***

Наталья Рудная
БАБУШКА И ПЕДАЛИК

- Бабушка, расскажи, пожалуйста, ещё что-нибудь про себя, про то, когда ты была маленькой, - попросил внук. – Ну, совсем-совсем маленькой. Мне так смешно, я просто не представляю себе… потому что ты теперь такая… такая…
- Старая, - рассмеялась бабушка. – А я вот совсем не могу понять, что я старуха. Иногда в зеркало гляжу и так и хочется спросить: «Эй! Ты кто?» – Хорошо, я расскажу тебе, как мы с Тётей Полей в деревню ездили. Ты слушай, постарайся не перебивать, это ведь так давно было, что кое-что и припомнить трудно, но я постараюсь, - пообещала бабушка.
Летом Тётя Поля всегда уезжала в свою деревню Львово, что под Тулой. Там жила ещё одна её родная сестра – Тоня. Тётя Поля говорила, что у Тони было трое детей, но рассказывала Полечка всегда только про одного, про своего любимого племянника Володьку.
Бабушка хорошо помнит, как в начале лета она с грустью смотрела на Полечкины сборы в дальнюю дорогу. Полечка укладывала в большой мешок какие-то кульки с сухарями, мешочки с кусками сахара, мешочки с крупой, мешочки с мукой, пакетики с конфетами, узелочки со всякой старой одеждой, которую Полечка и бабушкина мама собирали целый год и много, много всяких других вещей. Полечка была очень занята сборами и, как заметила бабушка, почему-то, нервничала. Так бывало каждое лето и прежде бабушка не обращала на это внимания, но в это лето ей стало грустно. Ей не хотелось расставаться с Полечкой и очень хотелось поехать вместе с ней в деревню, про которую Полечка часто рассказывала. Захотелось увидеть и кур с цыплятами, и Тётю Тоню, и Володьку, и петуха, и корову с телёнком, который, по рассказам Тёти Поли, совсем недавно народился у Тёти Тониной коровы Милки. Кур, цыплят, петуха, корову и телёнка бабушка знала по картинкам в разных книжках. Тётю Тоню с маленьким Володькой на руках она видела на фотографии, которую Полечка хранила в своём большом чёрном ридикюле.
Бабушке так захотелось всё это увидеть самой, что она стала ходить за Тётей Полей и «канючить», как говорила её старшая сестрица. Бабушка не отставала от Полечки ни днём, ни даже ночью. Она с Полечкой спала в маленькой-маленькой комнате. То есть, в эти ночи она не спала, а всё время просила, умоляла и даже всхлипывала: «Полечка, миленькая-любименькая, самая моя красивенькая, самая моя добренькая, возьми меня с собой. Я буду тебя во всём, во всём слушаться, я буду есть всё-всё, что ты мне скажешь, я буду пить кипяченое молоко с пенками, я не буду выплёвывать рыбий жир на тебя, я буду съедать варёную морковку и варёный лук из бульона, возьми меня с собой, пожалуйста!»
- Бульонов там не будет, а морковку с луком в деревне можно и сырыми поесть, - не выдержала Полечка. – Но только, кто ж тебя отпустит, ангельская душка. Я и спросить-то побоюсь.
- Полечка, красавица ты моя, - бабушка вскочила с кровати и принялась обнимать Полечку, ты возьмёшь меня с собой? Да? Да? – и бабушка принялась целовать Полечку.
Тут внук не выдержал: - «Что, Полечка, действительно, была красавица?»
- Ох, дорогой ты мой, даже не знаю, как тебе ответить, - вздохнула бабушка. – Для меня красивее её была только мама. А когда я совсем выросла и посмотрела на фотографию… Ну, наверное, некрасивая: нос очень курносый, ноздри прямо как у негров, зато глаза большие и, я точно помню, что зелёные. Только на фотографии взгляд испуганный. Полечка не любила фотографироваться,- но напрасно, мой дорогой, ты меня перебил. Потому что я и так не очень хорошо помню, почему же нас всё-таки отпустили в деревню. Вспомнила! Вспомнила! – обрадовалась бабушка.
       На следующий день бабушка услышала, как сестрица жалуется маме, что бабушка ей спать не даёт своим «канюченьем» и Полечку мучает: «Возьми меня с собой, возьми меня с собой. Бедная Полечка не знает, как от неё отвязаться», - ябедничала сестра. Но мама не стала ругать бабушку, а о чём-то пошепталась с Тётей Полей и сказала: «Только как же Вы, Поля, успеете собрать её вещички, ведь у Вас поезд завтра в пять утра?»
- Ой, да что там собирать-то, - улыбнулась Полечка. – Мы быстренько. Стриженая девка косы не заплетёт, – бодро ответила она.
Тётя Поля моментально собрала два бабушкиных платья: одно домашнее, а другое – шелковое, белое, «парашютное», как его звала бабушка. Она слышала, как мама однажды сказала, что это платье очень прочное, из парашютного шёлка. Но Полечка, когда его шила, говорила, что оно «кобеднишное».
- Не перебивай меня, пожалуйста, - попросила внука бабушка, - я сама долго не понимала, что это значит, а Полечка на все мои расспросы только хмурилась и таинственное лицо делала. Это уж, я потом разгадала: кобеднишное, праздничное, к обедне надетое. Обедня – это такая служба в Церкви бывает. Там служат сначала…
- Да знаю я, знаю, - перебил внук, - заутреня, обедня, вечерня. И ещё поздняя вечерня и ранняя заутреня.
Бабушка решила тоже собрать кое-что из своих игрушек и книжек с картинками. Но Тётя Поля строго сказала, что можно взять только одну игрушку, одну книжку, коробку с цветными карандашами и тетрадь для рисования. Бабушка взяла карандаши и тетрадь она терпеть не могла рисование и всегда у неё всё криво-косо получалось. Бабушка подумала-подумала и решила: «Надо взять и подарить Володьке. Получится очень даже стильно, как говорит сестрица».
- Бабуська, хватит про всякую ерунду, - опять перебил внук, - давай дальше, про деревню и про Володьку.
Как ехали в поезде, бабушка помнит плохо. Помнит, что они с Полечкой на одной полке спали, на нижней. В вагоне было очень много людей, узлов, чемоданов. В дороге бабушке все время хотелось есть, пить, смотреть в окно и петь песни.
Взрослые угощали бабушку пирожками, зелёным луком, чёрным хлебом с солью и квасом. Кто-то, даже, угостил «петушком на палочке». Бабушка всем говорила спасибо и ни от чего не отказывалась. Полечка была в ужасе: «Я ж тебя целой до деревни не довезу. Наелась, как Антипкин щенок, посмотри, как пузо раздулось». И она не разрешила бабушке больше есть. Тогда бабушка пошла по вагону, туда, где играла гармошка и кто-то пел. Полечка, к счастью, в это время разговорилась с соседями и не заметила бабушкиного ухода.
Бабушку усадили напротив гармониста и спросили: «Что будешь петь?» - «Кони сытыми бьют копытами», - бойко ответила бабушка. Взрослые рассмеялись, а гармонист сказал, что он споёт какую-нибудь другую про коней, и только он запел: «Чернобровая казачка подковала мне коня…», как появилась Тётя Поля и стала стягивать бабушку с полки, но все на неё зашикали и усадили рядышком. Гармонист продолжал петь, все хором подпевали припев. И Полечка, и бабушка тоже пели. Бабушке особенно нравилось: «…из под топота копыт» и «эй, эй, имя ты моё услышишь» и дальше опять: «из под топота копыт». Бабушке так хорошо было, что она мечтала, чтобы они ехали долго-долго. Полечке налили какую-то мутную жидкость в стакан, а бабушка пустилась в пляс и принялась объяснять окружающим очень сложное «па» под названием «ковырялочка» - стукнуть носком, потом пяткой, затем три раза основательно притопнуть обеими ногами, затем то же самое проделать другой ногой и всё завершить «верёвочкой» назад и вперёд, руки в боки, «самоваром». Гармонист стал бабушке подыгрывать, стараясь попасть в ритм, но поезд сильно дёрнулся и «верёвочка» закончилась бабушкиным падением на Тётю Полю. Та сгребла бабушку в охапку и потащила на их места. Взрослые проводили бабушку аплодисментами и хохотом, бабушка умудрилась сделать сначала «книксен» и следом глубокий «реверанс».
Как они добрались до деревни бабушка не знает. Она всё время, всю дорогу спала и, наверное, бедной Полечке пришлось тащить её на себе вместе со всеми узлами и большим чемоданом. Потом бабушка узнала, что за ними приехал Володька и погрузил их на телегу, которую медленно тащила старая, худая лошадь.
- Ты, ангельская душка, спала без задних ног, - сказала бабушке на следующее утро, вернее на следующий день, Полечка. – Вставай, будем завтракать.
В это время в избу вошла ещё одна Полечка, только пониже, потолще и в платке. Тётя Тоня стала тормошить, щекотать, целовать бабушку и крепко прижимать к себе. Пахло от неё совсем не так, как от Полечки: немного молоком, немножко луком, немножко чем-то кислым, как в поезде. Бабушке сразу же понравилась Тётя Тоня, и совершенно напрасно Полечка так испуганно смотрела на их знакомство. Они полюбили друг друга с первого взгляда.
- Ну, где же Володька? – нетерпеливо спросил внук.
Бабушка тоже всех тормошила: «Где Володька, где Володька?» Тётя Тоня сказала, что он на работе и придёт только к вечеру. Бабушка облазила весь дом, осмотрела все углы, замучила Полечку, которая мыла пол, бесконечными вопросами. Выяснила, наконец-то, что это за «сени новые, кленовые, решетчатые», и так, в конце концов, надоела Полечке, что та пригрозила посадить её за печку, на высокую лежанку: «Будешь там домовому свои вопросы задавать. Иди лучше во двор, познакомься с ребятами соседскими, они с самого утра у ворот тебя дожидаются».
Бабушка спустилась с крыльца и направилась к забору, не дойдя нескольких шагов, она остановилась. По ту сторону тёти Тониного забора стояли дети совсем непохожие на бабушкиных друзей из московского двора. Босые, стриженые, чумазые, да и одеты они были как-то странно, почти раздеты: на ком-то только трусики, на ком-то короткие брючки, подпоясанные верёвкой, а на одном, самом маленьком, только серенькая майка до пупка. Про него бабушка сразу поняла, что это мальчик. Про остальных она не могла понять, кто они. Бабушка вытаращилась на ребят, а они - на бабушку. Постояв так с минутку, ребятишки, хихикая, стали пятиться от забора на улицу. Один из них, тот, который в штанах, топнул ногой и вокруг него поднялось светлое пыльное облако. Тут и все остальные стали топать и пылить, и бегать по неглубокой канаве за забором и звать бабушку искупаться в этой пыли. Бабушка робко приблизилась к ним, некоторое время пораздумывала, а потом, сбросила свои сандалии и присоединилась к компании.
- Если бы, ты только знал, какая это была тёплая и мягкая пыль, и как это было здорово, - вздохнув, улыбнулась бабушка. – Я очень тебе советую, когда летом будешь на даче, попробовать. Только ближе к вечеру, пока солнце не село, тогда пыль самая лучшая.
Бабушка стала спрашивать, кого как зовут, и выяснилось, что в трусиках – это Люська или, как потом сказала тётя Тоня, Людмилка; в брюках на верёвочке – Толька, а малыш без штанов, Толькин брат – Юрка. Вдруг, вся компания сорвалась с места и помчалась наперегонки куда-то в сторону пустыря, в поле. Бабушка решила не отставать и, забыв про сандалии, побежала за всеми. Ребятишки кричали: «Володька, Володька идёт», и, размахивая, неизвестно откуда взявшимися прутьями, продолжали бежать навстречу огромному облаку пыли. А облако мычало, блеяло, мекало; раздался громкий щелчок, ещё один, потом ещё один. «Как будто, мальчишки из пистолетов с пистонами стреляют, как в нашем дворе» – подумала бабушка. Она решила бежать помедленнее, а потом испугалась и совсем остановилась: навстречу двигалось огромное стадо коров, коз и овец. Это бабушке со страху показалось оно огромным – всего три коровы, две овцы и две козы с козлёнком. Но бабушка знала коров только по картинкам. Позади них шёл высокий, загорелый, худой мальчик и бил о землю длинным шлангом, который громко щёлкал, как будто стрелял. Мальчик был одет в короткую синюю куртку и в длинные полосатые штаны, которые бабушке показались знакомыми. Бабушка стала пятиться, потом развернулась и с криком: «Полечка, Полечка» - помчалась к дому. Полечка шла навстречу, но к бабушкиному изумлению, прошла мимо и, не боясь коров, подошла к Володьке, остановилась, а потом стала обнимать, целовать его и плакать.
Когда совсем стемнело и Тётя Тоня закончила все свои дела, Полечка позвала всех в избу поужинать. Она приготовила «царский ужин», как сказала Тётя Тоня: напекла оладьей, заварила крепкий чай, положила в вазу конфеты «подушечка», поставила на стол блюдце с большим куском сахара и достала из тёти Тониного буфета щипчики. Тётя Тоня принесла немного молока в глиняной банке.
- Это крынка, а не банка, - сказала Тётя Поля бабушке. – И пузыри сверху это не пенки, потому что молоко парное, а не кипячёное. Попробуй, оно тёплое и сладкое.
Бабушка начала пить и никак не могла остановиться, но во время вспомнила слова своей мамы: «надо и о других подумать» и поставила крынку на стол. Тётя Тоня погладила бабушку по голове:
- Пей сколько хочешь дочка, скоро у Милки будет молока побольше, я тебе кашу сварю.
Пришли Люська и Толька с Юркой и встали в дверях. Тётя Тоня и Полечка позвали их в дом, угостили чаем, «подушечками» и сахаром. Они стеснялись, тянули чай из блюдца, а сахар и конфеты зажали в кулачках. Полечка начала раздавать подарки. Тёте Тоне -–тёмно-бордовую шерстяную кофту в серую полоску. Полечка вязала её всю зиму, распустив для этого старую шаль бабушкиной мамы и две пары бабушкиных рейтузов. Володьке Полечка привезла чёрный морской бушлат. Бабушкин папа попросил Тётю Полю не спарывать с него нашивки: «Володе понравятся якоря, ведь он мальчишка». И правда, Володька впервые за весь вечер улыбнулся, а когда Полечка поставила перед ним ботинки и выложила в стопку три аккуратно заштопанных, отстиранных и отглаженных рубашки, он покраснел от радости.
- Остальное потом, - сказала Полечка. – Там Тонь тебе даже отрез на платье, халаты всякие и бельишко кое-какое для тебя и Володьки.
Бабушкины новые друзья смотрели на всё это раскрыв рты.
       Бабушка кинулась к чемодану, достала коробку с цветными карандашами и тетрадь для рисования. Она раздала своим новым друзьям по два карандаша, а Володьке протянула тетрадь, но он помотал головой и что-то промычал.
- Ну что ты, как немой, - сказала тётя Тоня. – Некогда ему рисовать, он у нас главный по хозяйству, спасибо доченька.
Бабушка весь вечер тайком поглядывала на Володьку. Глаза у него такие же зелёные, как у Полечки и Тёти Тони, волосы, хоть и непричёсанные, но густые и золотистые. И, несмотря на кургузую куртку и папины пижамные штаны, она заявила Полечке, что Володька очень красивый.
 - И ты влюбилась в Володьку, - захохотал внук, - ты очень часто, когда рассказываешь, говоришь про любовь и всегда-то у тебя это в первый раз, - продолжал подсмеиваться внук.
       - Да, я всю жизнь влюбчивая была, - гордо сказала бабушка. – И в это лето я влюбилась, но не в Володьку. Он для меня был слишком старым. Володька был мне другом. На следующее утро я с ним очень подружилась.
       Бабушка проснулась так рано, что за окном только начинало светлеть. Полечка ещё спала. Володьки и Тёти Тони в избе уже не было. Бабушка тихонько сползла с высокой кровати, стараясь не задеть Полечку, которая спала вместе с ней, натянула платье и босиком, на цыпочках вышла на крыльцо. Тётя Тоня и Володька были во дворе и выводили корову Милку из сарая. Милка громко мычала, задрав рогатую голову к небу. В одной руке у Володьки был кнут, которым он вчера так страшно щёлкал, а в другой он держал пионерский горн. Бабушка видела такой, когда пионеры маршировали по их улице, только у них горн был новенький, блестящий, а у Володьки он был какой-то ободранный и помятый. Когда Володька и Милка вышли за забор, бабушка решительно пошла за ними и сказала: «Доброе утро, Володя. Дунь, пожалуйста, в горн». Володька улыбнулся и дунул. Раздался короткий низкий звук. Ближе к полю, на дороге стояло всё Володькино стадо. Милка уверенно направилась в их сторону. Бабушка дёрнула Володьку за куртку и сделала жалобное лицо: «Володичка, возьми меня с собой, я буду тебе помогать коров пасти». – « А ты не боишься?» – спросил Володька тихо. – «Немножко боюсь, но я буду от них подальше», – честно ответила бабушка.
Тётя Тоня ни за что не хотела отпускать бабушку в поле, но Володька заступился за неё: «Мам, ну пусть пойдёт, я за ней присмотрю». И Тётя Тоня согласилась. Она накинула на бабушку свой серый платок, засунула сыну в карман бутылку с молоком, а в другой положила большой кусок хлеба.
- Ты смотри за ней, на солнце её не держи, посади в свой шалашик, - попросила она Володьку. – А обувку, обувку забыла, ты же ноги себе разобьешь, - закричала Тётя Тоня.
 Но бабушка была уже далеко. Она во всю прыть догоняла уходящее в поле стадо.
Бабушке всё понравилось в этот день: и роса на траве, которую она пила с листьев клевера – этому её научил Володька; и бело- розовая «кашка», которая, если её хорошенько разжевать, оказывалась очень сладкой - этому её тоже научил Володька; он показал ей, как можно гадать на тонких травинках, загадывая «петушок» или «курочка»; он научил её ходить по скошенной траве, поджав пальцы; он пару раз, по её просьбе, щёлкнул кнутом и дал ей немного подудеть в горн, но у неё ничего не получилось. Потом он погнал своё стадо, кроме коз, привязанных к колышкам, поближе к лесу. Показал бабушке шалаш, разрешил ей залезть в него и пошёл за козами. Когда он вернулся, бабушка сладко спала, свернувшись клубочком на платке тёти Тони.
Проснулась бабушка от знакомого голоса; это пришла Полечка вместе с Людмилкой, Толиком и бесштанным Юркой. Она принесла холодного чая в бутылке, несколько вчерашних оладьей и бабушкины сандалии. Заставив бабушку обуться, она увела её, со словами: «пойдём, ангельская душка, пусть ребята с Володькой останутся, поедят-попьют, а ты мне дома поможешь бельё развесить, крупу перебрать, работы много, пойдём». По дороге к дому Полечка сказала, что вечером они пойдут в гости, где Полечка познакомит её с одним очень хорошим мальчиком.
- Зачем мне твой хороший мальчик, - возмутилась бабушка, - вон у меня сколько друзей и самый главный друг Володька.
- Ты давала мне честное слово, что будешь слушаться, - сказала Полечка грустно, - а сама ушла утром без спросу и не обумшись.
Бабушка заметила, что в деревне Полечка говорит немного не так, как в городе и всё время грустит.
- Хорошо, я буду слушаться и пойду в гости к твоему хорошему мальчику. Только ты не грусти, - попросила бабушка.
Ближе к вечеру, Полечка поставила корыто в сенях, велела бабушке туда залезть и стала драить её со всех сторон очень жёсткой мочалкой, но пятки всё равно не отмылись и Полечка попросила бабушку больше босиком не ходить. Потом она вытерла бабушку своим любимым холщовым полотенцем, как следует расчесала ей волосы и туго- туго заплела косички. Парашютному платью бабушка не обрадовалась. Ей очень не хотелось, что бы новые друзья увидели её в таком виде. К тому же Полечка заставила надеть сандалии не на босу ногу: она положила перед бабушкой длинные белые носки с помпончиками по бокам. Это называлось гольфами. Странно, раньше бабушке нравилось и платье, и гольфы, но сейчас ей показалось всё это не к месту.
Тётя Поля гордо вела бабушку через всю деревню. Многие с ней здоровались, кто-то спрашивал, «что за девочка нарядная такая», Тётя Поля отвечала, что «это моя плясунья». И вот они подошли к высокому аккуратно покрашенному забору; тяжёлые ветви старых яблонь нависали над ним. Бабушка заметила, что поверху тянулась проволока с колючками, а когда они подошли к калитке, она увидела кнопку звонка и табличку с мордой немецкой овчарки. Тётя Поля нажала на кнопку и к калитке приблизилась высокая седая старуха.
- Милости прошу, гости дорогие, - сказала она без улыбки.
Тётя Поля с бабушкой пошли по дорожке, посыпанной песком, через палисадник с клумбами и высокими жёлтыми цветами у дома. «А у тёти Тони – одна яблоня и цветов совсем нет», - подумала бабушка. Дом был большой, высокий, с голубыми ставнями. В глубине двора бабушка увидела беседку, как в Парке Культуры, куда они с Полечкой ходили в начале мая, и качели, почти такие же.
- Полечка, кто они? Цари? – шёпотом спросила бабушка.
- Большое Начальство, - не разжимая губ, ответила Тётя Поля.
И тут появился Он. Сначала послышалось мелодичное треньканье и из-за угла дома выехал мальчик. На велосипеде. Ох, какой это был велосипед! Ах, какой это был мальчик! Красный с жёлтым, с множеством блестящих металлических штучек. Педали – чёрные, как лакированные.
- Трофейный, - сказала старуха.
«Это она, наверное, про велосипед», - подумала бабушка. Она где-то слышала слово «трофейный». Мальчик, который гордо сидел на «трофейном» и ни на кого не смотрел, понравился бабушке не меньше велосипеда. Его светлые волосы были гладко зачёсаны на косой пробор и показались бабушке мокрыми; белая рубашка виднелась из-под застёгнутой на все пуговицы тёмно-синей вельветовой курточки; брючки были из того же вельвета, застегнуты у колен, а дальше бабушка увидела на нём гольфы, белые гольфы, как у нее, но только без помпончиков. Коричневые туфли, нет, «полуботинки», как говорила бабушкина мама, очень красивые, даже у папы таких не было.
Бабушка была потрясена. Она стояла, как вкопанная.
- Закрой рот, а то комара проглотишь, - попыталась вывести её из столбняка Тётя Поля. - Поздоровайся, как следует.
Бабушка улыбнулась и сделала книксен. Мальчик засмеялся. Тогда бабушка присела в глубоком реверансе. Уроки сестрицы пригодились - мальчик засмеялся ещё громче и чуть не упал с «трофейного». Бабушка выпрямилась, подняла руки кверху, расставила ноги на ширину плеч и стала медленно клониться назад: она решила продемонстрировать «мостик». Тётя Поля успела подхватить ее и в этот момент из-за забора донёсся свист. Бабушкины друзья были тут, они стояли, вцепившись в перекладины калитки и с интересом смотрели бабушкино выступление.
Когда важная старуха, мальчик и Полечка с бабушкой сидели в беседке, друзья переместились вдоль забора и молча наблюдали за чаепитием.
- Давай позовём их, - шёпотом сказала бабушка.
Полечка сделала большие глаза, а старуха продолжала пить свой чай с молоком. Мальчик выскочил из-за стола, сел на велосипед и стал быстро ездить по дорожке: до калитки и назад до беседки. Бабушка тоненьким голоском пропищала: «спасибо, можно выйти?» Полечка в изумлении подняла брови: «Ты же дома ни разу так не говорила, хотя мы всё время тебя об этом просим», - прочитала бабушка на её лице. Важная старуха величественно кивнула, бабушка вылезла из-за стола; держа кончиками пальцев края «парашютной» юбочки, приподнявшись на цыпочки, она стала медленно спускаться по ступенькам беседки на садовую дорожку.
 Принц мчался на «трофейном» ей навстречу, остановившись совсем близко от бабушки, он лихо затормозил. Жёлтый песок обсыпал бабушку с ног до головы.
       - Ничего страшного, не беспокойтесь, пожалуйста, - произнесла бабушка тем же тоненьким голоском, - я мигом, стриженая девка косы не заплетёт, отряхну этот золотой песок и всё будет зер гут, - продолжала бабушка.
Она потрясла косичками, потопала ногами, зажмурилась и стала тереть глаза. Открыв их, она увидела, что принц, склонив свою красиво причёсанную голову набок, с любопытством наблюдает за ней.
- Ты что так на меня вылупился? Я не плачу. Просто мне песок в глаза попал, - сказала бабушка своим обычным голосом. – Мне очень хочется прокатиться на твоём велосипеде, но я не буду тебя просить. Понял? – продолжила она.
Принц с ухмылкой покачал головой из стороны в сторону, произнёс что-то вроде: «ах-ах-ах» и покатил на «трофейном» к калитке. Из-за калитки донеслось: «тили-тили тесто, жених и невеста» и бабушка увидела, как её друзья убегают прочь по тропинке от этого дома, сада и от неё.
По дороге домой Полечка и бабушка совсем не разговаривали. Они обе грустили и, каждая, о своём. Бабушка думала о мальчике, принц он или не принц: «Принцы, обычно, добрые бывают. А этот – вредный и воображала. Наверное, он заколдованный». Ещё она думала о своих друзьях. Думала, зачем они убежали от неё, зачем дразнили, почему сразу «жених и невеста»?
Возле забора из прутьев и кольев их поджидал Володька. Он улыбнулся и кивнул бабушке, подошёл к Тёте Поле и стал что-то шептать. Полечка быстро пошла к дому, а Володька, присев перед бабушкой на корточки, достал из кармана деревянную свистульку и протянул ей.
- Это тебе, - сказал он тихо, - возьми, я сам сделал. – Подуй, только закрой пальчиком вот эту дырочку.
Бабушка сделала, как он сказал и раздался тонкий, жалобный звук. Из дома доносился голос Тёти Поли: «Ну что ты творишь, Тоня, Тоня, ну зачем, тебе же нельзя, ну ты же обещала. Ложись, ложись скорее, нам завтра в Дудкино ехать. Давай я тебе помогу, встань я тебя на сеновал отведу, там воздуха больше, вот так, обопрись на меня». На крыльце появилась красная, растрёпанная Тётя Тоня в обнимку с Полечкой. Они, пошатываясь, спустились с крыльца, и пошли к сараю.
- Тётя Тоня заболела? У неё жар, она такая красная, надо температуру померить, – забеспокоилась бабушка.
Володька покачал головой и тоже пошёл к сараю. Бабушка присела на крыльцо. Друзья убежали от неё, Тётя Тоня заболела, а красивый мальчик уже спит и не думает о ней. И бабушка запела: «В низенькай светёлке, а-а-ганёк гарит, ма-а-ладая пряха у акна сидит». Полечка и Володька долго не возвращались из сарая, бабушка уже выводила: «…старый ну и что же, пу-у-сть асудит мир, о-о-н гусар при то-о-м же ро-о-тный ка-а-мандир». Когда она подняла голову, возле неё стояли Тётя Поля с Володькой. Она так загрустила, что не заметила, как они подошли. Володька смотрел на неё с улыбкой, а Полечка шмыгала носом.
- Полечка, ты тоже заболела, у тебя насморк, пойдем, я тебе горчичник поставлю, - строго сказала бабушка. Она не хотела никому показывать, что грустит.
На следующее утро Полечка с Тётей Тоней поехали в Дудкино покупать поросёнка. Бабушку Полечка отвела в гости к суровой старухе и Педалику.
- Как, как ты его называешь? – рассмеялась Тётя Поля впервые за это утро.
- Педалик, ты сама мне вчера ночью сказала, - удивилась бабушка, - а, что, разве не Педалик?
- Педалик, Педалик, правильно, - смеялась Полечка, - а про то, о чём мы с тобой ночью говорили, ты никому не рассказывай, ангельская душка, хорошо? - попросила Тётя Поля. – Хотя это не секрет, все и так знают.
Ночью Полечка рассказала бабушке, что у её сестры Тони, кроме Володьки, было ещё двое: мальчик и девочка. И, что прошлой зимой они заболели и умерли. Володька тоже болел, но выжил, только он стал вот таким и ничему не может научиться, только может коров пасти. Бабушка стала с ней спорить и говорить, что Володька «замечательный, он столько про всё знает, столько умеет и меня научил и босиком ходить, не поранив ноги, и коров не бояться и даже как по солнышку время определять без всяких часов, и где север, где юг по мху на дереве можно узнать и ещё всего много-много…» Полечка сначала не поверила бабушке, а потом обрадовалась и ответила на все бабушкины вопросы. Тётя Тоня, когда про своих малышей вспоминает, становится больной. А про Милкиного телёночка Тётя Поля сказала, что его съели. «Кто? Волки?» – спросила бабушка. «Нет. Большое начальство. За деньги», – ответила Полечка. Она попросила бабушку вести себя в гостях хорошо и друзей своих не звать туда.
Но друзья сами пришли. Они стояли за калиткой и наблюдали за бабушкой и Педаликом. Толька и Люська держали в руках по карандашу.
Педалик продолжал «воображать», катаясь по дорожке туда-сюда. Приближаясь к бабушке, он нарочно резко тормозил прямо перед ней. Бабушке становилось всё неуютней и неуютней. Она подошла к своим друзьям.
- Вы зачем карандаши принесли? – спросила она у них.
- Меняться. Он нам разрешит на лесопеде прокатиться, а мы ему твои карандаши. Ты не обижайся. Мы не на все меняемся, - сказал Толька.
- На велосипеде, - поправила бабушка, - я не обижаюсь. Он добрый, он и так разрешит, - стала защищать Педалика бабушка.
Педалик со своим «трофейным» стоял неподалёку и внимательно прислушивался. После бабушкиной защиты он развернулся и помчался к дому. Аккуратно прислонив велосипед к перилам, он поднялся на веранду, что-то взял со стола и быстро побежал к калитке. В руках у него была ярко раскрашенная металлическая коробка. Он открыл её и, ни слова не говоря, стал всем показывать. Там было очень много карандашей, цветных карандашей. Они лежали в несколько рядов, они были остро заточены и к внутренней стороне крышки прикреплялось несколько ластиков. Мальчик захлопнул крышку, цыкнул зубом, ухмыльнулся и понёс своё сокровище к дому. Дети смотрели ему вслед. Толька полез в карман своих коротких штанов на верёвочке и достал губную гармошку. «Она тоже трофейная, я знаю, - подумала бабушка, - мне папа с войны такую же привёз, я её дома оставила». Толька заиграл, какую то мелодию, похожую на вальс. Он играл так хорошо, что бабушке захотелось танцевать. Она скинула сандалии и, держа их в руках, стала кружиться по дорожке приближаясь к дому. Бабушке хотелось, что бы мальчик разрешил её друзьям покататься на велосипеде. Педалик вышел на веранду и высоко поднял руки, в каждой он держал по губной гармошке. Бабушка продолжала кружиться, Педалик пытался дуть в обе гармошки. Он портил Толькину музыку неприличными звуками, дети начали громко смеяться, хохотать. Бесштанный Юрка описался прямо на калитку. Бабушка от смеха села на дорожку. Из дома вышла важная старуха.
- Что здесь происходит? – спросила она грозно. – Что это за звуки?
       - Это Педалик, это ваш Педалик, так делает, - умирая от смеха и валяясь на дорожке, ответила бабушка.
- Какой он тебе Педалик, бесстыжая девчонка, - разозлилась старуха, - ишь, как платье задрала, до самого пупа. Он Виталик. Виталий!!! – злобно кричала она. – Пошли отсюда вон, голытьба.
Она кричала это бабушкиным друзьям, но бабушка не могла простить ей «бесстыжую девчонку». Она распахнула калитку и вместе со всеми помчалась прочь от этого дома, от ненастоящего принца, от Педалика. Они бежали наперегонки, не дожидаясь бесштанного Юрку, который пыхтел где-то сзади, размахивая бабушкиными сандалиями.
Тетя Тоня и Полечка гонялись по своему двору, пытаясь поймать поросёнка. Он визжал, забивался под крыльцо, дети вытаскивали его оттуда и, в конце концов, загнали в дом, где он забился под кровать. Все присели отдышаться на крыльце. Мычащее облако приближалось к деревне. Возвращался Володька.
- Вот и всё, - улыбнулась бабушка. – За нами приехал мой папа, чтобы отвезти нас домой. Он всех сфотографировал на прощанье. Фотокарточка получилась замечательная. Я тебе когда-нибудь её покажу. Людмилка мне подарила бусы из рябины, Толька нарисовал поросёнка, Бесштанный Юрка принёс мне огурец. Володька подарил дудку из орешника, всю в узорах и звучала она как флейта. Ну, почти, как флейта, – улыбнулась бабушка. – Почему же ты не спрашиваешь, в кого я больше всего влюбилась? В Володьку, в Педалика или, может быть, в велосипед? - кокетливо спросила бабушка у внука.
- В бесштанного Юрку ты влюбилась, вот в кого, - рассмеялся внук.