В этот раз, по сменному графику, Чугунову предстояла работа через восемь часов. Он должен был выходить на работу в ночь. Ему нужно было собраться с силами. Поэтому, сразу после ужина он лёг отдыхать. Валентинка спала. Нелечка, кое-что собрала ему на ночь и завернула с собой. Он обычно не ходил по ночам в столовую, а перекусывал прямо на рабочем месте – экономил время. Сейчас он уже крепко спал, а Нелечка, потушив свет, пристроилась с Валентинкой на другую кровать.
Была половина одиннадцатого, когда громко затрещал будильник. Чугунов немедленно встал, словно по тревоге, и умылся. Нелечка подогрела ему чай, приготовила бутерброды и подала на стол. Вскоре он поел и ушёл на смену.
Валентинка тоже проснулась и Нелечка пустила её на пол, играть и ползать перед сном. Перестирала с мылом замаранные колготки, пелёнки, тряпочки и развесила их на ночь в общей сушилке рядом с общей душевой на их этаже. Затем пристроила Валентинку на кровать с панцирной сеткой и убаюкала, покачиваясь вместе с ней.
Когда дочь вновь уснула, надув пухлые щёчки и нежно, еле слышно задышала, Нелечка поцеловала эту щёчку, затем встала и подсела к столу. Она с нетерпением ожидала этого момента, и потому склонилась над книжкой с трепетной радостью и большим желанием.
Все свои вопросы она аккуратно вписала в тетрадку в виде сносок ещё накануне днём, оставляя после каждой сноски несколько строк для ответа; и теперь с наслаждением предалась чтению.
Когда мы читаем с такой радостью и воодушевлением, мы очень хорошо всё запоминаем, а если при этом мы чётко осознаём, что читаем Священное писание, то сила нашего интеллекта ещё более возрастает, и мы начинаем понимать то, что при обычном чтении осталось бы для нас недоступным.
Так и Неля! Никаких вопросов не возникало, а сложные мысли воспринимались ею философски, как само собой разумеющиеся. Неличка читала так, как будто она уже читала это раньше, а теперь просто перечитывала, повторяя и закрепляя пройденное. За несколько ночных часов она успела прочесть более половины Нового завета; перечитала несколько раз всю родословную Иисуса Христа, понимая, что знание незнакомых библейских имён ей очень пригодится в дальнейшем. Потом вдруг стала возвращаться к любимым местам, появившимся в ходе чтения, и повторяла-повторяла, то молитву Христа «Отче наш», то оживление Лазаря, то крещение Иисуса Христа духом святым, то все его исцеления и многие другие чудеса.
В школе Нелечка училась хорошо и собиралась учиться дальше, но едва успела получить «Аттестат зрелости», как вдруг почувствовала себя взрослой и зрелой. Всё так неожиданно закружилось и оборвалось в её жизни; казалось – навсегда. Но радость познания, дремавшая где-то в глубине души, теперь, при чтении Нового Завета снова ожила в ней и вновь захватила её.
Спать в эту ночь Неличка не ложилась. К утру, она спрятала книжку, тетрадку, сходила в сушилку, сняла высохшие пелёнки, приготовила завтрак мужу и прилегла с Валентинкой отдохнуть, пока та не проснулась.
А Чугунов, на эту ночную смену, как всегда, пришёл пораньше помочь сменщику закончить последний вагон, освободить для себя гидроснижатель и приступить к работе. Однако когда он пришёл в цех, то встретил предыдущую смену в раздевалке. Мужики ругались, так как почти полсмены не было света, и весь вечер пошёл насмарку. В цеху, на загрузке, он увидел Мишку Мёрзлого, который уже орудовал большим ломом. Мишка захватил пустой вагон зубом цепного конвейера и вёз его к себе, предварительно состыковав с рельсами обгонного пути рельсы трансбордера. По-существу эти вагоны были тяжёлые вагонетки (2-3 тонны), которые загоняли в длинную газовую печь для обжига абразивных кругов после их формовки и предварительной сушки.
Вагон был неисправный. В печи пригорели подшипники, и одно колесо не катилось, а юзило по рельсу. Чугунов немедленно взял лом и начал помогать Мёрзлому. Ставить на снижатель такой вагон было нельзя, но Мишка понадеялся на силу и они, вдвоём с Чугуновым, орудуя длинными, толстыми ломами с плоскими заострениями на конце, сорвали-таки пригоревший подшипник. Колесо провернулось раз другой, что-то в нём хрустнуло, и вагон, загоняемый на трансбордер, легко покатился по рельсам. Они вернулись на обгонный путь и, так же, орудуя в два лома, закатили на трансбордер другой вагон, а затем развезли их на снижатель Мёрзлого и снижатель Чугунова. Закатили себе с цепного конвейера по четыре подвесных этажерки с коленвальными абразивными кругами для КАМАЗа, и, всё так же молча, первыми приступили к сборке вагонов.
Когда началось их официальное рабочее время, они уже собирали шапки (верхи) своих вагонов. Всё шло, как обычно в ночную смену, но перед самым перерывом на ночной обед во время сборки третьего вагона у Мёрзлого завис гидроподъёмник, видно что-то с клапаном. Мишка включил тумблер вызова электрика на стойке подвесного цепного конвейера и занялся вспомогательной, второстепенной работой.
«Теперь придётся ждать, – думал он, – Или сходить на обед?» Он посмотрел на Чугуна, который укладывал круг на круг с прослойкой огнеупорной глиняной крошки. «Успевает! – с раздражением подумал Мёрзлый, негласно соревнуясь с ним. – И куда ему столько? Работает-работает, а жена ободранная ходит. Подлец! Я бы её, как конфетку!…»
Мишка опять задумался, фантазируя, как бы он стал заботиться о Чугуновской жене, если бы она принадлежала ему. Эта женщина не переставала его волновать, потому что подходила для него больше, чем для Чугунова. Она была тиха, податлива, внимательна и терпелива, что Чугуну совсем не нужно было. Он всё делал сам, ни о чём её не спрашивал и не заботился о своих интимных проблемах, которых у него с женщинами видно не было.
Другое дело Мишка. Несмотря на свой внушительный вид, он был кроток в постели, как ягнёнок. Долго нежился, ласкался и всё ждал, когда ему помогут. Хорошая женщина помогала ему, и Мишка сразу же превращался в гиганта. Ещё в ранней молодости бойкие, нетерпеливые чужие женщины разочаровали его, обидели насмешками и разозлили. Поэтому, когда он встречал таких, пристающих к нему, он закипал от бешенства и грубил им. Теперь же он опять вспоминал, как счастлив был с той единственной тихой хорошей женщиной, которую у него отобрали суды.
Мёрзлый тяжело вздохнул. Посмотрел на тумблер электрика. Лампочка вызова всё так же горела.
«Наверное ушли на обед, архаровцы; или сидят, пьют – кайф ловят!» – с обидой думал он.
В это время его снижатель стал опускаться.
– Эй! Кто там? – радостно заорал Мишка в подвал, откинув металлическую шторку возле вагона.
– Поработай! Поработай маненько! – раздалось в ответ.
Мёрзлый сделал вверх-вниз и остался доволен.
– Хорош! Всё путём! – крикнул он. Потом громыхнул шторкой-рифленкой, бросив её на место и вновь начал бегом топтаться вокруг вагона, удвоив усилия и скорость.
Нужно было «обжать» Чугуна и выкатить третий вагон. Но тот посмотрел на Мёрзлого и тоже прибавил скорость. У него тоже был третий вагон, но уже четвёртый ярус. Мишка зло сплюнул, у него был только третий ярус.
Через некоторое время из подвала появился электрик – Федорыч. Мишка обрадовался:
– Это ты, Федорыч? Что там было?
– Сгорела катушка клапана, Миш. Но я тебе новую нашёл-поставил, работай теперь и будь спок!
Мужики любили Федорыча за его исполнительность и готовность найти и устранить неполадок немедленно. Все хотели работать с ним в одной смене. Он один обладал феноменальной способностью никогда не пьянеть. А электрики даже поговаривали, что он вообще не пьёт. Ну, это уж дудки! Её, родимую, все жрут!
– Тебя к нам надолго? – спросил Мёрзлый, продолжая быстро суетиться, – Ты ж вчера с четырёх!.
– Не-а! Сегодня тока, – ответил Федорыч, – Славикина жена позвонила – заболел чем-то.
– Заложил, наверное, за воротник! – усмехнулся Мишка, завершая четвёртый ярус.
Федорыч отключил сигнальный тумблер.
– Не знаю! – ответил он, уходя.
Чугунов выкатил свой вагон и пошёл за трансбордером.
Мёрзлый закончил шапку, поднял вагон до совпадения рельсов, и с большим трудом выкатил его. Ожидая Чугунова с трансбордером, прислонился к металлической стойке.
Пришли работяги из столовой и остановились возле него покурить. Макарыч, которого за его лёгкую картавость в шутку звали Ма-арычем, кивнул на Чугунова:
– Умный мужик! Пашет-пашет…, а сам помалкивает себе на уме. Я слышал, он такую кралю себе оторвал?
Работяги угрюмо молчали.
– А теперь на машину копит?
– Копит, насильник хренов! – презрительно процедил Мёрзлый, – А краля ободранная ходит.
Когда Чугунов подъехал на громоздком и неторопливом трансбордере и состыковался с рельсами Мёрзлого, все стояли и враждебно смотрели на него с молчаливой злобой. Мишка легко подхватил здоровенный лом, поднимая руку чуть выше обычного. Получилось угрожающе. Чугунов вздрогнул и выпучил глаза на Мёрзлого. Работяги зло рассмеялись. Однако Мишка со всего маху, привычно воткнул лом под колесо вагона и начал действовать, пытаясь стронуть его с места. Но под гружёным вагоном пригоревшее колесо опять заклинило, и Мишке не удавалось провернуть его. Подошёл Чугунов и воткнул свой лом под второе колесо. Вместе у них кое-как стало получаться, но колесо через каждые пол-оборота застревало.
Подошла технолог Аллочка Шевелёва и полюбовалась их богатырскими спинами…. Все рабочие сразу разошлись по своим местам. Когда «соседи» установили вагон на трансбордере, Аллочка спокойно заметила, что без графитовой смазки, такой вагон нельзя загонять в печь. Потом вынула из кармана курточки мелок, поставила на больное колесо крестик, и ушла. "Соседи" продвинули трансбордер к снижателю Чугунова, сняли с него ещё один вагон и, зайдя на ходовую площадку трансбордера, поехали распределять их по печам.
У ходовой лебедки трансбордера большое передаточное число и потому он передвигался по цеху, как черепаха. Как бы от нечего делать Мишка вдруг сказал:
– Продай мне её!
– Чего тебе продать? – не понял Чугунок.
– Нельку свою продай! – брякнул Мишка.
– Ты чё? Обалдел што-ли? – выпучил на него глаза Чугунок, – Кто ж тебе свою жену-то продаст? У тя чё, крыша поехала?
– Ты не дёргайся! – сдержанно ответил Мёрзлый, – Какая, мать твою за ногу, крыша? Я дело говорю, - продолжал Мишка, - Мы что, не слышим, как ты её каждый день драишь? Убьёшь, тебе хана! А у меня бабки есть, да и у корешей должок…. Тебе на машину хватит! А с машиной ты любую девку подцепишь – чай сама даст!
«Ну и морда! – размышлял Чугунов, – думает, я её гоняю, а она просто вся порченная».
Пришёл «сын степей», как звали улыбчивого и контактного слесаря казаха. Его прислала Аллочка. Спросил, на какую печь пойдёт больной вагон – ему показали. Он ушёл за инструментом.
– Ну, ты чего молчишь? – нетерпеливо повторил свой вопрос Мёрзлый.
– Да пошёл ты!… – зло бросил Чугунок, – Кончай издеваться! И без тебя тошно.
Мёрзлый вплотную к нему приблизился и, зло глядя в глаза, прошептал:
– Ты, трусливая собака, если хочешь жить, не залупайся! Понял!?
Чугунов смотрел на него, молча, не сводил глаз, и крепко держался за лом. Наконец вздохнул и ответил сдержанно:
– Она моя жена. Ты што, ещё не усёк?
Когда он утром пришёл домой, как всегда голодный, хмурый и злой: усталый мозг сверлила дурацкое предложение Мёрзлого: «Ещё чё удумал, – соображал он, – Продай мне её!»
Эта фраза колом стояла в мозгу, не отпуская его ни на минуту. И вдруг он понял, что Мёрзлый положил глаз на его Нельку, и теперь копает под неё. Ревнивая ярость оглушила Чугунова. Он впервые стал осознавать, что не продаст её ни за какие деньги! И никакой другой «девки» ему просто не понадобится.
Поел, посмотрел на жену занятую уборкой со стола, на её нежные, волнующие движения и вдруг притянул её к себе, торопливо срывая с неё одежду. Неличка слабо охнула и привычно подчинилась. Что делать? Другого выражения чувств Чугунов просто не знал. Но и на этот раз он, как только оголил её – всё вспомнил, и опять долго поглаживал её, раздвигая упругие складки и испытывая неожиданное наслаждение от своих неуклюжих ласк.
Когда он поднялся, Нелечка продолжала лежать на спине, переживая и страх, и боль, и то, что успокаивало её. Чугунов ел, а она смотрела на него и размышляла, высчитывала сменный график его работ. А когда он, наевшись, уснул, поднялась, сняла со стенки календарь и склонилась над ним, сверяя дни недели с графиком его выходов.
Получалось, что на воскресное собрание она могла попасть только через две недели. Это конечно долго ждать. Но в Новом завете, на специальном листике для адресов, были написаны чернилами и другие дни – среда и суббота. В среду поздно вечером, а в субботу пораньше – почти днём, но зимой в пять часов будет конечно темно. Однако попытаться можно.
Продолжение: http://www.proza.ru/2008/10/18/618