С того дня, как я узнала тайну картины "Рождение нового мира", признанной всеми несомненным шедевром не только нашего времени, но и времён расцвета абстрактной живописи, я встретила художника Н. только один раз, случайно, в павильоне выставочного комплекса Красная Пресня. Я торопилась на переговоры с немецкой фирмой, и буквально столкнулась с ним недалеко от переговорной комнаты. Я готова была провалиться сквозь землю, но он ничуть не смутился, улыбнулся, в глазах зажёгся радостный огонёк:
- Оля, вы? - он нежно взял меня за руку, долго не отпускал. Я не посмела противиться его ласке, смотрела молча в его глаза, и на сердце вдруг сделалось спокойно и пусто.
- Извините, Игорь Дмитриевич, - наконец, выговорила я, - я очень тороплюсь на переговоры. Рада была вас повидать.
- Я тоже очень рад. Тем более, что больше мы вряд ли увидимся. Впрочем, как знать. Вы же знаете, я фаталист.
- Увидимся непременно - уже на ходу бросила я. - Желаю вам творческих успехов.
Он криво усмехнулся. Я пожалела, что сказала ему это.
Мы познакомились с ним давно, лет 6-7 тому назад, и знакомство это было не совсем обычное.
Я шла по галерее актуального изобразительного искусства, где были представлены постмодернистские поделки, пробираясь через довольно плотную толпу. Не думайте, что все эти люди пришли насладиться современными шедеврами. Просто галерея выстроена так, что все, кто идёт на международную выставку, волей-неволей проходят мимо, и таким способом организаторы галереи приобщают народ к современной культуре. В своём большинстве, люди, спешащие на международную выставку, не обращают внимания на всякие треугольники и точки с запятыми, заключённые в дорогие рамы (повторение примитива приедается быстро, несмотря на гигантские ухищрения рекламы), но некоторые всё-таки останавливаются, с любопытством пялясь на выставленную дребедень. Проходя мимо картины "Невидимая живопись" знаменитого художника-концептуалиста Н., наделавшей в своё время много шума, поскольку никакой живописи там не было, а было просто белое полотно, заключённое в раму, я вдруг увидела, как мужчина, шедший передо мною в толпе, выхватил из кармана нечто, похожее на пистолет, подбежал к картине и несколько раз выстрелил в неё. Люди, находящиеся поблизости от места происшествия, на какое-то время остолбенели от неожиданности, а в следующее мгновение бросились бежать прочь. И только один мужчина не растерялся и выхватил у преступника его оружие. Я стояла, заворожённо глядя на происходящее, ожидая продолжения схватки, но преступник и не думал сопротивляться. Он отскочил от мужчины, отобравшего пистолет, и исчез в толпе. И в это мгновение несколько охранников, появившихся неизвестно откуда, кинулись заламывать руки герою, обезвредившему преступника.
- Что вы делаете? - закричала я, колотя охранников своей сумочкой. - Этот человек спас нас всех от вооружённого психа, а вы, вместо благодарности, налетели на него, как мерзкое вороньё.
- Разберёмся, - огрызнулся один из них. - И они потащили мужчину в конец галереи.
Меня поразило, что бедняга даже не думал сопротивляться. Я семенила рядом с ним, не давая охранникам оттеснить его от меня. Он поглядывал на меня, как на старую знакомую, и заговорщицки улыбался.
- Я свидетель произошедшего, я иду с вами, - говорила я охранникам.
- Без вас разберёмся.
- Как бы не так. Я вижу, какие вы спецы. Где вы были, интересно, когда преступник палил из пистолета? - не унималась я.
- Не мешайте, гражданка, - отмахивались охранники.
- Не старайтесь, от меня вы не избавитесь!
- Чёрт с ней, с этой фифочкой. Видно ей делать нечего.
- Да она соучастница! - крикнул один из них. - Как я только раньше не догадался.
На какую-то долю секунды я остановилась, открыв от возмущения рот, но, увидев смеющиеся глаза арестованного, расхохоталась:
- Уж если кто и соучастники преступления, так это вы.
- Заткнись! - не выдержал один из охранников.
Мы вошли в просторный холл, отделанный полированными панелями. В углу стоял большой письменный стол с двумя стульями для посетителей. У стены - диван, обтянутый коричневой кожей. Справа и слева стеклянные двери вели вглубь помещения.
Как только мы вошли в холл, правая дверь распахнулась, и оттуда выпорхнула элегантно одетая дама в сопровождении работника милиции.
- Римма Григорьевна, мы задержали преступника, - вытянувшись по-военному доложил один из охранников.
- Это ложь! - пыталась я вставить слово.
Дама взволнованно запричитала низким хорошо поставленным голосом:
- Вот он, голубчик! Попался! Допросите его с пристрастием, кто ему заказал эту преступную акцию? А это кто? - дама метнула взгляд в мою сторону.
- Говорит, что свидетельница.
Дама сразу потеряла ко мне интерес.
Между тем сам виновник переполоха за всё это время не произнес ни слова. Его глаза смеялись, перебегая от одного действующего лица к другому.
- Почему вы молчите?- не выдержала я, обращаясь к моему новому знакомому. - Они поливают вас, своего благодетеля, грязью, а вы, как в рот воды набрали!
- Это всё так забавно, - весело откликнулся он, не обращая внимания на суматоху. - Вот увидите, сейчас прибудут телевизионщики.
- Почему вы так думаете?
- Сценарий всегда один и тот же.
И действительно, дверь широко распахнулась, и в холл влетели запыхавшиеся журналисты:
- Извините, Римма Григорьевна, немного задержались.
- Ничего. Вы как раз вовремя. Вот преступник! - она картинно выставила руку, указывая на задержанного. - Он расстрелял из пистолета всемирно известный шедевр художника Н.
Журналист с оператором кинулись к странному мужчине. И вдруг остановились, буквально вытаращив глаза.
- Игорь Дмитриевич! Вы?! Что всё это значит?! - вскричали они в два голоса.
Игорь Дмитриевич весело приветствовал телевизионщиков.
- Простите, ребята, что испортил вам чудесный кадр. Но эти нервные люди ничего не хотят слушать.
"Нервные люди" с недоумением уставились на Игоря Дмитриевича.
- Простите, с кем имею честь…? - запнулась Римма Григорьевна.
- Как?! - смеялись телевизионщики, - вы не знаете Игоря Дмитриевича? Так это же художник Н., автор картины "Невидимая живопись".
- Быть не может! - Но смутить Римму Григорьевну было не просто. - Ах да, теперь узнаю. Вы тогда были с бородкой.…И как-будто значительно старше…
Но художник слушать её не стал.
- Мне пора, друзья, я и так задержался. И он, взяв меня под руку, стремительно вышел их холла.
Не успела я осознать, что произошло, как мы бодро зашагали в противоположную от Выставочного комплекса сторону.
Я остановилась, растерянно глядя на моего нового знакомого:
- Простите, куда мы идём? Мне нужно в другую сторону.
- Мы идём в кафе "Улитка", - твёрдо сказал он. - Я должен вас поблагодарить за моё спасение. Нам ещё не время расставаться.
- Но меня ждут в отделе кадров Выставочного комплекса. Я опаздываю.
- В этом мире никуда невозможно опоздать. В нём всё предопределено.
- Вы фаталист? - удивилась я, продолжая двигаться в направлении кафе "Улитка".
- А вы разве нет? Разве не говорите: "загад не бывает богат", "человек предполагает, а Бог располагает", разве не отказываетесь планировать свою жизнь на несколько лет вперёд ("до этого ещё надо дожить!"), разве не стучите по дереву, когда что-то задумаете? Мы, русские, все фаталисты.
Сзади послышались мужские голоса, призывающие Игоря Дмитриевича остановиться. Мы остановились. Два запыхавшихся охранника с трудом переводили дыхание:
- Игорь Дмитриевич, просим вас вернуться в офис. Римма Григорьевна очень просит.
- Что опять случилось?
- Приехал зам. министра культуры. Много журналистов. Все ждут вас.
- Ничего не поделаешь, - обернулся художник-фаталист ко мне. - Встретимся с вами как-нибудь в другой раз. Очень жаль. - И он зашагал вместе с охранниками назад к галерее. Как он собирался встретиться со мною "в следующий раз", если даже не спросил моего имени? Впрочем, человек, верящей в судьбу, не нуждается в этом.
Взглянув на часы, я поняла, что ещё успею на приём к менеджеру по кадрам. Но мне почему-то расхотелось туда идти. Может, оттого, что мне пришлось бы плестись по тому же пути, по которому только что промчался Игорь Дмитриевич, и это выглядело довольно нелепо. "Ведь ты шла в кафе "Улитка", - сказала я себе, - так и иди туда. С чего это ты вдруг заметалась?"
Едва я ступила в холл кафе, ко мне кинулся метрдотель:
- Простите, это вы собирались пообедать с художником Н.?
- Дда… - сказала я не совсем уверенно.
- Он звонил и просил вам передать, чтобы вы его обязательно дождались. Он постарается освободиться как можно быстрее.
Я уселась за небольшой двухместный столик, заказала обед и принялась неторопливо есть, раздумывая над тем, что мне делать дальше: ждать художника или нет. Собственно, зачем мне нужна эта встреча? Хочу я этого? Он мне интересен?
Нет, ни за что я не хотела признаться себе, что художник мне очень нравился. Поэтому я решила: пообедаю и уйду. Ждать не буду. Конечно, если он придёт до моего ухода… Но он не пришёл. Закончив обедать, я поднялась и решительно направилась к выходу. Метрдотель настиг меня почти у двери:
- Вы уходите? Но Игорь Дмитриевич просил подождать.
- У меня больше нет времени, - деловито ответила я.
- Тогда очень прошу оставить ему записку.
- Зачем?
- Иначе он решит, что я не передал вам его просьбу.
- Но какое дело мне до всего этого?
- Пожалуйста, очень прошу… - и он сунул мне в руки маленький блокнотик и ручку.
Я на ходу нацарапала: "Извините, больше ждать не имею возможности". На мгновение задумалась, не зная, как подписаться, потом небрежно вывела: "Ольга" Фамилию не написала.
Прошло несколько лет. Это были довольно бурные года моей жизни: я успела выйти замуж и развестись, сменила два места работы, переехала из города в пригород, в уютный домик недалеко от Москва-реки, увлеклась сочинительством, было много всего другого.
Однажды я опубликовала в литературном журнале рассказ о моем странном знакомстве с неким знаменитым художником. Рассказ заканчивался нашим бурным страстным романом. Рассказ получился неплохим, особенно, как ни странно, мне удались описания наших сильных благородных чувств. Я старательно избегала модных нынче эротических подробностей, сводивших божественное чувство к примитивной физиологии. В общем, я была довольна своей работой и получила хорошую прессу.
Через недели три после публикации мне пришло по почте приглашение на приём по случаю открытия международной выставки современного искусства и каталог этой выставки. Я полистала каталог и не нашла там ничего интересного: всё тот же поп-арт, те же инсталляции, всё тот же конструктивизм, давно набившие оскомину. Это, на мой взгляд, не имело никакого отношения к искусству, то есть не вызывало никаких эстетических переживаний, и к тому же было лишено хоть какой-нибудь новизны. Когда мы с друзьями спорили об актуальном искусстве, я призывала себе в союзники философа Ильина, который считал, что "новое искусство" - это изобретающее или дерзающее искусство, и современному художнику известны только две эмоции: зависть - при неудаче и самодовольство - в случае успеха. С тех времён ничего не изменилось. В самом деле, всё что можно "изобрести" и чем можно удивить ("дерзнуть") давно придумано. И теперь на разный манер перепеваются одни и те же мотивы. Это и скучно и пошло. "Не пойду", - решила я.
Но тут в конце каталога я увидела странное живописное полотно, словно окно за которым происходит распад мира. Я взглянула на автора - художник Н.
Неужели это Игорь Дмитриевич прислал мне приглашение? Но как он узнал мой адрес? Ведь даже моей фамилии он не знал. Вспомнив, что Игорь Дмитриевич убеждённый фаталист, я решила, что для него информация не важна. Он живёт по другим законам. "Пойду!" - решила я, невольно заражаясь его убеждённостью, что наша встреча предопределена.
На открытии выставки собралась довольно внушительная толпа приглашённых. Никто не торопился осматривать экспозицию, а собирались группками и о чём-то оживлённо говорили. Я не примкнула ни к одной из них, а вместе с немногочисленными зрителями побрела мимо старательных потуг "актуальщиков" удивить любителей "неожиданностей". И хотя я дала себе слово не искать в толпе Игоря Дмитриевича, мой взгляд невольно скользил по разодетым дамам и экстравагантным мужчинам. Однако знакомого лица не было видно. Наконец, я подошла к его картине, которая поразила меня, когда я рассматривала каталог. Около картины толпились любители живописи. Они шумно дискутировали. Высокий тощий мужчина с раздражённым аскетичным лицом сурово критиковал автора за возврат к классическому абстракционизму, время которого давно прошло, но получил жёсткий отпор от полной дамы, назвавшейся искусствоведом. Я почти не слушала, что она говорила, так как смысл её тирады был погребён под грудой терминов, которыми она умело прикрывалась.
Я не могла отвести глаз от картины. Моё первое впечатление, что картина словно окно, за которым происходит распад мира, только усилилось: мне казалось, что я вижу движение разрывающейся материи, что я вижу апокалипсис. Картина завораживала. Художник назвал её " Рождение нового мира".
Неожиданно зрители, столпившиеся у картины, разразились аплодисментами. Без сомнения, они приветствовали её автора. Я посмотрела в ту сторону, куда были обращены лица поклонников художника, и увидела, что Игорь Дмитриевич неторопливо и вальяжно приближается к нам. Я его узнала сразу, хотя теперь он носил небольшую бородку и отпустил волосы. То есть выглядел настоящим художником. Поклонники окружили его тесным кольцом, восторженно расхваливая его творение. Он благодарил всех, пожимая руки мужчинам и целуя ручки женщинам. Он не пропустил никого, и когда подошёл ко мне, его глаза вспыхнули, губы растянулись в весёлой улыбке:
- Неужели вы? Я не верю своим глазам. Как вы здесь оказались?
- Разве не вы прислали мне билеты?
- Конечно, я, - засмеялся он. - Но был уверен, что вы не придёте.
Он взял меня под руку и, не обращая внимания на своих поклонников, увлёк в глубь зала.
Однако поговорить нам не удалось. Он, а вместе с ним и я, снова оказались в центре толпы. Все поздравляли Игоря Дмитриевича с успехом, пожимали ему руку, многозначительно посматривали на меня. Мне хотелось убежать, скрыться, но он крепко держал левой рукой мою руку, ни на минуту её не отпуская. Наконец, не без труда, мы вырвались на свободу.
- Как все вас любят и ценят, - сказала я, - а мне говорили, что в мире искусства одни завистники и злыдни.
Он небрежно отмахнулся:
- Всякие есть. Авторы современного искусства узкая замкнутая среда. Очень жёсткая, конкурентная среда… Давайте уйдём отсюда. Они мне все надоели, - вдруг сказал он.
- Вы не можете уйти. Это вызов, который вам не простят. А вот меня отпустите. Я здесь совсем не на месте. Мне здесь трудно…
Он некоторое время пристально смотрел мне в глаза:
- А вы не исчезнете снова? Дайте мне слово, что завтра же позвоните.
- Позвоню, обещаю, - сказала я, пряча в сумочку его визитную карточку.
Я вышла на улицу и с наслаждением вдохнула воздух свободы. Сумерки сгустились, зажглись фонари, преобразив городской пейзаж. Таинственный свет фонарей, ажурные тени деревьев, спешащие пешеходы, которым до меня не было никакого дела: Боже, как хорошо! Я испытывала какое-то блаженство. Неужели я влюбилась в моего фаталиста? Похоже, что так. И я тихонько рассмеялась. Потом вынула из сумки его визитную карточку и стала её внимательно изучать.
- Простите, вы Ольга Борисовна Абакумовская? - спросила меня незнакомая женщина, откуда-то появившаяся на моём пути.
- Да. А вы кто? - Я с удивлением смотрела на средних лет худенькую женщину, одетую пугающе небрежно: на ней была широкая, собранная на талии, чёрная неглаженая юбка, серая бесформенная кофта, на ногах стоптанные тапочки. Тёмные волосы с заметной проседью были собраны в неопрятный пучок.
- Мне нужно с вами поговорить, - торопливо продолжала женщина, не ответив на мой вопрос. - Я здесь живу недалеко. Давайте зайдём ко мне. - Её глаза странно светились в темноте. "Наркоманка!" - подумала я.
- Нет, - почти выкрикнула я. - Я вас впервые вижу. Нам не о чем говорить.
- Хорошо, давайте присядем здесь, - показала она на скамейку, стоящую невдалеке.
- Нет, извините.
Она крепко сжала мою руку чуть ниже локтя:
- Не бойтесь меня. Я не умею причинять зло.
И я повиновалась. Мы сели на скамью. На другом её конце расположился молодой человек. Это меня успокоило.
- Я слушаю вас, - сказала я, как можно дружелюбнее.
- Я хочу вам сказать, - начала она, и голос её дрожал от волнения, - я хочу попросить вас, оставить его. Я очень его люблю. Я умру без него.
- О ком вы говорите? - изумилась я.
- О нём… Он искал вас несколько лет… И вот нашёл…
- Кто? - И вдруг я поняла: она говорит о моём фаталисте!
- Кто вы? - снова спросила я.
- Я его жена. Бывшая. Мы развелись, когда я заболела. Но мы с ним не расставались…Нам нельзя расстаться. Ему без меня нельзя. Как же тогда его слава? Кто же напишет его картины. Я ему сказала, что если он меня бросит, я всё расскажу…Вы считаете, что я шантажистка? Нет, вы не правы…Просто мы оба погибнем…Он - без славы, я - без творчества.
- Я вас не понимаю, - пробормотала я, - сердце моё беспомощно колотилось в груди. Эта женщина сумасшедшая! Она бредит! Как мне избавиться от неё? Я вскочила со скамьи и бросилась бежать.
- Куда вы? Постойте! Прошу вас! - но я даже не оглянулась на её призывы.
Я бежала по краю шоссе, жестом останавливая летящие машины. Наконец, одна затормозила, и я с облегчением плюхнулась на сиденье. Пожилой водитель коротко спросил:
- Куда торопимся?
Я назвала адрес.
Через несколько минут я была дома. Мне казалось, что дома я сразу обрету покой и способность рассуждать. Но этого не случилось. Мой мозг был словно окутан туманом. Неужели этот человек, такой уверенный, такой ироничный, снисходительно принимающий восхищение окружающих, всего лишь жалкий мошенник, использующий талант и любовь женщины? Перед глазами стояло бледное лицо его жены с безумными глазами. Но может это бред больного воображения? - мелькнула в голове спасительная мысль. - Может, всё не так?
Я опустилась в кресло и, закрыв глаза, пыталась расслабиться и успокоиться. Конечно, это не так. Как я могла сразу поверить? Этого не может быть.
Сколько я так просидела, не знаю. Звонок телефона прозвучал, как спасительный набат: это он! Он мне всё объяснит. Я схватила трубку.
- Оля, - услышала я неуверенный надтреснутый голос, - Оля, я всё вам объясню, - вы всё поймёте. Только прошу вас, пока не говорите никому…
- О боже! - воскликнула я, - молчите! Пожалуйста, ни слова больше! Я никому не скажу…Никогда больше не звоните! - И я бросила трубку.
Ночью мне снились какие-то отвратительные чудовища, которые подстерегали меня повсюду. Я проснулась, измученная снами и думами. Некоторое время лежала, глядя в потолок. Потом вскочила, полная решимости освободиться от всего этого.
Долго, до изнеможения делала разные силовые упражнения, приняла контрастный душ, выпила чашку крепкого кофе. И вдруг спокойно подумала: что это я так разволновалась? Какое мне дело до всего этого. И с какой стати я назвала Игоря Дмитриевича мошенником? Сейчас вся жизнь пронизана выдумками и обманом. Ведь мы живём в эпоху постмодерна, где реальность совершенно не важна, важно лишь представление общества о ней.