Берегите бабушек, люди! Самое ценное, что есть в нашей жизни – это наши родные и близкие.
Я боюсь телефонных звонков. Я вздрагиваю, когда слышу звук звонка. Мне страшно слышать мамин голос в трубке. Пару лет назад такое уже было. Но тогда этот страх не сковывал мыслей и не охватывал дыхание слезами. Был просто серый страх…
А сейчас страх двойной – он мой и еще чей-то. Я знаю, чей он. Я чувствую кожей его щемящие волны. Я гоню его, говорю: Еще не время! Нет! Ты же видишь, смены еще нет! Не смей нарушать равновесие! Страх щерится крысиным оскалом и прячется.
Я боюсь за бабушку. У нее четвертый инсульт. Она почти не говорит. У нее парализована левая часть тела. Она кричит и днем и ночью от нестерпимой боли в суставах. Все окружающие ждут ее смерти. Я не жду. И она еще не ждет. Мы верим. Я кормлю ее с ложечки и говорю с ней о будущем, когда она сможет вставать…
Когда я была маленькая, я называла ее длинно и четко «бабушка Маруся». В раннем детстве я боялась, что она уйдет, и никуда ее не отпускала. Когда она уходила на грядки, я смотрела на нее в окно.
Не могу сказать, что она заменила мне мать. Нет, что ни говори, а заменить мать не сможет никто. Но именно бабушка воспитала меня, научила относиться к жизни с юмором.
Когда я немного подросла, пришло осознание, что бабушка никуда не денется, что она будет вечно. И я стала называть ее просто «бабушка». Она могла оставить меня довольно надолго. С трудом закончив четыре класса (а может, и три) школы, она едва могла складывать буквы в слова. Однако бабушка смогла научить меня читать в два с половиной года. К четырем с ее помощью я научилась считать больше тысячи и понимать время по часам. Мне нравилось повторять за бабушкой все ее действия. Я часто копировала ее манеру говорить, ходить, есть.
Конечно, у меня были родители, и мы жили все вместе в доме. Но им всегда было некогда заниматься детьми: папа занимал ответственный пост, его часто не было дома и ночью, мама работала на двух работах, чтобы прокормить семью. А бабушка была дома, на хозяйстве. Мне кажется, что благодаря ей это хозяйство у нас процветало.
Бабушка ухаживала за поросятами (их всегда было три или четыре), кормила кур, собак, кошек. Кстати, кошки очень любили бабушку. Одна из кошек даже окотилась на бабушкиных коленях.
В воскресенье бабушке стало хуже. Говорят, это был пятый инсульт. Она больше не говорит, моя милая бабушка Маруся. Она даже не кричит от боли. Она спит и с трудом проглатывает воду из чайной ложки. Я выплакала все глаза, молясь о том, чтобы она поправилась. Я все еще верю в чудо. Не знаю, верит ли она. Я чувствую, что она не хочет умирать.… Не умирай, бабушка…
Я жалею, что в детстве не слушала ее рассказы о голоде, о разрухе. Мне было интересно послушать о войне, а война для бабушки Маруси была десятком немцев в родной Драгунке. После освобождения села бабушка гоняла скот в Москву. Это и все ее труды во время войны.
Бабушка родилась в дружной крестьянской семье. Дед Семен Павлович имел крепкое хозяйство: корова, лошадь, овцы, куры. Его сын Илья Семенович женился на бедной Евдокии Даниловне Радченко. У бабушкиной мамы было одиннадцать сестер, она была двенадцатая. Тогда землю давали только на мужиков, вот и обеднела многодетная семья после рождения девочек. У бабушки Маруси было два брата и две сестры: Егор, Валера, Клава, Шура. В живых остались Шура и Егор. Клава умерла от оспы, а Валера от голода. Некогда богатое и дружное семейство стало бедствовать после смерти деда Семена Павлович. Кстати, бабушку в детстве прозвали Манькой Панечкиной. Это от того, что деда за глаза называли Панькой.
С семи лет бабушка пошла в школу. Она сидела за последней партой, ничего не понимала, но ей нравилось учиться. С трудом она научилась читать и писать. Через три года зимой у бабушки не было даже лаптей, и ей пришлось бросить школу. С лета она пошла работать в колхоз. Но начался голод. Люди ели траву, пекли хлеб из лебеды. Умер маленький Валера. Чтобы сберечь других детей, моя прабабушка Евдокия отдала среднюю дочь Шуру в семью брата, он жил в относительном достатке. А старшей, Марии, пришлось идти побираться. Она бродила по селу, едва переставляя ноги, просила хлеба. Кто-то прогонял ее, кто-то давал кусок хлеба. Добытый хлеб она несла младшему Юре, так они звали Егора, матери. Отец рано умер. Он был ранен на войне, пуля начала двигаться и дошла до сердца. Осиротевшая семья так и не оправилась от потери кормильца…
Бабушка моя знала несколько молитв, всегда молилась перед сном. Она приучила меня соблюдать церковные праздники: не шить, не стирать, не гладить, вести себя в эти дни радостно. Сейчас многое забылось, мир изобрел стиральные машинки, которым не важны даты…
Я корю себя за то, что не записала бабушкины воспоминания. Сейчас она не может говорить. И мне бесконечно больно за нее… Берегите бабушек, люди!..
Бабушка не знает ни даты ни года своего рождения, от своей матери знает лишь то, что родилась «в воскресенье под Маслену». Наверное, это предрассудки, но мне казалось, что если она узнает, случится непоправимое. Я порылась в Интернете, нашла приблизительную дату. Ей я не говорила.
Думаю, если изобретут устройство, позволяющее сливать информацию из мозга, как из компьютера, в мире не станет войн и зла. Мы будем помнить опыт наших предков.
Бабушка говорила особенные слова, которые используются только в нашей семье. Они появились от неграмотности, но прижились и остались.
По нежечке – уменьшительно-ласкательное имя. Например, она говорила: «Мы его по нежечке Юрой звали».
Облепа – обильно цветущее дерево. Например, «смотри, какая в этом году вишня. Облепа!»
Трансбой – брандспойт
Ёга – йогурт.
Сегодня у бабушки поднялась температура. Я не знаю, чем ей можно помочь… Я готова отдать все, чтобы ей стало лучше. Мне стыдно просить о помощи. Мне все говорят, что она свое уже прожила. Но черт возьми, откуда они могут знать, прожила ли она свое?..