Ну вот и Новый год наступил! Тепло, солнечно, сухо...
Там, куда мне пока не добраться, – на театральной площади, – наряженная ёлка (сосна), говорят – красиво...
Эта сосна просто растёт напротив Александрийской библиотеки, и каждый Новый год её украшают.
Очень нарядные люди гуляют по широкой пешеходной красивой Дувановской( бывшей ул. Ленина), выложенной теперь узорной плиткой, окаймленной акациями и старинными, нежно освежёнными зданиями – особняками, - от площади до набережной, и по ней к Курзалу и обратно...
Это главная моя цель – Курзал, до которой непременно вскорости надо добраться, но сейчас, в праздники, все скамейки заняты, а мне не осилить пока этого пути без передышки...
Канун, предвкушение Нового года прошли на подъёме, - до такой степени, что удалось самой покрасить волосы, неожиданно вернув почти изначальный забытый оттенок, – какой-то русо-каштановый, а с ним убавить себе несколько лет, – так мне кажется в зеркале и по фотографиям, а насколько это поднимает настроение, знает каждая женщина!
Вот с глазами ничего не могу поделать,- тоска из них ничем не вытравляется, засела глубоко..., постоянная физическая боль не даёт вернуть их к жизни, но проблеск уже есть.
И появилась уверенность, куда-то отступили и жалость к себе и внутренняя ущербность, потерянность, которые надо было тщательно скрывать и от постороннего окружения и от родных голосов по телефону...
С новым моим имиджем изменилось слегка поведение бабки, - хозяйки квартиры, и вынужденной моей приятельницы Наташи.
Им обеим хотелось видеть меня такой же «светленькой»( т.е седой с остатками рыжины – фу, гадость!), как раньше.
Ну это и понятно, - львицам( обе они львицы зодиакальные, да и по жизни) комфортнее вокруг подраненной белесой "лани", а тут, вместе с окрасом и характер мой стал проявляться, иногда выпускаю коготки, когда уж совсем заврутся. И результаты неплохие,- обе стали ощутимо осторожнее, не наглеют...
Попытки бабки перейти со мной на «ты» в одностороннем порядке, - (она себя уважает!), обрываются без особых «движений» с моей стороны,- просто у неё отличное звериное чутьё. В ней и в самом деле много здорового – животного – природного, и вокруг неё постоянно крутится всякая живность, даже синички подлетают, когда она им нежно-тоненько тютюкает...
Вообще – то голос у неё дворово-громкий, пронзительный, но по обстоятельствам, изменчивый невероятно: то просительно-ласковый, кокетливый, то пренебрежительно-сухой, тусклый, то истерично-визгливый, то внушительно-ровный, исполненный собственной значимости...
О ней можно писать бесконечно, потому что изучать её характер чрезвычайно любопытно, – всю эту безумную мозаику из расчётливости и щедрой заботы, подозрительности и доверчивости
(и то и другое, как правило, неадекватны), скорости принятия неверных решений и внезапно тонкого и точного анализа ситуации, зависимости от мнения окружающих, приспособляемости, гордыни, тщеславия, суетливости, плебейства и снобизма, внешней теплоты и внутренней холодности, невероятного трудолюбия и внезапной легкомысленности...Список можно продолжать, всё равно эта старуха неописуема... Ей 78 лет, и она носится по двору, прихрамывая на выдернутый самостоятельно, но не вправленный, а так и застывший со временем в артрозе тазобедренный сустав, иногда опираясь одной рукой на палку( если не забывает о ней), а на вытянутой свободной руке без опаски несет на тарелке горку яиц..., или карабкается с обезьяньей ловкостью по самодельной, весьма сомнительной лестнице на крышу сарая, увитого ещё не полностью опустевшей лозой «изабеллы», с грудой выстиранного вручную в ледяной воде белья для просушки...
Её принимаешь как стихию. Но поддаваться этой стихии нельзя – снесёт...
А сопротивление – спокойное и твёрдое она уважает, как и капризы, если они покруче её собственных...
Законы джунглей – в натуре. И я всегда настороже.
Во дворе постоянно пасутся разномастные дворняжки из соседних домов, трогательные и наглые, особенно приветлива
черно-белая мелкая Милочка, – поведение её соответствует имени, в ней даже что-то кошачье, – норовит влезть на колени, взгляд умильный, а если ощутимо попахивает вкусненьким, опускается до полного унижения: садится на поджатый хвост и елозит задницей по земле, на что я реагирую брезгливой укоризной и делаю ей внушение за подобное недопустимое раболепство...
При этом все эти «несчастные создания» отнюдь не всеядны, вся эта беспородная шушера игнорирует обрезки сала, если это не копченая грудинка, даже печенье не всегда вызывает энтузиазм, а о хлебе и говорить не приходиться, видно где-то уже изрядно подкрепились, а теперь шастают в поисках более изысканного десерта...
И я вспоминаю нашу чистокровную собачку, загребающую лапкой со стола печенье, сосредоточено кося на него коричневым глазом и бородой подметающей крошки... Миска на полу никогда не вызывала у неё особого восторга,- вот у стола и за столом, с семьёй, - совсем другое дело...А по полу она обожала гонять надрезанный для неё не совсем опустошённый кефирный пакет, придерживая его лапой и вылизывая содержимое и свою мохнатую кефирную рожу...
Сколько детской радости было в этой собаке! Чудо наше, прости нас за то, что ты оказалась не в очень счастливой семье, и потому недолго прожила...
... Наблюдая тутошних котов и кошек, их сложно-простые взаимоотношения, вдруг прихожу к крамольной мысли, что все постановки «Кармен», - опера или балет (кроме музыки и самой новеллы), - абсолютно кошачья история, простая и животная до тошноты. Ничего человеческого, никакой любви, – ни свободной ни связанной, – страсть и прихоть. Кошки.
И тут их культ. Все упитаны, пушисты, шерстисты, обожаемы хозяевами в значительно большей степени, чем члены семьи...
А потому - пошли они на фиг!
Просто торчат сутками перед глазами, поневоле наблюдаешь – сначала с интересом, потом с отвращением. Никогда мне их не полюбить, видно.
Слишком много животных – людей, зверей... Иногда трудно различить. Инстинкты. Они всегда заставляют быть настороже, помнить, что почти все, кто окружает, – «почти как люди» -
по К. Саймаку.
Но тут прекрасно. Сейчас, когда уже могу выйти вон со двора, за воротами сразу начинается счастье.
Солнце, ветер, море, – то искрит, то штормит, то синее, то зелёное, то сизое в бурунах, то лишь прибойная волна взрывается белыми хлопьями, дальше - бирюзовая гладь. Нет дня, чтобы море оставалось одинаковым, всегда живое, всегда - новое...
Воздух свеж и упоителен, им хочется поделиться – дарить, отсылать в посылках, вдувать в телефонную трубку, - экспортировать туда, где хронически нечем дышать, этот воздух хочется взять с собой...
После шторма к нему примешивается запах водорослей и рыбы, он густеет, тяжелеет, и всё равно – прекрасен.
Мне не жаль цены, которую я за него заплатила. И мне уже не по себе от того, что весной придётся уехать. Куда? Зачем?
Мне хочется остаться здесь навсегда.
Это правда. И пусть сюда приезжают мои любимые и друзья...