Вопрос о происхождении древних македонян пока остается открытым. Не известно, на каком языке они говорили изначально и к какой этнической общности принадлежали. Ясно, что они появились там, где мы их застаем в античности, позже греков. Этноним Makedon греческий, близкий к греческому прилагательному makeduos – «высокий», «рослый». Однако неясно, сами македоняне так назвали себя или же этот этноним возник в греческой среде. Основную массу населения Македонии составляли племена, говорившие на одном из древних балканских языков, со временем испытавшем сильное греческое влияние. Но сами македоняне всегда отличали свой природный язык от греческого и не ощущали себя греками в полном смысле слова даже в эпоху Александра и его походов.
Земли античной Македонии лежали на Балканах восточнее современного государства Македония, к северу от самых северных областей Греции – Эпира, Фессалии и Халкидики. С востока они омывались водами Эгейского моря (Фермейский залив) и представляли собой большей частью плодородную равнину. Остальные их границы изначально, до рождения Александра, шли по предгорьям, далее которых жили родственные и совсем не родственные племена.
Основные доходы давали македонянам земледелие и скотоводство. Только с V в. до н. э. начинается торговля с греческими полисами, но она играла малозаметную роль в экономике страны.
Политическая организация общества несла большинство признаков родоплеменного строя с господством родоплеменной аристократии – богатейших землевладельцев, среди которых царь (греч. Basilevs), – и с этим придется столкнуться даже Александру, – был, как и у греков, только первым («основным») среди равных, главным образом командующим в бою. Значительную роль играло народное собрание, точнее – собрание воинов. Оно избрало царя путем акклимации (выкликивания), вершило суд и приводило в исполнение смертные приговоры. Знать составляла царскую дружину (гетайры – «сотоварищи»). Регулярно устраивавшиеся пиршества для дружины были чем-то вроде заседаний парламента, во время которых царю высказывались мнения, а часто и навязывались решения. Но и такая царская власть простиралась не на всю территорию Македонию. Даже в сравнительно позднее время, когда в Греции шла Пелопоннесская война (431 – 404 гг. до н.э.), независимость сохраняли племена горной Македонии, большим полукольцом охватывавшей начальную территорию македонян, лежавшую на довольно большой равнине, окруженной горами. В прилегающих горных областях правили местные царьки: Орестиде - Антиох, в Линкестиде – Аррибей, которого безуспешно пытался подчинить себе Пердикка II. В Элиманде тоже сидели независимые правители.
Македонские цари считали, что эти соседи занимают территории Македонии и давно старались покончить с самостоятельностью нагорных племен. Строительство укреплений и дорог способствовало достижению этой цели. Важным политическим актом в царствование Александра III, прозванного впоследствии Великим и Македонским, стало уничтожение выпуска монет с названиями племен и переход к чеканке денег от своего имени. Это утверждало тот факт, что в стране живет один народ и есть один носитель верховной власти. Заметим, что с точки зрения обыденного сознания людей того времени, такое расширение понятия «басилевс» ломало его традиционный смысл.
Проявлением той же «централистской» политики македонских царей была эллинизация страны. Она насаждалась с поразительным упорством подобно тому, как через две тысячи лет Петр Великий европеизировал Россию. Уже в VI в. до н.э. македонские цари начали участвовать в политической жизни Греции. Александр I добился лично для себя допуска к Олимпийским играм и, следовательно, был признан эллином (по неписанному уставу Олимпиад в состязаниях могли участвовать только эллины). Он регулярно приглашал к своему двору общегреческую знаменитость – поэта-лирика Пиндара. При дворе Пердикки II находились поэт Меланид (сочинитель дифирамбов) и Гиппократ (врачеватель). Среди приближенных царя Архелая были драматурги Еврипид (именно в Македонии им написаны трагедии «Архелай, «Вакханки», «Ифигения в Авлиде») и Агафон, художник Зевксид, поэты Хэрия и Павсаний, кифарист Тимофей, великий историк Фукидид. Приглашал к себе Архелай и таких людей, как Платон и Сократ, устраивал в г. Дибне игры по греческому образцу – с музыкальными состязаниями и драматическими представлениями.
Вместе с внешними бытовыми признаками греческой цивилизации македоняне усваивали греческие представления о мире, обществе и человеке, в том числе об идеальной монархии, которую пропагандировала трагедия Еврипида «Архелай». Притом македоняне вовсе не идентифицировали себя в качестве греков. Среди них преобладало представление о собственных традициях, обычаях, нравах, менталитете как более высоких и правильных, нежели у греков, и им было свойственно острое чувство превосходства над греками.
Кончилось это тем, что приблизительно с середины IV в. Македония приобрела решающее значение в общественно-политической жизни на всем Балканском полуострове. Но причина, конечно, не только в том, что Македония эллинизировалась и превратилась в крупное государство, сопоставимое по экономической мощи и численности населения с половиной Греции. Ее роль была предопределена экономическим и политическим кризисом в самих греческих полисах.
Сама по себе система полисов продолжала сохраняться в эллинском мире и после IV в. до н.э. Более того, она энергично и успешно насаждалась греко-македонскими колонистами на Ближнем Востоке, в том числе при активной поддержке самого Александра Македонского. Эта система государственного устройства доминировала и в III веке до н.э. Но она перестала быть надежно эффективной в новых исторических условиях.
Полис представлял собой суверенный (иногда ограниченно-суверенный) коллектив граждан, осуществляющий власть в отдельном городе и над более или менее обширной территорией за городской стеной. Органами управления делами служили народное собрание, совет (обычно выборный) и магистрат. Даже общественный строй Спарты с ее двумя царями т всевластием аристократов в целом устроен был таким же образом.
Экономическую основу полиса составляло земледелие и скотоводство при уже прочно укрепившейся частной собственности граждан на землю. Развито было и ремесленное производство. Экономика полиса строилась на эксплуатации труда рабов и использовании свободных наемных работников (особенно в строительстве и судостроении). Из массы свободных постоянно выделялись богачи и бедняки. Еще сохранялись и полисные (бывшие общинные) владения, доходы от которых распределялись между гражданами. Бытовало еще и представление об обязанности богачей предоставлять свое имущество для удовлетворения экстренных нужд государства.
Кризис внутри полиса породило неимоверно выросшая численность малоимущих и нищих граждан, лишенных работы, зачастую и жилья. Притом концентрация земель и богатств в руках аристократов достигла почти предельного значения. Еще хуже для любого полиса, даже такого крупного, как Афины, была внешняя обстановка. С V в. до н.э. почти непрерывно возникали разорительные межполисные конфликты по поводам самым незначительным. Питательной почвой для них были многовековая хозяйственная обособленность, весьма неодинаковые у разных полисов природные условия (горные, долинные, приморские, островные и др.), сложившаяся в условиях, близких к изоляции, культурная и бытовая многоликость, неимоверные импульсивность и амбициозность как общая черта национального характера греков. В ходе конфликтов больше всего разрушались хозяйства деревенских жителей. Особенно доставалось мелким хозяйствам, которые не могли быть восстановлены собственными силами из-за недостатка отложенных средств или самог; мирного времени.
Выходом из тяжкой нужды, в которой хронически пребывало большинство населения, могло бы стать расширение сферы наемного труда: на селе – у крупных землевладельцев, в городе – в различных ремесленных мастерских. Однако этому мешало широкое распространение более выгодного рабского труда. Если мелкие мастерские и сельские хозяйства обходились обычно силами членов семьи, то в хозяйствах крупных были заняты десятки, а порой и сотни, рабов. К началу IV в. до н. э. рабовладение вообще приняло огромные масштабы, и продолжало набирать их. Согласно переписи, проведенной Деметрием Фалернским в Афинах 312 г., было зафиксировано наличие 21 тысячи граждан, 10 тысяч метеков (свободных неграждан) и… 400 тысяч рабов. Такие масштабы дешевого рабского труда держали оплату вольнонаемного труда на очень низком уровне. Росту наемного труда сильно мешало также господствовавшее представление о работе по найму как о пределе социальной деградации личности, как о позоре.
Другой возможный путь – уход обездоленных в наемные солдаты. Служба наемником давала небольшое, но надежное жалованье, почетное положение в обществе и реальную перспективу получить определенную долю добычи. В случае удачи можно было сделать карьеру, пробиться в командный корпус и к власти. После второй Пелопоннесской войны наемных солдат появилось очень много. Греки охотно нанимались служить даже к персам.
Не желавшим ни позорной полурабской, ни опасной солдатской доли оставался еще один путь – жить за счет государства, перебиваясь случайным доходом, например, выпросив деньги в долг, получив плату за участие в народном собрании, в судебных разбирательствах в качестве присяжных или свидетелей. Выдавались деньги и на посещение театра во время Дионисовых празднеств. Однако все это обеспечивало лишь полуголодное существование, как правило, в долг.
Все названные обстоятельства вели к учащению мелких и крупных конфликтов, вспышек недовольства и насилия внутри полисов. Расшатывались традиционные нравственные основы. Среди бедноты стало обычным требовать отмены долговых обязательств и передела собственности на землю. Характерно, что по прямому настоянию бедноты в Афинах увеличивались всякого рода поборы с богачей и конфискация их имущества с последующей раздачей его части, часто по умышленным ложным доносам. То тут, то там вспыхивали волнения, организовывались заговоры, учинялись уличные грабежи и бои.
Следствием был упадок внутригосударственных связей. Полис не обеспечивал благополучия большинству граждан, и это влекло за собой подрыв былого чувства патриотизма. Если раньше граждане считали святым долгом выполнять всякого рода полисные повинности (литургии), то теперь и богатые, и бедные стремились уклониться от этих обязанностей, одни – не желая кормить огромную армию дармоедов, другие – не видя для себя прока от выполнения каких-либо гражданских обязанностей. Все начали действовать главным образом во имя своих личных интересов, а следовательно – друг против друга.
Подобно «челнокам» в России 1990-х годов, в Греции первой половины IV в. все, кто имел крепкие ноги и руки, обратились к мелкому торговому бизнесу. Значительно интенсивней стала межполисная торговля, в том числе с городами Ближнего Востока. Однако интересы мелких и крупных торговцев, а также владельцев ремесленных мастерских, работавших на международный рынок, выходили за рамки интересов полиса и не способствовали его консолидации. Хуже же всего было то, что отдельно взятый полис уже не мог своими силами обеспечить безопасность ни в границах своих стен, ни на своей сельской территории, ни тем более на дальних торговых путях.
Все сильнее сказывалось многократное и не прекращающееся увеличение численности и плотности населения и в самой Греции, и во всем средиземноморском бассейне, и в Малой Азии. Полисные государства были «идеальны» в малонаселенную эпоху, пока «воюющие стороны» могли выставить друг против друга войско числом от 100 до 1500 бойцов, как это было в Троянской войне. Но любой отдельно взятый полис беспомощен против армии в десятки тысяч бойцов. Греки убедились в этом во время вторжения на Балканский полуостров армии Ксеркса I (480-479 г. до н.э.).
На такой почве стремление к политическому единству под властью общеэллинского правителя получило «резон быть». Греческие общества обращаются к идее личной диктаторской власти (тирании), стоящей над сословиями, а в идеале и над объединенными полисами. Появляются и учения, дающие теоретическое обоснование развитию событий в таком направлении.
Теория государства, соответствующая новым настроениям, была создана Аристотелем (384 – 322 г до н. э.). Великий грек поделил все известные ему формы государства на правильные, достигающие «общего блага», и неправильные. К числу правильных отнесены монархия (автократия), аристократия и полития; к числу неправильных – тирания, олигархия и демократия. В первом случае, по мнению Аристотеля, у власти в государстве стоят «лучшие», заботящиеся о благе общества, тогда как во втором – правители, думающие только о собственной выгоде.
Кажущуюся противоположность демократии и тирании Аристотель убедительно устраняет ссылкой на то, что граждане стремятся быть избранными народом во власть ради того же личного, что движет и тираном – почет и выгоды обладания властью. В свою очередь «правильные» формы государства объединяет отсутствие стремления к власти в силу ее врожденности. Для греческих полисов Аристотель считал наиболее приемлемой политию – господство средних (в имущественном отношении) слоев общества, чуждых крайностей как демократии, так и монархии, осуществляющие власть большинства в интересах всех слоев общества, разумеется, за исключением рабов.
Возможным создателем такой системы в Греции Аристотель считал «единственного мужа» – своего ученика Александра, прямого наследника македонского царя Филиппа II. Глава афинской философской школы не мог не знать о «единомыслии» с ним самого Филиппа; тот предпринимал вполне откровенные пытался установить свою единоличную власть над всеми греческими полисами. Однако Аристотель, по-видимому, не считал его достаточно умудренным мужем для того, чтобы осуществить эту миссию. Возможно и другое, а именно - понимание того, что сами греки еще не готовы к столь существенным политическим изменением в своей жизни.
В Греции оставалось, однако, немало приверженцев полисной демократии. Наиболее яркий из них – Демосфен (384 – 322 г.), стопроцентный современник Аристотеля. Для него идеалом был государственный строй Афин при Перикле (ок. 490 – 429 гг. до н.э.), когда власть принадлежала сообществу политически равных между собой граждан, когда жизнь государства определялась и регулировалась законом, обязательным для всех. По убеждению Демосфена, Афины вообще – оплот демократии в прошлом, настоящем и будущем, и потому являются естественным противником македонского царя. Выход из тупика, в котором оказался греческий мир, демократы видели в экспансии, в том, чтобы отправить массы обездоленных за пределы Греции, на жительство в уже существующие и новые полисы-колонии на территориях варварских народов.
Идеологическим обоснованием экспансии служило прежде всего ходячее представление о варварах как о людях, самой природой предназначенных для рабского служения грекам. В этом демократы полностью сходились с Аристотелем. Тот, в частности, советовал Александру вести себя по отношению к грекам как их военный вождь, а по отношению к варварам – как неограниченный владыка, о греках заботиться как о друзьях и родственниках, а варварами пользоваться как животными или растениями. Уже во время похода Александра на Восток Аристотель предлагал (в своем труде «Политика») создавать города, в которых власть и собственнические права принадлежали бы воинам, а работали бы на них земледельцы-рабы, т.е. варвары-туземцы. По Аристотелю, институт рабства необходим при любой форме общественного устройства, а уничтожение и порабощение «варваров» – дело справедливое и достойное, подобно охоте на зверей. Конечно, ксенофобия в различных формах и степенях была в античном мире явлением обычным, в том числе задолго до выхода греков на арену истории. Однако именно греки, и в особенности Аристотель, стали первыми творцами целостно выстроенной системы расистских взглядов. Забегая вперед, скажем, что первым среди греков, кто нанес серьезный удар по этим воззрениям оказался самый любимый и чтимый ученик Аристотеля, Александр Македонский.
У греков было еще одно основание считать греческую экспансию необходимой, в первую очередь на Восток, вглубь Малой Азии. Они свято хранили память о постигшем их персидском нашествии. Уже более века они мечтали об отмщении персам за осквернение и сожжение храмов и городов во время Греко-персидских войн. Идея мести за то, что претерпела Эллада от персов, была официальным идеологическим обоснованием еще Первого Афинского союза. О необходимости объединения для похода на Персию говорил Гогий в своей олимпийской речи в 392 г. К тому же призывали себя греки и четыре, и восемь лет спустя. С подобными намерениями носился фессалийский правитель Ясон из Фер. Идея без устали парила в воздухе.
Эти помыслы ярко изложены афинским оратором Исократом (436 – 338 г.), яростным противником демократов. В своей Панафинейской праздничной речи он говорил, напоминая слушателям о том, как поступили их далекие предки, когда эллинов постигли беды нищеты и неустройства: «…они составили из бедняков и смутьянов войско, покорили варваров на островах и на побережье обоих материков, изгнали их всех, поселили там тех эллинов, которые больше всего нуждались в средствах к жизни... Эллины оставшиеся, удалившие от себя множество скверных людей, стали богаче средствами к жизни и более единодушными. Варвары были прогнаны из их владений и стали менее высокомерными, чем прежде».
В «Панегирике» Исократ вдохновенно зовет в поход на Персию, предрекая успех: «Известно, что и царь властвует там не потому, что азиатские народы этого желают, а потому, что он собрал вокруг себя войско более сильное, чем у каждого из них. Если мы направим туда войско еще более сильное, а при желании мы легко его соберем, мы сможем безопасно собирать дань со всей Азии. Гораздо лучше воевать с ним, чем между собой бороться из-за гегемонии. Хорошо бы совершить этот поход еще при нынешнем поколении, чтобы те, кто вместе переживали беды, насладились бы и благами, и не прожили бы жизнь в несчастиях».
Поначалу Исократ думал, что организацию такого похода способны взять на себя Афины и Спарта. Надеялся он и на Ясона. Но Афины и Спарта были немощны, хотя все еще претендовали на роль великих держав, а Ясон погиб, едва приступив к делам. Обращался Исократ и к сиракузскому тирану Дионисию I (на о. Сицилия), но тот увяз в борьбе с Карфагеном. В конце концов Македония предстала перед ним как единственная сила, которая способна объединить эллинов для похода на Восток. Ее царь Филипп II казался ему единственным кандидатом в предводители такового важного и нелегкого предприятия. В своей публичной речи, обращенной заочно к Филиппу с призывом возглавить греческое войско, оратор говорил, явно разочарованный в полисном государственном устройстве: «Пристало тем, кто… опутан законами, любить город, в котором им привелось жить; тебе же, словно ставшему свободным, – всю Элладу считать отечеством, подобно тому, кто породил вас (т.е. подобно Гераклу, считавшемуся «прародителем» македонян). Иначе говоря, Филипп должен был стать общеэллинским властителем и стоять выше не только полисных пристрастий и предрассудков, но и вообще выше государства и закона.
Идеи Исократа были развитием воззрений «младших софистов» конца V в., которые считали, что закон ограничивает естественную человеческую природу, что он создан для порабощения (усмирения) сильных, что на самом деле справедливость – это польза для сильнейших, имеющих по рождению или старанию право на большую и лучшую долю сравнительно с остальными людьми, слабейшими и худшими. Программа Аристотеля и Исократа была вскоре почти в точности исполнена Филиппом и Александром.
Что же в то время, при царе Дарии III (время правления 336—330 гг. до н.э.), представляла собой Персидская держава Ахеменидов. Это громадное военно-политическое образование возникло во второй половине VI в до н. э. на развалинах Мидийского и Нововавилонского царств. Оно занимало территорию современного Ирана, Турции и остальной Малой Азии, Месопотамии, Переднеазиатского Средиземноморья и Египта, а также Афганистана, большой части Средней Азии и даже Индии. Персидские «цари царей» претендовали на господство над Балканской Грецией, а также над «скифским» Северным Причерноморьем. В первой половине V в. до н.э. они совершили несколько походов на метрополию греков и в причерноморские земли скифов, однако натолкнулись на упорное сопротивление, потерпели серьезные неудачи и были вынуждены удалиться из Европы.
Персидское царство было конгломератом племен и народностей, говорящих на разных языках, живущих своей особой жизнью, сохраняющих свои устройство и управление. Единственным связующим началом была верховная власть царя – «господина царей», как он официально именовался, и вытекающие из этого повинности: имущественные и военные.
Для возникновения такого государства-монстра должны были существовать свои предпосылки. Не случайно же, что в границах, охватываемых царством Ахеменидов, уже и прежде, с начала II тысячелетия до н.э., возникали одно за другим подобные, пусть более скромные по размерам государства: царство Хаммурапи, царства Ассирийское, Урарту (Ванское), Мидийское, Халдейское. Помимо честолюбивого и корыстного стремления отдельных правителей-царьков завладеть возможно большей территорией было и развитие торговых связей между отдельными частями этой земли, природные и хозяйственные ресурсы каждой из которых по отдельности были так однобоки, что не могли вполне удовлетворить все потребности людей по достижении ими какого-то уровня цивилизации, особенно с зарождением бронзовой металлургии. Гарантом какого-то порядка и устойчивости связей мог быть только верховный царь, объединяющий жителей достаточно крупной территории. Но все же повсеместно преобладающим оставалось натуральное хозяйство, торгово-экономические связи были неразвиты и не создавали неодолимой нужды в прочном единении отдельных территорий. Здесь мы видим все то же самое, как в греческих полисах, включая ярко выраженный полисный сепаратизм и стремление более сильных полисов к гегемонии. Отличие только в том, что греческие полисы были в этническом, языковом и культурно-бытовом достаточно единообразны, и это позволяло им сплачиваться по крайней мере перед лицом общей серьезной опасности или для серьезных предприятий. Ближний Восток представлял собой, напротив, постоянно перетасовываемый конгломерат разноязычных народностей, к тому же, часто теснимый новыми и новыми пришельцами, в частности, амореями, арийцами, скифами, египтянами и греками. С этой точки зрения, образование мощной державы Ахеменидов (основатель династии Кир II) было для всего этого населения событием весьма благостным, принесшим расцвет наук, ремесел, искусств и литературы.
Ахемениды, конечно, пытались создать действенную систему централизованного управления государством. Все оно было разделено на наместничества (сатрапии), более или менее однородные по этническому составу населения. Каждая из сатрапий управлялась назначаемым в нее наместником (сатрапом), который имел на своей территории всю полноту военно-административной власти. Но он должен был заботиться об исправном поступлении налогов в царскую казну и воинов в царскую армию. Налоги платило все население, кроме персов, составлявших привилегированную верхушку. Сатрапам подчинялись местные цари и правители.
Однако с конца V и на протяжении IV веков страну начали раздирать центробежные силы, с которым имперская администрация справлялась со все меньшим успехом. Сатрапы превращались фактически в самостоятельных правителей, враждовавших и даже воевавших между собой. Отдельные общества и властители выходили из-под контроля верховной администрации. Сам царь часто становился игрушкой в руках придворных клик. Во многом показателен поход царевича Кира Младшего (401 г. до н.э.), бывшего правителем всех малоазийских сатрапий, на Вавилон, предпринятый с целью оспорить право на трон у собственного брата Артаксеркса. 10 тыс. наемников-греков, не согласившихся присягнуть Артаксерксу, повернули домой, к Средиземному морю. Почти тысячекилометровый путь они с блеском, почти без потерь проделали во вражеском окружении. Их славный поход («поход десяти тысяч») показал, что любая сколько-нибудь организованная военная сила имеет реальные шансы на успех в борьбе против персидских царей.
В начале IV в. до н.э. персы потеряли Египет и подчинили его снова только через 50 лет. Фактически утратили они и свои владения в Индии и Средней Азии. Непрерывные восстания происходили в Сирии, Финикии, Малой Азии, на Кипре. В 358-338 гг. до н.э. Артаксеркс III должен был усмирять одно за другим волнения в разных частях своего государства. Убитого евнухом Багоем при дворцовом перевороте, его сменил Оарс, который в 336 г. также был умерщвлен вместе со своей семьей. Новым и последним царем великой Ахеменидской державы стал Дарий III Кодоман;. И всего через пять лет ему суждено было принять удар Александра Македонского.