Как-то случайно купила на распродаже книгу Хаббарда «Дианетика». Книга прекрасная, но как только Хаббард заработал на ней первый миллион, судьба книги была предрешена. Сделать Библию из какого-либо печатного труда еще никому не удавалось. И не удастся.
Хаббард «инграммами» называет состояния боли, пережитые субъектом, начиная с момента зачатия, и я согласна с ним, только это не состояния физической боли, а состояния унижения. Что – боль! Наоборот, когда она вдруг появляется, у человека включается мощный инстинкт самосохранения и он делает иногда немыслимые вещи, чтобы спастись, если не находится, конечно, в шоковом состоянии. Энергия жизни, бывает, напрямую подключается.
Но наш прекрасный мозг совершенно не приспособлен к состоянию унижения своего владельца (не мазохиста, конечно. Ведь извращается ВСЁ!) Он просто ломается, выходит из строя… Включаются многочисленные паразитные вирусные программы, которые на всю жизнь обеспечивают хозяина многочисленными неврозами, если не психозами. Здесь и фобии и многим не понаслышке знакомые панические атаки.
Не зря каждое из унижений человек представляет, как бездонную пропасть. И дна не видать – до самой смерти! Убивают и насилуют (на всех уровнях!) те, кто был когда-то унижен и не смог ответить – сразу. Убийства и насилия – ритуальные замещения унижения. И не важно, что субъект сменился. Да хоть бы и умер!
Попробую вспомнить включение в мой мозг первой «вирусной» программы.
Я живу у бабушки в маленькой деревеньке, которая, кстати, очень неудачно была расположена – рядом не было ни речки, ни озера. Купаться мы ходили на полузаросшие болотными травами торфяники. Мои отец и мать из нищей, забытой Богом деревни – вырвались, они жили в областном городе на частной квартире, где детей не жаловали.
Мне – около 5 лет.
Мы с детьми играем на сплошной зеленой лужайке возле дома. Из города приезжает моя тетка Зоя и протягивает мне КРАСНЫЙ ВОЗДУШНЫЙ ШАР. Никогда еще не видела. Абсолютная, непостижимая красота… Я бы сказала, его полная уместность в небе. Мир дрогнул и стал совершенно другим: одновременно приобрел объем и странно сузился. Остались только изумрудная зелень травы, чистая густая синева неба – и как бы нехотя отлетающий от рук, тяжелый и одновременно невесомый полыхающий алый шар. Из другой галактики. Все дети просто завизжали от восторга. Чувство абсолютного обладания и абсолютного счастья.
Сережка Колобов. До сих пор помню этого мальчишку – рыжий, веснушчатый, противный. Он с размаху ударил по немыслимому чуду игрушечным мотоциклом, или мотоциклетом, как тогда говорили. И мгновенный переход – от абсолютного счастья к абсолютному горю. Этого не может быть! Не должно быть такой хрупкой красоты в мире! Это была первая смерть, которую я осознала в своей жизни. «Умер» для меня значило – лопнул, как воздушный шарик. Был, летал, светился – и нет ничего. Сморщенная оболочка не имеет ведь к воздушному шару никакого отношения, не правда ли?
Желание иметь воздушный шар стало моей чуть ли не навязчивой идеей. Уже осенью, в детсадовской группе, куда я пришла перед школой (моим родителям дали в городе комнату в коммуналке) я разговорилась с крупной белокурой девочкой Олей Шошиной, и она небрежно сказала мне: «Да у меня их полно, воздушных шаров! И синих, и красных, и зеленых! Могу принести!» Каждый день дрожащим голосом я ее спрашивала: «Принесла?» В ответ – или забыла, или не нашла.
Я хитроумно выведала, где она живет (многоэтажный краснокирпичный дом напротив) и вечером ПЕРЕШЛА ДОРОГУ (строжайше запрещено!) До сих пор могу вспомнить, как заходилось от страха и волнения мое маленькое бедное сердце. Нашла нужную квартиру, позвонила в дверь. Оля в черном пальто стояла, совершенно ошарашенная, в коридоре. Они с матерью куда-то собирались. Мать мгновенно выставила меня на улицу. А был ли шарик?
Почему мне родители сразу не купили другой шар, вместо лопнувшего, до сих пор не понимаю. Может быть, тогда я бы уже в детстве поняла, что такое – Воскресение. Помню еще, как через какое-то время (не через годы ли?) я лениво играла в комнате с синим воздушным шаром, который уныло перелетал с дивана на кровать и обратно. Я уже знала, что воскресения не бывает…