Автобиографические заметки
Ходу, думушки резвые, ходу!
Слово, строченьки милые, слово!
В первый раз получил я свободу
По указу от тридцать восьмого…
В.С.Высоцкий.
А я - от тридцать седьмого. Родился в Полтаве. Отца не помню по малости лет, его у меня нагло отняли, остался только затертый носовой платок - он и сейчас есть – не знаю, как мамочка его получила - с дрожаще вышитой надписью – …Дорогому сыночку от несчастного папочки… – как мог быть врагом народа зубной техник, спросите у нынешних. Но не ответят, они гордятся этим.
Войну пережил в той же Полтаве, видел расстрелы мирных жителей, выглядывавших из ворот, когда фашисты входили в город (сам смотрел, но чудом остался жив), пережил бомбежки, немецкие, и наши, (снарядная болванка,не помню чья, пробила нашу крышу), видел, как поджигали дома вместе с людьми, как взорвался соседний дом, в который прямиком попала бомба...
Перед уходом из города (в сорок четвертом, в сорок третьем там был на военном совещании Гитлер) они взрывали все крепкие здания, поэтому Полтава долгое время напоминала Сталинград, о чем мы тогда не подозревали.
За нашим домом через дорогу с железнодорожной колеей было именно такое, его целый день уничтожал эсэсовец в аккуратном костюме и сорочке с белым галстуком в черную крапинку - он закладывал взывчатку, включал запал и быстро уезжал на велосипеде, за которым бежала маленькая серая в белых пятнышках собачка - нужно было тотчас уходить подальше - в нашем распоряжении всего несколько минут. Обломки сыпались вокруг, но мы знали, как от них спастись…
На следующий день пришли сжечь наш дом. Облили бензином стены, зажгли огнемет – я заговорил с ними по-немецки, научился у моего приятеля штурмбаннфюрера Махтина (мне было всего 5) - эссэсовский эшелон стоял у нашего забора – от него я чаще всего слышал “Гитлер капут”…, - и тогда командир сказал - Киндер гут… Лос!...
Нашими забавами была взрывчатка – ее валялось сколько угодно – немцы оставляли заминированные детские игрушки – и много детей погибло!
Я никогда не брал ни одну из них. Среди сверстников я считался специалистом, но однажды в моих руках взорвался запал (я разряжал гранату) – красивая рифленая трубочка размером с карандаш в разноцветных косых полосках - а как остался жив и не выбило глаза (белый шрам на кисти правой руки так и остался), не понимаю и теперь).
В другой раз над моей головой взорвалась банка с порохом, которую я бросал с обрыва в речку, чтобы оглушить рыбу (пожалел вставить туда бикфордов шнур нужной длины), но беда и на этот раз обошла меня.
А еще я осторожно отпиливал ножовкой (надо знать, как безопасно близко от детонатора, а далеко – много добра пропадало) взрыватели зажигательных бомб, (их можно было найти или обменять на ведро яблок в ближайшем войсковом складе) наполненных термитом (черным или серым) - при его горении выделялся кислород, поддерживающий процесс – В.С.Высоцкий об этом говорит точно – (“…и народ зажигалки тушил, и как малая фронту подмога, мой песок и дырявый кувшин”) – ведь только так можно было погасить зажигалку – влажный песок снижал температуру и термит гас.
Если вы отпилите взрыватель, начинка (термит) становится забавной игрушкой – стоит взять ее крупинку и ударить по ней молотком на рельсе - раздается сильный почти безопасный взрыв (детям нужно пошуметь). Серый был лучше, громче взрывался и ценился больше.
Шестигранный корпус бомбы из электрона, мягкого сплава магния и алюминия пополам, ножом разрезался на тонкие стружки, которые втыкались в спички, их зажигали, бросали вверх, и какой же был яркий фейерверк в бархатной полтавской ночи!
Сейчас не понять, но тогда детских игрушек не было совсем. Без них ни один ребенок обходиться не может (он тогда вырастет неполноценным). А что было делать нам? Мы их сами делали, и это пошло нам на пользу.
Машина – нитяная катушка, на которую наматывалась резинка (не скажу какая), зафиксированная по краям двумя пуговицами. Вставлялась палочка, резинка накручивалась, и по полу такое устройство ехало не хуже, чем самые красивые детские современные машины – ведь здесь главное и самое плодотворное – фантазия ребенка и то, что он это сделал сам.
Вертолет – та же катушка с двумя вбитыми в торец патефонными иголками, на которые насаживался жестяной пропеллер с двумя дырочками, пробитыми патефонными иголками (тогда универсальный инструмент, заменяющий сверла, это была хорошо закаленная сталь Колюбакинского завода), вырезанный из консервной банки из – под американской свиной тушонки (ленд – лиз, и ничего вкуснее с тех пор я не ел, да если бы не он, я бы тогда умер с голоду).
Наша дневная норма хлеба на семью из четырех человек была 400 г., и чтобы получить ее, я, малыш, отстаивал 5 – 6 часов в длиннейшей очереди в единственный на весь наш район продуктовый магазин, до которого нужно было идти целый километр. В нем свободно не продавали ничего, кроме стоящих штабелями консервных банок с загадочной надписью СНАТКА (их никто не покупал, нужен был хлеб, и только потом мы узнали, что это было изысканнейшее крабовое мясо). Номер очереди писали чернильным карандашом на ладошке, чтобы не смыть (сутки держалось) и не подделать. Мне потом давали 200 г, другим в семье тоже надо было есть, но меня жалели. Мама два раза в год получала на паек картонные коробки с американской едой, там была тушенка, яичный порошок, жевательная резинка, шоколад… (она работала в Полтавской филармонии).
Так вот (я отвлекся), пропеллер насаживался на катушку со вставленной в дырочку палочной (фиксатор – жестяный кружок) наматывался шпагат, раскручивался, пропеллер взлетал (береги лицо) и ты в восторге бежал за ним.
Тогда мы такого слова (вертолет) не знали – это уже моя реминесценция. Оно образовано по аналогии со словом самолет, которое ввел в русский язык Виктор (он сам себя называл Велемиром) Хлебников, гениальный поэт, умерший от голода в 1922 году в дер. Санталово, Новгородской губернии....
Немногим довелось добавить новые ставшие естественными слова в русский язык. Яркие, но разные примеры - атмосфера (М.Ломоносов) и умеревший (литератор Белавец, который в самом деле к несчастью умер за завтравком, подавившись яйцом. (“пожалейте Белавеца, умеревшего от яйца…”- бесстыдная эпиграмма Корнея Чуковского, т.е. Николая Эммануиловича Корнейчукова.)
Сикорский дорабатывал свою машину, когда мы делали жестяные пропеллеры, она могла летать сначала только вверх и вниз, но он был уверен, что все получится, а потом предложил компенсировать вращающий момент несущего винта хвостовым пропеллером или противоположным вращением двух винтов. Сейчас оба его решения работают на разных конструкциях вертолетов (а зачем же его изгнали из нашей страны??).
Луки мы делали из ружейных шомполов (однажды он чудом не проткнул мне живот, вырвавшись из рук), а тетиву - из стальных многожильныхпроводов полевых телефонов.
Птиц не стреляли – я всегда относился к ним с уважением. На кончике стрелы (гладкая круглая палочка) вы закрепляете патефонную иголку острием вверх, на нее насаживаете капсюль ((его можно было легко купить, целую коробку продавали любому, там был взрыватель, может из тетрила, тетразена, стифната свинца, азида свинца (соль азотистоводородной кислоты, простите, умолкаю…)) или гексогена (результат нитрирования уротропина азотной кислотой, не удержался, больше не буду, но не все знают, что он впервые был получен в 1897 году), – сейчас не разберешь - с жевательной резинкой и стреляете в кирпичную стенку - вот хорошо! А резинки (они тогда были размером с маленькую дольку плитки нынешнего шоколада) нам давали американские летчики, совершавшие промежуточную посадку на полтавском аэродроме перед бомбежкой Италии.
Нет ничего безумнее (кроме уничтожения Дрездена), чем разрушение Римини, казалось бы бессмертного создания Джанбатисты Малатэсты…(что значит Дурная Голова). Это был дивный город, малая совершенная копия Рима (и название такое). Есть старые фотографии, но теперь здесь пустое малоинтересное место. Я к сожалению там был.
Играли в пристенок с крохоборами (и об этом знал В.С.Высоций, послушайте его песню о Киське). Вы ударяли торцом медной монеты (тогда они были крупными) в кирпичную стену, а партнер старался ее достать таким же ударом – и если вы дотягивались растопыренными пальцами пятерни до его монеты, она была ваша. А если нет, ход был партнера (вот откуда крохобор).
А еще играли так. Делась ямка в земле, вокруг которой бросали пуговицы (размер не имел значения) Ты своей пуговицей щелчком пытался чужую загнать в ямку - удавалось - она твоя! У меня и сейчас есть такие распаренные пуговицы!
Еще одна забава - стрельба спичками. Вы берете ключ от шкафа с большим полым отверстием, подбираете гвоздь, который туда входит, сгибаете его под прямым углом, плоско запиливаете торец, набиваете ключ срезанными головками спичек (они были серными), к ключу и гвоздю привязывайте бечевку, становитесь за углом (это обязательно, ключ может разорваться) и бьете им об перпендикулярную стенку. Восхитительный взрыв!
Затем наступила эпоха воздушных змеев. На Украине ветры много динамичнее, чем в наших среднерусских краях, змеи можно запускать почти ежедневно. Не забыть чувственного ощущения управления змеем, когда он парил над тобой на всю катушку (вот откуда это выражение, это была 100 метровая прочная нить №10, сейчас не все это помнят). Змеи (их мы делали из газет, а перепонки - из пластинок сухих камышовых тросточек, собранных в ближайшем пруду, а клей – растворенные в воде сухие наросты вишневого сока).
Когда змей устанавливался (он мог висеть сутками, на высоте ветер был постоянным), к нему пускали почтальйона, это была треугольная проволочная конструкция (хотите, сделаю сейчас) с роликами, парусом и кольцевым замыкающим штырем. На ней был подвешен парашют (самым хорошим был шелковый парашютик от немецких осветительных ракет). Такая штука мчалась под ветром к высокому змею, ударялся в него, замок размыкался, парашют спускался и мы бежали за ним.
Такие были игры.
Много еще чего я видел и не все забыл...
При всем ужасе происходящего не забуду ощущения вторжения (сейчас сказал бы – инопланетян), такое впечатление оставила эта, хотя бы и враждебная цивилизация. Тогда я понял, что на свете нет иных национальностей, как люди и нелюди. Я впервые увидел немецкий спрей, уничтожающий в нашей квартире мух (эсэсовцы приходили к нам, заставляя маму стирать их белье - однажды она сказала - будьте вы прокляты, и тогда один из них на чистейшем русском произнес – никогда такого не говорите, иначе вас расстреляют).
Долгое время я подбирал остатки их злокачественной деятельности – металлы, динамики, аккумуляторы, из которых извлекал цинк, нужный для моих физических опытов и понял, что правители, бросающие людей на смерть, ничем сами не рискуют, разве что жуткой смертью (Дуче и Фюрер).
Самое яркое послевоенное впечатление детства – свет впервые за долгие годы загоревшейся электрической лампочки. До этого мы освещались подсолнечным маслом (скрученный ватный фитиль окунался в блюдце, оно в этом месте подгорало) или масло наливалось в сплющенную гильзу от подкалиберного снаряда, прожигавшего танковую броню насквозь.
В ту минуту, когда мы узнали, что война закончилась (мама не своим голосом крикнула с крыльца), я в нашей детской компании играл роль Гитлера, и ко мне на допрос привели партизана…
Затем была почти жизнь. А когда мне впервые поставили елку (восторг), и мама сказала, что Дед Мороз ее пронес в дом через форточку, я долгое время приставал ко всем домашним с вопросом – а как он мог такую большую елку пронести через такое маленькое отверствие?? Это было первое проявление моего природного рационализма.
А ведь у нас и нет иного инструмента в познании мира, как наш бедный разум (рацио), онанируя который, мы иногда можем из него кое - что извлечь (Г.Флобер, письмо к любимой Луизе Колле).
В сорок четвертом пошел в школу. Зимой выходили рано утром с моим соседом и другом Юрой Гадановым в полной темноте, идти нужно было несколько километров по спящему заснеженному городу под пургой, по дороге заходили в ближайший разбомбленный дом и приносили в школу по кирпичу. Таково было условие, иначе на уроки не пускали. Это было разумно – к следующему учебному году здание с нашей помощью удалось отстроить, и можно было нормально учиться. Писали пером № 86 чернильными орешками, (наросты паразитов на листьях пирамидальных тополей). Их нужно было собрать, размять и смешать с 50% водным раствором медного купороса, получались черные невыцветаюшие чернила.
Такими правил автор одно из первых изданий Горя от ума, хранящееся в московском Историческом музее – листы иногда можно видеть на выставках…
Затем появились ализариновые чернила и чернильницы - невыливайки. Нам запрещали писать новомодными щариковыми ручками, их можно было заряжать, но они предательски текли, и мы возвращались к привычным стальным перьям (одно из них есть у меня и сейчас).
Тогда переводные экзамены сдавали каждый год с 4 по 9 классы, а в 10 - выпускной. Это было нелегко, но зато я и до сих пор питаюсь теми знаниями, которые нам дали тогда. Меня больше интересовала физика и математика, я и сейчас безошибочно скажу, в каких пределах в 4 квадранте изменяется котангенс угла (бесконечно благодарен моему учителю математики Феню, потом его сменил столь же блестящий преподаватель – его сын).
Физика была моим увлечением, я постоянно (со второго класса) ставил всякие опыты и строил гальванические элементы. Особенно мне нравился наливной элемент Лекланше, который был большой, но его можно было перезаряжать и он давал ток для моего самодельного фонаря (только лампочка была не моего изготовления).
Привычные сейчас батарейки были тогда почти недоступны для нас, их жалкие подобия задорого (как лавровые листья и игрушечные раскрашенные оловянные пугачи - пистолеты, стрелявшие почти безопасными взывчатыми глиняными пробками, нам нравилось стрелять из них в кинотеатрах, где показывали классические голливудские фильмы, не забыв предупредить…этот фильм взят в качестве трофея…так мы увидели мировой кинематограф…) продавали на рынках слепые.
А однажды летом я задумал построить детекторный радиоприемник (сейчас этого не понять), и я решил сам изготовить цвитектор – гениальное изобретение ленинградского физика Лосева – он открыл полупроводники, но тогда этого никто не оценил, и только через 30 лет их нашли заново…
Вы берете свинцовую стружку, смешиваете пополам с серой и зажигаете в ямке на земле. Когда остынет, увидите блестящие кристаллы.
Сделайте антенну – медный тросик, подвешенный от дома до ближайшего дерева на керамических изоляторах (тогда их можно было купить в любом магазине, электропроводка была открытой и протягивалась на них), а заземление – зарытое в землю старое прохудившееся оцинкованное ведро. Соединяете кристалл с катушкой (ее можно было намотать на скрученной проклеенной водным раствором наростами на вишне трехслойной бумажке), а детектор- кристалл и проволочка (лучшей была для очистки сопла примуса, но можно было взять стальную жилу полевого телефона, там была и медная, а сопротивление всего кабеля было меньше нее), находите чувствительную точку и – о чудо – слышите в наушниках радио (звук изумительного качества, это был широкополосный канал! Никогда не забыть восторга, который я тогда испытал!
Моя мама была в нашей полтавской школе №17 всего один раз – когда она меня привела туда в первый класс. Больше ей не нужно было приходить. У меня и сейчас есть мои классные свидетельства – сплошные пятерки… Но это тогда для меня было естественно - я с удовольствием учился. Знания были для меня наслаждением, как это остается и теперь. Их за плечами не носить (украинская поговорка). Жаль, что не все это сейчас понимают…
Ум у нас устроен так, что в нем почти ничего не пропадает, стоит только сделать усилие, и вы видите все, что когда-то пережили.
Я, если нужно (а это такое удовольствие), извлекаю из памяти картины, звуки, цвет и запахи…
Пока жив.