Жанр: Роман-веда. Славянское повествование. Мистика. Философия.
Форма: Сказание
ОТ АВТОРА:
Здравия Вам, мои Милые Читатели!
Если вы приоткроете эту книгу, то вы окунетесь в торжество Света и Любви, Восторга и Красоты, Радости и Блаженства. Эти сказания писаны для вас не только мной, но и теми Чистыми Истоками, что изначально зародились в Мироздании целом. А название этим Истокам - Миры Любви или миры Света Вечного!
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *
ГЛАВА 8
Глава 8. МИР ДРЕВНИЙ. МИР ГОРНИЙ. ДРУИДЫ ВРЕМЕНИ.
*
Стучал молот по наковальне в кузнице Волоса. Кузнец Волос был стар и мудр. Он всю жизнь занимался своим нелегким ремеслом, и ему не казалось, что это рутина, ему было радостно от своего труда, ибо он творил вечность.
Сколько времени прошло, никто не знает, но кончились времена ладные, и настали времена скверные, ибо пришел на землю русичей мор, пробрался в селения и стал их разорять. От чего это случилось? А оттого, что позабыли люди дорогу к Богу Света, позабыли они заветы отцов и праведных людей - пустились на самотек реки их жизни. Одна река течет направо, иная налево, а иная и вовсе не течет: старицей стала да постепенно иссыхает да исчезает с лица Земли. Вот в эти времена и жил Волос-кузнец на земле нашей родимой. Сколько бед было в те времена и не вспомнишь.
Но было время иное, когда-то до этих нелегких для Руси времен. Славно было время то и мироладно было. Свивается лестница духа в клубок там вдалеке за забором каменным, и не может видеть ее конец человек, как не может видеть и ее начало, ибо они невидны невооруженным и даже вооруженным глазом, потому как конец и начало слиты воедино, и нельзя провести черты и поставить границы меж ними…
Сватался к дочери кузнеца Волоса по тем временам красавец богатырь Данила. Знал-ведал он, что дочь Волоса Всеслава красива и умна. Да Данила тот был умом остер: ведал он, что деву взяв в жены, отпадет ему куш от хозяйства Волосова. Дом у кузнеца был крепок да широк, да дева та Всеслава - хозяйка знатная так приукрасила его рукоделием своим, что диву давались все местные людишки. Уж больно способна была дева та к рукоделию всякому: и шила, и вышивала, и пряла, и горшки да крынки росписью невиданной изукрашивала… Вот Данила тот, с умыслом своим да и наведался в края Волосовы, приноровился ухаживать за красой ненаглядной. Сказывали старцы, что долго ухаживал юноша, долго любви добивался, но сгинул прочь в болоте однажды, когда за цветами дивными к топи непроходимой направился по зорьке вечерней, чтобы деве той их преподнести да и благорасположение от нее получить. Дюже горестно пришлось тогда всем тем, кто знавал Данилову буйну головушку, его удаль молодецкую. «Какого парня не уберегли…, - говорили люди, - Какого!» А по что ему сия судьбинушка была свыше дарована, не ведали.
Ой, да опечалился тогда Волос, стал звать созывать молодцев-ребятушек да со всех краев, чтобы они к его хозяйству пристали да в делах пособляли, а он им за работу слово ласково обещал, да по леденцу, по баранке давать, а коли по нраву дочке кто-то из них придется, то кузнец обещал молодцам ее и приданное: полдома их широкого.
Собрался однажды к ним в гости заезжий паренек по прозвищу Смутьян. Да звался он так потому, что смуту любил разную: не по нутру ему были порядки барские в селении том. Только не многие ведовали, что смута та им творилась от всего сердца пламенного, ибо знавал он многих тех, кто не от сердца, а от печали и безысходности восстания учинял, да на барских вельмож настоящие ножи точил, чтобы убить их. Не по нутру сие было Смутьяну, ибо ведал он, как можно без убийства да ненависти обойтись.
Как увидел однажды Смутьян тот деву Всеславу – дочь кузнеца Волоса, так и загорелось его сердечко думушкой светлой о ней, так и околдовала его дева та. Думает Смутьян о ней, а сам подойти заговорить боится, ибо нутром скромен он был и кроток, как олененок лесной. Токмо в душе его силушки-то было…Силушки! И про это сказываем:
Так вот по тем временам барин зверствовал: строиться заставлял он мужичков-трудяг, оброк непосильный платить-отдавать заставлял их в строю том, а кто не отдаст, того прямо из строя взашей гнал на каторгу небывалую, где в рудниках медных требовалось работать по 12 часов в день. Многие сгинули под гнетом его. Пригорюнился тут люд честной да стал думу думати, как барина этого со свету сжить, ибо уж больно грозен он был, словно черт волосатый. Сколько бед-то в его бытность случилось в поселении том, да не пересчитать. Семьи родичей несчастны. Люди , словно псы, озлоблены, того и гляди загрызть готовы друг друга от беды-бедучей, на их землю пришедшей. Злобу таят уж не токмо на барина да и на родню всю близкую далекую. Одним словом – беда-недолюшка в мире царствует. Вот и стали люди «зуб точить» на злобного барина от коего беды текли на них рекой. А Смутьян-паренек тем временем в лесочке был, под кустом хоронился да все их тайные сходки видел и слышал речи мужичков тех, что восстание против барина затевали.
Думали те мужички, что нужно бы барина в реке утопить. Да подумав, решили, что уж больно легко отделается старый пес, ибо река заберет в миг его тело, он и не почувствует. Потом решали они, что нужно бы барина в огне изжарить, да уж больно побоялись этого, потому как огонь-то он ярок да уж больно приметен. Не стоит ведь внимание привлекать, а то всем им потом несдобровать будет за убийство богача окаянного. А Смутьян сидит себе в лощинке у места этой сходки, не приметен, не заметен и дивится их речам. Стали мужички иную думу думати и придумали то, что можно барина в землю закопать, но опять не решились, ибо Земля-то опосля родит семя недоброе (помнили, шельмы, что земля живая, не забыли еще пока). Ну, вот и не знали они, что же делать-то, не знали... Чесали головы-затылки, да усы тормошили пальцами-культяпками, а придумати ничего у них не получалось.
Тут кто-то из мужичков заметил, что в кустах шевеление происходит. Соскочил он, да и хвать Смутьянку за ногу. Ишь, ведь, собрался бежать, лих удалец. Да не тут-то было. Схватил Смутьяна Семен-красный нос, да и приволок живехонького к остальным заговорщикам. Глядят все на Смутьяна да скалятся, ибо не могут стерпеть сего увиденного: вот, мол, припрятался, схоронился, да выведал, сучья нога…Ох, и наслушался Смутьян от них всего не доброго, да таких слов отборных, что и впрямь сучьей ногой себя ощутил…А мужики не таятся, «поливают» его матом да словом негодным одаривают. Ух, и натерпелся Смутьян, да уж когда невмоготу стало слушать сие сквернословие, встал да как гаркнет на этих бандюг:
- Эй вы, дурьи лбы, не судите по себе о жизни, ибо не ведомо вам, что своими мыслями губите вы жизнь Рода нашего! Ох, уж и чьи же вы выродки? Да где же это видано, чтобы Род Славный наш да страшные думы думал? Аль не по нутру вам заветы предков наших, аль не по нраву вам их сказания, бездушные вы твари? Что вылупились-то? Что зыркаете гляделками своими на меня? Где ж вы видывали, головорезы отъявленные, чтобы пращуры наши так вот мыслили не по-людски и деток своих учили тому, чтобы человека убивать? Да, не по нутру нам барская блажь! Да, не по нраву нам спесь его и нелюдство! Но не видано и не слыхано в Роду нашем, чтобы мы сами же и убивали родичей своих, да вместе с тем и благо Творца Всевышнего, что дарует он земле нашей, от Рода своего отпихивали да жгли в костре своего невежества!
Смутьян стоял, как скала, только ветер трепал его русые кудри.
- Ой, ты как заговорил-то, как запел-то, - выкрикнул из толпы мужичек Дорофейка, - че нам-то твои словеса, дело что ли скуют? Мы ж от горя тут да от нужды думу думаем, а ты, праведный такой, нам мешаешь токмо... Уходи, покуда цел! – завопил озлобленный Дорофейка и замахнулся на Смутьяна увесистой дубинкой.
- Полно, Дорофейка, полно, - отбирая у Дорофея дубинку, сказал пожилой Улад, - верно мыслит Смутьян-то, верно! – почесал затылок Улад, - Ибо не ведомо нам и не слыхано, чтобы Род наш таковым был непутевым, как мы…
- Кто это непутевый-то? Или ты супротив нас восстал, Улад? – Встав со своего места и поставив руки в боки, сказал плотник Верст.
- Да не супротив, а наперед за Род весь сказываю! - Уверенно ответил ему Улад: - Не гоже, чтобы мы Род наш губили да божьей милости его решали своими мыслями об убийстве родича. Хоть и барин он, но из рода нашего все ж!
- Не гоже! Не гоже!
Разлетелись по пространству голоса многих собравшихся на сходку.
- То-то и я говорю, други, опомнитесь! Очнитесь! От невежества своего пробудитесь, родичи мои!
Произнес Смутьян и упал перед мужиками на колени:
- Прошу Вас, родненькие мои, оставьте мысли ваши бесовские! Отряхните души ваши от грязи темных веков, что на Земле настали! Отличайте добро от зла и Бога от беса, прошу!
Смутьян встал и продолжил говорить затихшим мужикам:
- Вероятно, хочется кому-то на этом свете, чтобы мы с вами друг на друга восстали, родичи мои, чтобы сами мы выжили себя, сами. Не бывать этому, говорю я вам! Не бывать! Покуда Род наш, в святости рожденный, сплочен и, покуда лес вещий еще шелестит на земле нашей, да птицы поют в вышине, мы должны быть достойными отцов своих! Не ведомы вам сии слова, да дивитесь вы им, думая: «А не сошел ли родич ваш Смутьян с ума, коль в небеса подался думой да от всех отстал в мыслях своих?». Но это лишь от того у вас думы такие, что укореняется в вас спесь, уводит вас за собой ложь, селится в вас бездушие и губит ваши души, срезая их под корень, как цветы. Так корни наши родовые в земле остаются, а мы, как цветы срезанные, пытаемся выжить без них. Радуется тот, кто этого хотел, радуется, ибо растенье без корней завянет, погибнет рано или поздно. Так и человек, не слышащий гласа предков своих, не ведающий их заветов световых, станет черств душой, да станет кривде служить тем, что будет чинить на земле дела нелюдские. - Заключил Смутьян и вопросил своих родичей: - А вы? Радуетесь ли вы, сородичи мои, прибывая в таком бездуховном состоянии, когда из ваших душ кривда вьет веревки, пытаясь убить в вас Любовь и подчинить ваши души себе?
- Верно, толкуешь, родич! Верно!
Раздались голоса мужиков.
- Света бы нам того, что раньше был!
Посетовал молодой Арсений пастушок, да закурил самокрутку травяную.
- Верно, Арсений, говоришь! Верно! – Согласился Улад: - Да токмо где ж его взять-то, коль пращуры наши солнечные уже в миру ином, а мы на горюшко обречены да на неволюшку рождены?
Произнес он, печалуясь.
- На неволюшку, говоришь? – Вставил свое слово Смутьян: - А кто ж неволюшке-то покорился, коль не мы? Кто ж в дом-то своей души ее пустил, коль не мы? Кто руки опустил и мечты о жизни праведной в болоте утопил, да прислуживать стал неволюшке той?
Смутьян встал на холмик, что возвышался над равнинным местом, и, протянув руки в небеса, стал говорить, обращаясь к Богу:
- О, Боже, О, милостливый Боже, не слышишь ли ты слов тех, что летят к тебе? Не дивишься ли им? Кто тебе говорит их – эти печальные, рабские слова? Кто? Не Род ли наш Славный, что когда-то в мире твоем был рожден для Любви и счастья? Где ж теперь этот Род Световой? Где же он, Всевышний? Где? О, милый Христос, ты слышишь эти слова, ты плачешь, ты убиваешься, потому что знаешь, что мы – дети твои утонули в миру печали. Ты смотришь на нас с небес, с икон, что написаны нашими мастерами иконописцами, и плачешь и плачешь... Сколько же слов нужно сказать, сколько же молитв нужно вознести тебе, Праведный Бог, чтобы ты одарил души родичей прозрением? Чтобы они поняли, что мир этот сотворяем мы сами: к чему стремимся, чему верим, то и получаем!
Смутьян закрыл лицо ладонями и присел на холмик.
Все мужики молчали, пронзенные, как стрелой, этими словами Смутьяна, они сидели неподвижно, понурив головы.
- Вот так и живем мы…живем, приклонив головы, – продолжил сказывать небесам Смутьян, поглядев на родичей, - вот так и не ведаем Тебя, Свет твой, Господь наш. Хотел ли ты этого, когда пришел на Землю нашу, чтобы даровать ей радостную весть о приходе Спасителя?… Спасителя? Спросят люди и задумаются. Да, спасителем ты для нас всех, людей Земли являешься, ибо твое слово – Любовь, твоя вера – Любовь, твое действие – Любовь без конца и без края. И ты нас ей учил, живя на Земле. А мы? Мы забыли слово твое, мы забыли ведушку твою и мы забыли тебя, потому что нет Любви в делах наших.
- О, Христос, - встав со своего места произнес в небеса Улад, продолжая речение Смутьяна, - ты ли не ведаешь, что нам тут так горестно? Пошли нам прозрение, пошли нам разрешение от бремени барского, от его тяги земной непосильной нам!
Улад приклонил голову.
- И еще, Господь, - добавил плотник Верст, - нам бы досочек для строительства новой избы хотелось бы получить от тебя…
Многие мужики засмеялись этой просьбе Верста, а Смутьян сказал:
- Вот такие просьбы и говорят нам, други, о том, что мы позабыли истинный смысл веры. Мы позабыли, что Христос призывал к Любви. Что ты просишь, Улад? – обратился Смутьян к родичу, - ты просишь прозрения и разрешения от бремени у Бога нашего, но прозрение твое будет заключаться в том, чтобы тебе самому, нам всем попытаться отвадить от Рода нашего кривду. Правью своей отвадить, а не ненавистью своей. А ты что просишь, Верст? - обратился Смутьян к плотнику, - ты просишь то, что можешь достать сам: напилить и настругать досок для избы новой. Почему же ты этого не делаешь? Почему решил, что Бог тебе их дарует? Аль волшебства ждешь небывалого? Но оно-то волшебство все не приходит потому, что Бог даровал тебе, всем нам даровал изначально Силушку Богатырскую и возможность самими быть устроителями Ладного существования на нашей Земле!
Смутьян оглядел всех собравшихся людей и после задумчивого молчания, оживившись, спросил:
- Ну что, други-родичи, не пора ли нам думу подумати да такую, чтобы Род наш не опозорить перед глазами Творца – Отца Небесного, а наоборот возвеличить его? Как будем барскую спесь-то унимать?
Мужички стали чесать затылки. Теперь они понимали, что нельзя делом нечистым, неправедным судьбу барина вершить.
Тут из толпы протиснулся молодой Арсений-пастушок, да вымолвил:
- Вот что, родичи, я думаю надо быть смекалку нам проявить в деле этом. Надо бы такую фигу барину показать, чтобы нос ему утереть раз и навсегда-ть! Вот что я мыслю… коль вы не против скажу?
- Да что ты, Арсенька, не против мы, конечно. Сказывай!
Сказал плотник Верст, ибо он поверил, что Арсенька может явить думу золотую, что поможет барина проучить.
- Ладно-ть, светочи, сказываю значит…
Улыбнулся Арсенька. И все мужички заулыбались, ибо назвал он их «светочами», так тепло и душевно назвал.
- Так вот-с. – Стал не спеша говорить Арсений-пастушок. – Хаживал я тут как-то мимо дома барского, да и заглянул в окошко-то его - барина тогда-ть не было дома. А в доме-то его полно всякого барахла: самовар чугунный расписной на столе, шелками кровати застелены, скатертями кружевными столы убраны, лавки да и те в кружевные накидки одеваны, на столе-то фрукты, видать, заморские... «Ух, - думаю, - жирует старый пес, жирует…» Так вот-с мыслю я, ребятушки, что мы должны лишить барина сей роскоши. Пойдем-ка как-нить огородами, да в дом к ейной сыти да и прокрадемся ночкой темной. Украдем все добро-то его, да схороним в его же погребе, чтобы не подумали, что украли мы его богатство несусветное… Так вот я мыслю, други.
Сказал Арсенька, а сам уж к леску поближе двигается, чтобы, ежели что, сбежать от негодующих селян.
- О, Арсенька, а ведь и ладно придумал-то. Только что толку-то барское добро уносить, хоронить, оно же рано или поздно все равно ему потом и вернется цело и невредимо. А барин будет токмо рад найденной пропаже. Но потом, чую, пуще прежнего на нас он ополчится, когда узнает, кто это сделал.
Рассудил старый Улад, поглаживая рыжую бороду.
- Ой, как нудно вас слушать-то - уши вянут, что репа по весне.
Возмутился плотник Верст.
- Я тут-то вот что помыслил, - сказал Верст:
- А не пора ли нам сделать так, чтобы барин сам нас похвалил, да сам нам добра свого гору отвесил? А?
Все удивленно поглядели на Верста. А он, улыбаясь, продолжал:
- Так вот я говорю: нам бы дело таково сотворить надобно, чтобы всем нам похвала да честь была от барина. Но дело то нужно бы тако сделать, чтобы навсегда охоту у старого пса отбить нас ущемлять да дань с нас сбирать. А? Как думаете-то?
Спросил он у людей.
- Верно, Верст, верно! - согласился Смутьян и, подумав, молвил: - Вот что, родичи, давайте-ка - в кружок, у меня, кажется, назрел план.
Мужички сдвинулись ближе к Смутьяну, а Верста в центр круга посадили, как придумщика главного. Смутьян стал сказывать - да дело потом сделалось. И будет далее о том наш сказ.
2
*
- Что ты стоишь тут, окаянный холоп!
Барин стукнул по столу кулаком и, показав указательным перстом в сторону входной двери, закричал:
- Выйди вон, дурень безмозглый! Выйди, чтобы духу твоего тут не было!
Кудрявый худенький мальчонка попятился к входной двери. Желая быстрее покинуть покои свирепого барина, он споткнулся о витую ножку этажерки, что стояла у входа. С этажерки одна за другой на пол стали падать вещи: фарфоровая ваза ручной работы итальянского живописца (от которой при падении откололся кусок ), расписная глиняная пепельница и шкатулка уральских мастеров по малахиту, которая, упав, открылась, и из нее по всему полу рассыпались разные драгоценности. Мальчонка не ожидал этого. Он испугался и замер на месте. Барин же вскипел, что самовар, всем нутром своим и завопил пуще прежнего:
- Ах, ты, шельмец кривоногий…да что ж ты, башка дурная, натворил-то!?
Он схватил хлыст для лошадей, с которым вернулся из своей конюшни и начал стегать им, стараясь попасть по мальчонке. Тот закрываясь ручонками, стараясь избежать удара, начал метаться по комнате. В буфете зазвенели фужеры. Со стола попадали стаканы, стоявшие на стеклянном подносе.
- Ишь, ты, негодник, будешь знать, как барину досаждать!
Верещал барин, гоняясь за мальчонкой и ударяя по его щуплому тельцу жестким хлыстом. Мальчонка извивался всем телом, метался, стараясь увернуться от ударов, кричал от боли и плакал.
Тут дверь отворилась и в комнату заглянула служанка барина Ефросинья. Увидев сие, она лишь охнула и тут же кинулась к барину, стараясь вырвать из его руки хлыст, причитая:
- Полно-ть, барин, полно-ть!
Женщина попыталась остановить разъяренного хозяина и тем самым спасти невинного мальчика. Но барин стегал хлыстом так, что удары стали доставаться и ей. Казалось, никто в этот миг не мог унять разбушевавшегося помещика, ибо он во время буйства был похож на смерч или вихрь, что сметает все на своем пути.
Мужики, что находились во дворе усадьбы, услышав крики из дома барина, поспешили на выручку невинных жертв. Они ворвались в дом. Один из мужиков Прохор старался вырвать из рук барина хлыст. Другие помогали мальчонке и женщине: Семен-красный нос вытащил из комнаты еле дышащего мальца и стал приводить его в чувства, Митрофанка-конюх поднял с пола избитую и плачущую Ефросинью и на руках понес ее на улицу.
Горе да беда были в то время на земле родичей наших. В образе барина жестокого привадилось лихо к селению тому, что было изначально от Света рождено.
Но не внемлил род заветам предков: стал, горемыка, бороться, как мог с лихом тем, силушку-злобу применяя против хозяев грозных, вот сам-то в яме и оказался. Не ведомо как, но пришли к селению тому спасители. А вот и сказание наше про то:
Вершил барин суд над людьми, а они желали его убить, да передумали под воздействием нашего героя Смутьяна. Да придумали они план, как отвадить лихо-беду.
Не знали мужики, что Смутьян наделен силой вЕщей. Они не думали об этом, потому как не видано было им уже в те времена о магии. Слово сие «магия» происходит от слова «мочь». Мог Смутьянка восстать нутром против неволюшки, да победить ее думушками светлыми. Смутьян же не сказывал мужикам о своем даре, он просто уверенно вел всех по стезе Прави. А задумали тогда на сходке той мужички сходить на холм Ярилов, что остался с тех давних времен у поселения их, да разбудить силушку Ярую в себе. А ведомы они были Смутьяном, ибо сказывал он им таковы речи тогда:
- Думаю я, други мои, вот что: пойдем-ка мы, мужички, на холм Ярилов и попробуем все, как предки наши древние, наполниться для начала силушкой Ярилы – Солнца нашего. Не ведомо вам, какова сила его, но, сказываю вам, что от истоков изначалья она истекает.
Сказывал Смутьян.
- Как же мы пойдем-то туда, коли нас в храм призывает ходить священник наш Иоанн да богу Христу молится?
Тихо спросил юный Федотка, что тоже с заговорщиками теми был на собрании том.
- Ты, Федотка, прав сто крат! – Молвил Смутьян, - Хочешь, можешь в храм пойти, да у Христа Света найти. Мы же пойдем дорогой пращуров, ибо она была изначальна для рода нашего. Нет разницы в том, куда пойти: в храм ли, на холм ли Ярилов, ибо Бог един для всех нас и светел он. Ты можешь пойти в храм, Федот, токмо не забудь, что нужно явить всю свою душу Христу. Не забудь! Ибо это очень важно будет для дальнейшего нашего дела.
- Как это? - Переспросил удивленный Федотка: - Как это – явить душу Христу?
- А так, что просто выкинь из себя все плохое: всю ненависть, всю обиду на ближнего, всю горечь душевную, что с годами в тебе накопилась осознай. Просто стань собой! То есть стань Светом тем, который Господь или Творец изначально сотворил в мире.
- О, поди-ть ты мудрец, Смутьянка! - Почесав затылок сказал Улад: - Чуял я, что ты не от мира сего. Ну так что ж сказывай, вещун, волхв наш… - Тут Улад осекся и стал оглядываться по сторонам, ибо ведал, что нельзя произносить слова «волхв», так как знал он, что на Руси уже давно были гонения на волхвов тех, что древлюю веду знали: – Чур меня! – Спохватился Улад и закрыл рот ладонью.
- Не бойся, Улад! – Произнес Смутьян. – Не гоже ратнику света бояться Правдушки Родовой (Род* - в славянской мифологии Бог- Творец Вселенной)! Что ж люди, - обратился он к мужичкам, - сказываю дальше вам от мира древнего да от мира горнего сейчас. Ибо узрели вы во мне волхва-вещуна от миров Чистых.
Сказал Смутьян, да стал говорить словом нездешними:
- Ратники Света, Родичи! Говорю вам от мира горнего Светлого вот что: не ходите туда, где холод сковал души людей, ибо там не найдете вы правдушки, а горюшка хлебнете сполна! Не становитесь ратниками, что тьму ублажают, ибо тьма проползет в душу вашу и наполнит ее до краев так, что вы и не заметите! Просто летите и глядите в нутро свое! Просто подумайте, как светом своим можно тьму сразить! Да вот что сказывают пращуры наши, что во светлом Ирии сейчас живут на иной земле светодарной: - Смутьян стал говорить протяжно, что петь, словно под звуки гуслей, полился его сказ:
- Сказывают нам пращуры наши, чтобы мы пошли на холм Ярилов в вечеру этого дня, да произнесли славление Яриле – Богу их Светлому. «Потом же пусть идут - говорят пращуры, - в лесушки темные да рвут в ночь росную полнолунную одолень-траву на болотушке волховском, что под кручей да у сосен хоронится». Далее сказывают древние предки наши, чтобы мы с вами, други, принесли сей травки в дом Ведуньи Марьи, что у опушки лесной стоит, да в сторону восхода окошко домика ее глядит, а в стороне заката дверь в него расположена. Принесли бы и отдали ту травку ей. Травку сию она в девяти водах вымоет, да в котлах выпарит, да в Купальску ночь заговорит наговором древним. Так вот дальше мы должны барину тому в дом зелье то колдовское и принести. Выпьет барин напиток из травушки той, что заговоренная, да уснет. Мы же прокрадемся в его логово барское, да и в его доме наговорим праведушку нашу, что узнаем на холме том.
Смутьян замолчал, и, оглядев всех собравшихся, молвил:
- Знаю, мужички…знаю, что не многие веруют мне... Но те, кто верует, прошу, пусть встанут и перейдут на восточную сторону. Буду тогда знать, кто со мной.
Встали трое: Улад, Верст, и Арсенька-пастушок, за ними: Дорофейка, Семен-красный нос, Федотка, что давеча про храм Христов спрашивал, да и другие мужички, которые поверили Смутьяну.
- Славно, родичи, славно! Так вот пойдемте-ка дальше в думках своих.
Смутьян стал сказывать дальше о том, что нужно будет сделать им в доме барина. На том и порешили.
К вечеру пошли мужики на холм Ярилов, заросший травами, что были по пояс, ибо никто в те времена уже и не помнил древнего бога славян и не славил его на холме том.
*
Много воды утекло с тех радостных времен мироладных. «И не вернуть ее обратно воду ту…» –Думают многие. А мы говорим, что та вода – это дар Бога, это – вселенская Веда, и она Вечна. По сему вернется вода, как Веда, вернется к вам, люди, ежели вы проявите желание свое, и стремлением загорятся ваши сердца ее отыскать!
*
Мужички пришли на холм тот, чтобы славить Ярилу–Солнышко, ибо узнали еще от Смутьяна, что являет собой Солнце красное Вечный Свет Творца. Они подняли руки к небесам и стали, каждый сам по себе лить из души своей чистый свет, тем проявляя свое сердцемудрие. Каждый сам обращался к Богу в мыслях своих. Смутьян же до этого просто наставление всем дал:
- Мужички, - говорил, - нужно бы так всем вам к Богу-Творцу обратится, к Солнышку-Яриле красному так обратится, чтобы душа птахой выпорхнула у вас из груди. Прощение просите за то, что сделали плохого кому, простите все внутреннее, пожелайте добра всем людям. И не в коем случае не затаивайте обиды внутри, а дайте ей возможность вытечь из ваших душ рекой. Река утечет и станется все ладно. Вот увидите, други!
Смутьян так сказал, а сам тоже приготовился к очищению души. После того, как каждый сбросил мысленно с себя груз обид, ненависти, сожаления и попросил прощения у всех тех, кого обидел ненароком, родичи собрались в хоровод. Смутьян велел взяться за руки. Хоровод потек посолонь (посолонь* - движение по солнцу), а потом противосолонь (противосолонь* - движение против Солнца) - и мир для всех мужичков-трудяг стал иным. Над ними распахнулись небеса. Словно древний мудрый Бог смотрел на них ласково. Покапал дождик чуток на них: Бог поплакал. Потом Солнце, что заходило уже за горизонт вспыхнуло так, что всем показалось, что день ясный над ними занимается. Хоровод остановился. Смутьян встал в центр его и стал являть миру славление, то опуская руки к Земле-Матушке, то поднимая их к Небесам, словно соединяя мир земной и мир небесный этим действом своим:
Славим тебя, Земля Родимая! Славим тебя, Солнце Ярое!
Ведомо нам с давних пор дивных Зарево Любви светозарное!
Истово чистые росы под ноженьки сыпет ноченька лунная.
Истово ладная песня с небес по утру льется премудрая.
Поет нам Ярилушка, на гуслях световых играючи,
Поет, и плачут в нас души уснувшие, плачут, слезками горючими сверкаючи,
Плачут…
Но напаяет их Ведушка Древняя жгучая Солнышка нашего светоярого!
Вылетают души птахами на волюшку Света Ярого!
Лучинушкой, былиночкой, травиночкой тянется Вечный Свет к душам спящим.
Кровиночкой, родимушкой, любушкой станется им Ведушка та Вящая.
Полети, помани, приюти сердечки наши, Ярило!
Огнем Любви опали, отвади темные силы!
Что души наши сковали льдами-оковами,
Что сердца наши связали путами злобы.
Гойя! Гойя! Гойя!
Свет-Заря вечерняя, унеси в дом Ярилы наши слова сердечные!
Гойя! Гойя! Гойя!
Славься, Свет Родимый! Славься, Свет Нетленный! Славься, Жизнь Вечная!
О-о, да как же хорошо стало после этих слов всем и не описать словами. Люди стояли и, улыбаясь, смотрели в небеса. Покачивались в едином дыхании в едином ритме под Святые Слова, что зародили над их Родной Землей новое пространство под названием «Свет Любви».
- Мы с вами, други мои, - друиды времени, мы те, кто сейчас явил свои Чистые Души Мирозданию целому и тем самым стал вещим волхвом или друидом – древним мудрым светлым жителем Земли.
Сказал Смутьян мужичкам-работягам. Те не стали задавать ему вопросов, а просто молчали и светились Светом Неземным.
Ночкой же этой полнолунной, ночкой росной в указанный час пошли мужички к болотушку тому, да и собрали они одолень-траву ту волшебную. Принесли они ее в дом искусницы-ведуньи Марьи и оставили там. Ночь майская лунная была дивная. К середке июня, к Купале Марья-то та сделала все так, как ведали пращуры Смутьяну. Травку ту в девяти водах вымыла, в котлах выварила, да и напиток заговором древним заговорила в Купальску ночь. Налила сие зелье в туесок берестяной, да и отдала опосля мужичкам тем.
Мужички понесли этот туесок к месту тому у огородов барина, да и отдали его Ефросинье-служанке, что тоже изъявила желание в их сговоре участие принять, ибо была она женой Улада, и он ее посвятил в мужские их задумки. Рада радехонька была Ефросинья помочь в деле том божьем. И так вот барин-то и отведал зелья того колдовского. Заснул он крепко-крепко в ту ночь, когда Ефросинья дала выпить ему этот волшебный напиток. Сладко стал спать барин, а мужики тем временем в дом его проникли, да и древним заговором все стены его дома опоили. Как? А так, что начали они думки светлые думать в доме барина для того, чтобы барин тот стал Иным.
*
Не ведомо тебе, человек Земли, как это такое может быть. Как можно думки думать да так, чтобы просто думать и другого человека думками своими изменять? «Просто бред.» – Скажет современник ваш и отвернется от нас. Но мы ведаем вам, что не бред это, а Правь богова истая! А по сему слушайте же дальше то, что в яви земной было давным-давно:
*
Мужички стали думками своими «орошать» дом барина. Они каждый сам по себе стали являть свою Светлу Душу в доме его.
Улад присел на лавочку и стал думать о том, что следует мир да добро послать дому этому. Он развернул свою душу так, словно скатерть-самобранку: начал желать он мысленно Радости, мира и счастья этому барскому дому.
Верст-плотник думал о том, что надо бы построить у дома этого пристройку для того, чтобы всем в ней можно было собираться и обсуждать свои дела с родичами. Он так размечтался об этом, что даже продумал, какие на окнах пристройки будут наличники. Он решил, что нужно бы вырезать знаки Рода и Ярилы-Солнышка на них, чтобы дом богову защиту имел от нечисти всякой.
Федотка, что часто ходил в храм Христов да со священником Иоанном разговоры говорил, думал в сей миг о том, что надо бы в доме иконы повесить. Он вспомнил, что в храме их деревянном хранились в чулане иконы древние чудотворные. Вот Федотка и размечтался о том, как иконы с ликами Христа и Богородицы в дом сей барский принесет, да и тут им место найдет. «Будет дом с Богом!» - Думал Федотка.
Дорофейка дюже сварливый был. Он не сразу думу стал думать добру. Все сопротивлялся, ибо не любил он барина пуще других. «Что хорошего-то, - не понимал он, - в барине этом? Почему это мы по завету предков должны в его доме думать о его благополучии? Как-то это все не по-нашему…» - Мыслил в то время Дорофей. Но Смутьян тихо подошел к нему, положил теплую ладонь ему на плечо. Успокоил. Вспомнил Дорофейка, как на холме Яриловом стоял да в глаза лучистые богу древнему глядел. Стал Дорофейка «теплеть» в думах своих. Перво-наперво он перестал на барина зло таить. Потом и «оттаял». Начал он думать о том, что следует барскому дому музыкальные инструменты всяки заиметь: гудки, дудки, гусли и балалайки, чтобы весело тут было. «А то от тоски помрешь!» - Думал Дорофейка.
Семен-красный нос искусным гончаром был. Он помыслил о том, что надо бы тут при барском доме гончарную мастерскую устроить, чтобы ребятушки учились делу гончарному. И еще думал он о том мальчонке щупленьком Борятке, кой тогда пострадал от плетей барина. Думал, что надо бы его к делу гончарному приобщить, ибо тот мальчонка-то был бит барином за то, что изваял сам горшок глиняный да изукрасил лепниной необычайно красиво. Барин потом дивился изделию паренька-умельца, а когда узнал он о том, что мальчонка тот взял глину из его карьера, что принадлежал его владениям, то и взбесился старый пес. Вот мальчонку-то того от злости и отхлестал до беспамятства.
Думали мужички, улыбались мыслям своим. А Смутьян дивился и радовался, мысли мужичков читая. Потом, когда ночь к рассвету стала катиться, сказал Смутьян мужичкам, чтобы уходили по домам из усадьбы барской и не показывались барину на глаза до следующей ночи. Как смогли, но не показывались бы, ибо это один из наказов пращуров мудрых и мира того горнего Чистого был. Послушались мужички. И опустело селение то на день целый.
3
*
Встал барин, пробудился ото сна. Стал дом свой обходить после завтрака, что Ефросинья ему на подносе в горницу принесла. Ходит барин, а на его душу, словно река течет световая. Так стало барину хорошо, так привольно почему-то в доме своем. Сам не поймет. Смотрит он, дивится: усадьбу не узнает свою. Вроде все как всегда: стол, стулья колченогие стоят вокруг стола, самовар на столе расписной, дом занавесками кружевными да скатертями убран, а все, словно по-новому.
- Ефросиньюшка, дева! - Вдруг ласково позвал барин Ефросинью–служанку: - Пойди сюда скорехонько!
Ефросинья вошла в барские покои и встала у двери.
- Да заходи же, дева, смелее! - Улыбаясь, попросил барин женщину.
Она лишь подивилась его дружелюбию, прошла в комнату и остановилась у стола.
- Ефросиньюшка, что ты такое сделала в доме, что душа моя сегодня, словно птахой
вырвалась из клетей и… поет!!!?
Спросил барин у служанки.
- Я?… Ничего, ваша светлость…
Потупив взор, ответила женщина.
- Да нет же, Ефросиньюшка, ты наколдовала тут, знаю. Что произошло, не пойму, но дом этот, словно сказочный дворец стал.
Сказал ей барин. Он подошел к окну и открыл его настежь. В горницу ворвался свежий ветер, принесший на своих крыльях аромат скошенного сена. Ефросинья молчала, она не узнавала барина, глядя на него широко раскрытыми синими глазами.
- Ох, Ефросиньюшка, как же хорошо! – Потянувшись, зажмурился от удовольствия барин, - Как же благодатно-то!
Он повернулся к женщине и простер к ней руки.
- Ну иди же сюда, Ефросиньюшка-дева, иди погляди на красоту сию неописуемую!
Позвал служанку барин.
Ефросинья дивилась. Ей было так непривычно слышать от него «Ефросиньюшка» или «дева», что она потеряла дар речи, она в этот миг даже забыла о том, что общаясь с барином не следует расслабляться, ибо он, как затаившийся на дереве барс: набросится потом так, что костей не соберешь. И она пошла к «его светлости». Он обнял ее за талию и, показывая просторы за окном, вымолвил:
- Как благодатно-то! Благодатно-то как, Ефросиньюшка!
Потом барин попросил Ефросинью принести ему чашку чая с мятой. А сам присел на стул, стоящий возле окна. В этот миг в его голову начали приходить мысли, которых не было никогда ранее в его думах. Стал барин мечтать о том, что нужно бы наладить отношения с мужиками, ибо ощутил он в себе желание творить добро. Не осознавал, конечно, но стал ощущать в себе потребность в том.
После чаепития, вышел барин во двор и направился в кузницу к старому кузнецу Волосу. Попросил Волоса созвать всех мужиков окрестных, велел, чтобы к нему явились, не медля.
Пошел Волос по домам поселенцев, стал всех звать, а жены тех мужичков, что на сходке были, да давеча ночью в доме барина «колдовали», говорят ему, словно в один голос: нет, мол, мужей их, ушли-с нонче, а куда, не ведают. Вот и весь сказ их. Собрал Волос кого смог. Не много мужичков собралось. А тех, что ночью в доме барском были, ни одного и не было. Смотрит барин: не густо народцу набралось. Да и спрашивает Волоса-кузнеца:
- Где ж остальные-то мужики?
А Волос и отвечает:
- Не ведаю, барин…не знаю. Сказывают, что они куда-то пошли, да куда не ведают их жены.
Подивился барин, но не разозлился как всегда, а задумался. Стал затылок чесать, да думу думати о том, куда могли подеваться простолюдины. Да потом и говорит:
- Так-с, прошу тебя, Волос, отыщи где хошь, добрых молодцов, да скажи им так: барин, мол, просил придти срочно к нему, дело у него есть важное к ним. А ежели не послушают, то скажи, что барин осерчает и прогонит их из селения за непослу… - тут барин осекся и, подумав, сказал: - Нет, так не говори, Волос, а скажи, что, ежели не послушаются, то пусть ступают куда глаза их глядят, да не возвращаются боле, ибо дело у барина важное для всего народа нашего! - Так и передай, сказал барин, а сам на Волоса глядит и улыбается. Подивился Волос бариновому благодушию да и только. Побрел мужиков искать.
Идет он по селению и думает, что работка его простаивает, а он тут делом странным занимается с утра. Нет, чтобы в кузне работать, а он мужиков ищет-свищет. «Где они?» - Думает. Но долго ль или коротко ль, да набрел Волос на домик ведуньи Марьи. Отворил дверь-то и вошел. Поклонился пустому дому, ибо Марья в лесу была да травушки сбирала, и присел на лавочку. Тут дверь заскрипела, и в дом вошли «беглецы»: Федотка, Дорофейка, Семен-красный нос, Улад, Верст, Арсенька-пастушок, еще несколько мужичков-турдяг и Смутьян с ними.
Встал Волос смотрит на мужичков да дивится. Слово молвить не может, ибо они стоят, словно во Свете. «Что это ?» – Думает, может, видение ему? Сбился он с ног ведь, рыща по окрестностям в поисках беглецов. «Может, причудилось?» - Думает. Но нет же, мужички - не духи лесные, а настоящие живые перед ним стоят. «Но что с ними? Светятся они! Быть такого не может…» – Чешет затылок Волос. А мужички улыбаются да на Волоса глядят. Спохватился Волос да и говорит им:
- Ох, родичи, да где ж вы ходите-бродите-то, пропащи вы души? Меня ж барин со свету сживет, ежели я вас не доставлю к нему. Сказывает он, что нужно вам быть в доме его скорехонько: дело у него к вам и ко всем мужикам есть. Что-то, други, с нашим барином не так сегодня, - говорит, - словно подменили его, окаянного, да добряка на его место водрузили. Ох… что-то не верую я в сию его доброту-то, ибо барин наш хитер: сейчас – ангел, завтра – бес.
Мужички же стоят и улыбаются, слушая речи старого Волоса. Ох, да и радостно им от них. Не знает того Волос, а они ведают, что с барином-то сотворилось.
- Хуже не будет тебе, Волос, и никому не будет хуже, - сказал после долгого молчания Смутьян, - ибо не ведомо другим родичам нашим, что барин теперь Иной.
- Иной??
Удивился Волос и снова присел на скамеечку, стоящую подле двери.
- Да, старче Волос, не видано многим из нас, но видано предкам нашим было то мыследействие, что мы с мужичками сотворили сегодня ночью в доме барина злобного.
Кузнец Волос заморгал синими, как небо, глазами и уставился на Смутьяна.
- Не бойся, друже Волос, это наш Смутьян-волхв, он Чисту Правдушку говорит! – Выкрикнул со своего места плотник Верст.
- Мы тоже сначала дивились правдушке его, не верили, сумнявались шибко, - вставил свое слово Федотка, - но потом сами убедились, что не лжет Смутьян, а ведет нас истовым Путем богов Христа и Ярилы или иным словом – Путем Света Вечного нас ведет!
- Что-то, други, не смекну я, о чем это вы гуторите? В голове моей каша да и только…
Посетовал Волос и схватился ладонями за голову: у него она от сих слов стала, как тыква зрелая, тяжела.
- Не печалуйся, Волос, мы тебе обо всем поведаем.
Успокоил кузнеца Смутьян - и мужички начали рассказывать Волосу о том, что было этой ночью.
*
В это время барин уж заждался беглецов. Ходил взад-вперед, даже немного злился, что дело приняло затяжной оборот - но душа его звала в Путь.
И не дождавшись пропащих мужиков, стал барин, всех сельчан, что были в это время с ним, водить по усадьбе да рассказывать, что он мыслит про все свое барское обустройство.
- Думаю, - говорит барин мужикам-работягам, - нужно нам как-то иначе жить, ребятушки!
Дивятся мужички, в толк не возьмут. «Ошалел что ли барин-то, с ума свихнулся?» - Думают. А барин им свое:
- Да, мужички, не ладно все было у нас с вами, не ладно! Вот ты, Митрофанка, - обратился барин к сухонькому мужичку - конюху своему, - ты ж ведь трудяга еще тот у меня, а живешь, словно птица на дереве: нет у тебя справной хаты. А ты ж ведь столько лет у меня в конюхах-то рук не покладаешь, трудишься, сил не жалеешь. Надо-ть тебе, Митрофанка, избенку нову справить, говорю! – Стукнул кулаком по дубовым перилам своего крыльца барин.
Дивится Митрофан да и только словам тем. Слезки из его глаз сами потекли от этих слов барина. Он слезки-то прячет, руками натруженными глазенки маленькие трет.
- А ты, Прохор, - повернулся барин к стоящему справа от него богатырю Прохору сильному удальцу, что был на службе тут для охраны его светлости. – Ты ж, Прохор, не ведаешь что такое отдых от дел своих: днями и ночами службу несешь неустанно, а по сему женушку свою, как там ее звать-то, - задумался, - Любаву да всех своих семерых детишек не видывал, поди долго. Надо-ть тебе, Прохор, отдых давать. Возьму-ка я к себе еще одного богатыря на службу и дам вам указ, чтоб вы сами вершили свои дела: можете вольно служить мне! Ежели не по нраву будет, отпущу не укорю, ибо верен ты мне был всегда-ть, Прохор-Витязь, поэтому тебя не неволю отныне!
Подивился Прохор словам барина, поклонился и низким голосом отрапортовал:
- Благодарствую, ваша светлость! Рад стараться!
Барин стал всматриваться в толпу мужиков. Среди них он увидел мальчонку того, которого давеча в гневе шибко бичевал. Вспомнил. Разболелось тут бариново сердце. Закрыл барин лицо руками. Прослезился. Стал мальчонку к себе звать. А бедолажка не идет, прячется за широкими спинами селян, боится барина, как зверя лютого, боится. Тогда барин упал на колени прям на том месте, где стоял, и заговорил, обращаясь к мальчонке:
- Ты ж, Борятка, прости меня непутевого, - говорит, - уж больно-то как мне сейчас, как тебе тогда. Душу гложет, свербит червь подколодный. Ты уж не серчай, Борятка, на меня! - Взмолился барин, - Не серчай, родненький! Прости меня! Прости, Борятушка!
Люди открыли рты от удивления.
Мальчонка тот подивился, вышел из-за спин мужичков… Барин встал с колен, спустился с крыльца и направился к нему. Мальчик уже не боялся, ибо чуял нутром, что барин не тот, что был прежде. Барин обнял Борятку и, вытащив из кармана портов фамильные часы с позолотой, протянул их хлопчику и сказал:
- Вот возьми, Борятка! Это тебе мой подарок за изделие твое чудесное – вазу глиняну с лепниной благолепой. Твори Борятка, твори! Будешь отныне в артели гончарной у Семена-красна носа в подмастерьях, а опосля в мастера пойдешь! Будешь учить и других детушек ремеслу гончарному.
Так барин про всех своих «подданных» и вспомнил. Каждого мужичка-работника добрым словом одарил, каждому даровал милость свою и благорасположение. Потом встал он на крыльцо повыше и поклонился всем работникам своим до пола со словами:
- Благодарствую Вам, трудовые люди, за труд ваш, за помощь мне благую! Без вас бы я не смог существовать…не смог.
Люди, наслушавшись слов добрых от барина в свой адрес, были сами не свои: столько света из их душ хлынуло, столько! Ух, и мощь световая над ними! Они – ангелы, Барин – бог. Или же даже наоборот, не важно.
Шел в это время к дому барина отец Иоанн из храма Христова, видит, а люди, словно ангелы. Поклонился Иоанн им и сказал:
- Неужто, братья мои, сам Бог-Отец в наше селение спустился. Ну и огнь-пожарище, ну и теплынь над селением нашим!
Ведаем, что Иоанн–служитель Христов был особенным. Некоторые священники по тем временам лишь дань с людишек сбирали, да, чтобы власть удержать, боговым гневом народ стращали, а Иоанн был выходцем из иных сфер.
Вошел в храм однажды волхв Ивлий, что ведушку Правую перенял от хранителей знаний предков наших славных, да и стал Ивлий отцом Иоанном в храме том Христовом.
*
Христианство византийского толка в те времена уж глубоко по Руси корни пустило. «Народу – Слово Бога, миру – подмога» - как говорится. Вот и весь сказ. А то, что получилось-то на Руси от насильственного принятия чужой, пусть и Правой веры, неведомо тебе, правнук наш, ибо умело смогли скрыть от народа «овцы в овечьих шкурах» – властолюбцы по-иному то, что веда Христова от истоков изначалья родником истекла: из тех же истоков и пили люди светлые русские воду Чистую Живую еще до Крещения Руси-Матушки, потому как по заветам предков шли Путем Прави . Токмо многим это-ть не по нраву пришлось. «Как так людишки-варвары знают веду правую? Не знают! Мы им ее принесем в новом виде! Мы!» – Думали властолюбцы, а сами в путь дорожку собирались на Русь, чтобы втиснуться, забурится, прошмыгнуть в сторонушку Света и под именами посланцев Христовых и подчинить себе вольный русский люд. Князья-то русские по тем временам сами во грехах погрязли: жажда власти сгубила их, вот и подсобили пришлым «светоносцам». Ох, сколько кровушки по Руси-то тогда потекло: людей вгоняли в новую веру, тем самым Бога Единого на части разорвав и сказав, что, мол, другой Бог есть лучший, чем те, в которых люди русичи веруют. Христа тем лучшим Богом назвали. Его лик - на хоругвях, его образ - на иконах, а сам Он – Христос плачет на небесах горючими слезами о том, что видит он этих нелюдей жаждущих власти и денег в образах монахов и князей. Но не спали крепким сном истые хранители знаний: ведали, что вера Христова – исток веры Правой, ибо Христос призывал жить в Любви. Стали потихоньку волхвы-хранители выходить из своих убежищ – лесов, что их многие сотни лет после крещения Руси хоронили в своих логах, и стали они входить в монашество и духовенство, чтобы нести народу Вечный Свет Любви.
Отличай, отличай, правнук наш, овец от «волков в овечьих шкурах»! И не путай догму и истою веру Правую!
*
Знал Ивлий-Иоанн от Федотки про замысел мужичков. Федотка честным малым был: он хотел по прави поступить и благословление получить от отца Иоанна – духовника своего на дело то, что мужички со Смутьяном задумали. Вот Федот и рассказал в сердцах Иоанну про задумку мужицкую. Заулыбался Иоанн тогда, прижал к себе Федотку-ученика и молвил ему:
- Ступай, сыне, ступай, светоч мой, ибо Смутьян от миров Светлых призван к родичам нашим. Он исту Правь гуторит! Ты ж слушай в оба уха его речи! Благословляю именем Христовым тебя, ступай, братишка света, ступай!
Благословил Иоанн Федотку, а потом весь вечер в храме молитвы Христу и Богородице пламенно творил, чтобы все у мужичков получилось, ибо сам был сердцем и душой с ними.
4
*
Тем временем начало вечереть. Мужички исполнили до конца наказ предков не показываться на глаза барину до следующей ночи. Теперь же, когда Солнышко к закату клонилось, а на небушке Луна желта объявилась, вышли из домика Марьи мужички те: Улад, Верст, Арсенька-пастушок, Дорофейка, Семен-красный нос, Федотка, Смутьян, другие мужички да и кузнец Волос с ними. Пошли они снова на холм Ярилов да и встали хороводом. Теперь без слов Смутьяна, они сами ведали, что нужно делать, ибо влилась в их души ведушка пращуров в тот вечер дивный, когда они здесь давеча стояли. Влилась!
Русские народные песни певаючи, пошли мужички хороводом посолонь, потом противоходом, опосля хоровод в колоб скрутили, дружно держась за руки, потом раскрутили его и снова ходили по Солнышку и против . Затем в центр круга сбегались, потом разбегались. И снова крутили коло-хоровод в спираль закручивая и раскручивая. Так водили они хороводы на холме Яриловом в думушках своих добрых с песнями мудрыми народными, полночи водили, пока Луна кругла не вышла в зенит. Стала она на них сверху глядеть, словно Солнце ночное. Тогда остановились мужички, подняли руки в небеса. Светятся! А Смутьян славление речет голосом дивным:
Луна, ЛуннИца, красна девИца,
Ты - твердь основа доброго слова,
В ночи ты Солнце нам заменяешь,
Думушки добры в нас рождаешь!
От Света лунного ночь прекрасна,
От думушек наших добрых – Ясна.
Ходи, ходи по кругам, Луна круглА,
Ходи, ходи по лугам, месяц-дуга,
Сей свет Вечный на мировое поле!
Думушку добру сделай былью!
Гойя!
Истый Солнца Свет ты, ЛУнушка, отражаешь,
Вечным Светом Чистым ты ночь наполняешь.
Слава! Слава! Слава!
Свету Ярому!
Слава! Слава! Слава!
Лунному Зареву!
Ходи, ходи по кругам, Луна круглА,
Ходи, ходи по лугам, месяц-дуга,
Сей свет Вечный на мировое поле!
Думушку нашу сделай былью!
Гойя!
Почуяли все, как Луна стала притягивать их да так, словно девка манит ведунья. Вспомнили тогда мужички про своих жен. Смотрят, а к ним по тропке, что на холм ведет, и впрямь девки идут: Марьюшка-ворожея, Ефросинья – жена Улада , а с ними жены мужичков тех да дочь кузнеца Волоса - Всеслава. Вошли бабы в хоровод, каждая к своему суженному повернулась, да смотрит на него любуется. А мужички женами любуются, глаз оторвать не могу, ибо красавицы они в свете мягком лунном.
- Вот сейчас слышу я слова предков наших, что зрят на нас из Ирия светлого или рая христианского по-иному – мира Света и Добра, слышу их речь я сейчас в мыслях своих:
Сказал Смутьян и стал словами предков говорить, словно петь:
- Не гоже вам, землянам, пренебрегать силой Луны. Не гоже! Великая матерь была для нас Луна, ибо она во тьме рождала Солнце. Двойное Солнце светило нам тогда, когда полная Луна отражала его от себя: одно утром, другое ночью. Мы - предки ваши благодарили природу и Вышнего, мы радовались, как дети, этому явлению двойного Солнца.
А явление Солнца, накрытого тенью Луны, – тоже священный знак! Солнце закрытое тенью Луны или затмение Солнца по-иному – это явление боготворили мы - древние арии, ибо это явление означало (особенно в новолуние) прорыв Света на Землю. Да! Ибо это означало часы великого соединения двух мощных небесных тел!
И, сделав паузу, Смутьян продолжил:
- Луна – женское начало. Без нее не было бы лада в мире том, где мужское начало - Солнце-Отец. – Сказал он родичам. - Подойдите, светочи, к своим любушкам, обнимитесь покрепше, погладьте их по шелковым волосам и простите им все обиды. А вы, женушки, девоньки, - обратился Смутьян к женщинам, - Вы с Любовью мужей своих простите за все их деянья неправедные. Пусть навсегда будет лад меж вами, родичи мои Светлые! Силушка Луны отражающей Солнце поможет нам, ибо это великое соединение двух начал – женского и мужского в полном своем величии сейчас перед нами! Это завет предков наших, други! Сотворим же его!
Подчеркнул Смутьян.
Сказал так, а сам в сторонку отошел, ибо не было в хороводе том пары для него.
Стали мужья и жены делать так, как Смутьян от предков славных наказывал: искренне простили друг другу все обиды и добра пожелали. И так им благодатно в тот миг стало, словно они в рай небесный попали.
Вдруг видит Смутьян в лунном свете идет к нему по тропке дева красна божественна, светла. Подошла она к нему и говорит напевно так:
- Не желаешь ли, добрый молодец – Солнце красное, водицы лунной испить?
- Желаю, дева!
Отвечает робко Смутьян.
- Так испей, Витязь, ибо люб ты мне, люб! – Сказала дева та, подошла к нему ближе и в уста Смутьяна поцеловала.
А опосля и молвит:
- Робок ты, да мудр, Добрынюшка – Свет Сокол Ясный!
- Откуда ты знаешь мое настоящее имя, дева?
Спокойно спросил у смелой красавицы Смутьян.
- Ведаю, ведаю, Сокол, ибо сам Ярила мне его днем на этом холме шептал, да сама Луна тепереча его мне напела.
Улыбнулась дева та.
А Смутьян или Добрыня молодец в Лунном Свете, как Бог, стоит. Смотрит ласково на деву и говорит:
- Благодарствую, тебе Всеславушка – дочь Волоса кузнеца! Благодарствую! И хочу сказать, что и ты люба мне, красна девица! Люба!
Да и поцеловал ее в уста сахарные.
*
Так вот и стал у Всеславы – дочери Волоса кузнеца с тех пор жених Добрыня по прозвищу Смутьян.
А барин тот стал Иным, и вскоре в селении получил прозвище Добрей. А про то скажем вам послесказочку, послебыличку нашу:
Барин-то, когда проснулся утречком на следующий день после ночки полнолунной, в которую все наши герои на холме Яриловом обряды Любви творили, мужички-то наши вместе с Добрыней-Смутьяном перед ним и предстали. Он, увидев их, засиял улыбкой и сказал им:
- Ну где же вас носит-то, добры молодцы мои? По что не желали меня приветствовать вчера-сь?... Знаю, знаю, много горюшка вам от меня перепало. По сему, други, звал я вас для того, чтобы прощение у вас попросить за деяния свои неладные и нелюдские.
Перед всеми покаялся барин, никого не забыл из мужичков. Оброк всем простил, да и наказ дал отныне оброка с мужиков не брать. А опосля барин женщин всех собрал да и у них прощение испросил за грубость свою и невежество и каждую словом ласковым одарил.
Стало в селении том Светло так, словно в поле Руси-Матушки необъятной, затемненной по тем временам маревом крепостного права, вдруг огонек воссиял да в Зарево Ярое превратился. Ведают те, кто жил в поселении том, да и те кто сказ сей слушал дивился, откуда сие Зарево Ярое взялось, где зародилось да как родилось.
Вот и сказу конец, а кто слушал – Молодец…Добрый Богов Удалец!
*
А теперь, Человек наш Световой, ты сам нам можешь рассказать, для чего мы рассказали тебе сию былицу – сказание наше, ибо ты сам теперь тот Сокол Ясный, что парит над миром и ведает все закоулки его и дивится его Красоте. Лети же! Лети, Светоч наш, по мирам нашим и зри их световые спектры и дивись их мощи и силищи, потому как ты – огнекрылая птица зари, ибо ты сейчас здесь с нами, ибо хватило тебе силушки и Духа дойти до этого места наших витиеватых длинных сказаний. Ты был учеником нашим, ты был послушником нашим, но теперь ты сам – Свет Вечный!
*
***
(продолжение следует)
записано лето 2008г.