Запись- воспоминание из "Евпаторийских тетрадей"( исправленная и дополненная в сент. 2010г)
***
...Июль 2006г. После года болезни, начав ходить не только в пределах квартиры, но даже сидеть - не дольше 15-20 мин., -
я в Евпатории. Поезд неожиданно оказался для меня самым замечательным средством передвижения - с его плоскими, вполне ортопедическими полками...
Пытаюсь плаванием укрепить позвоночник и ослабевшую левую ногу. Все мои бесчисленные травмы привели меня к этой грустной картинке, что так четко когда-то нарисовалась пророчеством
на 5-м курсе института.
До следующего скорого моего приезда сюда и следующего несчастья остаётся около 3-х месяцев.
...Солнце, – обжигающее, с горячим ветром а-ля мистраль...
Ещё 2 года назад жара в Крыму – для меня кайф, растворение, и никаких шляп, - они скапливаются в московском шкафу, потом куда-то исчезают, за исключением избранных, любимых..., лишь гавайская складная - подарок дочери, берётся на юг, но не выдерживает ветра, парусит, летит, и вот снова покупаешь очередную соломенную шляпку, надеваешь раз-другой и увозишь в Москву, и в который раз не берешь с собой – вечно им не хватает места в чемодане...
Теперь же очередная соломенная шляпка сразу и привычно осела на голове, не сдувается ветром, – и ты понимаешь, что, как ни удивительно, нежданно-негаданно за один год ты стала не старой ещё, но - дамой 61 года от роду, плохо переносящей жару, да ещё со своим слабо держащим позвоночником и тщательно скрываемой слабостью в ноге, медленной "деланной" походкой на фоне привычной уже боли.
И это - после моего всегда широкого шага, стремительности ходьбы, вызывающей протесты спутниц – приятельниц...
- "Мы гуляем или опаздываем?," – вопрошала всегда Аллка (моя московская соседка - приятельница, бывшая одесситка, - хотя, как можно стать бывшей одесситкой? Нонсенс),
– "Да не могу я тащиться, меня при твоём темпе качает в стороны, как на палубе," – отвечаю, - и так оно и было.
И вот не качает, иду медленно, "держа спину", глядя вниз, а не вперёд, любая неровность опасна нарушением хрупкого равновесия в позвоночнике, болью, которая заставит снова вылёживаться.
Итак, шляпа, замедленное движение, замедленное мышление – отсутствие желаний, хотения чего-нибудь, не говоря уже о ком -нибудь...
Когда-то я задумывалась, - интересно, а что будет, когда в 2000 году мне исполнится пятьдесят пять? Не могла представить ни этот фантастический год, ни этот фантастический возраст.
Все оказалось не так страшно, я оставалась молодой, и не только внутренне...
Обламываться я начала в пятьдесят восемь, и пошло-поехало одно за другим... Почему, отчего,- знаю, но не скажу, а для чего, зачем, – это в процессе обдумывания, но уже почти понятно...
Я свыклась с одиночеством не настолько, чтобы любить его и лелеять, однако достаточно, чтобы с большим трудом переносить рядом чужеродность, маломыслие, временно принимающие сближающие окраски и оттого особенно действующие на нервы при линьке...
Сейчас (в эти дни)- полнолуние, и мне нехорошо. Дважды приснилась мама: в первом сне мы как-то привычно ругались, во втором – через 2-3 дня – наоборот, что-то делали вместе, помогая друг другу – оба сна не оставили тяжести на душе – впервые.
А сегодня снова приснился Серёжа – мой однокурсник, мой необъявленный друг, обоюдно неугаданная нами любовь, приснился, как и раньше,- в сумраке вечера-ночи – разговоры, какое-то глубинное понимание, объяснения, надежды, прощание...
В этот раз я быстро уходила от его дома, рядом с которым мы беседовали, но отчего-то возвращалась – он ждал, мы продолжали говорить – и так два или три раза, а потом незаметно подошла его жена - (давным-давно вдова), привычно, по-хозяйски, взяла его под руку, и с места в карьер я изменила и тему разговора и интонации на лёгкие, иронично-отстранённо-дружеские,- те, что были приняты в наши студенческие годы, - перевоплотилась мгновенно...
Всё то же в разных вариантах. И сейчас, когда его давно нет, она держит его на привязи, которую он несколько раз пытался оборвать, но она не пускала, и тогда он ушёл в тридцать два года насовсем и навсегда в неизвестное... А ей сейчас шестьдесят три, она жива, здорова, но и там держит его...
Редкий сон, когда нам с Серёжей удаётся поговорить без её последующего присоединения или ощущения её скорого в нём присутствия. И хотя это так странно и тягостно, но просыпаюсь счастливой, что повидалась, поговорила с ним, как никогда при жизни не получалось...
[13.07.2006]
Завтра моей девочке тридцать один год – надо же! 14 июля. Сегодня они с малышкой( моей внучке 7 лет) поехали в Париж. Поездом из Штудгарта до Страсбурга около шести часов.
Там они остановятся у школьной Дашиной прдруги Анны.
Это ей пришла в голову замечательная идея - отметить день рождения подруги и день взятия Бастилии тамошними фейерверками!
...Высокая, темноволосая, малоулыбчивая девочка была всегда резковатой, без сантиментов... Но у моей дочери все подруги очень разные, – и с каждой ей интересно, каждую она понимает и любит по-своему, тем более, что общение ненавязчиво – все разбросаны по Европе, и оно вполне осуществимо, хотя бы издерка, ну и интернет выручает, отсеивает мелочевку, обязывает быть информативно-интересными, привлекательными для общения. Расстояния – великая вещь, особенно при хороших средствах связи.
Анна в Париже уже около семи лет, если не ошибаюсь, и недавно, можно сказать, укоренилась – работа, квартира, независимость, свободные планы о расширении пространства – ей хочется пожить -поработать ещё и в Испании. О создании семьи не думает и правильно делает. Этот счастливый кошмар – чем позже, тем лучше.
А с бойфрендом у нее все в порядке. Теперь она командует парадом... И как я рада, что прежний ужас её позади...
Помню её в Москве восемь лет назад, когда она пришла ко мне на приём. У неё была такая жуткая депрессия, что я боялась, дело кончится психушкой – она была..., нет,- её фактически не было. Несчастная любовь... Лишь отчасти мне удалось ей помочь...
Через год она уехала доучиваться во Францию.
И сейчас девочка в полном порядке, и ни одна сволочь больше не выбьет её из седла. Я уверена.
Семья. Что это? Варианты человеческих сообществ в миниатюре: империя и колония, "союз нерушимый республик свободных", объединённая Европа, США, Каталония в Испании и баски, баски... Споры, драки, примирения, уверения, пакты о ненападении...,- война и мир в одном флаконе... Установленное лидерство, оспариваемое лидерство, подчинённость, предательство, шпионаж, разрыв дипломатических отношений...
И рядом или периферийно – с трудом находящие ориентиры закомплексованные, запуганные или разболтанные, задаренные дети – метисы,- непредсказуемые существа со своим скрытым внутренним миром, внимательно наблюдающие за родителями..., – чью сторону они примут?
Или отторгнут обе и уйдут в сторону, образуя новые нестойкие или прочные союзы неравенств?
Семья – хронические компромиссы, притворство, ломки одного, упёртая "правота" другого, утомляющие и рождающие тоску у обоих... И принадлежность, собственность – вечно жуткая мышеловка, уютно - привычная даже без сыра.
15.07.06.
Вчера отметили с Розой( единственно выжившей из бывших маминых приятельниц евпаторийского прошлого) день рождения моей дочери. Дыней!
Через три месяца Розе будет восемьдесят лет, наверняка будет. Она слаба, жалеет себя одинокую, старается не думать, но думает, куда же ей деваться? Мне ли не понимать?...
Двигается вполне бодро, когда хочет, регулярно посещает поликлинику и заигрывает со своим массажистом. Разум её ясен, помнит все... Обогатила мои воспоминания кучей паскудных подробностей о бывших подругах и их семействах...
И я снова ощутила себя отдельной от всех окружающих, как раньше в юности, так и сейчас, – ничего не изменилось, по-прежнему не хочу видеть грязь, и никогда не буду писать о том, чего не видела, не хотела видеть и знать. Это мои воспоминания, и собирать, дополнять их фактами, мне тогда неведомыми, просто не хочу. Не моё это. Останусь уж романтиком навсегда, измениться я не смогу, по-прежнему не умея упиваться чужими страстями...
Роза со своим чутьем тут же уловила, что мне это не нужно, слегка надулась и спросила,- напишу ли я о ней когда – нибудь, и что именно? Мой ответ был уклончивым, тогда я и не думала , что напишу о ней хоть пару слов. Я могу писать только о безусловно живых или давно ушедших,- из своей жизни, или моей - окончательно... Но вышло иначе...
Как всегда, мне бесконечно не хватает в окружающих меня людях просто доброты – без сентиментальности. Всё время наоборот – глаза внимательны, пытливы, нащупывают твои слабые места - распахнутость, доверчивость, - и прикидывают, как этим воспользоваться.
И так всегда по жизни... Особенно печально это с близкими, любимыми. До поры.
До той поры, когда скрытое вдруг обнажается, выбрасывает щупальца и предает, но где-то внутри ты к этому готова, ждала, и, хоть потрясение велико, ты отражаешь удар наотмашь, тут же, – интуиция давно подготовила тебя и не подвела...
За истечением времени ты прощаешь, но уже настороже не только интуитивно. Разочарованная заранее, впрок, уже с иронией предвидения...
Боже мой, как страшны люди...
И милая старая Розочка, маленькая умница с роскошной гривой каштановых вьющихся волос, ироничная, самодостаточная, никогда не принимающая на веру ничьего мнения, сверхосторожная, –в свою жизнь не пустила ни одного мужчину, – в постель - да, но не в жизнь. Всегда одна, неистребимо кокетливая по сию пору...
И когда ей говорят об упущенных возможностях, перечисляя всех мужчин, что ухаживали за нею, она резонно заявляет с неподражаемым хохотком –« Ну и зачем мне было выходить замуж за того или другого? Ведь они все давно умерли, а я жива( с гордостью), - какой смысл? Ещё и хоронить пришлось бы! А как намучилась бы с ним за жизнь!» – брезгливо фыркает Розочка, -
«И совсем неизвестно, прожила бы так долго сама...», - добавляет в задумчивости...
Розочка, трогательная в своей старости, остается эгоистичной и жестокой, и, вспоминая о приятельницах, выбирает тёмную сторону луны,- вероятно, она кажется ей забавней, о светлой – ни слова. Ни одного... Только о моей маме – тепло, но вскользь, успевая и здесь пополнить мою информацию о маминой личной жизни, о которой я знаю, но не до такой степени... И я останавливаю её вопросом, волнующим меня,- "А мама хоть когда-нибудь говорила с вами обо мне, своей дочери?" - "Нет",- холодно и спокойно отвечает Роза, глядя на меня в упор уже не прищуренным, как обычно, но жёстким прямым взглядом. И я ей верю.
И слегка теряюсь в оценках, уходя от неё. С одной стороны, сохраняя к ней жалость и нежность, с другой – понимая, что люди не меняются, и с возрастом не всегда добреют и мудреют, даже сохраняя разум...Скорее наоборот, все отрицательное становится менее завуалированным.
Все они,- "женщины города моего детства", были на редкость разнообразными...
И Розочка, и Ирина, и Софья Ивановна, и Лиля, и даже моя собственная мама, - но, несмотря на кажущуюся диаметральность – это всё же женщины одного уровня,- каждая со своими отличительными знаками, каждая – неординарная личность, каждая – особенная и привлекательная по-своему...
И тем не менее все они,- женщины моего детства и юности, – поверхностно образованные, по-разному начитанные, с различными темпераментами, степенью ревности, зависти, внимательным слежением друг за другом, - чем-то похожи.
Это палитра одного художника или, может быть, одного художественного направления...
И сюда никак не вписываются старые девы - сёстры Жмудские -Шарлотта и Ева, лишённые суетных желаний, смотрящие сверху на весь этот муравейник страстей: Ева – с брезгливостью, Шарлотта – с удивительным мудрым терпением и мягкой иронией.
Дамы бегали к ней за советами, и каждая получала тот, что хотела. Думаю, Шарлотта не принимала их всерьёз – маме она советовала смотреть на жизнь не как на оперу, а как на оперетту... Розочке говорила, что очень ошибочно воспринимать противоположный пол, как особенный и сильный, наоборот – им следует делать скидку..., мне – в подростковых переживаниях своей полноты тут же приводилась утешающая французская фраза по поводу "ложной" то ли полноты, то ли худобы, точно не помню, но смысл её был в том, что в одежде я кажусь худенькой, а раздеваясь – приятно упитанной, и в этом-то заключается воплощённая мечта – французский шик! ["Девушка должна быть тоненькая снаружи и приятно упитанная внутри"]...
Все свои беды, нелады с мамой я могла доверить только Шарлотте. Не помню, чтобы она советовала мне что-то кардинальное, но она "гасила" меня, причём без остаточной моей досады неудовлетворения, недопонятости. Она понимала все, но, будучи дипломатом высочайшей пробы, умела вытянуть позитивные для меня мотивы маминого поведения, успокоить и примирить с ними. Наверное, отчасти благодаря ей, я так долго думала, что любима, доверяла, и не могла освободиться от обманных материнских чар... Понадобилось больше десяти лет после маминой смерти, чтобы до меня наконец дошло, какую несущественную роль я играла в её жизни, если не считать досадных вынужденных хлопот, которых требует любой ребенок...
Но сейчас это уже не вызывает той печали.
Мы все вольны любить и не любить. Тут не может быть обязательств.
Иногда достаточно любить самой. Куда хуже быть любимой, не любя...