- Скажи мне речей пламенных, хочу слышать, – говорит она в моих пламенных объятьях…
- Богиня моя кареглазая, смысл жизни моей многострадальной, любовь все исцеляющая, - шепчу я нежно на ухо.
- Еще.…
- Целую тебя нежно в груди твои девичьи, красота моя неповторимая.
- Еще…- выдыхает она, закрывая глаза.
- Я люблю каждую клеточку твоего прекрасного тела, солнышко мое ласковое.
Мне становится жарко, когда мои щеки слегка касаются ее щек.
- Еще, милый.....
Ловлю жадно ее пламенный взгляд.
- Боже, какое счастье любить тебя!
О, эти любовные воспоминания минувшей молодости, той буйной, волнительной поры, которая вместе с порывом осеннего ветра уносится навсегда в неизвестные дали нашего темного прошлого, оставляя на нестареющей и все еще алчущей счастья душе незаживающие раны первой любви…
Я плохой банковский служащий, потому что не умею хранить секреты. Мировой финансовый кризис расставил все на места, меня сокращают, и я могу позволить себе маленькую вольность.
Недавно я потерял клиента. В газетах писали, что он умер богатым человеком с разрывной пулей в башке, что у него был собственный остров где-то в Атлантическом океане и несколько миллиардов долларов до сих пор пылятся на счетах в швейцарских банках в ожидании наследников. Я верю газетам.
Нашему банку он не доверял. И правильно делал.
Его банковская ячейка никогда не была завалена денежными знаками, драгоценностями, ценными бумагами, яйцами Фаберже и картинами Веласкеса. Напротив, долгие годы она пустовала. Или почти пустовала.
Он хранил в ней свою маленькую тайну, упакованную в обычную упаковочную бумагу. Примерно раз в пять лет он приезжал в наш банк на своем бронированном лимузине с кучей вооруженных до зубов охранников и эскортных девиц, и я открывал ему двери, склоняясь перед ним чуть не до самого пола. Так нас учили уважать клиентов, и я следовал рекомендациям учредителей банка. Его многочисленная свита ждала снаружи, а он и я спускались по узкому, ужасно низкому коридору, иногда пригибая голову, в нашу сокровищницу чужих секретов. Наши взгляды никогда не пересекались, но я точно знал, что это был удивительно сентиментальный и очень чуткий к чужим страданиям человек. В последний раз, когда мы виделись, он спросил у меня, как мое здоровье, так как ровно пять лет назад я позволил себе маленький чих в его присутствии.
«Вы слишком бледны, молодой человек, - добавил он тогда. – Вам нужно непременно на пару недель в Баден-Баден, ну или на худой конец на Мальдивы».
О, если бы он знал, что имеет дело с человеком, которому не каждый раз удается утолить чувство голода стаканом воды и куском хлеба. Увы, учредители нашего банка всегда экономят на жаловании своих сотрудников, которого едва хватает, чтобы сводить концы с концами.
Потом из новостей я прочитал, что его больше нет с нами, что пуля убийцы настигла его, когда он ужинал в кафе Де Флор в обществе какой-то симпатичной актрисы, запивая наисвежайшие креветки легендарным вином «Шато д'Икем» урожая 1787 года. Ох, уж эти гурманы…. Они любят умирать красиво…
Мне почему-то стало жаль его. Мне всегда жаль людей, которые уходят от нас не по своей воле. К тому же, я узнал, что этот господин был ужасно одинок и официально бездетен. В прессе уже мусолят слухи, что осиротевшие его миллиарды в швейцарских банках будут переданы Правительству, если так и не найдется законный наследник. В мире финансов нет дела до порядочности. Ничейные деньги быстро находят нового хозяина.
«Также они поступят и с его тайной!» – возмутился я тогда. – Присвоят чужое и извлекут выгоду».
Мне всегда казалось, что я чем-то обязан этому человеку. Он не хотел огласки, и я, как молчаливый невольный свидетель всех этих нечастных приходов, мог вернуть ему долг. К тому же, меня влекло любопытство. Выждав удачный момент, я почти на цыпочках зашел в камеру хранения и нашел его ячейку за номером …. У меня был дубликат ключа. Учредители банка совершают ошибку, храня дубликаты в доступности своих служащих. Я помню, как руки мои тряслись, когда щелкнул затвор из высокопрочной стали, как скрипнула дверца ячейки, и как развязался сам собой бантик, и шелест бумаги в тишине глухой ночи накалил мои и без того гудящие нервы. Что там было внутри? Какое откровение ждало меня в столь поздний час? Любовные письма без адресата? Забытое всем и опасное до своего часа завещание? Нет, нет.. только старая, помутневшая от времени черно-белая фотография незнакомки предстала моему пугливому взору.
Я вздрогнул и замер, едва улавливая, как вопиющий голос почившего клиента гудит в моей раскалывающейся голове, ревнуя к своей страшной тайне…
«Она молода и талантлива. За уставшим взглядом я чувствую адреналин, а значит, она может взорваться. Взрыв и экстаз… Горько-сладкий, неповторимый экстаз. Такое бывает раз в жизни. Я ставлю последние деньги и поднимаю руки к небу.
Она непредсказуема и опасна, как «черная лошадка» на ипподроме жизни.
Бежит по волнам, с развевающейся русой гривой, отстраняя голову от встречного ветра. Бежит так рьяно, уверенно и свободно. Будто наездник, невидимый и хмельной, безжалостно вкалывает свои острые шпоры в ее блестящие от пота бока, и в сумасшедшей улыбке готовится выпасть из седла почти на финише, почти счастливым.
Открытый лоб и конечно брови, слегка изогнутые в задумчивом удивлении. Она ранима, очень ранима, это ее слабость. О которой знает этот чертов наездник.
Он хорошо изучил ее, и даже эту легкую на первый взгляд недоступность. Мужчины таких побаиваются, обычно подходят осторожно, на ощупь, а если некоторым из них удается овладеть ей, то несколько дней ходят щеголем.
Несомненно, у нее красивая грудь. К такой груди хочется припасть губами и ребенком жадно и инстинктивно всасывать чудесную сочность нежности. Я так и делаю, мысленно, иллюзорно, со слезами умиления…
Шепот почившего стих. Холодный липкий пот покрыл мою спину. Я все еще стоял и дрожал, как осиновый лист на осеннем ветру, всматриваясь в лицо незнакомки… Эта женщина, должно быть, была очень дорога ему. Возможно, они были знакомы, и там было какое-то чувство, и даже больше - между ними могла быть любовная близость, и, скорее всего, да этому нельзя сомневаться, эта женщина была беременной от него, ожидая долгожданного и единственного сына. Многие странные мысли мелькали у меня в больной голове, и я вдруг заплакал, потому что узнал в незнакомке лицо своей бедной матери…