Еще один день

Марина Гусева
       

Мерцая слабым светом, горит свеча. В избе полумрак. Перед потемневшей иконой стоят на коленях двое: белая, как лунь старуха, и девочка лет шести. Глаза их устремлены на лик Богоматери: выцветшие, как выгоревший на солнце ситец – старческие, яркие, как василек – детские. В тишине звучит молитва. Девочка повторяет, не понимая слов, тщетно пытается побороть дремоту. Спать. Как хочется спать! Она трет кулаками глаза и до слез вглядывается в Образ. Глаза Богоматери становятся в се больше, пока не растворяют в себе весь мир. Девочку укачивает волна монотонного старухиного бормотания.
- ... к тебе пречистой Божей Матери аз окаянный припадая молюся ...

       ***

Нарастающий шум вырвал Татьяну из сновидения. Она села на кровати. Заученным движением нашла будильник. Дотошный звон захлебнулся. Новый день вступил в свои права. День, как день – хмурый и неприветливый, как большинство дней ноября. Осень устала примерять то пурпурные, то золотые наряды, накинула на себя балахон из пожухшей листвы и тяжелыми шагами влачится изо дня в день, все ожидает прихода молодухи зимы.
- И в такую слякоть угораздило нас пойти в больницу, - досадовала Татьяна, с отвращением вытаскивая ноги из расползающейся глиняной каши. Сзади слабо, но с завидным постоянством, поскрипывал недовольный малыш.
Сыну Татьяны чуть больше пяти. Мальчик он болезненный, избалованный и зовется Котькой. Его, обладателя голубых глаз и длинных ресниц, часто путают с девочкой, на что Котька реагирует бурными истериками. Капризничает он профессионально. Прежде, чем завопить, убеждается, что выбранное им место удобно для падения. Если нет, Котька аккуратно ложится и только потом начинает вопить и топать ногами. Действует безотказно, почти сразу появляется все, что он пожелает.
Плетясь за матерью, как на привязи, Котька подумывал об очередном падении и протяжно канючил.
- Не хочу в больницу. Ма! Не хочу, ма-ма!
- Надо идти, - монотонно убеждает его Татьяна, - доктор нас ждет.
- Иди сама, - попробовал устраниться Котька.
- Он ждет тебя, а не меня, - отрезала Татьяна, - Не я, а ты болел почти две недели. Теперь доктор хочет убедиться, что ты здоров. Он послушает тебя, посмотрит горлышко и даст справку в детский сад.
- Не хочу в детский сад. Ма! Не хочу! –
- Да иди ты скорей, Господи!

       ***

Сегодня его выписывали. Стоя у окна, он вглядывался в моросящий серый день и ждал. Проходящие мимо сердобольные санитарки сокрушенно вздыхали, глядя на хрупкую фигуру мальчика, жалели сиротинку и ласково называли Виталькой. После обеда придет воспитательница, соберет его вещи. Они пойдут по грязной улице в их детский дом. Но и там он будет ждать.
- Виталька, к тебе пришли, - крикнула молоденькая медсестра. – Какая-то незнакомая тетенька и мальчик.
К нему пришли! Наконец-то дождался! Вприпрыжку одолел длинный больничный коридор. Бесконечно длинный. Дверь. За ней стоит женщина с мальчиком. Она улыбается ему, Витальке!
- Здравствуй! Ты Виталик?
- Мама! – задохнулся он в радостном возбуждении.
Котька испуганно схватил Татьяну за руку:
- Это моя мама!
На лицо женщины легла тень. Часто моргая, она заговорила срывающимся до шепота голосом.
- Виталик ... мы с Котей проведать тебя пришли ... Нам тетя Маша сказала, что ты заболел и лежишь в больнице ...
Татьяна увидела, как в глазах мальчика погасла радость. Лицо посерело, когда с него исчезла улыбка, стало строже.
Сама Татьяна говорила и говорила, пытаясь сгладить неловкость. Небольшой пакет, который они с сыном собрали, положив туда то, из чего Котька вырос, теперь оттягивал ей руку.
- Мы гостинец тебе небольшой принесли. Яблоки здесь, одежда и игрушки ... – суетилась Татьяна – Ты посмотри, что там ... Если самому не пригодится, отдай ребятам ... друзьям. Есть у тебя друзья?
- Я пойду, - вырвалось у Виталика. Он испуганно посмотрел на Татьяну: - Можно?
В наступившей тишине, она едва расслышала свой голос:
- Да, конечно, иди ... – И совсем тихо, почти шепотом, добавила:
- До свидания.
Виталик не услышал. Он шел к своему окну. Татьяна смотрела на хрупкую фигурку, не обращая внимания на хныкающего сына, и мысленно просила Виталика оглянуться. Но он не оглянулся, дошел до окна и замер.
Татьяна мчалась домой, лицо ее горело. Котька начал было канючить, она подхватила его на руки, и он, довольный, засопел. Причин плакать теперь не было, к тому же Котька был рад, что они ушли из больницы, где доктор долго разглядывал его горло, где чужой мальчик назвал его маму своей.
- Мама.
- Что, сынок? – откликнулась Татьяна все еще дрожащим от волнения голосом.
Котька уловил волнение матери, он заколебался, но любопытство оказалось сильней.
- А где мама этого мальчика?
- Видишь ли, сынок, у него нет мамы. Так получилось, понимаешь?
- Нет, - мотнул головой Котька, отказываясь верить в услышанное. – Мамы есть у всех.

       ***

К вечеру выпал снег. На втором этаже, у окна большого освещенного дома, стоял мальчик. Как и в больнице, он неотрывно смотрел на дорогу. Снег падал, искрясь на свету, и покрывал черную застывшую землю тонким белым покрывалом. Луна, выйдя из-за тучи, заглянула в детское лицо.
Виталька ждал. Он с надеждой смотрел на калитку, на уходящую в темноту ночи дорогу. Он знал, что мама придет. Она не может не придти. Она так нужна ему.

***
Котька весь вечер отбирал игрушки и складывал в пакет. Вслед за машинкой и книжкой с оторванной обложкой, он положил и деревянного солдатика, купленного в результате очередного каприза, и розового мишку с потрепанным ухом. Немного помедлив, Котька добавил свой любимый пистолет с резной ручкой. Пусть играет этот мальчик из больницы, ему, Котьке, нисколько не жалко, у него еще много игрушек осталось. Только пусть больше не называет его, Котькину маму, своей.

       ***

Вечером, когда Татьяна закончила мыть посуду, взгляд ее невольно задержался на окне. Наконец-то выпал снег. Глядя на плавно летящие снежинки, она подумала о Витальке. И не удивилась, когда поймала себя на желании снова увидеть мальчика. А потом, может быть ... А почему бы и нет? Виталик ждет маму, он верит ... Татьяна украдкой взглянула на мужа, расслабившегося у телевизора. Она почти заснула, когда в тишине раздалось шлепанье босых ног.
- Ма! Ма-ма.
- Что случилось, сынок? – встрепенулась Татьяна, вглядываясь в темный проем двери. Увидела силуэт сына в свете тускло пробивающегося луча, протянула к нему руки. Почувствовав тепло материнских рук, Котька осмелел.
- Мама, ты меня любишь?
- Конечно, глупенький. Очень люблю, - нежно заворковала Татьяна, прижимая к себе сына.
- И никогда, никогда не бросишь? – продолжал выяснять Котька.
- Господи, - всхлипнула Татьяна, - что ты говоришь?
Котька успокоился, он обхватил мать руками за шею:
- Я теперь всегда буду слушаться, - пообещал он и задремал.
Татьяна гладила взъерошенные волосы сына и беззвучно плакала. Она вспомнила. В деревенской избе мерцала свеча, отбрасывая длинные тени на Образ. Глазами вечности смотрела Богоматерь. И Татьяна, маленькая девочка, повторяла вслед за бабушкой слова молитвы. Вспомнила, и в тишину ночи полился тихий голос, растворяясь в каждом слове:
- ... и ныне: Милосердия двери отверзи нам, благословенная Богородице, надеющейся на Тя да не погибнем, но да избавимся Тобою от бед: Ты бо еси спасение рода христианского ...