День угасал, ночь поглощала рабочий кабинет императрицы: густеющий мрак заскользил по паркету, слизывая с него тусклый отблеск вечернего солнца; темная пелена окутала мраморный потолок; в чернеющих стенах растворились портреты великих предков.
- Свету!!! – стараясь унять пожиравшую тело дрожь, крикнула Екатерина. Забившись в угол огромного дивана, она схватила парчовую подушку и, судорожно комкая ее, положила перед собой, будто хотела отгородится ею от наползавшей со всех сторон мглы. – Свету!!!
Серебряный колокольчик заливисто вторил призыву императрицы, но от растерянной беготни и суматохи слуг светлее не становилось. Непроглядная темень все плотнее обступала императрицу и, издав тихий болезненный стон, Екатерина зажмурилась до боли в веках. Главное не открывать глаза, пока не принесут свечи. Хотя... может, сегодня они не придут? Может, хоть на одну ночь оставят ее в покое? Но стоило только приоткрыть глаза навтсречу забрезжившей надежде, как тут же бесшумно распахнулись потаенные двери, из холодной пустоты небытия выпуская призраков прошлого.
Первым, как всегда, выходил он – бывший муж и свергнутый император. Распахнутый ворот изорванного прусского мундира обнажал пронзенную серебряной вилкой шею, по-детски щуплое лицо «украшали» синяки и кровоподтеки, наивно-обиженные глаза с немым укором взирали на онемевшую от ужаса всесильную самодержицу огромной страны. А за спиной Петра уже выстраивалась молчаливая шеренга незваных гостей. Одни трясли кандалами, воздевая к черному потолку в кровь стертые руки, другие молча теребили конец толстой веревки, тугой петлей стянувшей свернутую на бок шею. Кто-то показывал окровавленный кинжал, кто-то протягивал пузырек с ядом, кто-то просто качал отрубленной головой.
- Прочь, про-о-очь!!! – но голос, пугавший живых, не действовал на мертвых. – Не я, но гордыня ваша, да смуты, вами чинимые, виной всему!!! – но в словах императрицы не слышно было той уверенности, с которой она осуждала на смерть. – Ведь не о благе собственном пеклася я, но о величии России, – но пришедшие лишь горько усмехались в ответ. – Да оставьте же меня, проклятые!!!
Умоляющий стон потонул в шуме раскрываемых дверей. Под осторожное шуршание одежд в залу вплыла вереница лакеев с подсвечниками. Обожженная темнота кинулась по углам, аморфными тенями расползлась по стенам и Екатерина облегченно вздохнула, все еще дрожа мокрой холодной спиной.
- Сколько можно твердить – свет до темноты зажигать!!! Нешто вас только дыба порядку учит?
С каждым словом голос императрицы наливался привычной твердостью; но как только вслед за лакеями в кабинете появился высокий худой человек в черном сюртуке простого покроя, Екатерина тут же замолчала и знаком велела визитеру подойти ближе. Тот сделал несколько шагов и, не дожидаясь разрешения, аккуратно присел на краешек дивана, поверх остро выпирающих колен уложив черную кожаную папку.
В полной тишине бровь императрицы выгнулась изящной дугой немого вопроса.
- Прошу прощения, ваше величество, но могу только огорчить вас, - тихо, почти шепотом произнес таинственный гость.
Екатерина устало откинулась на спинку дивана и гневный блеск глаз стал угасать, сменяясь тусклым светом усталого одиночества.
- Так, значит, это правда? – после долгой паузы заговорила, наконец, императрица, внимательно изучая плясавшее над свечой пламя, чтобы не смотреть на посетителя.
- К сожалению, да. Заговор масонской ложи, действительно, существует.
- Сведения верные?
Встрепенувшись, гость императрицы принялся развязывать тесемки папки, но Екатерина жестом остановила его:
- Говори. И словам поверю, без бумажек. Сколько лет уж при мне служишь. Но наперед всего, скажи мне, кто во главе крамольников и что задумано ими?
- Заправляет всем воспитатель сына вашего Павла Петровича – Никита Панин, - императрица вздрогнула и резко подала напряженное тело вперед. Докладчик замолчал, но, поймав на себе недовольный взгляд Екатерины, продолжил. – Шпионы мои из окружения оного докладывают, что не далее месяца, Никита Панин и брат его подметнули цесаревичу прожект конституции, что вы отклонить изволили. Павел Петрович, якобы, документ сей изучив, вполне им доволен остался. Тут-то заговор и родился. Готовятся они в день совершеннолетия цесаревича объявить его законным императором, а вас, ваше величество…
Докладчик опять замолчал, опасливо отводя глаза.
- Кровавой узурпаторшею, - уверенно закончила за него императрица. – На чьи штыки уповают?
- Несколько пехотных полков присягнуть цесаревичу готовы и некоторые гвардейцы к тому же склоняются.
Устало вздохнув, Екатерина закрыла глаза и посреди окутавшей ее черной пустоты сверкнули бесшумные молнии, разлился кроваво-красный туман, в обрывках которого замелькали страшные картины. Под бой барабанов и призывы труб поднимая боевые знамена, двинулись друг на друга полки в одинаковой форме. Засвистел свинец, зазвенела сталь, застонала земля. Почернело небо, солнце исчезло в зловонном дыму и золото неубранной пшеницы померкло под пеплом страшных пожарищ. Опустели города и деревни, улицы пропахли смрадным дыханием смерти, в холодных домах поселились горе и страх.
- Вот видите, - открыв глаза, гневно бросила императрица кому-то невидимому, кто прятался в углах.
- Что, простите? – растерянно переспросил тайный агент, но Екатерина будто не расслышала его слов.
- Скажи мне лучше вот что, - произнесла она, по-прежнему не отрывая взгляда от копошащихся в углу теней. - Слышала я, последние месяцы Никита все в недугах мается.
- Верно, ваше величество. Лекари вокруг него так и вьются. Что токмо не прописывают, а результата нет – не отступает хворь.
- Не отступает, говоришь, - медленно, почти по слогам произнесла Екатерина, все еще глядя туда, где спрятались незваные гости.
- Угу.
Пауза затянулась, тайный агент терпеливо ждал, а погруженная в раздумья императрица молчала и все так же буравила отсутствующим взглядом темную пустоту углов. Но вот она тряхнула головой, на мгновение закрыла глаза, а, открыв их, и, повернувшись, наконец, к собеседнику, заговорила с былой решимостью:
- Видать, лекари то у него – дрянь! Не те средства прописывают. Пособить бы им чем, советом или лекарством каким заморским. Как думаешь?
Секундная замешательство, человек в черном понятливо кивнул, встал и склонился в низком поклоне:
- Когда?
- Чем быстрей, тем лучше, - холодно отрезала императрица и, протянув руку для поцелуя, закончила аудиенцию. – Все, ступай. И скажи там, чтоб никто меня теперь не беспокоил. Со всеми делами пусть катятся к черту. И слуги путь проваливают. Одну меня оставьте, - и, прижимая к похолодевшей вдруг груди мягкую атласную подушку, Екатерина перешла на испуганный шепот. – Только не гасите свет. Умоляю, не гасите свет.