели на жизнь в современной России с явным инакомыслием. Зато, пока с английского на китайский переведешь все логические противоречия увидишь. Дословный перевод с языка на язык невозможен.
Помню, залез на сайт Би-Би-Си и стал читать по-китайски, чем они китайцев пичкают. Потом залез в комменты. Естественно, за результаты пропаганды англичанам надо ставить двойку с минусом. 75% приняли их рассуждения в штыки без учета чисток совсем неприятных мнений. Учтем, что китайские жители бывшего Гонконга отнюдь не относятся плохо к англичанам. Во многом, такое восприятие обусловлено именно китайским языком. Защищает лучше всяких глушилок. Хотя в современном Китае глушилок хватает.
Давайте сравним китайский язык и русский. Русский очень точен, но очень податлив. Русская грамматика позволяет легко передать структуру речи почти любого языка мира, она легко позволяет улучшить перевод с чужого языка. Шекспира, естественно, улучшить невозможно, на то он и гений, зато придать очарование стихам Хренидзе или рассказу Хапайбаева очень просто. Была бы хорошая техника работы с русским словом у переводчика или литературного редактора. Да и как не улучшить, если, например, англичанин раза два на странице ляпнет нечто, звучащее при дословном переводе слишком расплывчато, а итальянец ляпнет нечто неопределенное раз десять на странице. Есть такая российская традиция – улучшать иностранный перевод до предела. Иначе больше половины переводной литературы пришлось бы выбросить. Зато написанное на русском улучшить очень сложно – точность речи не позволяет. Переводы Шекспира на русский дают представление об этом гении литературы с огрехами. Английский язык Шекспира не просто архаичен по сравнению с современным английским. Читая Шекспира в подлиннике, ощущаешь, что он писал очень естественным, простым языком для своего времени. Гениальность Шекспира именно в искусстве возвысить язык через сознательный отказ от избыточной вычурности. Всё к месту, всё льётся легко и непринужденно. Зато не то, что Элиот, даже Киплинг в некоторых переводах звучит естественнее подлинника. Конечно, многое важное опускается, но плюс на минус дают в целом правильную оценку. Ниже этого уровня сплошь и рядом идет прямое приукрашение и возвышение посредственности до таланта. Иногда нужно срочно взять в руки оригинальный текст, чтобы понять, почему американцы ставят Чиверса намного ниже Хемингуэя. Зато на китайском таких проблем нет. Красоты именно иероглифического письма имеют свои законы. Придавать красоты в стиле Ван Мэна иностранной литературе бесполезно. Поэтому никакая любовь к иностранной литературе не одолеет тягу к родной, китайской.
Русский язык начинает сопротивляться дурному, когда сопротивляться уже сложно и часто поздно. Китайский язык сопротивляется с самого начала и довольно успешно. И, конечно, китайцам помогает их культура. Не стал бы я возвышать китайскую философию. Она очень бедна по сравнению с западной, но она часть культуры и во многом современнее рассуждений Соловьева-философа и даже Бердяева. Потом, в ней нет таких претензий на современность. Куда обильнее китайская литература. Не слишком много в ней мудрых мыслей, зато каждый роман – тяжел и объемен. Не кладите китайские романы на верхние полки шкафа. Если упадут – соседи снизу сбегутся. Ещё китайский язык богат поговорками и пословицами. К большинству из них полагаются истории, поясняющие смысл. В итоге, образованный китаец имеет подсказки, что, когда и как делать почти на каждый случай жизни. Разговоры о таинственных стратагемах, дающих китайцам плести коварные планы лет на сто вперед – страшилки и повод нажиться на интересе к Китаю. Ни 32 стратагемы, ни 64 вариации Ицзина не включают богатство ситуаций китайских пословиц и поговорок. Причем точный перевод пословицы часто дает один смысл, история и комментарий к истории подчеркивает иные аспекты. Поэтому, когда с китайцем начинают хитрить, наши хитрецы даже не представляют, сколько пословиц и историй описывают их хитрости и приучают к осторожности китайца чуть ли не с колыбели. Это не значит, что китайца нельзя обмануть, но китайская культура многое дает. У нас же практически не употребляются многие пословицы, давно присущие западной культуре. Например, пословица «любить и не быть любимым – время терять» явно у нас не в чести. О каких-либо историях, помогающих запомнить пословицу и не попасться впросак и говорить нечего.
Перед заключением скажу несколько слов о китаефобии. Китайский язык защищает китайцев, позволяя им вариться в собственной культуре. Мы же приучены быть вечно незащищенными из-за податливости родного языка. Китайцы многое не видят себе во благо, мы многое не видим, поскольку видим всё, но в кривом зеркале избыточно податливой культуры. Я понимаю, когда о недостатках или пороках китайцев говорит китаист или житель пограничья, который с ними реально сталкивается. Но, когда какой-то придурок, недостойный звания китаиста, делает деньги на книге о 32 стратагемах и рассуждает, что в ней заключена вся китайская мудрость и всё китайское коварство, это слишком. Потом о китайском коварстве и жестокости начинает рассуждать обыватель, неспособный понять суть осетино-грузинского конфликта для себя. Дело ведь не в том, что осетины или абхазцы лучше грузин. Дело в том, что то, что грузины творили в Абхазии или Осетии, они творили бы в России, пусти их сюда, скажем, с миротворческим корпусом НАТО. И этот обыватель ещё смеет рассуждать о китайском коварстве и жестокости. Да, китайцы не паиньки, но неужели нельзя понять, что, если они не компостируют нам мозги с грузинской успешностью или успешностью других обывателей как русской, так и иных национальностей, то они отнюдь не такие уроды, как нашим обывателям кажется. Просто надо уметь платить за своё пиво и знать, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке. И ещё надо помнить, что тот, кто прививает тебе комплекс неполноценности или возбуждает похвалами до завышенной самооценки, отнюдь не хорошо к тебе относится. Тогда отношение к китайцам будет более объективным.
На мой взгляд, китайский язык в современных условиях превратился в уникальный фактор, помогающий китайцам развивать и защищать свою культуру и независимость. Поскольку бороться с китайским языком бесполезно, остается только спокойно смотреть, как Китай ищет своё место в современном мире. Китайский язык защищает Китай куда лучше, чем Великая китайская стена защищала Китай от кочевников.