С каждым днем становилось все холоднее и холоднее. Солнце уже перестало греть, оно только дразнило ее своим присутствием. Холодное и бездушное: я здесь, но меня нет.
С деревьев облетали листья, на некоторых тоненьких березках их можно уже было пересчитать по пальцам. С каждым прошедшим днем ноября уходило тепло, уходила надежда, ложилась на землю, как эти листья, и мокла в мокрой холодной земле.
В ушах наушники, как и всегда. Играет музыка, ее музыка, ее постоянный спутник с недавних времен. И каждый раз, нажимая на «Воспроизвести» она понимала, что снова и снова прогоняет в голове моменты той боли и безысходности, которую она все никак не могла отпустить.
В автобусе было холодно и много людей, стекла запотели. Замерзшими пальцами, кое-как обернутыми рукавами водолазки, чтобы хоть как-то их согреть, она рисовала на стекле неясные линии, непонятные фигуры. Она и сама не знала, что это такое, просто водила пальцами по своему «холсту».
Потом рывком стерла все, и посмотрела в окно. Город-муравейник. Все спешат куда-то, думают о чем-то, у каждого свой путь, и вероятнее всего, труднее, чем ее собственный. Хотя ей ли судить? Каждому свое. Но как обидно: так много людей здесь, да и не только здесь, а нужен только один единственный, которого никогда, никогда, никогда не будет рядом. И что же делать?
Она пробовала простить и забыть. Так много хорошего было и есть, и все благодаря ему. Но как же просто так забыть, когда он – лучшее, что было в ее жизни? Любила ли она его? Любила. Любит ли?..
Не было такого дня за эти три года, чтобы она не подумала о нем, о них. Хотя какое там «они», от «них» уже ничего не осталось. Теперь просто он и она, чужие люди, которых больше ничего не связывает. Только несколько воспоминаний и тайком спрятанная фотография в прикроватной тумбочке, о которой не знают ее подруги, пытавшиеся заставить жить дальше «новой жизнью».
Помнит ли он о ней? Хранит ли хоть что-то, что могло бы напоминать ему о том, что она просто существовала, что была в его жизни, пусть и так недолго? Она бы хотела знать.
Жизнь стала делиться на «до него» и «после него». Хотя какая после него у нее была жизнь, только существование. Она была, но и только.
И до сих пор в голове те последние фразы, что изменили ход их жизни, кажется, навсегда.
- Ты хочешь, чтобы я ушел?
- Я не хочу! И ты это знаешь! Я никогда не говорила тебе неправду, надеясь, что ты поймешь и растолкуешь ее верно, и в этот раз я говорю тебе так, как есть. Я хочу, чтобы все было как раньше. Я прощу тебя, и это ты тоже знаешь. Но мне просто больно. С каждым разом все сильнее и сильнее.
- Зачем столько слов…
- А как еще? Как еще мне объяснить тебе?
Молчание.
- Почему ты плачешь?
- А мне нужно смеяться?
- Если я уйду, тебе больше не будет больно.
- Никакая очередная твоя профурсетка не сравнится с той болью, которая будет жить во мне, если ты уйдешь.
- Но я не понимаю! Как ты можешь это терпеть? Я ведь…
- Я люблю тебя. Я не знаю, что чувствуешь ты, я теперь и думать боюсь. Если только ты мне скажешь.
Молчание.
- Не уходи.
- Что?
- Я уйду.
И она ушла, держалась, чтобы не плакать прямо там, перед ним. Вновь принеся себя в жертву, она сама решила сделать именно так. Без крика, без истерик, просто взяла и отвернулась от того, кого считала своей жизнью.
Наше сердце – наша жизнь – состоит из нескольких маленьких разноцветных кусочков. У кого-то их больше, у кого-то меньше, но суть одна: если однажды что-то на этом лоскуточке было вышито, это уже не оторвать просто так. Есть только один путь: через боль, слезы, пустоту, грусть, апатию, истерики… и после всего, если все же удастся избавиться от этого несчастного кусочка себя, там останется голое сердце, ничем и никак незащищенное. И всего лишь один выстрел, одно слово и…