Она приходила всегда неожиданно, но чтобы это случилось и случилось быстрее, чем никогда, нужно всегда ожидать её прихода. Василий это и делал. При этом терпел абсолютно всё. Даже красивый, наверняка красивый, хоть его никто и не видел, поводок. Ведёт он себя этот поводок весьма различно и его поведение, словно голова от шеи зависимо. Иногда поводок ожидания слегка отпускается, его можно даже слегка забыть. Например, разрешается сходить иногда на работу или погулять, но не более того.
Работа очень не любит, когда на неё ходят иногда, она всегда требует постоянства, то есть, привыкший к ожиданию и неожиданному приходу, никогда никакое другое постоянство не выдержит. Бывает хорошая работа, такая, на которой нужно носить мешки, и как бы ты не уставал, но мешки совсем не мешают думать о том, что ты должен ждать. Гораздо хуже положение с работой, которая требует от тебя загруженной головы и дополнительных усилий по её периодической выгрузке в виде готовых и не очень готовых, но продуктивных решений и идей. Такая работа самая страшная, нельзя выдавать идеи, на которые тебе наплевать. Раз другой плюнешь, и голова просто отказывается выдавать решения и идеи. Проси, не проси, сиди, не сиди – бесполезно, она не выдаст.
За тобой тут же это заметят и скажут или выдавай срочно чего-то новенькое или сваливай в другое место. Куда же свалишь, если везде одно и тоже. Самые страшные казусы могут начаться, если от вас потребуют на работе такую жуткую несуразицу, как креатив. Вы толком-то и перевода не знаете этого слова, зато вычитывали его неоднократно в характеристиках своих и чужих секретарш, причём, сколько бы их не сменилось по различным причинам, но у всех был, как положительный момент отмечен именно креатив. Закрадывается подозрение, что все уволенные и не только секретарши этим самым креативом как раз и обладали.
Работа при постоянном ожидании не должна захватывать вас полностью, никак, ни коим образом. Поводку, а на самом деле, мы знаем, чей это поводок, это очень не нравится. Это таким образом, укорачивая поводок, ожидание всячески вашим отлучкам сопротивляется. Оно по своей природе очень вещь конкретная и прагматичная, всегда точно знает, чего хочет и сколько времени вам на это отводится. При малейшей задержке возникает как из воздуха всё тот же поводок и тянет назад, домой, чтобы ждать, ждать и ждать.
Он очень прочный, гораздо прочнее, чем шея, но сильно его натягивать нельзя, не из-за шеи. Любой бы с радостью от неё отказался, от своей шеи, если бы хоть одно мгновение после этого мог бы её видеть. Василий даже читал специальные сочинения на эту тему, - может ли голова отдельно от туловища, хоть какое-то время жить. По некоторым данным, в основном, французским, голова действительно могла после её отрубания, говорить, улыбаться, проклинать. Поверить в это трудно, но с другой стороны у кого ещё такой большой опыт рубки голов, как не у французов, такой технически совершенный и быстрый.
Петр Алексеевич, тоже мог бы прояснить этот вопрос, но, сколько Василий ни смотрел об этом во всяких источниках – нигде ничего не попадалось. Со стрельцами и боярами Пётр Алексеевич ругался всегда до и в самый момент, а вот после смерти ни с кем из обезглавленных бесед не имел. Уж на что была красавица шведская говорлива, но и та, когда царь её голову держал за волосы, ничего ему не сказала, даже когда он её в губки ещё тёплые целовал, кому надо объяснять, как красавицы любят поговорить, но ведь не сказала.
Но что это вдруг произошло, шаги, легкий шелест, на всякий случай я вас провожу, вдруг это она, вы уж не обижайтесь на Василия.