Книга I
Глава I
От любви не уйдёшь… Нет, это не любовная история, а рассказ о любви. О власти, которой она имеет над нашей жизнью. Власти, исцелять или уничтожать. Здесь начинается история:
Эта история принадлежит моей пра-пра-прабабушке – Кристобель Миллер. До меня же она дошла благодаря моей маме. Мне было не так много лет, и многое показалось бы мне выдуманным. Но, спустя годы я стал историком и собирался продать наш фамильный дом для того, чтобы уехать в долгое путешествие. Но с бумагами возникла волокита и, мне пришлось задержаться. И тогда-то всё и началось.
В тот вечер я был совершенно свободен, т.к. все мои дела были уже сделаны, а вещи, приготовленные к поездке, были собраны в сумки и стояли у дверей. Сам я сидел у камина, пил виски и курил дорогую сигару. Неожиданно зазвонил телефон. Это был мой старый и проверенный во всех отношениях друг. Он, конечно же, не одобрял мою затею о продаже дома и снова начал мне твердить о семейных ценностях, о многовековых традициях и всё такое.
- Ну, это же смешно, - рассмеялся я и сел в более удобную позу. – Зачем мне нужна эта куча старого хламья? На верхние этажи я не поднимаюсь, да и стар я для такого огромного дома. Мне бы что-нибудь помельче, поуютнее – попроще. Тут даже привидений-то нет, а то продал бы дороже. Да, молодые любят всякий бред.
- Ну, а вдруг в твоём доме есть потайной вход или тайная комната?
- Не-е-ет, я бы об этом знал.
- Возможно, твоя мать не рассказывала тебе об этом, - не сдавался мой друг.
- У неё никогда не было от меня секретов, - с сомнением ответил я и насторожился. Мама всегда делилась со мной своими мыслями и всем остальным. Правда, было кое-что, что мне не очень-то нравилось.
В нашем доме много разных фамильных ценностей: какие-то старые для меня и, несомненно, очень дорогие по тем временам платья, сшитые не из одного метра ткани, мебель, книги и, естественно, драгоценности. Висят и фамильные портреты, тоже очень шикарные, выполненные рукой известного в мире искусства художника. Для них даже сделана была галерея, картинная. Но один портрет меня очень интересовал всегда, потому что я не знал, чей он. Мама, по видимому, тоже не знала, иначе рассказала бы мне. А я не раз её о нём спрашивал. И именно из-за него мой старый друг и заинтересовался домом, и вообще, нашим родом. Он отыскивал какие-то архивы, показывал разные бумаги, и всё твердил, что дом ни в коем случае нельзя продавать. А ведь на него уже были желающие. Но однажды утром, ко мне приехали два молодых человека.
- Добрый день, - поздоровались они. - Нам нужен мистер Энди Миллер.
- Миллер Батлер, вернее всего, не так ли?
Я оценивающе посмотрел на них и пригласил в дом. Они не вызвали у меня никаких подозрений, выглядели скромно и немного неряшливо. «Наверное, мало спят, бедняги» – подумал я и налил себе кофе. Это мой конёк, солидные люди не обращают внимания на аромат кофе, потому что часто его пьют, а вот простые трудяги, как я, сразу себя выдают. Они и выдали. Как только почуяв аромат кофе они похлопали себя по животу. Так сказать, рефлекторно.
- А я смотрю, вы не часто завтракаете, джентльмены, - заметил я и налил им по чашечке кофе.
- По правде сказать, последние несколько лет мы вообще редко прикасались к еде, - сказал один. Я протянул ему чашечку. - Спасибо.
- Да. Мы работаем в музее и копаемся в биографиях известных людей. Поверьте, на это уходят иногда целые годы, чтобы собрать все данные от начала до конца. Уж вам-то это известно, - он принял у меня вторую чашечку кофе.
- Да, я знаю, каково это, - рассмеялся я.
- Мистер Миллер, я – Эш Стил, а это – мой напарник, Соер Томас. Мы работаем над биографией Роберта Торреса, - сказал Эш и протянул мне пустую чашку. - А можно ещё?
- И у нас есть кое-какие догадки, что он был знаком с мисс Кристобель Миллер – вашей пра-пра-прабабушкой.
- Милые мои друзья, я бы рад вам помочь, да вот только боюсь, что не смогу. Я никогда не слышал этого имени. Моя мама никогда не рассказывала о других мужчинах, кроме мистера Френка Батлера, который приходился мужем моей пра-пра-прабабушке. Да и в наших фамильных архивах это имя не упоминается. Вы можете сами взглянуть на них.
Друзья робко переглянулись, но постеснялись быть навязчивыми. Но я не растерялся, сам был таким в самом начале своей работы. Хорошо, что мой учитель научил меня правилам верного подхода.
- Ну, друзья мои, не нужно стесняться. Я же знаю, вам безумно хочется увидеть всё собственными глазами.
Я повёл их в нежилую часть дома. Взяв со столика подсвечники, и попросив Эша и Соера набрать как можно больше свечей, мы отправились на маленькую экскурсию. Для них это было увлекательным походом, оглядываясь по сторонам и частенько запинаясь, они временами охали и ахали от восторга. А когда мы проходили мимо портретов моих предков и не жилых комнат, Эш замедлил шаг, а затем и вовсе остановился. Он стоял у портрета Кристобель, на нём ей было примерно лет 15. Подойдя поближе, а затем, подняв свечи над головой, он открыл рот от удивления.
- Не может быть, - прохрипел он еле слышно, - вы только посмотрите на неё!
- Да, она была той ещё штучкой, верно? – лукаво усмехнулся я.
- Я никогда не видел её портрета в цвете. Она здесь совсем молоденькая.
- Ну, идёмте, идёмте. Я осмелюсь вам предложить заночевать у меня. Более того, я уверен, что вам это необходимо. Да и мне интересно узнать о ваших догадках. Идёмте же.
Мои спутники в тот момент ещё не подозревали, как близко судьба сведёт нас вместе. И сам я не на что не рассчитывал, потому что был уверен в своих знаниях о собственном роде. Кто бы мог подумать, как всё пошло бы, если не появились бы мои юные друзья.
Глава II
Кристобель сидела на подоконнике и, поджав ноги, уныло смотрела в даль. Сегодня был пасмурный день, но, не смотря на это, её отец – сер Ричард Миллер, не отказался от предстоящего ужина со своими гостями. Из его гостей были в основном его друзья, прошедшие с ним и огонь и воду, но и подхалимы тоже присутствовали. Например, такие, как сер Мичел. Ричард Миллер не любил его, потому что Мичел напоминал скользкого червячка, шныряющего вокруг и всё время что-то вынюхивающего. Но по долгу своего положения и по положению Мичела, приходилось терпеть его присутствие.
- Что он – девка, чтоб его любить? – повторял Ричард, когда сер Мичел, наконец-то, уезжал в своей коляске восвояси.
Кристобель любила праздники и весёлые вечера в доме, когда играет на пианино мама, а отец стоит рядом, наклонившись к ней с бокалом вина, и тихонько подпевает. А когда они оставались одни, то мама усаживала его на своё место и просила сыграть какую-нибудь мелодию или спеть. И отец пел, да так ужасно, что мама прекращала играть и громко и беззаботно смеялась. А Кристобель, совсем маленькая, выползала из своей постели, на цыпочках пробиралась к залу, усаживалась на лесенку и сквозь перила наблюдала за ними. Это были самые чудесные времена…
Но вскоре маму сгубил тиф и, она умерла. Отец собрал вещи и забрал Кристобель из дома. И они уехали. Поселились в скромном домике у реки и прожили вдвоём две недели. Затем отец снарядил лошадь, собрал кое-какие вещи, обнял дочь и сказал:
- Милая, мне нужно оставить тебя, но ты должна знать, что я люблю тебя. Ты всегда будешь номер один в моей жизни. Так получилось, что нам приходится расстаться, но здесь ты будешь в безопасности. Ни в коем случае не возвращайся назад, ни при каких обстоятельствах. Здесь о тебе позаботятся, и ты будешь расти с такими же ребятами, как и ты, - Ричард прижал Кристобель так крепко, что ей стало трудно дышать, но она не подала виду, ведь папа любит её и желает ей добра.
- Сер, - к ним подошёл мужчина и положил руку на плечо Ричарда, - пора.
Отец кивнул ему неотрывая глаз от дочери и продолжил:
- Этот человек отведёт тебя в свой дом, и ты станешь там жить. Никому не говори, какого ты рода, пока не узнаешь, что умер этот человек, - он написал на клочке бумаги имя и протянул Кристобель, - Никому не показывай это, когда научишься читать и писать, сможешь прочесть. А пока спрячь подальше.
- Но папа, - испугалась Кристобель.
- Не бойся, дитя моё. Вот, держи, - он снял с шеи свой медальон и надел на дочь, - теперь он твой. О нём никто не знал, кроме твоей мамы, и ты можешь смело носить его. Я люблю тебя, милая.
Он в последний раз крепко прижал её к себе, поцеловал в волосы, вскочил в седло и сказал:
- Помни, Кристобель Миллер, ты в надёжных руках.
С этого дня всё пошло по-другому. Кристобель вела себя, как и раньше. Вот только очень ревностно относилась к тому, как её новый называемый отец относится к своим родным детям. И эту обиду она всегда держала в себе. Но очень хорошие отношения у неё сложились с соседским мальчишкой из семейства плотника, Робертом. Его родители всегда были рады видеть её у себя и часто называли «милая мадам». Когда прошло два года и, Кристобель научилась читать и писать, она решилась и заявила своей приёмной семье, кто она на самом деле. И тогда её решили отправить в хорошую гимназию, для обучения хорошим манерам и, конечно же, для её дальнейшей безопасности. В гимназии она прожила три года и ни разу к ней не приехали её приёмные родители. Пока она жила с ними ей объяснили, что её отец не приедет забрать её к себе. И чтобы она не тревожила себе душу, сказали, что он умер так же, как и её мать. Но Кристобель всё ждала и надеялась, что когда-нибудь увидится с ним.
В гимназию она попала как Роксана Торрес. Фамилию изменила сама в последний момент. Там она выучилась языкам и хорошему воспитанию, но использовала его крайне редко. Уже к десяти годам у неё на всё было своё мнение. Она всегда поступала так, как считала правильным, и не редко набивала из-за своего упрямства шишки. Когда ей было что-то очень нужно, её манеры были безупречны. Но вскоре ей снова пришлось собирать чемоданы и отправляться в путь. Так она переезжала из гимназии в гимназию. Иногда этот переезд затягивался на целые недели, т.к. не было свободных комнат для воспитанниц.
Последним её пристанищем оказался институт благородных девиц в Лондоне. В дороге она узнала, что человек, про которого говорил её отец, был убит, и им оказался сер Мичел, из-за которого и пришлось расстаться с отцом. Он предал мистера Миллера, и был убит за это, спустя много лет, верными друзьями сера Ричарда. Но и сами они долго не протянули и вскоре скончались от смертельных ран. Теперь опасаться было нечего, и она с гордостью въехала в главные ворота института под своим именем.
Там о ней сразу пошли разговоры, но Кристобель не обращала на это никакого внимания, и всегда проходила мимо других воспитанниц с высоко поднятой головой. Условия были крайне суровыми, чем раньше. Но это не остановило её и с первых же дней Кристобель начала проявлять свой характер. А через некоторое время у неё появились хорошие знакомые из воспитанниц института. Девочки были из хорошо обеспеченных семей, и это очень бросалось в глаза. Но Кристобель не давала им спуску и, хоть они и ладили, но настоящих подруг у неё не было. Поэтому она начала читать книги. Прожив в институте до 15 лет, она научилась бегло говорить на многих языках, умело вела беседу в любом обществе и разбиралась в лошадях лучше, чем её учитель. Казалось, к чему бы она не прикоснулась, ей всё давалось с лёгкостью. Она схватывала всё на лету, улавливала каждый жест, интонацию в голосе и с лёгкостью всё воспроизводила. Многие девушки завидовали ей, но Кристобель лишь смеялась над этим и повторяла:
- Да, чего нет – того нет…
Глава III
Эш ещё раз посмотрел на портрет и поспешил за нами. Я повёл моих спутников к главному коридору. За ним начинался мир Кристобель. Будучи молодым, я часто просиживал в этом коридоре, часами размышляя, кто бы мог проходить по нему, о чём здесь велись разговоры. Да, это был чудесный коридор. Старый орнамент на стенах уже потемнел и немного осыпался, но всё ещё был изумительно красив, мозаика не высоких окнах в солнечный день играла великолепными цветами, а отполированный пол блестел так, что в нём отражалось моё лицо.
- Невероятно, - восхищался Эш. - Умоляю вас, скажите, что здесь ничего не изменилось, - взмолился он и повернулся ко мне.
- Ну, кое-что всё же поменялось, например, мебель. А в остальном – всё, как при Кристобель. Хотя в этой местности бушевал тиф, и я не уверен, что она, вернувшись, оставила всё, как есть. Но, всё возможно.
- Как же она сумела привести в порядок такой огромный дом? – поразился Соер. - Ведь для этого нужны были деньги и не мало денег.
- У неё было много друзей, да и соседние поместья когда-то дружили с её семьёй, а в частности, с её отцом.
- Мистером Ричардом Миллер, - уточнил Эш.
- Совершенно верно, мой мальчик. И не забывайте, она была умна и знала, как нужно вести переговоры.
- Возможно, ей помогал Роберт Торрес. Неужели вы ничего о нём не знаете? – не сдавался он.
- Ну, возможно он присутствовал в её жизни, но я никогда не слышал о нём. А почему вам кажется, что они были знакомы?
Мы поднялись по лестнице, и зашли в просторную библиотеку. Кругом стояли полки с книгами, на столиках лежали старинные предметы, зеркала в старых рамах. Интерьер остался неизменным. Я подошёл к окну и отворил его. В комнату ворвался свежий воздух, и мои друзья вернулись из своих фантазий в реальность.
- Понимаете, у нас есть письма Торреса, в которых он пишет и благодарит за приятно проведённый вечер, - начал рассказывать Соер, пока Эш изучал книги на полках.
- Он писал Кристобель? – спросил я.
- Нет, но он писал «милая мадам».
- Это значит – Кристобель? – выпытывал я.
- Нам это не известно, - ответил Соер, но, увидев моё удивлённое лицо, сразу продолжил. - Но мы располагаем письменными доказательствами, что это был «маленький бал».
- И его проводила Кристобель? - выдвинул я свою версию.
- Нет, но на этом «маленьком балу» было три женщины.
- И одна из них была Кристобель Миллер? – не сдавался я.
- Да.
- Но, возможно, он писал не ей. Ведь там присутствовали ещё две особы.
- Но они никак не отреагировали на Роберта Торреса, - вмешался Эш.
- У вас есть письменные доказательства? – я начинал веселиться.
- Именно, - он сел в кресло и посмотрел на меня в упор. – Во всей дальнейшей биографии этих двух, как вы их назвали, особ, ни разу не промелькнуло имя мистера Торреса.
- Но и Кристобель не упоминала о нём, - моё веселье начинало спадать.
- Но и про «маленький бал» никто не писал.
- И об этом Кристобель не упоминала в своих записях, - я напряг память и пытался вспомнит. - Нет, не припоминаю.
- И поэтому мы здесь. Вы позволите нам взглянуть на её записи? – Соер подошёл к креслу, где сидел Эш.
- Несомненно.
Я вытащил из тумбы большой чемодан и открыл его. Моим юным друзьям открылся прекрасный вид. Огромная куча писем, папок, дневников, старые декоративные чернильницы и несколько перьев, а так же фамильная печать для писем смотрели на них словно сквозь время. Весь наш род, и, наконец, я тщательно ухаживал за ними, и теперь результат я вижу на лицах этих молодых людей.
- Это всё, что мне досталось, - сообщил я. - Но вы не торопитесь, изучайте всё очень внимательно. Потому что меня вы заинтриговали своим таинственным мистером Торресом. Кстати, кем он был, что вы его обнаружили?
- О, он был одним из немногих, кто умел правильно и, совершенно точно выразить свои мысли, - с гордостью ответил Соер.
- Он был писателем?
- Скорее, поэтом, - поправил меня Эш. - Поэтом того времени.
- М-м-м, - я немного притих и подумал, могла ли Кристобель знать этого поэта? И могла ли она вообще водить дружбу с людьми, такого круга? Наверное, всё же могла. – Пойду, приготовлю нам ужин.
- Спасибо, мистер Миллер.
Эти милые ребята вряд ли, что-то найдут, но я почему-то им верил. Хотя и знал каждое слово из всех записей Кристобель наизусть. Но, как говорится: «Чужая душа - потёмки». У меня нет никаких оснований полагать, что Кристобель была знакома с этим писателем, но и доказать обратное я не мог. Не мог и закрывать на это глаза после того, как во мне зародились сомнения после приезда моих юных друзей. И я собирался им довериться. Поэтому я начал рассказывать им всё, что знал… всё с самого начала.
Глава IV
Сидя на подоконнике, Кристобель, не слыша ничего вокруг, смотрела задумчиво в даль. Туда, откуда её привезли без её согласия. Она, вот уже несколько лет мечтала об одном, как только ей исполнится 18 лет, сразу вернётся к себе домой. И никто не сможет переубедить её.
- Кристобель, - её вывел из задумчивости голос Миранды, - ты что, весь вечер собираешься просидеть у этого окна? Поторопись, иначе можешь опоздать к своей судьбе.
Миранда была очень хорошей девушкой из семьи с редкой и красивой фамилией – Лебьюти. У неё была добрая чистая душа и огромное сердце. Она всегда смеялась, над каждым пустячком, над каждой шуткой, даже если она не смешная. Все знали, самой весёлой девушкой в институте была Миранда Лебьюти. Её за это и любили молодые люди, которые приезжали для того, чтобы выбрать себе будущую невесту. И ей это счастье выпадало не раз. Многие предлагали Миранде своё покровительство, но она каждый раз отказывала.
- Мне нужен такой человек, чтобы взглянуть на него один лишь раз и понять – это он, - говорила она после очередного бала. – Такой, чтобы затмевал всех остальных, не учёный, но и не глупец; весёлый, но не гуляка.
- Красивый и богатый!
- Ты прекрасно знаешь, что при выборе мужа меня меньше всего волнуют деньги.
- Только глубокое чувство может толкнуть меня под венец. По этому, быть мне старой девой!
- Настоящий идеал молодого человека! Такой чуткий, весёлый… Ты понимаешь, о чём я?
- А ты?
- Ах, Кристобель, - вздыхала она, - неужели я никогда не встречу свою половинку. Всё так и буду отказывать? Вот однажды надоест всем получать от меня отказы, и останусь я одна – никому не нужной. Уеду в глухие места и состарюсь там. И никто обо мне и не вспомнит.
- Просто ты должна смотреть не на человека, а как бы, сквозь него, - утешала её Кристобель, когда та падала на постель и начинала истошно реветь. – У каждого есть недостатки и ты должна найти того, у кого их меньше, а заодно и те качества, которые нравятся тебе. Вот увидишь, найдётся и твоя половинка. И поверь мне, она тоже тебя ищет.
Кристобель тоже отказывала такому роду предложениям. Даже тогда, когда оно не было произнесено вслух. Просто она поставила себе цель и упорно к ней стремилась. Но сейчас не об этом. В институте проходил бал, и на него вновь съехались женихи. Спешу сказать, женихи всех возрастов. В основном, появлялись только женихи в годах, но богатые. Бывали и молодые – с богатыми папами, но очень глупые. Кристобель редко посещала такие балы, но на этот раз всё же решила на него явиться.
- Нет, я уже иду, - ответила она и спрыгнула с окна.
- Не нужно вести себя столь вызывающе, иначе тебя никто не разглядит, - Миранда выложила из шкафа платье, положила его на постель и расправила на нём складки.
- Мне не нужен жених, Миранда, - она посмотрела через плечо, - я лишь хочу поскорее убраться отсюда и жить своей жизнью, в своём доме, так, как я хочу. А всё это поскорее забыть.
- Кристобель, - Миранда оторвалась от своего платья и посмотрела на подругу. Она искренне жалела, что ей некуда уехать от сюда, пока не исполнится 18 лет. За Мирандой то хоть родители приезжают, а у Кристобель вообще никого не было. И ей, бедняжке, совсем некуда деться. - Милая, мне очень жаль твоих родителей, но одна ты не сможешь. Тебе нужно сильное плечо, опора.
- Вот моя опора, - она показала на медальон отца и гордо вскинула голову, - это единственное, чем я могу гордиться!
- Старым медальоном?
- Это не просто «старый медальон», это ключ.
- Ключ, так ключ, - отмахнулась Миранда, - и дверь для него наверняка есть?
- Этот ключ ко всем дверям, - Кристобель не нравилось, когда от неё отмахивались.
- Господи, не можешь сказать грамотно – лучше помалкивай.
- С помощью этого медальона я смогу доказать, что я из знатного рода. У меня будет всё, о чём только можно мечтать, если он у меня будет. Это единственное доказательство того, что я не самозванка.
- Ясно, - кивнула Миранда, - а теперь давай уже соберёмся. Чувствую, сегодняшний вечер будет не такой, как все прежние. Возможно, тебе кто-нибудь приглянётся, и ты сможешь на время забыть о своём совершеннолетии. Пойми же, замужество – это очень серьезный шаг, и к нему нужно подходить очень ответственно.
- Ну, тебя, - отмахнулась Кристобель и начала надевать своё платье.
Вечер набирал полную силу, когда Кристобель поднялась в бальный зал. Она внимательно осмотрела присутствующих, кто попал ей на глаза, и вздохнула. «Опять один пропущенный в пустую вечер» - подумала она про себя. Вот уже много лет, здесь собирались для того, чтобы показать свои наряды, как воспитанницы, так и присутствующие гости. Но в этот раз она не обращала на это внимания, в конце концов, её будущее зависело только от неё самой.
Войдя в зал, она сходу взяла бокал шампанского у проходящего мимо неё официанта. Как правило, она никогда не пила на таких вечерах, а просто держала его в руках, для вида. Подойдя к ближайшему кругу людей, Кристобель сделала вид, будто давно здесь стоит и знает о чём идёт речь. Она рассмеялась вместе со всеми и со словами: « Да, это забавно» - отправилась к другому кругу. Так она обошла почти всех и направилась к Миранде, которая привлекла её внимание.
- Если все мужчины в этом зале в тебя не влюбятся, то я совсем не разбираюсь в красоте! – заулыбалась она.
- Или в мужчинах!
- Не такие уж они и загадочные, как ты о них рассказываешь.
- Но и не слишком примитивны.
- Почти все они высокомерны и пустозвоны, если судить по моему опыту.
- Придёт день, Кристобель, и ты посмотришь на одного из них и больше ничего подобного не скажешь, - улыбнулась Миранда и приняла приглашения потанцевать от подошедшего молодого офицера.
А Кристобель, принимая по пути комплименты и просьбы присоединиться, двигалась в сторону балкона. Разговоры про ближайшие балы и вечера страшно утомляли её. Вместо этого Кристобель бы придумала другие развлечения, например, какие-нибудь вечерние выезды или пешие прогулки, посещение театров. Она не любила однообразие, а эти вечера отличались только тем, что на них иногда появлялись новые люди.
Кое-как пробравшись сквозь многочисленную толпу народа, Кристобель всё же добралась до своего любимого, в такие вечера, уголка, где она со стороны могла наблюдать за всем происходящим. Выскочив на балкон, она запрокинула голову и вдохнула свежий вечерний воздух. Облокотившись на перила, Кристобель уставилась на горизонт. Солнце уже почти село и освещало оставшимися лучиками последний отрезок земли, на который попал балкон института. Она достала платок и вытерла капельки шампанского, скатившиеся по ножке бокала. Так всегда делала её мама, когда ей было скучно в присутствии папы и его друзей, даже если капелек совсем не было. Кристобель подняла голову и посмотрела в небо, затем медленно опустила глаза и вздохнула.
- Как мне тебя не хватает, мама, - прошептала она.
- Вам тоже скучно? – услышала она голос, вздрогнула от неожиданности и обернулась. Обладатель голоса вышел из тени и приблизился к ней. Но расстояние между ними было не достаточно коротким, чтобы хорошенько разглядеть каждую чёрточку его лица. Кристобель выпрямилась и повернулась к незнакомцу всем телом. – Уверен, и вам не по душе такие вечера, - произнёс он, не отрывая от неё взгляда.
- Я не против вечеров, - осторожно отозвалась Кристобель.
- Тогда, почему вы здесь, а не танцуете со всеми?
- Я повинуюсь лишь своим желаниям, а не чьей-то воле. И в данном случае вы правы – мне ужасно скучно.
- Тогда, позвольте представиться. Моё имя Роберт Торрес, и я скрываюсь здесь, наверное, по той же причине, что и вы, - он улыбнулся.
- Ну, я не скрываюсь от назойливой поклонницы, а просто, стараюсь не попадаться на глаза ненужным людям, - парировала Кристобель.
- О, вовсе нет. Мне немного захотелось побыть одному и посмотреть, как всё это выглядит со стороны. А вы?
- А мне нечего вам сказать, - Кристобель с вызовом посмотрела на нового случайного знакомого. После чего она вновь повернулась к нему спиной и вцепилась в перила.
- Нам не дано предугадать, как слово наше отзовётся…
- О! – наигранно восхитилась Кристобель, - Вы поэт, мистер Торрес?
- Для вас я буду, кем угодно, - улыбнулся мистер Роберт и подошёл к ней ближе.
- Не нужно вашей игры слов, мистер Торрес. Я знаю её наизусть. Будьте так любезны, увольте меня от этого, - в ответ он слегка улыбнулся и стал разглядывать её наряд. – И не зачем меня изучать. Ваша оценка никоим образом не повлияет на мой дальнейший интерес к вам, - нахмурилась Кристобель.
- Ох, простите мне моё любопытство, но я всё ещё не знаю вашего имени. Не хотелось бы услышать об этом от других.
- Моё имя вам ничего не даст, - по-прежнему сопротивлялась она.
- И всё же, назовитесь, - мистер Торрес облокотился рядом с ней.
- Моё имя Кристобель, Кристобель Миллер, - гордо произнесла она. - Я последняя из рода Миллер.
- И каково же быть последней? - Как бы равнодушно спросил он и посмотрел в проём, ведущий в зал, где весело беседовали гости.
- Так же сложно, как и быть первой. Постоянные нападки со всех сторон. Честно говоря, мне здесь ужасно скучно. Жду не дождусь, когда всё это закончится, и я смогу покинуть это место.
- А что, уже скоро? Я так понимаю, вы здесь воспитаны?
- А вы думаете, я не смогу? – игриво спросила Кристобель и посмотрела на него. - У меня уже есть план. Вот только время ещё не подошло.
- А когда оно подойдет? – задумчиво произнёс Роберт. – Возможно, вы уже передумаете осуществлять свой лан.
- Я только им и живу, - грустно сказала она и в её глазах застыла тоска.
- Когда-то, несколько лет назад, мне было столько же, сколько и вам сейчас, милая мадам, - спокойно произнёс мистер Торрес, смотря куда-то сквозь неё. И Кристобель он показался таким близким, что она невольно притихла и с трепетом ждала, что же он скажет дальше. - И я тоже мечтал о далёких землях, о новой жизни и всё мне казалось таким доступным и простым. Но судьба жестока и не терпит поражений. За них она очень щедро наказывает, забирая жизни многих, а в первую очередь, самых близких нам людей.
Он стоял так близко, что Кристобель могла разглядеть каждую чёрточку его лица. И чем больше она на него смотрела, тем он более казался ей интереснее. В нём было что-то решительное и одновременно, очень трогательное. Что-то очень напоминающее Кристобель чувство, которое она испытывала к своему отцу. Особенно после смерти мамы это очень хорошо чувствовалось и, маленькая Кристобель, как никогда это понимала. Именно она в то тяжёлое для них обоих время помогала своему отцу не потерять веру и не наложить на себя руки. И все эти разговоры о несправедливости судьбы она слышала много раз. Теперь и её новый знакомый тоже находится в таком состоянии. Ей очень хотелось расспросить у мистера Торреса, что же его так беспокоит и от чего такие мрачные мысли. Но этикет не позволял ей этого. И всё же, любопытство было на столько сильным, что Кристобель не удержалась и, решилась на отчаянный шаг.
- Сегодня у нас очередной бал, - начала он из далека. - На нём нужно веселиться или, хотя бы, делать вид, что нет никаких забот. А в место этого вы гуляете здесь в одиночестве, и вас посещают странные и, даже, мрачные мысли. С чего бы это? У вас какие-то проблемы? – Она покосилась в сторону зала, в нерешительности приблизилась к нему и шёпотом спросила. - Вы простите мне мою назойливость, но, может я смогу вам чем-то помочь?
Мистер Торрес с удивлением на лице смотрел на неё. Никогда ещё в своей жизни ему не предлагала помощь девушка, несчастнее, чем он сам. И это выглядело так мило, что он невольно разулыбался своим мыслям. Но только Кристобель этого не поняла.
- О, поверьте мне, я могу многое, хотя по первому взгляду это не заметно, - начала она оправдываться и коситься в сторону зала. – Я не так обеспечена, как остальные воспитанницы и у меня совсем нет связей. Я никогда не бывала дальше мили от института, и теперь об этом знаете только вы, мистер Торрес, потому что, нам не разрешено удаляться дальше сада. Но всё же, я хоть на что-то гожусь и отличаюсь этим от всех остальных. Поэтому, прошу вас, не выдавайте мою тайну, иначе меня оставят здесь ещё на один год. А я этого не переживу.
- Не могу поверить, - прошептал он после её откровений и взял её за руку, - вы так искренне верите, в то, что сможете мне помочь? И даже не стыдитесь того факта, что в кармане у вас ни гроша? Я вами восхищён!
- Я уже успела позабыть, что такое быть обеспеченной, - печально начала она. – Когда я была малюткой, по стечению обстоятельств, мне пришлось расстаться с дорогими мне людьми и вычеркнуть из памяти всё, что было с ними связано. Поэтому деньгами я не избалована. И я действительно помогу вам, чем смогу, поверьте мне. – Кристобель высвободила свою руку и стала ждать, что же ей ответит мистер Торрес.
Но, по-видимому, он не спешил со своим ответом. Пока Кристобель говорила он, как завороженный слушал, как льётся звук её голоса, и не смел его прервать. А когда она закончила, Торрес лишь ответил ей:
- Я не сомневаюсь в вашей искренности и благородстве, мисс, но увы, вы не сможете мне помочь. Беда в том, что на свете ещё не придумали, как избавиться от воспоминаний.
- Но ведь это единственное, что невозможно отнять, - растерянно произнесла она.
- Да, только если это хорошие воспоминания. А если их очень мало, то приходится попотеть, - улыбнулся мистер Роберт и взглянул в зал, где шли танцы. - Но в любом случае, спасибо, что предложили помощь совершенно незнакомому человеку.
- Почему незнакомому, я знаю ваше имя, - Кристобель улыбнулась ему в ответ, - вы же представились.
- Мадам, а вдруг я вам солгал, - лукаво произнёс мистер Роберт.
- Не вижу необходимости. У меня ничего нет и, вам придётся довольствоваться только моим словом.
- Я им обязательно воспользуюсь, - проворковал мистер Роберт и поцеловал Кристобель ручку. – А теперь позвольте вас пригласить на танец.
- О, благодарю вас, - она слегка наклонила голову в знак своего согласия, - мне показалось, что вы никогда этого не предложите. – На это мистер Торрес рассмеялся и повёл Кристобель в зал.
Так у Кристобель появился новый знакомый, такой, про которого никто из воспитанниц не знал. Но она не спешила рассказывать о нём. Вечер, который Кристобель провела с ним, вскоре забылся, потому, что она больше не встречала его, и не забивала им голову. И время, проведённое в институте, полетело стремительно. Она больше не ходила за приделы заведения и не устраивала безумных идей. Время подходило к её совершеннолетию. А зачем в такой ответственный момент в её жизни вести себя неразумно? Одно неверное решение, неверный шаг и её оставят ещё на один год, год мучений и страданий.
Она не знала, что документы на неё уже давно оформлены и лежали в шкафчике у директора, что прибывать в институте ей осталось не больше двух недель. И она так же не знала, что будет делать, когда выйдет из института. Но это меньше всего её волновало, т.к. ощущение скорой свободы настолько затмило её рассудок, что Кристобель ни о чём другом и думать не могла. Но вскоре ей пришлось над этим задуматься. Директор объявила ей о том, что вскоре она покинет их заведение и начнёт жить самостоятельно, и пора бы ей задуматься над тем, что ей предстоит сделать в первую очередь. Работа, жильё, пропитание и всё такое, что необходимо для самостоятельной жизни.
- Не нужно мечтать о той жизни, которая течёт за стенами нашего дома. Поверьте моему опыту, мисс Миллер – она не такая, как вы, её себе представляете, - напутствовала директор перед тем, как навсегда закрыть ворота за спиной Кристобель.
- Миссис Марпл, я всё поняла, и сделаю именно так, как вы сказали. Не волнуйтесь, у вас слабое сердце, - успокоила её Кристобель. И миссис Марпл поцеловала её на прощание и зашагала по каменной дорожке, назад к дому. Девушки высовывались из окон и махали Кристобель белыми платочками, а кое-кто даже яркими цветными шарфиками. Больше всего на свете Кристобель хотела поскорее покинуть этот, так называемый «дом», а теперь она смотрит на оставшихся в нём воспитанниц и думает про себя: «Бедняжки! А ведь кому-то из них здесь очень повезло с мужьями». Но на самом деле ей искренне было жаль только Миранду. Она оставалась в доме совсем одна, и, кто знал, сможет ли найти она своего единственного в этом месте. Пока сказать было трудно. Да и, собственно говоря, не до этого было. Впереди её ожидал ещё долгий путь, в своё родное и, наверное, давно пустующее и разграбленное поместье.
Глава V
Я отпил немного вина из бокала и поставил его на стол. От вчерашнего вечера не осталось и следа и, у меня предстоял новый интересный день благодаря моим юным гостям. За окном весело светило солнце, и молодые люди с большим аппетитом уплетали говядину со своих тарелок. Вчера им не удалось ничего найти про своего загадочного мистера Торреса. Может, потому что было уже достаточно поздно, а может и потому, что ничего на самом деле и не было. В любом случае, я уже знал, что одного вечера будет слишком мало для всей этой странной истории.
Мои юные друзья всё ещё продолжали смотреть на меня, как завороженные. За всё время моего рассказа они не проронили ни слова, пытаясь не спугнуть мои воспоминания. А иногда мне казалось, что они и моргают-то через раз. Вот насколько велико было их любопытство. Глядя на них, я вспоминал себя. В детстве я часто просил маму рассказать мне про жизнь Кристобель Миллер. Эта история была для меня больше, чем просто сказки на ночь. Через неё я познавал свой род.
- А что же было дальше, мистер Миллер, – шёпотом спросил меня Эш, и тоже поставил свой бокал на стол, – после того, как она покинула институт?
- Да, собственно, ничего такого, что могло бы заинтересовать общество. Всё как у всех. – Я откинулся на спинку стула и развёл руками. – Она вернулась в своё поместье, восстановила его деятельность, после этого вышла замуж и родила моего дедушку. А вскоре погибла при неизвестных обстоятельствах.
- И никакого намёка про Торреса, - сказал Соер, как бы самому себе, и нахмурил густые брови.
- Да, - я немного расстроился, что мои друзья так быстро сдались. Ведь в дневниках Кристобель, действительно, никогда не упоминалось это имя.
- Но вы сказали, что она после института сразу вернулась в своё поместье, так? – немного оживился Эш.
- Да, оно было совсем не таким, как вы его видите сейчас. Всё восстанавливалось заново, абсолютно всё. Потому что от поместья оставались одни руины, дом был полностью разграблен.
- А как тогда она смогла его восстановить? Она же была совсем юна и просто не могла выстроить дом заново, - глаза Эша лихорадочно горели.
- Прислуга, которая работала в доме в хорошие времена, помогла ей. И общими усилиями, за лето, они смогли построить новый дом.
- Выходит, - Соер помассировал затёкшую шею, - народу было много. И все они жили вместе, пока дом полностью не построили?
- И работали, и жили, и разбили огород. А так же развели скот – всё вместе. Кристобель не обращала внимания на неравенство, и слуги её за это уважали. Именно благодаря ей у них появилась крыша над головой и тарелка горячего супа. А в первое время это было огромной щедростью.
- Но как они узнали в ней ту малютку, что была их маленькой госпожой? – не сдавался Эш. – Прошло ведь много лет.
- А вы не так внимательны, мой юный друг, - я ласково погрозил ему пальцем, - для вашей работы это непростительно.
Подойдя к старому комоду, я достал из ящичка небольшую шкатулку с фамильными драгоценностями, и, вынув из неё одну интересную вещицу, положил её на стол перед Эшом и Соером.
- Медальон! – шёпотом произнесли они оба и стали его разглядывать. Он был из золота и имел форму прямоугольного треугольника, окаймлённого небольшими рубинами, а вдоль гипотенузы полумесяцем были расположены александриты. Всю эту композицию заканчивала странная надпись, расположенная так же, полумесяцем, над александритами.
Пока мои друзья рассматривали и восхищались медальоном я, наконец-то, нашёл свои очки и пригласил их пройти в библиотеку для дальнейшего рассказа.
- Этот медальон достался Кристобель от отца, - начал я вновь свой рассказ, когда мои друзья удобно расселись, – в тот самый день, когда они виделись в последний раз. Она была маленькой девочкой и думаю, что не совсем понимала происходящее. Но медальон сохранила. Не каждый сможет совладать с таким соблазном, когда чувствуешь, что умираешь с голоду. Но Кристобель отличалась невероятным упорством, я даже сказал бы – больным. В те годы такое поведение сочли бы безумием и навсегда бы заперли в лечебнице. Но Кристобель была дочерью своего отца! Обладая такой чертой своего характера, она очень быстро располагала к себе людей и ей, просто-напросто, верили.
- Просто не верится, что она спокойно провезла свою единственную драгоценность через такое расстояние, - сказал Соер. – А как же грабёжи и разбой на дорогах? В те годы это было обычным делом. Как на работу сходить!
- Да всё это было, - заверил я и достал из стола сигару. - Она попадала в такие передряги, что не каждый из них смог бы выбраться без посторонней помощи. Но на ней было такое скудное одеяние, что грабители просто отпускали её и кучера, а коней и повозку оставляли себе. Медальон же Кристобель держала в своих чулках. Вот и весь секрет.
Я не забыл предложить и моим гостям угоститься сигарами, но они отказались. Видимо, не видя в этом большой пользы. А я закурил. И по комнате распространился горьковатый привкус. Ребята же продолжили разглядывать медальон с такой страстью, будто в нём должен был быть какой-то ключ. Но его не оказалось и они, нехотя отложили драгоценность от себя подальше, как я понял, чтобы не забивать им голову. Когда слишком много информации включается зрительная память. И огромная удача, если запомнилось всё сказанное и увиденное, пусть даже и вскользь. Это я понял, когда сам проходил практику в Британском музее, и когда был намного моложе, чем теперь. Эти ребята, сами того не подозревая, тоже пользовались, в данный момент, зрительной памятью.
- Да, - усмехнулся Эш, - она действительно была умна. В то время, когда было принято для каждого украшения отдельная коробочка, Кристобель держала этот медальон в таком месте, что не каждый и осмелился бы его оттуда достать.
Он взялся за цепочку и протянул медальон обратно мне в руки. Соер следил за всем этим со своего места, молча.
- Мистер Миллер, ну, а что же было потом с Кристобель, когда она вернулась в своё поместье? – нетерпеливо спросил Эш. – Как она жила дальше?
- Я знаю лишь то, что, когда проходило строительство, к ней заезжали старые знакомые её семьи. Точнее, знакомые мистера Ричарда Миллер, её отца. Как вы, наверное, знаете, со стороны матери Кристобель – Эйвилин Мэдисон Миллер, никого не осталось в живых к тому времени, когда она вышла за Ричарда Миллер замуж. И сама Кристобель осталась последней из двух родов…
- Миллер и Мэдисон, - закончил за меня Эш.
- Совершенно верно, мой мальчик, - я встал и предложил моим гостям пройтись в саду.
- Дом восстанавливался примерно два года. И где-то в это же время, я полагаю, Кристобель познакомилась с мистером Френком Батлером, её будущим мужем. Он возник неожиданно, рассказывала она потом в письмах, как лучик солнца из-за тучи. Но их отношения продвигались незаметно от их самих. Кто-то говорил, что они вспыхнули, как огонь, кто-то, что у них вообще не было никаких отношений, и что это просто игра.
- Ничего себе – игра! – возмутился Эш и обернулся на идущего рядом Соера. – Ведь в результате этой «игры» появился ребёнок!
- Да… - протянул я со вздохом. – Они, наверное, здорово веселились!
Юноши весело заулыбались после того, как убедились, что я в хорошем настроении. Это и в правду было так. Мне стало интересно, а правда ли было так, как рассказывала мама. Вдруг эти ребята, опровергнут всё, что передавалось годами.
- Возможно, что кое-что Кристобель утаила от своих потомков, - задумчиво пробубнил я скорее самому себе, чем моим гостям, - раз вы нашли меня, – уже решительнее сказал я, одновременно поворачиваясь к ребятам. Они остановились и переглянулись между собой. А я одновременно продолжил свой путь и размышления.
- Наверняка у неё было, что скрывать от других, - обратился я к ним через плечо, подняв вверх указательный палец.
- Вы что-то вспомнили? – тихо спросил Соер.
- Нет, у меня нет никаких подозрений. Просто, возможно, что вы и правы. У каждого, как говорится, в шкафу есть свои скелеты.
- Вы думаете, что мадам Кристобель что-то скрывала? - сделал предположение Соер. Эш удивлённо взглянул на меня.
Я остановился и задумался, что же могла скрывать Кристобель и почему? А может, ничего и не было? Всё, что я знаю – это просто сказка, а настоящая жизнь покрыта завесой тайн и интриг. Что ж, в то время этим увлекались почти все.
- Возможно, - я развернулся и присел за летний столик, предложив моим юным друзьям последовать моему примеру. – Возможно, она была знакома с вашим писателем…
- Поэтом, - перебил меня Эш и уточнил. - Роберт Торрес был поэтом.
- Ну да, - я не стал обижаться, - конечно. Так вот, возможно, она была знакома с этим поэтом, но по какой-то причине не стала его упоминать в своих записях. Может они не сошлись во вкусах. Предположений может быть сколько угодно, но только у нас нет никаких доказательств этого.
- У нас только одни догадки, - согласился Эш и взглянул на Соера. Тот вздохнул в ответ и закивал.
- Честно сказать, я никогда не ломал над этим голову, так как думал, что всё знаю. Но вы, – я достал из кармана куртки сигару и закурил, - вы меня настроили на свою волну и теперь я буду всеми усилиями искать ответ на ваши догадки. Если вы мне это позволите, - неуверенно проговорил я.
- О, это будет огромным облегчением для нас, - радостно улыбнулся Соер и пожал мне руку. – То есть, я хотел сказать, что вам будет намного удобнее разобраться в своём роде. Вы сможете работать здесь, а мы с Эшом – в музее.
- Нужно проверить всё окружение Кристобель во времена постройки дома, может, что и обнаружим, - Эш тоже пожал мне руку и кивнул в знак признательности. – И спасибо вам за тёплый приём, у вас очень красивый дом.
Они попрощались со мной и зашагали по тропинке, ведущую из сада на дорогу, там их уже ждало такси. Я стоял, курил сигару и смотрел им в след. И меня не покидала одна мысль, а что если Кристобель и в правду скрыла от всех какую-то часть своей жизни? Ведь, недаром я не знал о существовании мистера Роберта Торреса. Возможно, в нём-то всё и дело.
- Мистер Миллер, - окликнул меня Эш,- держите нас в курсе. – Он закрыл за Соером калитку и, прощаясь, помахал мне рукой. И они вдвоём пошли вверх по дороге к стоящему у ворот такси.
А я спокойно докурил сигару и, не спеша, направился к дому. На кухне меня, как всегда, дожидалась сердитая Роза.
- Я уже не ждала вас, - она накинула на меня плед и усадила в кресло у камина. Затем принесла горячий кофе и села в кресло напротив. Хочу сказать, что мы с Розой уже давно дружим. Она пришла в наш дом, когда мы оба были детьми. Её мать, красавица-негритянка Венера, сбежала из дома от своего пьяницы-мужа с малюткой на руках, потому что он бил их. Мама обнаружила их на крыльце закусочной, где Венера лежала в грязи и пыли и прижимала к себе малышку. Когда она услышала, что муж бьёт Венеру, она тут же подняла её и отобрала маленькую Розу со словами «Здесь вам не место. Мы немедленно идём домой и НИКОГДА больше не возвращаемся назад». Так молодая Венера с крошкой Розой остались жить у нас. А мы вместе росли и играли в саду. Роза была мне, как сестра и я никогда не давал её в обиду.
- Очень хорошие молодые люди, не правда ли, Роза?
- Да, они милые, - она расправила на платье складки. – Они нашли, что искали?
- Нет, но они помогли мне осознать, чего этот дом для меня стоит.
- И что же, - она наклонилась ко мне и заговорчески спросила, - что он стоит?
- Дорого, Роза, - ответил я и встал с кресла, - очень дорого.
Я направился к лестнице и, проходя мимо сумок и чемоданов, остановился. И тут ко мне пришла в голову прекрасная идея. Я сунул руки в карманы брюк и подошёл к бару, достал бокалы и открыл вино. Затем медленно подошёл к сидячей у камина Розе и протянул один ей, а второй выпил залпом.
- Весёлое настроение? – она взяла из моих рук бокал и сделала глоток. Я же наклонился к ней и загадочно прошептал:
- У меня есть замечательный план.
- Какой план? – испугалась она. Но я ничего, не объясняя, направился к лестнице.
- Распаковывай сумки, Роза, - крикнул я ей не оборачиваясь. - Мы остаёмся!
- Хороший план, - обрадовалась Роза и побежала распаковывать вещи.
Когда всё было сделано я, заглянул в библиотеку, достал шкатулку с драгоценностями и извлёк из неё медальон. Почему-то я подумал, что именно он приведёт меня на правильное решение вопроса. Теперь я не сомневался в том, что у Кристобель был какой-то секрет, а может быть и не один. Но сколько я его не крутил и не разглядывал со всех сторон, ничего не приходило на ум. Роза снова начала приносить в библиотеку ужины, так как я засиживался допоздна. А три дня спустя Роза застала меня за тем же занятием, что и раньше.
Она легонько постучала в дверь и вошла в библиотеку, неся в подносе завтрак. В комнате был «творческий беспорядок». Вокруг стола разбросаны бумаги, шкаф открыт настежь, книги с полок раскиданы на диване, дневники, письма, записки, всё вверх дном. А вдобавок ко всему я сидел на полу вокруг этого бардака.
- Совсем не спали ночью, - она оценивающе взглянула на меня и поставила поднос на стол.
- Извини, Роза, я тебя разбудил ночью? Но у меня совсем не было сна, и я заглянул наверх.
- Наверх заглядывают днём. При ярком свете больше вероятности отыскать то, что скрыто от глаз. А ночью - только время тратить.
- Да, ты как всегда права, Роза, - вздохнул я. - Я действительно только время потратил. Но мне не даёт покоя…
- Кристобель? – догадалась она и присела со мной рядом.
- Ты читаешь мои мысли. Именно поэтому мы с тобой и ладим, Роза.
- Вовсе нет, - она отмахнулась от меня и стала разглядывать разведённый мною бардак. - Потому, что я знаю вас столько, сколько помню себя.
- Да, Роза, опять ты права, - я взъерошил волосы и запрокинул назад голову. Всю ночь я рыскал по верхним этажам в поисках каких-либо подсказок. Но всё было чисто, никаких намёков на тайники, ничего. Только одна вековая пыль.
- Есть новости? – спросила она.
- Ничего, - я всё так же сидел с запрокинутой назад головой, - всё как раньше. Только кругом одна пыль. – Я потёр пальцами глаза и продолжил, - Пойду днём снова, может, что и найду.
- Только после того, как я накормлю вас завтраком, - строго вскинулась Роза, - не раньше.
- А что у нас сегодня? - у меня сразу проснулся аппетит, как только я почуял Розину кухню, - м-м-м, горячий какао и бекон!
- Для новых начинаний нужно мясо, - улыбнулась Роза, довольная моим аппетитом, - и для мозгов полезно.
Я уже доедал свой завтрак и вдруг у меня родился вопрос.
- Роза, чем ты занята днём?
- Ну, - от неожиданности она даже не сразу сообразила, - нужно прибрать в саду, сходить за продуктами в магазин и приготовить обед.
- Я думаю, что в саду нет смысла прибираться, в магазин мы сходим вместе, а обед буду готовить я.
- Я не понимаю, - нахмурилась она.
- Не волнуйся, Роза, - успокоил её я, - мне нужна помощь, а кроме тебя я никому другому не доверюсь. Тем более, ты всегда была умнее меня, и твой ум как раз пригодится.
- В чём пригодится?
- Мы пойдём наверх, в покои Кристобель. У меня есть сомнения, что я многого не знаю о её жизни.
Глава VI
- Немного левее, Ёми… Вот так… Ещё чуточку. Отлично! – Кристобель отошла на пару шагов и прищурилась. Затем широко улыбнулась и подпрыгнула к няне, которая стояла на стуле и вешала занавески на окно. К ним приезжал купец из столицы и привёз новые ткани, которые заказывала Кристобель, когда ездила в банк, чтобы уточнить личные данные. – Они просто великолепны, няня.
- Ах, дурная девчонка, она меня в могилу сведёт, - ахнула Ёми и схватилась покрепче за спинку стула. – Кристобель, я запрещаю тебе прыгать вокруг меня, словно коза на лужайке!
Но Кристобель ничего не хотела слушать, она радовалась хорошему дню за окном и тому, что няня снова на неё ворчит. Она знала, няня никогда не скажет про неё плохо. Когда она только приехала в своё поместье, весть о появлении наследницы разлетелась мгновенно. И все стали собираться у развалин дома и помогать Кристобель с постройкой. Так она узнала, что её отец не бросил её, а только лишь позаботился о её возвращении назад. Все люди, которые приходили в разрушенный дом, показывали ей доказательства того, что они когда-то служили в нём её семье.
Няня Ёми подошла к ней самая первая. Сначала Кристобель удивилась этой негритянке, но когда та всё ей рассказала, Кристобель вспомнила её колыбельную. Именно Ёми начала подбор всей прежней прислуги, когда вернулась новая хозяйка. Она сообщила, что все эти годы её отец откладывал деньги в банк, чтобы Кристобель могла ими воспользоваться после своего совершеннолетия. И с новыми силами и надеждами дом вновь был поднят из пепла и руин. Кристобель начала давать уроки детям богатых родителей и даже тем, кто не мог заплатить ей деньгами. Это были очень способные люди из прислуги и те, кто не отказывался от работы, ребятишки из ближайших поместий, как часто встречалось в те годы, это были дети негров. «Рабов», как их называли жестокие и алчные дети, имеющие деньги богатых папочек. Кристобель не чувствовала разницы ни в цвете кожи, ни в материальном положении.
- Голова должна быть приподнята, осанка прямая, - учила она, хорошим манерам своих учеников наглядно показывая на себе, - речь должна струиться чёткой, неспешной, слегка ленивой волной. Во всём должна чувствоваться сдержанность. А с вашим великолепным цветом кожи белая сорочка или рубашка, платье или накидка, будут смотреться просто элегантно. И пусть кто-нибудь только посмеет назвать вас рабами! Ну, а если это всё же прозвучало в ваш адрес, нужно спокойно обернуться и показать обидчику своё хорошее воспитание. Увидите, реакция будет ошеломляющей!
Когда же дом был построен, Кристобель никогда не отказывалась от любой работы, даже от тяжёлой. Она месила тесто, кормила кур и скот, посла овец, и рубила мясо с дровами. Все в доме жили как одна большая семья. А Ёми всё так же за ней ухаживала и обращалась с ней, как с маленьким ребёнком. Вскоре начались весёлые встречи с подружками по институту, выезды на праздники, гости, театры и многое другое. Она начала устраивать вечера и встречи у себя в доме, но не стремилась замуж. На что Ёми ворчала и причитала, что счастье не в свободе.
Но в первую очередь, когда поместье вновь восстановилось, Кристобель поехала в дом, где её спрятал друг отца, где она нашла друга и любовь. Она отправилась в домик у реки, в семейство плотника, где прожила пару лет. Теперь ей нечего бояться и она может свободно передвигаться. Её приёмные родители очень обрадовались ей. С собой она привезла много продуктов, одежду, кое-что из инструментов и, конечно же, деньги. И расспросила их о соседском мальчишке, Роби, с которым играла в детстве. Ей рассказали, что он работает на хорошо оплачиваемой работе у богатых людей и, что фантазия у него, как и прежде.
- Теперь в нашем доме будет, как раньше, Ёми! – кричала Кристобель, давясь от смеха. – Как это было при маме с папой. Всё будет как раньше.
- Я в этом не сомневаюсь, детка. А теперь скорее помоги мне встать на пол. – Кристобель подскочила к няне и протянула ей одну руку, другой поддерживала её с боку. – Ох, я уже не так молода, милая, чтобы обойтись без посторонней помощи.
- Что ты такое говоришь, няня? Ты у меня кого угодно переплюнешь!
- Что за манеры, молодая леди? – нахмурилась Ёми и попыталась шлёпнуть Кристобель, но та увернулась и побежала прочь из комнаты.
- Я съезжу в лавку, закажу ещё ткани. Скоро обед у Кингслеров, - она скрылась за поворотом, но через секунду резко выглянула из-за косяка, улыбнулась и загадочно произнесла, - не хочется выглядеть невежей. – И скрылась из виду.
- Нет, ну это просто невыносимо. Кристобель, Кристобель, - закричала Ёми и со всей своей скорости побежала догонять молодую хозяйку.
К этому обеду Кристобель готовилась очень тщательно, в прочем, как и ко всем вечерам и праздникам. Этим она показывала, что намного умнее своих сверстниц и не нуждается в помощи. Но няня постоянно её отдёргивала и говорила:
- Хорошему мужу не нужна умная женя. Это портит его репутацию.
Но Кристобель лишь махала на неё ручкой и высказывала своё мнение по этому поводу.
- А для такой умной жены, как я, не нужен глупец-муж. Одурачить его может кто угодно, а для меня это пустая трата времени, да и не к чему это. Скучно!
Коляска подкатила к шумному и суетливому рынку. Кристобель устало выглянула из-за шторки и решила немного пройтись. Она зашла в ателье к знакомой портнихе, выбрала у неё несколько тканей и сняла мерки. Всё шло как обычно, так было всегда. Она приезжала, брала то, что ей было нужно и, уезжала. Но сегодня, поддаваясь своему чутью, она немного задержалась в ателье.
- Что нового в городе? – спросила она белошвейку.
- Последняя сплетня, мадам, о миледи… - начала было рассказывать молодая женщина, но Кристобель сразу её перебила:
- Меня не интересуют сплетни, - она задрала вверх подбородок, - что существенно изменилось за последнюю неделю?
- Простите меня, мадам, - женщина склонила голову и опустила глаза, но сразу же продолжила в весёлом тоне. – Новая книга, появилась совсем недавно.
- Что это за книга?
- Сборник стихов мистера Торреса, мисс Кристобель.
- И хороши ли стихи?
- О, они потрясающе! Все леди раскупают их в один час. Бывают даже очереди.
- Хм… Чтож, спасибо вам, - и Кристобель направилась к выходу. На улице она увидела мальчишку, продававшего книги, и направилась к нему.
- Новое поступление! – кричал он во все стороны, привлекая прохожих. – О, я знаю, что вам нужно мадам, - обратился он к Кристобель, когда она подошла к его лотку. – У меня осталась ещё парочка, наверное, как раз для вас…
И он полез под лоток. Кристобель с интересом наблюдала за ним. Надо же, откуда этому парнишке знать, что ей нужно, если она сама не знает этого? Но мальчуган вскоре вылез из под своего лотка и протянул ей небольшую книжицу в тёмно-коричневом тряпичном переплёте. Кристобель улыбнулась ему и, раскрыв книгу наугад начала читать про себя.
- Вам нравится, мадам? – поинтересовался мальчуган.
- Но здесь всё про любовь, - немного огорчилась Кристобель. Она рассчитывала на что-то большее или, хотя бы, более интересное, жизненное. – А есть что-нибудь другое?
- А как же любовь? – в разговор вмешался молодой человек, разглядывающий подобные книги. «Наверное, для своей любимой» - подумала Кристобель и отдала книжку обратно в руки мальчику. – Разве любовь не главное?
- Любовь не для меня, - любезно ответила она и подала мальчишке пару золотых монет за своё внимание, и, направляясь к своей коляске, уже из окна продолжила. – Любовь для тех, кто в неё верит!
Вечер, на который она была приглашена, стремительно приближался и Ёми, с надеждой, расправляла складки на платье, которое шилось для Кристобель. Её не оставляли мечты, что на одном из таких вечеров Кристобель, наконец-то, встретит того единственного, кто сможет втолковать ей, что жить одной, в конце концов, просто неприлично. Но Кристобель, зная об её мыслях, не обращала на них никакого внимания. Она знала, что её время еще не настало, а вот, когда оно придёт, то Кристобель ещё сможет показать всем, как нужно жить в браке. Просто нужно подождать, совсем немного подождать. Не торопить события.
Но и саму Кристобель не оставляли такие мысли. В глубине души она надеялась, что её мучения, наконец-то, закончатся и она сможет оставить всё хозяйство на кого-то, более сильного и надёжного, чем сама или Ёми. На того, кто мог бы сказать: «С этого дня ты не просто моя жена, которая смогла поднять такое хозяйство, но ещё и независимая молодая леди. Но на этом – точка». Но вряд ли кто-то сможет взять на себя такую ответственность. И, соответственно, не видать ей счастливого замужества. А это значит, что лучше вообще не подпускать к себе людей с подобной репутацией.
С такими мыслями Ёми застала её на своём любимом месте, на подоконнике у окна. Кристобель смотрела вдаль, как когда-то, много лет назад, смотрела вместе с ней её мама. Папа задерживался и мама, молча его ждала.
- О чём твои мысли, милая? - спросила Ёми, подходя к ней. Кристобель мельком взглянула на неё и, со вздохом отчаяния, вновь уставилась вдаль. Ёми, как никто, понимала её. – Последнее время ты сама не своя.
Кристобель, на какое-то мгновение, хотелось кинуться в объятия этой доброй негритянки и разрыдаться, как в детстве. Но она только взяла Ёми за руки, и, они вместе уместились на подоконнике. Кристобель продолжала держать Ёми за руки.
- Расскажи, милая, старой Ёми, что тебя тревожит? – попросила Ёми, заглядывая Кристобель в глаза.
- Скажи мне, как познакомились мои родители, - не отрываясь от горизонта, тихо произнесла Кристобель.
Ёми слезла с окна и, пересекая комнату, подошла к гобелену во всю ширину стены, который спрятала, когда убегала вместе с сером Ричардом. Кристобель внимательно проследила за ней взглядом.
Гобелен выглядел немыслимо старым. Он сильно выцвел, а местами его проела моль. Но золотая нить, которой он был вышит, блестела достаточно ярко, чтобы видно было ветвистое родословное дерево, берущее начало, насколько Кристобель могла понять, в глубоком Средневековье. На самом верху гобелена крупными буквами значилось: «БЛАГОРОДНЕЙШЕЕ И ДРЕВНЕЙШЕЕ СЕМЕЙСТВО МИЛЛЕРОВ». Чуть пониже девиз: «Чистота крови навек».
- Его здесь нет! – воскликнула Ёми. – Вот, где он был. – Она показала на маленькое круглое обугленное отверстие в ткани, точно прожженное сигарой. – Его дорогой папаша его оттуда выжег, когда он сбежал из дому.
- Он сбежал из дому?
Ёми сделала глубокий вздох и продолжила:
- Когда серу Ричарду было десять, я попала в его дом случайно. Кажется, я даже не до конца понимала, что происходит. Но жизнь моя удалась. Мы с ним подружились, и он через несколько лет прокрался в наше крыло и спросил совета. А через несколько лет я узнала, что именно я указала ему правильный путь. Когда он рассказал своим родителям о своём решении жениться на твоей маме, то его решение приняли в штыки.
- Для него уже была припасена невеста, так? – Кристобель слушала, открыв рот, и старалась запомнить каждую мелочь.
- Да, - Ёми кивнула.– Его родители подыскали для сера Ричарда невесту из богатой чистокровной семьи и обо всём договорились без него. Но твой отец своих решений не менял, как ты помнишь, - она серьезно взглянула на Кристобель. - И тогда ему пришлось не сладко. В доме был такой скандал. Мистер Ричард собрал вещи и сбежал из дома, забрав с собой меня.
- Но… Почему он…
- Сбежал оттуда? – Ёми горько усмехнулась и провела рукой по своим длинным волосам. – Потому что он их всех люто ненавидел – родителей с их манерой чистокровности, убеждённых, что быть Миллером – чуть ли не то же самое, что быть королевской крови… и идиота братца, который по слабости характера им верил…
- Братца? У папы был брат? – глаза Кристобель стали огромными от удивления.
- Да, - легкомысленно откликнулась Ёми. – Вот он.
Она ткнула пальцем рядом с тем местом, где находилась дырка – туда, где значилось: «Роберт Миллер». Рядом дата рождения и дата смерти.
- Роберт был моложе Ричарда, - сказала Ёми, - и он был гораздо худшим сыном, чем о нём постоянно напоминали.
- Ёми, - осторожно перебила Кристобель, - но он умер.
- Да, - отмахнулась няня и отошла от гобелена. – Безмозглый идиот…
- Как ты смеешь так говорить о покойнике, Ёми? – возмутилась Кристобель и соскочила с окна.
- Да брось, милая, ты ведь уже достаточно знакома с этим семейством, чтобы понять, какими людьми были твои родственнички, - брезгливо проговорила Ёми, и снова подошла к окну.
- А… Мой дядя, Роберт, - спросила Кристобель и подошла к няне. – Он погиб нечаянно?
- Нет, - ответила Ёми. – Его уничтожил Сивый – месник-хирург, или, как его называл народ – изувер. Он был страшным человеком, не щадил никого. Но я была склонна к тому, что Роберта уничтожили по приказу Сивого. Вряд ли Роберт был такой важной персоной, чтобы Сивый стал лично им заниматься. Насколько мне удалось выяснить после его гибели, Роберт ввязался, было в игру, а потом запаниковал из-за того, на какие дела его хотели послать, и попытался пойти на попятную. Но Сивому ведь не подашь прошение об отставке. Либо пожизненная служба, либо смерть.
- Почему они были против мамы? – спросила Кристобель, нахмурившись, после небольшой паузы.
- Думаю, потому, что твоя мама была из необеспеченной семьи. Из бедных. А семья мистера Ричарда была богата, сказочно богата. Но, как и твою маму, деньги его не интересовали. Они бежали на запад. Там мистер Ричард стал процветающим строителем, и там и началась их история:
Ричарду пришлось забыть своё происхождение и основать свой род. У него нашлось много союзников, и они развивались вместе. К твоему рождению он уже был богатейшим человеком на много миль вокруг. И у нег уже имелись завистники среди его близкого окружения…
- Мичел, которого отец считал другом! - выпалила Кристобель, сверкая глазами.
- Да, этот мерзавец мне с самого начала не понравился.
Кристобель хотела, было продолжить разговор про Мичела, но взяла себя в руки и вновь взглянула на гобелен. Ей не верилось, что близкие люди могут просто-напросто забыть или вычеркнуть из своей жизни своего ребёнка. И это всего лишь потому, что он высказал своё мнение и захотел стать взрослым, чтобы самому решать свои проблемы.
- Что за странные люди, - Кристобель обернулась к Ёми, - неужели в них не было ничего святого?
- Разумеется, нет. Стоило в семье родиться кому-нибудь хоть чуточку человечнее, от него сразу отрекались.
- Не могу в это поверить, - простонала Кристобель и поднесла пальцы к вискам. – Это какой-то бред! Няня, - в её голове звучали приказные нотки, - нужно снять этот гобелен со стены. Не хочу, чтобы кто-то знал историю о моих жутких предках.
И она быстрым и решительным шагом направилась к выходу. Ёми ещё раз тяжело вздохнула, бросила на гобелен хмурый взгляд и двинулась за молодой хозяйкой.
Глава VII
Мы отправились в нежилое крыло дома, прошли вдоль коридора, мимо портретов, поднялись по лестнице, и зашли в мрачную гостиную. Это была продолговатая комната с высоким потолком и с серо-зелёными гобеленами. В центре стояли массивные греческие колонны, которые придавали комнате величие. Из ковра при каждом ударе вылетали облачка пыли, а в длинных бордового цвета бархатных шторах сквозь свет проглядывали дыры, изъеденные молью.
- Никогда не видела такой запущенной комнаты, - произнесла, чуть ли не шепотом Роза. Она вошла внутрь первой, подошла к окну и раздёрнула шторы. В комнату ворвался яркий красноватый свет заходящего солнца.
- Сюда не входила не одна живая душа вот уже вечность. И, кто знает, если бы не мы, может, прошла бы ещё вечность.
Я обошёл комнату и, где нашёл, зажёг свечи. Роза в это время успела немного прибрать разбросанные письма и записки. Я медленно осмотрел полки, заполненные книгами. В то время, если ты умел читать и писать, то в твоём доме обязательно должна была быть хотя бы одна полка с книгами. В случае Кристобель, полок было настолько много, что они не стали помещаться в одной комнате. И она перенесла всё в одну – самую большую, и сделала её библиотекой. Но эта библиотека находилась на южной стороне и была расположена на первом этаже. Сейчас мы стояли посреди комнаты, где когда-то жила молодая Кристобель.
- Нужно будет здесь хотя бы пропылесосить и сделать влажную уборку, а ещё нужно перестирать кучу этого тряпья, - Роза, поочерёдно перебирала всё, что ей попадалось под руки: накидки с кровати, покрывала, подушки, простыни, даже матрац. А может и перину, я не придавал значения тому, как в то время назывался наш матрац. Роза уже строила план уборки, когда наткнулась на какой-то предмет, видимо, выпавший из складок материала, которого она трясла или из под «матраца». – Ой… Что это?
Она наклонилась и подобрала маленькую коробочку, напоминающую школьный деревянный пенал. Я обернулся и уставился на неё с видом идиота и замер. Роза повертела в руках коробочку, рассматривая её со всех сторон, и взглянула на меня. Я смотрел на то, как она это делала, и мне хотелось крикнуть, что нужно осторожнее, что бы, не дай бог, не повредить её. Потому что я раньше никогда не видел этой коробочки. Но голос, как-то вдруг, застрял внутри, и меня хватило лишь на то, чтобы протянуть к Розе руку и скорчиться в молящей гримасе.
- Что это? – Роза продолжала тыкать в мою сторону коробочкой, а я начал потихоньку сползать на пол. – Что за странное место, хранить коробки под периной? (А, значит, всё-таки – перина!) Да это и не коробка вовсе! Как она открывается-то?
С каждым её вопросом мне становилось всё хуже и хуже. Я уже согнулся пополам от ощущения боли в животе, как вдруг у меня получилось слабо прохрипеть:
- Осторожнее…
- Никак не могу. Что ты сказал? – она уже не обращала на меня никакого внимания, пытая эту бедную коробочку.
- Осторожнее, - сделал я снова попытку привлечь её внимание, - не торопись.
- Да я пытаюсь, пытаюсь, - не сдавалась Роза. Но в какой-то момент до неё долетели мои хриплые мольбы, и она резко перестала мучить меня своей легкомысленностью. Уставившись на меня, она, наконец-то, поняла, что мне от неё нужно. Роза открыла рот от ужаса своего поступка и засуетилась. – Ой, боже мой! Боже, неужели это… Как же это я… Ну, что же вы стоите-то, господи?!
Роза бросилась ко мне, осторожно перенося коробочку через комнату. Она старалась не прикасаться к ней плотно и не сжимать так сильно, и несла её, словно та вот-вот рассыплется, как песок. Я же не спускал с неё глаз и старался помочь донести коробочку до меня без всяких инцидентов:
- Осторожнее… Так, ступай не спеша… Не волнуйся, всё в норме. Просто принеси мне эту коробочку… Так-так…
Роза следовала всем моим указаниям и благополучно доставила до меня коробку, и положила на мою ладонь. Я, с таким же усердством, отправил её на столик у окна. Роза подбежала к свечам, схватила подсвечник и подскочила ко мне. А я вытащил из брюк карманный фонарик и посветил им на нашу таинственную находку. Роза присела на колени рядом со мной и старалась не дышать.
- Нужно быть очень внимательной и осторожной, Роза, - укоризненно проговорил я, не отрываясь от коробочки. – Ты могла повредить или даже сломать её. И мы бы никогда не смогли бы узнать, что скрывается под её крышкой.
- Прости меня, Энди, - виновато прошептала Роза, - я не сразу поняла, что это важная вещь.
- Очень важная, Роза, - я сделал акцент на первое слово. - Я никогда раньше не видел эту коробочку. И, что она может скрывать, я тоже не представляю. Но могу сказать одно: то, что лежит внутри, очень тщательно скрывалось от остальных, а соответственно, было очень важным и имело определённую ценность.
- Может там яд?
- Что за глупость, Роза! – я бегло взглянул на неё и продолжил разглядывать коробку. – Никто не станет хранить, а тем более, прятать яд у себя в постели. Это не разумно.
- Там брякало, что-то твёрдое, - предупредила Роза.
- Это хорошо, - успокоил я, - нет вероятности того, что там жидкость и в случае порчи поверхности она вытечет наружу.
Роза слабо улыбнулась, а я не знал, что делать дальше? Роза ждала от меня очередных наказов и не мешала мне своими вопросами, которые, я знал, мучают её. Но мне всё же пришлось собраться с мыслями и я, сглотнув, сказал ей:
- Роза, дайте мне ваш платок, - Роза протянула мне беленький треугольник. – Нет, разложите его на столике так, чтобы я смог завернуть в него коробочку.
Она сделала так, как я просил, но мои пальцы не слушались от переполнявших меня чувств. И Роза пришла мне на помощь. Она завернула коробку в свой платок и, неся его к дверям, серьёзно попросила:
- Открой мне двери, Энди, и захвати свечи. Мы возвращаемся. Иди впереди и освещай дорогу. Взглянем на эту диковинку завтра утром.
- Да, - кивнул я послушно, - ты права. Утром. Ещё нужно будет сфотографировать её в этом виде, а потом после обработки. И нужно позвонить ребятам из музея. Пускай приедут, посмотрят. Вдруг им, что-то известно о ней.
Я шёл впереди, неся в приподнятой руке подсвечник, и размышлял вслух предстоящие дела, когда Роза меня резко остановила и отчётливо, по слогам произнесла:
- Толь-ко ут-ром. Не сей-час. Ясно? – и спокойно пошла вперёд. Я мрачно поплёлся за ней. Я не обижался на неё, она знала меня лучше всех и только она могла привести меня в чувства, когда я забегал, немного, вперёд событий. Она жила сегодняшним днём, и старалась использовать его по полной. «Придёт беда – будем плакать» - говорила она, - «А пока, будем веселиться и спокойно жить в своё удовольствие». Я же должен быть уверен в завтрашнем дне, иначе не могу.
На следующее утро я, первым делом, позвонил моим юным друзьям и сообщил о нашей находке. Ребята очень обрадовались и с интересом начали меня расспрашивать о ней. Но я заявил, что и сам ничего не знаю и жду их. Они обещали приехать, как только смогут. А мне уже не терпелось и я, тайком от Розы, как какой-то мальчишка, взял коробочку и спрятался в библиотеке с фотоаппаратом на шее. Достав все архивы Кристобель, я разложил их вокруг себя на полу, и через лупу, начал разглядывать маленькую коробочку. Затем, сделал несколько снимков со всех сторон и принялся за дальнейшее изучение. В течение часа я крутил и вертел её в руках и, наконец, убедился, что это была шкатулка.
Она была изготовлена из красного дерева. Все орнаменты на ней были вырезаны вручную, а снизу торчали маленькие ножки, для устойчивости. Я достал все свои инструменты, которые Роза предварительно отыскала в сумках, и приступил к работе. На всякий случай, надел медицинские перчатки. Достал большую беличью кисть и начал, не спеша, счищать пыль и грязь. В каких-то местах получалось хорошо, мазок шёл гладко и свободно, а над некоторыми участками пришлось потрудиться. Но к приезду Эша и Соера я уже закончил работу и внимательно разглядывал обновлённую шкатулку в гостиной.
- Я не могу в это поверить! – Эш был настолько взбудоражен, что проигнорировал простое приветствие. Он влетел в гостиную и, на ходу снимая куртку, бросил её в кресло. – Мы хотим знать все подробности.
- Я сам не ожидал, что что-то обнаружу, - я очень обрадовался такому вторжению. – Но это не моя заслуга.
Я протянул руку в направлении кухни и пригласил их пройти за мной. Мои юные друзья не стали переглядываться и сразу проследовали за мной.
- Познакомьтесь с моим другом – Розой, - я подошёл к ней и положил Розе руку на плечо. – Это она нашла шкатулку. И вся заслуга – её. Без неё ничего бы не получилось, и я не думаю, что это обычная случайность.
Мы прошли обратно в гостиную, и я рассказал им, как всё произошло. Роза в это время приготовила нам перекусить. Соер внимательно разглядывал шкатулку со всех сторон, а Эш высказывал свои догадки.
- Мне кажется, там лежит какой-то документ.
- Не-т, - Соер прервался и посмотрел на нас.- Документ не может быть таким маленьким. Раньше для документов отводились огромные листы бумаги, а тут, скорее всего, какой-то… шифр.
- Шифр? – переспросили я и Эш в один голос.
- Ну, да… Знаете, когда я был маленьким, то дед часто играл со мной в такую игру. Он оставлял мне подсказки, в виде карты, в разных местах, а я по ним следовал. В каждой найденной мной подсказке был зашифрованный ключ к другой подсказке. Это было здорово!
- Верно! – воскликнул Эш. – Значит… Она оставила нам подсказку.
- Но… Зачем? – я пожал плечами и взял в руки шкатулку. – Зачем нам подсказка, если мы не знаем, что она скрывает? Не знаем, о чём идёт речь?
- Нужно узнать об этой шкатулке всё, - заявил Эш.
- Да, - подхватил его Соер, - и что она скрывает.
- Ну… Что она скрывает, можно узнать и сейчас.
И я, решительно взмахнув рукой, со всей силы ударил шкатулку об пол. Соер и Эш не успели опомниться, как шкатулка от удара разлетелась в дребезги, издав глухой хлопок. Щепки разлетелись по всем углам, а Роза, прибывавшая в это время на кухне, вскрикнула от неожиданности и поспешила узнать, в чём дело. Все стояли как парализованные, но я уже успел сделать все выводы и готов был ответить на все вопросы, которые, я знал, вскоре последуют.
Немного постояв, и оглядывая щепки, я обнаружил небольшой клочок бумаги и ключ, лежавший неподалёку. Бумажка была свёрнута в рулончик, характерный тому времени, и завязан в ленточку бордового цвета. А ключик был оформлен мелкими красными камешками, как я осмелился предположить – рубинами. Держа эти два предмета в руках, я посмотрел на присутствующих в комнате. Соер стоял с открытым ртом у кресла, Эш, не отрывая взгляда от моих рук, медленно полез во внутренний карман куртки, и вынул очки в темной оправе. Роза, прижавши руки к груди, стояла с ними рядом. Вся эта картина сейчас меня забавляет, но тогда нам всем было не до смеха.
Эш надел очки и подошёл ко мне, за ним потянулись и остальные. Окружив меня со всех сторон, они начали показывать друг другу на мои руки, но дар речи к ним не возвращался. Ну, а я, подошёл к столу и остановился. Роза вовремя спохватилась и бросилась ко мне на помощь. Она вынула из кармана свой платок и расстелила его на столе и я, медленно, чтобы не испортить нашу находку, разложил предметы на нём. Мои друзья всё ещё стояли на том месте, где и находились две минуты назад. Хотя времени прошло не так много, мне показалось, будто прошла вечность.
Я протянул руку в сторону двери и кое-как, севшим голосом, прохрипел:
- Роза… Мои инструменты…
Она живо подскочила, и через минуту я уже держал в руках пинцет и кисточку. Мои руки вспотели под перчатками, пока я копался с ключом и запиской, но, осознав, что большого вреда я им не причиню, я отложил инструменты и начал работать без них. Это заняло не так много времени. Но всё же я осторожничал.
Ленточка, которой был перевязан маленький рулончик, немного истрепалась, но выглядела ещё прочной. Тогда я подумал, хорошо бы и содержимое этой записки сохранилось, ведь прошло почти два с половиной века с того момента, как написали её. И я, сделав большой вдох, принялся за работу. Но на наше всеобщее удивление, записка разворачивалась легко. И я хотел было не медлить с разгадкой, но Роза предостерегающе взмахнула рукой, и мне пришлось повиноваться. Эш и Соер следили за всем этим молча, а иногда мне казалось, что они временами не дышат. Так велико было их потрясение. А мне теперь кажется, что они думали, что именно они должны были получить всю славу мира. От части они были правы. Ведь, благодаря им произошли все события этой истории. Но, самое интересное ещё впереди.
- У меня ещё никогда так не дрожали руки, как сейчас, - заявил я дрожащим голосом и аккуратно развернул бумагу. Внутри оказалась какая-то надпись. Я достал лупу и начал переписывать её в свой блокнот. Кое-где чернила выцвели и отсырели, слова видны неразборчиво, но, в общих чертах, смысл был более-менее понятен.
- Что это? – спросил Соер и взглянул на записку. – Какой-то код-подсказка? Очень неразборчиво написано…
Пока Соер напрягал своё зрение, Эш подошёл ко мне и заглянул в мой блокнот. Он недолго тянул с вопросом.
- На каком языке эта записка? – он развёл руками и уставился на меня. – Какой-то набор слов.
- Верно, - кивнул я, - это набор слов.
- Но что они означают? В них же нет смысла.
- Это шифровка, ты же сам говорил. Тебе её и разгадывать. Ты же у нас спец по таким играм, - Эш заулыбался, но блокнот не отложил.
- С тех пор прошла куча лет, я всё забыл! – запротестовал Соер. – Если бы ещё знать, о чём речь?
- Наверняка, в этом и есть вся прелесть неизвестного, - я улыбнулся моим друзьям и обратился к Розе. – Роза, будьте так добры, подайте нам по чашечке вашего кофе.
- Итак, что мы имеем? – спросил я, заложив руки за спину.
После того, как Роза напоила нас ароматным кофе, мы собрались в гостиной вокруг стола и молча размышляли о происшедшем. Наши мозги трещали от нагрузки, которую мы хотели осилить. Среди нас троих одна Роза чувствовала себя в норме. В самом начале моей деятельности ей часто приходилось просиживать около меня часами, а иногда и сутками. Можно сказать, что она уже привыкла.
Эш и Соер сидели на диване перед столом, Роза присела на подлокотник, рядом с Эшом, а я расхаживал взад и вперёд, изредка поглядывая на ключ и записку, лежавшие на платке. И никак не мог ничего придумать. В голове вертелось столько вопросов, столько разных теорий и предположений, что я не знал, с какой начать. Ребята тоже ломали над этим головы. Эш беспрестанно вертел в руках ключ, а Соер гадал над блокнотом. Роза спокойно сидела и пила свой кофе. Она просто ждала, когда ей дадут слово.
- Какую-то странную записку, с непонятными шифровками, - Соер откинул блокнот подальше на стол и, положив руки за голову, откинулся на спинку дивана.
- И такой же странный ключик, который, наверняка должен открыть следующую записку. Если мы, конечно, отыщем её.
- Да, - подтвердил Соер. – И того - не густо.
- Не густо, - повторила Роза голосом специалиста, недовольного работой своих подчинённых.
- Но мы забыли ещё об одной вещи, - поднял я вверх указательный палец и достал шкатулку, - о медальоне.
- Я ничего не знаю о медальоне, - оживилась Роза и сразу подошла ко мне. – Можно?
Она протянула руку, и я отдал ей сверкающий медальон. Как женщина, Роза знала толк в драгоценностях, и немного разбиралась в них. Она критично осмотрела медальон, легко пробежала по нему пальцами и подошла к свету. Затем долго и тщательно осматривала его со всех сторон. Её глаза не избежала, тоже странная, надпись. Но вернулась она к нам не с вопросом о ней. То, о чём она спросила, мне никогда бы не пришло в голову.
- А где другая половина?
Все мы в один миг выплыли из задумчивости, каждый из своей, и устремили к ней недоумённые взгляды.
- Половина?
- Какая половина?
- Нет никакой второй половины… С чего ты… взяла?
Признаюсь, в первую минуту я был возмущён такой незаинтересованностью Розы в нашем деле. И меня удивляла её неосведомлённость о моём роде. Тогда меня посетила мысль, что она просто присутствует, а не вникает в суть дела, просто от скуки. Но память о тяжёлых годах жизни, прожитой с ней рядом, напомнила мне, что за личность стоит пере до мной.
- Ну, во-первых, здесь нет центра, - она подошла к дивану, села рядом с Эшом и ткнула в медальон пальцем.
- То есть… Подождите… - Соер с глупой улыбкой прервал её рассказ. – Как это, нет центра? А это что, по-вашему, угол?
И он показал на полумесяц маленьких рубинчиков. Я не совсем понимал, к чему Роза клонит, но её утверждение меня удивило не меньше, чем Соера. По-моему, всё было в порядке. У меня никогда не возникало мысли, что у нашего медальона может существовать вторая половина, да и мама с бабушкой никогда об этом не то, чтобы рассказывали, они даже шепотом ни разу не обмолвились об этом. Но Роза не сдавалась! Она начала нам подробно объяснять и одновременно показывать, как это делают учителя в младших классах. Не сомневаюсь, что мы были похожи на маленьких мальчиков в тот момент.
- Это всего лишь гипотенуза. Она рассекает медальон на две равные части. По видимому, одна осталась у истинной наследницы, а вторую она отдала кому-либо или её спрятали, или потеряли, или украли…
- …или не было никакой второй половины, - закончил Соер.
- Да нет же, она была! – голос Розы начал срываться на крик и я решил спасти положение.
- Достаточно… Пусть Роза выскажет своё мнение.
Роза вскинула подбородок, набрала в лёгкие побольше воздуха и начала излагать свои предположения:
- Во-первых, как я уже сказала, здесь нет центра, - Соер издал смешок и откинулся на спинку дивана. Роза одарила его испепеляющим взглядом и продолжила. – В каждой композиции должен быть центр, иначе она будет считаться незаконченной. Именно такую композицию имеет этот медальон. Вы правы, мистер Томас, этот полумесяц можно принять за центр. Но если предположить, что у вашего центра имеется продолжение, то есть, вторая половина, тогда медальон будет иметь законченную композицию. Ведь, это не сложно. Попробуйте…
И она протянула к нему блокнот и карандаш. Соер в нерешительности посмотрел на меня, но я ничего не ответил.
- Ну, же… Смелее, - подбадривала Роза.
- Ну, хорошо, - согласился Соер и взял блокнот. – А что, во-вторых?
- Во-вторых? – непонимающе переспросила Роза. Соер уставился на неё подозрительным взглядом, но ему на помощь пришёл Эш.
- Да, во-вторых, - он развернулся к ней передом. – Вы сказали, что, во-первых, нет центра. А во-вторых… Что во-вторых?
- А, ну да, - она усмехнулась. – А во-вторых, надпись.
- Что за надпись? - спросил я не в силах выдержать эту таинственную разгадку.
- Надпись над месяцем, - уточнила Роза. – Она обрывается.
Вот тут-то Роза и дождалась своего звёздного часа. На неё посыпалось такое множество вопросов, что многие оставались без ответа, так, как были перебиты следующими.
- Ты прочла надпись?
- Что там написано?
- Почему вы молчали об этом раньше?
- На чём она обрывается?
- Как это, она обрывается?
- Да всё очень просто, она не полная. Видите, здесь и здесь, - и она пальцем показала на надпись.
- Здесь всего две строчки, нет ни точек, ни запятых. Ничего нет.
- Роза, - я протянул к ней руки, - что ты здесь прочла?
- Да, что здесь написано? – спросил Эш.
- Здесь написано: «…украшенная мастера рукой… она под звёздами найдёт покой…».
- Что, - раздался голос Эша после затянувшейся паузы, - и это всё? Больше ничего нет?
- Ерунда какая-то…
- Нужно подумать… Всего лишь подумать…
- А чего тут думать-то? Мы никогда не разгадаем загадку, если не будем знать, о чём она. – Эш махнул рукой и вернулся на диван.
- Хорошо… - Я взял у Розы медальон и потёр подбородок. Работы предстояло много и мне не хотелось оставлять её на потом. – Роза, возможно, ты и записку сумеешь прочесть? Там, кажется, слова не сильно отличаются, стоит попробовать. Как ты думаешь?
- Я попробую, но никаких гарантий, предупреждаю.
Она взяла мой блокнот и пробежала по нему глазами. Я внимательно следил за её реакцией, чтобы ничего не упустить. Но результата не было. Роза начала ходить по комнате взад и вперёд, что-то бормоча себе под нос. Мы все терпеливо ждали и молча наблюдали за ней. Но, через какое-то время она обернулась и взглянула на нас, сидящих на диване в ряд.
- Я не знаю… Правильно или нет… Возможно… Я могу и ошибаться, но… Если бы ещё немного времени…
- Нет уж! – Перебил её Соер, и мы с Эшом одобрительно закивали. - Времени в обрез. И мы сейчас можем многое упустить, зацикливаясь на чём-то одном.
- Да, Роза. Это верно. Давай, что ты там надумала?
- Да я же говорю, что я не уверена в правильности перевода, - засомневалась Роза.
- Давайте, что есть, - раздражённо сказал Эш.
Она собралась с мыслями и покрепче сжала блокнот в руках.
- Ну, хорошо… Мне кажется, здесь идёт речь о её комнате, - и она перевела нам записку. – «Это наш долг – прожить всю жизнь в тёмной комнате».
У нас было такое выражение лица, будто с нами говорят на незнакомом языке, очень звучном, но, в то же время, ничего не значащем. На языке детей, когда они только начинают издавать звуки. Сами-то себя они понимают, а вот нам это не дано. Первым вышел из ступора, конечно же, я:
- Почему? Почему ты считаешь, что речь идёт о её комнате?
- Я подумала, что никто не станет прятать важную вещь в чужой комнате… - Мы бодро начали с ней соглашаться и, она продолжила. – Я поставила себя на её место и подумала, где бы я могла спрятать, к примеру, кольцо?
- Да, точно… В своей комнате. – Соер широко улыбнулся и посмотрел на Эша. – Как я раньше не догадался?
- Ты не знал смысла записки, - ответил ему Эш и, уже поднимаясь с дивана, обратился ко мне. – Думаю, стоит взглянуть на комнату Кристобель ещё раз, но уже другим взглядом.
- Значит так… - Мы стояли на пороге тёмной комнаты и, каждый держал в руке или свечи или фонарь. – Нужно ещё раз всё хорошенько обдумать, прежде чем устроим здесь бардак. Роза, - я обернулся через плечо и взглянул на неё, - скажи ещё раз, что там говорилось на счёт комнаты?
- «Это наш долг – прожить всю жизнь в тёмной комнате».
- Верно…
Конечно же, я сомневался и не скрывал этого. Прожить всю жизнь в этом доме и не знать, что он скрывает – для меня это было непоправимой ошибкой. Я злился на мать, на бабушку, на всех, кто мне когда-то рассказывал о жизни Кристобель. Как они могли скрыть от меня самое важное? И если бы не эти ребята, то я никогда бы не узнал правды.
Ребята разбрелись по комнате и начали заглядывать в каждый угол. Роза, по-свойски, стала поднимать вещи с пола и класть их, как ей казалось, в подобающее для них место. А я стоял всё там же, на пороге и смотрел на них с непониманием. Но на меня никто не обращал внимания и я, смотря, как Соер роется в комоде с личными вещами Кристобель, не выдержал и вошёл внутрь. Мне стоило найти для себя какое-то занятие, но я не смог, и тогда стал искать разгадку в словах, оставленных в записке. Они показались мне знакомыми, где-то я их уже слышал.
- Да что мы ищем-то? – Соер видимо тоже нервничал. Он приподнял подушку, заглянул под неё и бросил на место. – Тут куча всего…
- Я как раз решаю этот вопрос, - откликнулся я из угла.
- И каково ваше решение?
- Я разделил предложение на две части. Первое: долг. Второе: вся жизнь в одной комнате. Нужно разобрать обе версии. Итак – долг… Благодарность.
- Ответное действие, - подал голос Эш после небольшой паузы.
- Быть в долгу перед кем-то, - вступила в разговор Роза.
- Кто-то кому-то сделал услугу… И теперь этот «кто-то» требует вернуть долг?
- Скорее всего, наоборот, Соер. Кому сделали услугу, он считает, что остался в неоплачиваемом долгу перед тем, кто эту услугу ему оказал.
- А почему не наоборот? – возмутился Соер.
- Потому, что в старину долг не требовали вернуть. О нём даже не упоминали, просто помнили. А когда должнику нужна была помощь или ещё что-нибудь в этом роде, вот тогда-то и пускали в ход упоминания об уже проделанной услуге.
- Значит, писала записку не Кристобель? – Эш нахмурил лоб и остановился у окна.
- У нас нет оснований считать, что она никогда не нуждалась в чём-либо.
- Тогда как это понимать?
Я немного помолчал, перебирая в голове все версии на этот вопрос и, решил остановиться на одной, как мне показалось, более подходящей.
- Перейдём ко второй части: «Всю жизнь в одной комнате». Что или кто может прожить всю жизнь в одной комнате?
- Да это может быть, что угодно или кто угодно, - Эш обвёл руками всю комнату.
- Хорошо, поставлю вопрос иначе: что Кристобель держала в своей комнате всю жизнь?
- Наверное, какую-то вещь, очевидно. – Роза подошла ближе и уселась на стул у окна. – Драгоценности ведь хранят.
- Молодец, Роза. Нашла очень подходящее слово, - я широко улыбнулся. – Именно – хранила. Что она могла хранить всю жизнь в этой комнате?
- Всё, что угодно, - не сдавался Эш.
Я осмотрелся вокруг. Всё казалось таким обыденным, приевшимся. Всё как всегда. Постель, стол, стулья, комод и шкаф, какие-то предметы гигиены. Ничего не бросалось в глаза. И тогда я начал вспоминать строчки из дневников и писем, которые писала Кристобель, благо, я знал их наизусть. И с этими мыслями мы закончили наши поиски. Ребята проголодались, и мы начали спускаться по лестнице вниз. Я же никак не мог успокоиться. И эта моя настойчивость всегда выигрывала среди остальных моих достоинств.
Мне казалось, ещё немного и вот он, долгожданный результат. Но чем больше я углублялся в эту надпись, тем меньше понимал её суть. Мне казалось, что мы чего-то не знаем, что-то упустили в начале, и из-за этого мучаемся теперь. Какую-то важную часть, где описывается всё, с чем придётся столкнуться в дальнейшем. Как карта с сокровищами. У нас был всего лишь кусочек её, а тот, у кого была её полная часть, или, хотя бы начало, представляли, на что идут. Мы же топали вслепую.
Но, Кристобель… Почему она не даёт мне разгадать её секрет? В чём её тайна? И что же она хранила всю жизнь? Лично я храню старые вещи, которые мне жалко выбрасывать. Например, мамина шаль или платок с всевидящим оком, привезённый из Индии. Очень красивый и мама его любила. Старые книги с сочинениями великих писателей, любимые машинки и игрушки, на которых уже стёрлась краска. Игрушки моих предков и, возможно, даже самой Кристобель. В детстве я играл ими часто, машинки меня мало интересовали. В основном я играл в куклы, старые куклы. Они были деревянные и у них были такие интересные наряды, очень красивые, воздушные. Однажды в детстве я пришёл к маме с одной куклой и спросил у неё, хочет ли она шить платья на продажу. Она очень хорошо шила и шила на заказ костюмы, плащи, пиджаки и многое другое. А после моего вопроса она стала шить платья, свадебные платья, на манер прошедших веков. Невесты были в восторге! Именно со старых кукольных платьев мама и делала выкройки. А я продолжал играть в куклы и обижался, когда мама забирала их у меня.
- Стоп… - я не заметил, как произнёс это вслух и резко остановился. Мы уже спускались в гостиную, как меня вдруг осенила мысль. Куклы!
- В чём дело, Энди? – спросила меня Роза, слегка обеспокоенным голосом. – Что с тобой?
- Вам не хорошо, мистер Миллер? – Соер подскочил ко мне и взял меня под руку.
- Энди, сердце? – Роза с трудом скрывала волнение.
- Куклы! – выпалил я и уставился на них безумным взглядом.
- Что происходит? – Эш подошёл к Розе и шёпотом спросил её.
- Энди, послушай, - сказала Роза спокойным, уже без капельки сомнения, голосом и взглянула на Эша. - Ты что-то понял? Что?
- Роза, ты помнишь, я читал тебе записи Кристобель летом? – Роза кивнула, но не отрывала от меня глаз. – Помнишь, тот абзац о куклах?
- Да, - уверенно ответила Роза и процитировала его, как будто готовилась к сегодняшнему вопросу. - «Кто те, что охотятся за нашими мечтами и желаниями и разговаривают с нами на равных?
- …И в глубине ночи ты увидишь, кукла хранит секрет лучше, чем друг. – Подхватил её я и продолжил, уже обращаясь ко всем. - Кукла это немое сочувствие, которое всегда с тобой. И без преувеличения – это наш долг…
- … прожить всю жизнь в тёмной комнате». – Проговорили Эш и Соер в один голос. Я сиял широкой улыбкой.
- Значит, куклы… - Взбодрился Соер. – Она имела в виду своих кукол. Вот, где подсказка!
И мы кинулись наверх по лестнице, обратно, в комнату Кристобель. Роза семенила за нами по коридору, бормоча толи проклятия по поводу всей этой бредовой идеи, которая, чуть с ума её не свела, толи, предполагая ход моих мыслей, решала разгадку с куклами.
В комнату мы влетели все разом и начали ощупывать всех кукол, которые попадались нам под руки, ища в них тайник. Я, признаться, чувствовал себя скверно. Столько лет холить и лелеять их, а теперь, даже не взглянув на них, грубо расстёгивать на них платья.
- Что там, Соер? - спросил я, косясь на него через плечо. – Что ты видишь?
- Ничего… Ничего нет… - не веря своим глазам ответил Соер. – А что у вас?
- У меня тоже ничего нет. – Эш с надеждой уставился в мою сторону.
Мы с Розой стояли на коленях у старой деревянной кроватки, и перебирали и ощупывали кукол не так быстро, как ребята, зато, каждый проверял другого, вдруг, что-то пропустили. Да это и не кроватка была совсем, а, скорее всего, колыбель, старенькая игрушечная колыбелька с куклами. Таких было много, я сам был выращен в такой. Может даже и в этой.
- Пусто… - прошептала Роза и бережно положила куклу обратно в колыбель и непонимающе взглянула на меня. – Ничего нет!
- Я был почти уверен… - я попытался оправдаться перед остальными, но они меня и так понимали. – Это должно быть здесь!
- Ну… Может она избавилась от этого? Или перепрятала, а о старой подсказке забыла? – Эш с Соером переглянулись, и им на помощь пришла Роза.
- Возможно, она просто не успела её спрятать. Сами знаете, как это бывает. – Она посмотрела на Соера и Эша. – Это, как собираться в аэропорт впопыхах. Обязательно что-нибудь да забудешь.
Ребята дружно закивали головой в попытке меня приободрить. Но я и сам понимал, что теперь мне трудно будет свыкнуться с мыслью провала. А ещё и у молодых практикантов на глазах. Да, впервые в жизни я потерпел фиаско. Но мысль о куклах меня не покидала, и я понял, не всё так просто. Интуиция меня не подвела, она просто давала мне шанс найти разгадку самому. Головоломка. Ломаешь голову, а результат – проще не придумаешь. Легче лёгкого!
- «Кукла хранит секрет лучше, чем друг». – Повторял я раз за разом, когда мы вновь спустились в гостиную и расселись на диване. Я повторял эти слова в надежде, что решение, где-то близко. Моё хождение взад и вперёд уже начинало раздражать, я это чувствовал. Роза налила всем чай, и мы пили его в тишине. Каждый думал о своём, но об общем деле. О тайне Кристобель.
- Энди, успокойся, - Роза обратилась ко мне и, я обернулся. – Не всё так плохо. Сейчас попьём чаю и снова начнём работу.
- Ты не понимаешь, Роза, - отмахнулся я от неё и снова начал ходить по комнате. – Разгадка где-то витает в воздухе, её только нужно уловить. А мой мозг работает лучше, когда я двигаюсь, а не сижу на месте.
Ребята переглянулись и уставились на меня в ожидании объяснений.
- О, простите меня, ребята, - попытался я оправдаться, - но это к вам не относится. Без обид, ладно?
- Хорошо, - согласилась Роза, - тогда мелькай, пожалуйста, за нашими спинами, а не перед глазами.
- «Немое сочувствие»… «Немое сочувствие»… «Немое сочувствие», - повторял я, пытаясь сообразить. Роза, всё-таки не выдержав моего мелькания за её спиной, обернулась и уставилась на меня. – «Немое сочувствие»… Что это?
Эш и Соер обернулись ко мне и стали смотреть на меня, как и Роза, с ожиданием чуда.
- Нужно просто понять, - продолжал я развивать свою мысль вслух. – «И никому не понять нас, наше сочувствие, которое было с нами»… Вот, что она сказала!
И я побежал вверх по лестнице, захватив с собой фонарь. Роза без вопросов кинулась за мной. Ребята немного запоздали с реакцией, но вскоре опомнились и бросились следом. Мы вновь, уже в третий раз за этот день, вбежали в комнату и остановились. Я стоял как вкопанный и у меня был такой вид, будто я не знаю с чего начать. Но я набрался смелости и подошёл к колыбели. Роза зажгла несколько свечей в комнате и подала ребятам по фонарю, которые нашла в шкафу. На моё удивление, ребята мигом зажгли их и уставились на меня. Удивился я потому, что фонари у меня в доме были только старые, не такие, как сейчас на батарейках, а ещё керосиновые и на свечах. Такими уже не пользовались давно. Но, не об этом речь.
- Она использовала «немое сочувствие» в более классической форме. – Я стоял у колыбельки и перебирал кукол, одновременно объясняя свои догадки по поводу «немого сочувствия». - Например, в борьбе или поддержке… Мы подобрались близко, но, нужно ближе.
Соер подошёл и начал освещать мне колыбель. Я выложил кукол и подушку на постель и ощупал матрац, но ничего не обнаружив, тоже хотел отложить его на постель.
- Здесь дверца, дверца! – воскликнул Соер и все моментально подскочили к нему. Матрац выпал из моих рук, и мы уставились на дверцу. Это могло продлиться вечно, но кому-то нужно было её открыть. И это решение пало на меня, как на хозяина этого дома. Я потянулся к дверце и дёрнул её, но дверца не открылась. Я попробовал снова, и дверца вновь не поддалась.
- Она заперта… - Эш немного расстроился. – К ней нужен ключ.
- Соер, тот ключ, который мы нашли…
- Я принесу его, - не дослушав мой вопрос, он убежал.
- Энди, с чего ты взял, что ваш ключ подойдёт? – спросила Роза.
- Он той же формы, что и замочная щель, в форме трёхлистника, или, как это звучит в сфере карточных игр, в форме крестей или треф. Видишь? А ещё у неё имеются маленькие рубинчики, как на ключе. – И я показал на замочную щель. – И последнее: ключ и то, что хранится за этой дверцей, тщательно было спрятано несколько веков назад. Только он может подойти к дверце.
- Вот ключ, мистер Миллер, - вбежал запыхавшийся Соер, и протянул мне ключ.
- Теперь посмотрим, что же прятала здесь Кристобель.
Я вставил ключ в замок и повернул его, замок не поддался. Тогда я повернул ключ в другую сторону и замок легонько щёлкнул. На лицах моих друзей и Розы осветился восторг. Дверца была долгое время заперта и, мне пришлось осторожничать, чтобы не навредить ей. Но всё прошло успешно, и дверца была открыта. На дне что-то лежало и мне пришлось подманить Эша пальцем, что бы он осветил мне нишу. На дне оказалась стопка писем и записок, завёрнутая в лёгкую светлую вуаль и перевязана тёмной ленточкой, скорее всего, синей.
- Не могу поверить, - выдохнул я и развернулся к ребятам. Роза воскликнула от удивления. Мы перенесли стопку на столик и поставили рядом фонарь.
- Вот оно… - выдавил из себя Соер, у которого перехватило дыхание.
- О-о-осторожно… - взмолился я, когда мы начали распутывать ленточку и вуаль. – Они очень драгоценные… Господи!
- Мы не должны делать этого! – умоляюще произнёс Эш. – Что вы делаете?
- Как, что? Читаем. – Я и Соер уставились на него.
- Мы должны заявить о них, - не сдавался тот.
- Послушай, Эш, - уверенным голосом заговорил Соер, - если мы сейчас заявим о них, то в следующий раз ты увидишь их под стеклом, где-нибудь в Нью-Мексико.
- Хорошо, хорошо. Давайте тогда сделаем это как можно аккуратнее? Я спущусь вниз и возьму какие-нибудь ручки и листочки и, мы всё зарисуем и запишем.
- И фотоаппарат, - крикнула Роза.
- Только быстрее, - взмолился Соер.
Когда он вернулся, у нас уже было прочитано несколько писем и записок. Мы даже не заметили, как он вошёл и осветил нас фонарём. Я сидел, навалившись на стену, а вокруг меня сидели Роза и Соер. Письма были аккуратно сложены в стопочку и лежали передо мной.
- А-а-а, мой мальчик, идите же скорее к нам, - я пригласил Эша жестом присесть к остальным, но он остался стоять на месте.
- Здесь письма Кристобель Роберту! - объяснил Соер ошеломлённому Эшу.
- Что? – в ответ послышался тихий вопрос.
Глава VIII
- Дитя моё! - Ёми вошла в комнату и с восторгом ахнула, увидев на Кристобель её новое платье. Она сияла улыбкой, а её платье отливало цветами осени. – Ну, просто нет слов… Ты ослепительна…
Но Кристобель резко переменилась в лице и отвернулась от Ёми, обратно к зеркалам:
- Я не хочу быть ослепительной, Ёми, когда в мире происходят такие страшные вещи. Мне достаточно быть просто элегантной.
Но Ёми пропустила эту реплику мимо ушей и всё так же крутилась возле Кристобель с восхищёнными вздохами, разглядывая её платье. Кристобель в отличие от Ёми смотрела на себя в зеркало оценивающим взглядом. Несколько недель назад она узнала от своей портнихи и её мужа о том, что творится в Германии, и перестала спать по ночам. Но, недолго думая, она собрала все свои наряды, сшитые из материала, цвет которого хотя бы отдалённо напоминал зелёный, и отправила их в пансионаты для малоимущих и, в интернаты для сирот. А для себя решила: «Долой цвет девственной природы. Виват цвету огня!», и стала присматривать для себя новые материалы, более яркие и радостные, чем раньше.
- Ты в любом наряде будешь выглядеть ослепительно, милая моя.
- Даже в твоём? – она обернулась к Ёми и улыбнулась.
- Если бы моё платье было бы тебе по размеру, то – да.
- Ах, няня. Как бы мне хотелось, чтобы никто в нашем мире не нуждался бы ни в чём. И все жили бы счастливо.
- Кристобель, Кристобель. Пойми же ты, что твоя мечта неосуществима. В мире всегда будут бедные и богатые, добрые и злые. Такова жизнь и тебе её не изменить.
- Но ведь её можно сделать лучше, хотя бы половину людей.
- В любом случае, вторая половина навсегда останется несчастна.
- Ах, Ёми! Откуда такие мрачные мысли? – Кристобель отшвырнула розовую ленточку, приготовленную для пояса, и взглянула на няню. – Я всегда помогала людям и теперь не стану от этой затеи отступать. Вокруг меня находятся проверенные люди, которым я доверяю и, которые хотят работать, чтобы получить за это деньги и накормить своих детишек. Благодаря мне эти дети получат отличное воспитание, и кто знает, может, в будущем они будут жить по тем же принципам, по которым живу и я. Они смогут защитить себя и свою семью достойно. Нужен лишь хороший ум и смекалка.
- Я так за тебя рада! – Ёми протянула ей бордовую ленточку и помогла закрепить её сзади. – Ты не представляешь, как радуются родители всех бедных детей, что ты учишь. И они до сих пор не верят, что все твои старания, ровным счётом, безвозмездны.
- Мне это совсем не тяжело, даже наоборот. – Кристобель ловко развернулась на невысокой скамеечке, на которой стояла, и взяла Ёми за руки. - Наоборот, я тоже многому у них научилась. Мне с ними так же интересно, как и им со мной. Я например, научилась жульничать в карты!
- Но, дитя моё, это же просто неприлично для молодой леди, - возмутилась Ёми.
Но Кристобель уже не слушала её, она спрыгнула со скамейки и, громко смеясь, принялась щекотать старую негритянку. Временами она выглядела, как малое дитя – резвилась в саду с местными ребятишками, лазала через заборы и прыгала через лужи после проливного дождика; а порой вела себя в особой манере, свойственной только королям и лицам королевской крови. Но, как правило, в таком пребывании она находилась очень редко, можно сказать и не ошибиться, почти никогда. И Ёми всё больше переживала по этому поводу.
- Милая, ты ведь уже не ребёнок. Не нужно так себя вести, - говорила она каждый раз, когда Кристобель по вечерам возвращалась домой из сада. – Это просто не подобает манерам леди. Это бестактно!
Но её слова вновь улетали к потолку и растворялись там, не успев долететь до разума Кристобель. Но на самом деле она всё прекрасно понимала, просто ей так было жаль того упущенного детства, проведённого вдали от родных мест, что она старалась не придавать этим упрёкам внимания.
- Вам письмо, мадам, – служанка подошла к дивану и, положив поднос с письмом на столик, удалилась.
- Больше спасибо, - успела поблагодарить девушку Кристобель и взяла письмо. Конверт был адресован на её имя, но почерк показался ей незнакомым. – Няня, кто такие Робенсоны, наши новые соседи?
- Да, они здесь недавно. Купили поместье у Кингслеров и теперь, очевидно, устраивают приём.
- М-м-м… Хотят познакомиться, – задумчиво проговорила Кристобель. - А ты с ними знакома?
- Не совсем. Я познакомилась с миссис Робенсон, когда была на рынке, покупала свежие продукты. Она узнала от Марты, которая работает у Аргусов, что я делаю отличную запеканку из свинины, и попросила рецепт.
- Что, просто так, взяла и попросила? – удивилась Кристобель, одновременно читая приглашение и слушая рассказ Ёми.
- Да я сама удивилась! – воскликнула она и серьёзно посмотрела на Кристобель. – Но мне молодая мадам показалась хорошей и доброй девушкой. Да она года на два-три старше тебя будет.
Кристобель отложила письмо и задумалась. Но это не заняло у неё много времени и, она вновь пробежала по приглашению взглядом. Почерк был ровным и аккуратным, но с сильным наклоном вправо. Владелице этого почерка очень повезло в образовании, и, скорее всего, образование давали преподаватели из-за границы. Она сама училась у таких учителей, но не хотела быть похожей на остальных и поэтому не следовала примерам окружающих. Её почерк только слегка наклонялся вправо, прописные буквы были маленькими и ровными. Зато заглавные буквы тянулись вверх и были намного больше положенного стандарта.
- Тогда, - она встала и расправила складки на платье, - я приму их приглашение и приеду к ним на новоселье.
- Милая, постарайся не показывать свой скверный характер в этом приличном доме, - с мольбой в голосе проговорила няня. – Кругом только и говорят о твоих дерзких поступках.
- Если ты об этой книжице, о пустых стишках про любовь для наивных и богатеньких молодых леди, то я сказала чистую правду. Это полный бред. А тот, кто этот бред сочиняет, видимо, знает толк в пустозвоне, и, не сомневаюсь, не раз уже применял его на деле.
- Да ты даже не читала этих стихов! – возмутилась Ёми.
- А мне и не нужно их читать, чтобы понять, для кого они написаны. Уже об одном упоминании о стихах меня одолевает ярость. Вот уже много лет мне пытаются навязать любовь к тому, что мне не интересно, - она развела руками и уставилась на няню. – А я хочу жить так, как считаю правильным и делать свои ошибки, и чтобы никто не смог упрекнуть меня за них.
Ёми закатила глаза и помотала головой. Кристобель всегда воспринимала близко к сердцу то, что касалось свободного мышления. И спорить с ней было бесполезным занятием, она всегда оставалась при своём мнении. Ёми с каждым днём всё больше казалось, что её Кристобель уходила на холмы не просто для живописи. Она убегала от действительности в созданный ею маленький мирок, где было всё легко и свободно. Где не было зависти и сплетен, интриг и заговоров, тоски и бессилия. Она писала холмы и в них выражалась вся её сущность.
- Ах, Кристобель, - Ёми посмотрела на неё с огромной нежностью. – Если бы я могла, я бы разделила с тобой всю твою боль и горесть.
И она протянула к воспитаннице руки, и Кристобель, совсем недавно такая независимая и решительная, бросилась в объятия няни с таким отчаянием, что у няни выступили слёзы.
- Моя милая няня, я бы никогда не отдала тебе и маленькой капельки своего горя, только потому, что ты этого не заслуживаешь, - с горечью выпалила Кристобель.
- А ты заслужила?!
Кристобель отстранила от себя Ёми и посмотрела ей в глаза своим пронзительным взглядом. Затем немного опустила глаза и, после небольшой паузы отступила от няни и, отвернувшись к окну, тихонько проговорила:
- Это моя судьба, моё бремя… И мне его нести, - затем горько усмехнулась и продолжила. – Мне даже некого в этом обвинить! Все, кто был виноват, уже давно умерли, их просто нет. Вот только боль осталась.
- Милая моя, ты живёшь здесь, как в клетке, - подошла к ней сзади Ёми и стала успокаивать её. – Тебе нужно уехать отсюда, хотя бы на некоторое время. Подальше от своих воспоминаний, туда, где много интересных людей, где тебе будет спокойно.
- Да, - согласилась Кристобель, - пожалуй, ты права няня. Я уеду, но только после того, как познакомлюсь с нашими новыми соседями. Ты поможешь выбрать мне платье?
- Самое лучшее!
Карета подкатила к дверям поместья Робенсонов, и приятной внешности дворецкий открыл дверцу коляски и подал Кристобель руку в белоснежной перчатке. Это поместье немного преобразилось после того, как Кингслеры продали его и вскоре уехали. Но в основном оно оставалось таким же красивым, как и раньше. Немного изменился сад, и деревья украшены по-другому, оградка сияла как раньше, а вот парадный вход обставлен цветочными горшками с мелкими розовыми цветочками. «Фиалками», - подумала Кристобель и поблагодарила дворецкого, на что он мило улыбнулся и повёл её внутрь.
Внутри дома изменения были видны гораздо ярче, чем в его окрестностях. Стены были окрашены в бежевые тона, совершенно новая мебель на изящных ножках, немного мешковатые занавески. Кристобель и забыла, как должно выглядеть жилище хорошо воспитанной леди. Но на её взгляд многое в этом доме не совпадало с обстановкой. Например, материал штор и занавесок не подходил к цвету стен, слишком уж он был грубоват и тяжёл для нежного и тёплого окраса всех стен в доме. Обшивка мебели точно так же не сочеталась по цвету и фактуре с изяществом предметов обихода: вазочками, безвкусными картинами, лампами и многим другим. Но всё в этом доме дышало любовью. Она витала в воздухе повсюду.
Она прошлась по хорошо освещенной гостиной, ища взглядом хозяев, временами подходя к знакомым из соседних поместий. Но наконец-то к ней направился молодой мужчина очень привлекательной внешности. Кристобель догадалась, что это именно хозяин дома, потому, как он уверено пересёк всю гостиную из одного угла в её направлении.
- Мисс Миллер? – он широко улыбнулся и поцеловал ей руку. – Я очень рад, что вы так любезно приняли наше приглашение и посетили нас.
- Благодарю, - сдержанно проговорила Кристобель.
- Позвольте мне представиться, Том Робенсон – врач. Надеюсь утвердиться в вашем небольшом городке и помочь окружающим.
- Чтож, - улыбнулась ему Кристобель, - врачей у нас, действительно, не хватает. А, позвольте узнать, в какой области вы практикуете?
- Я зубной врач.
- Боюсь, что одними зубами вы не отделаетесь от людей. Вам придётся врачевать все известные болезни и недуги, и не только у людей, но и у животных. – Она широко улыбнулась, увидев, как он округлил глаза от такого заявления, и поспешила его успокоить. – Я первая вас предупреждаю, потому что никто не станет вас здесь задерживать. Вы должны быть в курсе и абсолютно готовы пойти на то, что услышали сейчас. И если согласитесь, то вам потребуется железная воля и крепкая выдержка, а так же стальные нервы, потому что люди пойдут к вам не за горькой правдой, а за единственной надеждой на спасение. Учтите это, и поскорее решайте.
- Неужели люди так бестолковы? – обескуражено спросил Том.
- Ваши предшественники, мистер Робенсон, не смогли работать в такой обстановке и очень быстро покидали эти места. Вы должны знать, на что соглашаетесь.
- Но я уже решил остаться здесь надолго, возможно, даже навсегда, - серьёзно сказал Том и, взяв у проходившего мимо слуги бокал шампанского, предложил Кристобель выпить. – Здесь не просто красивые места, здесь точно рай!
Она пристально посмотрела на него поверх бокала и не могла не отметить, как он хорош собой. Его гордая осанка говорила о том, что он происходил из знатного рода, так же он не обделён в щедрости и любезности. Проходивший рядом с ними слуга чуть было не поскользнулся у самых его ног, но он быстро среагировал. Подхватив слугу за локоть, он поправил у него воротник и со словами: «здесь немного скользко, Теди. Будь, пожалуйста, осторожнее», отпустил его дальше, продолжать свою работу. Его светлые волосы были уложены безупречно, белоснежная рубашка и воронова крыла пиджак. А его безупречные манеры были восхитительны. Они ещё немного поболтали о погоде в этих краях и о занятиях Кристобель в свободное от уроков время, когда к ним подошла милая молодая леди, жена мистера Робенсона – Роксана.
- О, милая, - ласково проговорил мистер Робенсон и обнял жену за талию, - позволь тебе представить, мисс Кристобель Миллер.
Она была немного выше мужа и совсем была на него не похожа. «Они не подходят друг другу» - подумала Кристобель. Она была крупнее обычного, немного грубовата в жестах, немного скромновата в нарядах или, возможно, неопытна в мире моды, а её голос не лился песней арфы, звучал, опят таки, немного сипловато. «Как такому привлекательному человеку могла понравиться такая странная и смешная девушка?» - думала про себя Кристобель. Но вскоре поняла, что на первый взгляд жена мистера Тома выглядела грубой, а характер её совершенно не совпадал с её внешностью.
- Очень приятно с вами познакомиться, мисс Миллер. Мы о вас много наслышаны, - проговорила она, протягивая руку, и робко улыбнулась ей.
- Мисс Миллер, а это моя жена – Роксана, - продолжил знакомство Том Робенсон.
- Взаимно, миссис Робенсон. – Она пожала протянутую ей руку и, все трое отошли к окну.
- Я осмелюсь предложить, чтобы вы меня называли просто, Роксана. Теперь, когда мы с вами соседи и, возможно, будем видеться часто, было бы неловко слышать от вас, как вы обращаетесь ко мне как-то иначе.
Кристобель слегка наклонила голову влево и мягко растянула улыбку.
- В таком случае, предлагаю и вам обращаться ко мне просто, Кристобель.
- Тогда и меня зовите по имени, - возмутился Том. – Отбросим формальности, в конце концов – мы теперь соседи!
- Но это только между нами, - поставила условие Кристобель.
- Как вам новый дом, Роксана? – после нескольких часов общения с хозяевами дома и их гостями спросила Кристобель у своей новой соседки.
- Когда мы сюда приехали впервые, мне показалось, что я никогда не смогу привести его в порядок. Он выглядел просто ужасно!
- Да, отвратительно, - тихо подтвердила Кристобель.
- А вы его помните в самой красе? Он был очень красив? – глаза Роксаны жадно горели.
- Да… Особенно сад. – Кристобель немного задумалась и продолжила. – Особенно летом, когда можно было в жару бегать босиком по прохладной траве. Это было прекрасно…
- Я слушаю вас и, мне не верится, что вы, с вашим талантом рассказа, не пробовали писать стихи, - Роксана смотрела на неё с обожанием.
- Я занимаюсь немного другим занятием. – Ответила Кристобель.
- Должно быть это прекрасно, когда есть любимое занятие? У меня вот нет никаких интересов, - обиженно сказала Роксана.
- Зато у вас есть муж, а это куда важнее каких-нибудь там интересов, - заулыбалась Кристобель и Роксана сразу встрепенулась.
- У меня к вам просьба, Кристобель, - она немного смутилась, но всё же продолжила. – У вас такое прекрасное платье, а я совершенно не умею выбирать нужный фасон и всё такое.
- Не беспокойтесь, милая, - успокоила её Кристобель, поняв, к чему она клонит. – Я помогу вам в этом. Мы же теперь соседи!
- О! Спасибо вам, Кристобель, - выдохнула Роксана. – И я надеюсь, что это перерастёт в глубокую дружбу.
- Не сомневаюсь в этом, - уверила её Кристобель.
А по дороге домой она думала, как возможна дружба с леди, муж которой ей безумно нравится, а она даже не замечает этого. Неужели так наивны бывают люди, когда встречают того, на кого можно свалить все свои проблемы? А именно это и собиралась сделать Роксана с Кристобель, говоря про глубокую дружбу. Её муж, Том, и сам был не прочь пофлиртовать с другими леди, Кристобель тщательно наблюдала за ним весь вечер. «Не может быть в человеке всё прекрасно», - думала она уставясь в окно кареты. - «Должен быть какой-то изъян. Том не может состоять из одних достоинств».
Погода, пока она ехала всё дальше на север, оставалась неустойчивой. То по стёклам вяло брызгал дождь, то показывалось бледное солнце, которое вскоре поглощали тучи. Дожди и слякоть продолжались весь месяц, и стало ясно, что осень вступает в свои права, однозначно и бесповоротно.
Октябрь скончался в проливных дождях и в вое ветра, и с железным холодом пришёл ноябрь, с заморозками по утрам и ледяными бурями, обжигающими лицо и руки. Небо затянула жемчужно-серая мгла, горы и холмы вокруг надели снежные шапки, а в доме стало так холодно, что Кристобель стала ходить по коридорам в толстых перчатках.
С Роксаной сложились близкие, дружеские отношения и она часто навещала Кристобель по пустякам и просто так. Сама же Кристобель не рисковала появляться у неё в доме, во избежание случайно встретиться взглядом с её мужем, или же просто, находиться с ним в одной комнате. Они часто выезжали в город за покупками новых материалов для штор и занавесок, для новых платьев, для обивки мебели. Кристобель научила Роксану проводить благотворительные обеды для малоимущих и бездомных, и познакомила с родом своей деятельности.
- Это просто божественно! – Роксана сняла с картины чехол. – Просто, потрясающе! Почему вы не продадите эти картины? Они могут очень быстро разойтись на каком-нибудь аукционе.
- Эти работы дороги мне как память о моём детстве, - пояснила Кристобель и, взяв у Роксаны картину, поставила её на пол, отошла на пару шагов назад и присмотрелась к ней внимательно. – Они для меня бесценны.
- Мне кажется, - неуверенно сказала Роксана, после того, как выдержала небольшую паузу, - что вот эта картина, - она показала на одну из картин, стоявших в ряд, - отличается от всех. Вот только, не могу понять… чем?
- Ты права, Рокси. Она действительно, отличается от всех остальных. И даже, очень.
Она подошла к ней и, взяв её в руки, перенесла поближе к свету. Затем, вернулась к ряду картин на полу, немного поразмыслив, взяла одну из них и, поставила рядом с первой для сравнения.
- Видишь разницу?
- Это одно и то же место?
- Да. Только вот эта написана давно, а эта – сравнительно недавно, прошлым летом.
- Глазам не верю! – восхищалась Роксана.
- Эта картина моей мамы… Она писала её, когда меня ещё в помине не было. А эту я писала для сравнения… Понимаешь? Это время…
- Но они совсем не похожи… Пейзаж совсем разный. – Роксана уставилась на картины и перебегала взглядом с одной на другую и обратно.
- Многое с тех пор изменилось. Наш дом был разрушен, я отправлена в пансионат, потом в другой. Так повторялось много раз, так я и выросла. Потом вернулась сюда и восстановила дом. Здесь были руины, почти кладбище. Настолько всё было разрушено, что многие меня посчитали сумасшедшей. А теперь меня считают, чуть ли не святой. Общество очень переменчиво, Роксана. И если у тебя нет силы воли и характера, то тебе не выжить в этом мире… Общество сожрёт тебя, как поедают скот.
- Я знаю об этом. Люди, как стадо баранов. Редко встретишь человека, способного иметь своё мнение. В основном всё решается путём голосования.
- Ну, тебе жаловаться не стоит, как твой муж, за тебя всё решит Том. А он никогда не сделает плохо для вашей семьи.
- Он никогда меня не посвящает в свои планы, - огорчилась Роксана. – А мне так хочется знать о нём больше.
- А ты разве ничего не знаешь о своём муже? – удивилась Кристобель и сразу поймала себя на мысли, что её вопрос бестактен.
- Я совсем не знаю об его прошлом. Всё, что он мне рассказал это то, что он родился, вырос и женился на мне. И никаких подробностей.
- И ты вышла за человека, о котором ничего не знала? – удивилась этой новости Кристобель. – Это же просто глупо. Ты меня прости, но ты не должна была так поступать. Как ты могла?
- Ты его совсем не знаешь, милая! – начала оправдываться Роксана, заламывая себе руки. – Он очень хороший.
- Не сомневаюсь, - буркнула Кристобель через плечо. – Однако же, ты так про него ничего и не узнала. Ни до свадьбы, ни тем более, после. Он для тебя всего лишь «очень хороший».
- Но он, правда, хороший… - Роксана закатила глаза и начала вспоминать, как всё было. – Том потрясающе за мной ухаживал, мы с ним посещали театры, он сразу понравился моему отцу. Раньше никто ему не мог угодить, но с появлением Тома, всё сразу изменилось.
- Это-то и настораживает.
Кристобель уже не испытывала к Тому тех прежних возвышенных чувств, что появились у неё при их первой встрече. Теперь она насторожилась и пыталась понять, чем же всё-таки он занимается. Было странно, что отец Роксаны очень быстро выдал свою единственную дочку замуж почти, что первому встречному. Почти, как на торгах: кто даст больше?
- Постойте-ка… - Кристобель взглянула Роксане в лицо и начала лихорадочно соображать. «Том предложил большие деньги за единственную дочку и получил её без колебаний… Но почему? Зачем отцу Роксаны были нужны большие деньги? Долги. Наверняка у него были долги, иначе он не отдал бы её за незнакомца». – У твоего отца были долги по бизнесу?
Роксана на минутку задумалась и ответила:
- Ну, у него были небольшие проблемы, но он их быстро уладил. А почему тебя это интересует?
- И после того, как у твоего отца всё наладилось, появился Том?
- Да… папа пригласил его к нам на ужин и познакомил нас. А через некоторое время Том начал за мной ухаживать. – Роксана не понимала, почему Кристобель вздохнула с облегчением и рухнула в кресло так, будто тащила чемоданы с вещами. – Что с тобой, Кристобель? Тебе плохо?
- Нет, милая, всё в порядке. Я, кажется, разгадала этот секрет.
- Разгадала? Тогда расскажи… - С нетерпением, она уселась рядом с Кристобель и, стала ждать.
- Наверняка, Том владелец той фирмы, где работает твой отец, - начала она. – Наверняка у него появились проблемы, сначала незначительные, потом они переросли в большие. И тогда Том предложил свою помощь, но с условием.
- Каким условием? – вкрадчиво спросила заинтригованная Роксана.
- Он получит тебя в жёны в кратчайшие сроки, - выпалила она, но, увидев реакцию подруги, сразу же попыталась, исправить положение. – О! Нет-нет-нет. Всё было хорошо! Твой отец решил проблемы, а ты вышла замуж за того, кого полюбила. Это прекрасно! Вы счастливы и это прекрасно!
- Да, но… - Роксана начала всхлипывать. – Тебя это не устраивает, значит не всё так прекрасно.
- Милая, - Кристобель обняла уже расплакавшуюся подругу и попыталась её успокоить. – Я всегда отношусь к людям с подозрением. Это мой метод и к тебе он никак не относится.
- Ты и меня выбрала себе в подруги таким методом? – У неё начиналась истерика.
- Ну что ты? На счёт тебя всё было уже заранее решено. Просто, я такая. Мне пришлось научиться этому ещё в детстве, но это долгая история и я не хочу об этом рассказывать. Просто… мысли вслух. Понимаешь? Твой Том очень хороший, ты ведь сама говорила, помнишь? Самое главное это то, чтобы ты была счастлива. А остальное – тебе не интересно…
- Ты правда так думаешь? – Роксана немного успокоилась, но слёзы продолжали капать на её платье, и терялись в складках. – Думаешь, Том…
- Он благородный человек, - закончила за неё Кристобель, и добавила. – Ну, возможно у него есть, кое-какие тайны, но ведь и у нас с тобой они имеются. Правда? Чего греха таить? У всех есть маленькие секреты.
- Без них очень скучно жить, - решительно проговорила Роксана.
- Точно! Теперь и у нас с тобой есть общий секрет, - улыбнулась Кристобель.
- Какой? – не поняла Роксана.
- Мы знаем тайну Тома…
- Да, а ведь он думает, что я ничего не знаю. – Хихикнула она и соскочила с кресла. – Я никогда не сплетничала, но теперь, у меня есть его секрет!
- Ты довольна? – облегчённо улыбаясь спросила Кристобель, когда Роксана немного успокоилась и вновь присела рядышком.
- Ты заставила думать о Томе плохо, но и развеяла мои сомнения. – Она обняла подругу. – Я очень доверчива, у меня не изысканные манеры, я простушка, не интересуюсь политикой. Меня очень просто надуть. Но с тобой я чувствую, что знаю и умею всё!
Через некоторое время Том наладил отношения с ближайшей деревней и с близ лежащими поместьями. Его дела пошли в гору. Как и предупреждала Кристобель, люди обращались к нему не только из-за зубов. Ему пришлось стать и акушером, и ветеринаром, и просто врачом. Но ему нравилось. И Кристобель начали покидать подозрения на его черёд. Но, как при любых обстоятельствах, осадок оставался.
Зима прошла легко и незаметно. Кристобель продолжала учить детей и давать уроки в богатых семьях в городе. Роксана училась быть хозяйкой и хорошей женой в доме. Её познания в моде очень радовали Кристобель и она с Роксаной ездили за покупками в дорогие магазины для улучшения обстановки в доме Робенсонов. Ёми очень радовалась за свою воспитанницу, когда у неё появилась подруга. «Пусть она и не так умна, как говорит её фамилия, - думала она, - но девочки так дружны, что никакая фамилия здесь не указ».
Но, с наступлением весны, жизнь Кристобель резко и стремительно изменилась. Роксана перестала навещать её и у Кристобель возникли новые подозрения. Но вскоре она получила приглашение, от Тома, на ужин, по поводу приезда его давнего и очень хорошего друга. Том часто вспоминал его, и говорил о нём с такой трепетностью, что сомневаться в его верности было просто чушью. Роксана тщательно готовилась к этому событию и пригласила Кристобель на проверку своих познаний в разных областях.
- Том очень готовится к приезду мистера Френка Батлера, и так нервничает, когда не может найти то, что ему нужно… Это так смешно! – прыснула Роксана от смеха. – Просто обхохочешься!
- Это понятно. Они давно не виделись и, Тому хочется показать себя во всей красе, – она взглянула на Роксану. – И не только себя, но и свою жёнушку.
- Я его ни разу не видела. Как ты думаешь, каков он?
- Миссис Робенсон, как вы можете этим интересоваться? – наиграно удивилась Кристобель и начала щекотать Роксану. – Вы же замужем!
- Это не помеха, - отмахнулась она. – И всё же, интересно, какой он, этот мистер Френк Батлер?
- Оставим догадки до самого прибытия мистера Батлера.
- Но, тогда они перерастут во впечатления, - возмутилась Роксана.
- А это ещё лучше, - подтвердила Кристобель. – Может, он страшен, как леший и нам не стоит даже время на него терять.
- А если он красавец, каких не видывал высший свет, что тогда?
- Тогда у нас будет уверенность в том, что он не противен и мерзок. И мы сможем вдоволь обсудить его вдоль и поперёк.
- Согласна! – обрадовалась Роксана. – Ой, ну и интриганка же вы, мисс Миллер! Просто слов нет.
К приезду загадочного мистера Батлера, всё было приготовлено: все приглашения разосланы, ответы получены, меню составлено, новые платья сшиты. Осталось только дождаться назначенного дня и часа. Оставалось всего два дня и шесть с половиной часов. Кристобель в последнее время была очень взвинчена и раздражительна. Её мучила бессонница и лёгкая мигрень. Она никак не могла дождаться назначенного дня. Встреча с семейством Робенсонов ещё больше взбудоражила её. Том, со своими рассказами о своём друге, прожужжал весь вечер, и он более или менее, закончился. Казалось, он не меньше Кристобель волнуется перед этой встречей. Но чего ей-то волноваться, ведь она ни разу не видела мистера Френка Батлера. «Откуда взялась эта неуверенность? - думала Кристобель. – На интуицию не похоже…».
- Грядут большие перемены, дитя моё, - сказала Ёми за завтраком. – Твоя жизнь изменится, и ты никогда не сможешь вернуться к той, что жила раньше.
- Еми, что за ерунда! Ты так говоришь, будто, случится что-то ужасное.
- Так оно и есть. Видишь, вот это… - она показала на дно чашки с кофе, который пила Кристобель, - это твоя жизнь теперь. Смотри, какая она гладкая и ровная.
- Словно ковёр… - присмотрелась Кристобель.
- Верно. А вот здесь, - она ткнула в дно чашки, туда, где рисунок был рыхлым и с просветами. – Это то, что тебе предстоит испытать. Смотри, какая бугристая и неровная поверхность. Да ещё с дырками. Ух!
- Что же это получается?
- А то и получается. Не нужно тебе ходить к Робенсонам сегодня, детка. Не встречайся с этим другом мистера Робенсона. – Она умоляюще взглянула в глаза Кристобель и тихо проговорила. – От него все беды. Он альбатрос.
- Вестник смерти… - прошептала Кристобель, как зачарованная. Но уговором не поддалась и высказала своё мнение. – Я с ним всё равно встречусь, няня. Они же приедут к нам с визитом, если я не приеду сама. Ты же знаешь, как Том ждал его приезда.
- А мы скажем, что тебе не здоровится и они уйдут, - выкрутилась Ёми.
- Лгать не хорошо, - укоризненно сказала Кристобель и отвернулась к окну, сложив руки на груди, как делал её отец, когда его решение было бесповоротным.
- Но ведь, эта ложь во спасение.
- Няня, да что может сделать этот мистер Батлер? Он ведь простой друг.
- Я боюсь за тебя, милая.
- Всё будет хорошо, Ёми, - успокоила её Кристобель. – В конце концов, ты могла и ошибиться, неверно истолковать. И вообще, не бери это в голову, я сама вершу свою судьбу.
- Хорошо бы…
И Ёми, повесив плечи, удалилась на кухню. А Кристобель долго сидела у окна и смотрела вдаль, на холмы. Погода с каждым днём всё улучшалась, а солнце припекало сильнее. Казалось, что вот-вот расцветут цветы и её мама выйдет во двор с корзиной, и начнёт срезать любимые белоснежные гладиолусы, нарциссы и пионы.
Она так и не смогла смериться с тем, что родители оставили её. Много лет маленькая девочка, вот так, сидя у окна и глядя вдаль, пытаясь заглянуть за горизонт, мечтала лишь о том, что в один прекрасный момент она наконец-то дождётся того дня, когда её родители приедут и заберут её домой. Но так никто и не приехал. И надежда начала медленно покидать её. Когда-то сильный и волевой характер превращался в подозрительность, недоверие и скрытность. Теперь, когда все эти годы уже давно прошли, Кристобель стала строить свою судьбу по тем принципам, которые когда-то диктовал ей её отец.
Часы в гостиной пробили половину пятого, и Кристобель вздрогнула от неожиданности. Она вбежала в гостиную, убедиться, что время подошло к ожидаемой цифре на часах, и, сделав глубокий вдох, пошла одеваться.
- Милая, ты потрясающе выглядишь! – встретила её Роксана в гостиной и взяла под руку. – Я уже устала от всех эти людей.
И действительно, Кристобель осмотрела взглядом вокруг себя, народу было много. Кот-то помахал ей и поднял в знак приветствия свой бокал. Вот женщина с ней поздоровалась, но Кристобель её не знала. Может они и встречались, но, возможно, Кристобель не обратила на неё внимание. У окна стояло три мужчины с бокалами в руках, и о чём-то бурно беседовали. Том стоял у камина в окружении двух мужчин и молодой женщины.
- Угадай, Кристобель, кто же из этих двух павлинов важный мистер Батлер? – спросила Роксана.
- Тот, что справа, наверное, а слева его сестра? – сделала догадку Кристобель.
- О, этот джентльмен всего лишь знакомый Томаса по предыдущей работе, его коллега, а рядом с ним действительно его сестра, кузина.
- А господин, на чьём лице глубочайшая скука?
- А вот это и есть близкий друг Томаса, мистер Батлер.
- У него такой несчастный вид…
- Вид у него возможно и несчастный, а вот бедным его уж точно не назовешь.
- Расскажи!
- Десять тысяч годового дохода и половина в самом Лондоне.
- Половина и только? – развеселилась Кристобель.
- Тихо…
Они направилась с Роксаной под навес. Вечер стоял тёплый и сухой, вокруг пахло свежестью и чистотой.
- Столько людей я никогда не видела. У Тома много знакомых с прежнего места работы. Я и не ожидала, что они все приедут. – Роксана заглядывала с балкончика в гостиную и всматривалась, у всех ли есть бокалы и, не скучно ли окружающим.
- Это твой первый приём? – спросила Кристобель.
- В качестве жены – да. – Она отвернулась от зала и, взяв подругу за руки, усадила её рядом с собой на небольшой диванчик. – Ты знаешь, этот друг Томаса – мистер Батлер, такой симпатичный. Я ещё не встречала таких обаятельных людей. Они с Томом так похожи! Словно братья. Они очень дружны.
- А давно у вас гостит мистер Батлер? – заинтересовалась Кристобель.
- Он приехал ещё вчера утром. Но я не смогла тебя ему представить т.к. сама не знала о его прибытии. Он потрясающе выглядит!
- На мой взгляд, ничего особенного в нём я не нашла, - предположила Кристобель.
- Он тебе понравится, я уверена, – Роксана серьёзно взглянула на подругу. – Том проговорил с мистером Батлером полтора часа в своём кабинете. Такой дружбе можно только позавидовать, как у них.
- Наверное…
- Милая… вот ты где. О, Кристобель, как хорошо, что я нашёл вас вместе. Хотя, я так и подумал, раз моя Роксана куда-то пропала, значит приехали вы.
Том выскочил из гостиной, словно сурок из норки и расплылся в улыбке. «Словно ангел» - подумала Кристобель, глядя на него в ожидании объяснений своего поведения.
- Рада вас видеть, Том. У вас хорошее настроение? Это мило.
- Я хочу вас познакомить со своим лучшим другом, Кристобель.
Он взял её за локоть и повёл так быстро, что Кристобель почти побежала. Том был очень взволнован и, стремился поскорее добраться до своего друга. Его руки слегка дрожали и Кристобель это отчётливо чувствовала. Она прошуршала подолом мимо диванчика с тремя мужчинами, куда они переместились, и они на время прекратили свою дискуссию и устремили на неё свои взгляды. Она в ответ им извиняюще улыбнулась и, подобрав подол платья, ускорила шаг. Роксана шла следом.
Том привёл её в дальнюю и самую лучшую комнату на первом этаже. Она была очень хорошо освещена, окна слегка задёрнуты, в камине потрескивали поленья, а из гостиной доносились еле слышные голоса остальных присутствующих. Том распахнул двери и влетел в комнату со словами:
- Френки, я хочу представить тебе нашу хорошую знакомую и самую красивую женщину среди присутствующих гостей этого дома, после моей жены, конечно же, мисс Кристобель Миллер.
Человек, стоявший у камина спиной к дверям, кажется, не спешил поворачиваться. Кристобель поняла его манеру. Он пытался растянуть интерес к себе, и это у него получилось. Но в этом его заслуги не было. Кристобель уже задолго до его появления мучалась бессонницей и теперь не хотела выглядеть очарованной от его внешности, как Роксана.
Молодой человек со спины выглядел очень внушительно. Его бордовый фрак сидел на нём идеально, а его широкие плечи упирались в швы так, что он готов был разойтись по ним при любом движении руки. У него были чёрные кудрявые волосы, не очень длинные, как было принято, но и не короткие. Они даже не дотягивались до плеч, но смотрелись пышными и ухоженными. Он держал в левой руке бокал, Кристобель заметила, не такой, какие разносили в гостиной, этот был вытянутый на тонкой ножке; а правую держал в кармане брюк, и смотрел на огонь. Его заинтересованность была даже меньше, чем ноль. Это начинало раздражать Кристобель, но она не подавала виду. Но в тот момент, когда она подумала об его заинтересованности, молодой человек медленно и выразительно повернулся к присутствующим с высоко поднятым подбородком и посмотрел на неё очень внимательно. Всё это продолжалось весьма недолго, но в такой удушающей тишине, что Кристобель вспомнила предупреждения Ёми. Но она не выдала своей тревоги и лишь слегка наклонила голову влево, и стала недовольно рассматривать стоящего напротив мужчину.
Высокий и широкоплечий брюнет, загорелый, надменный взгляд, светлые глаза (кажется они зелёные), жёсткая складка дерзкого рта. И подумала: «Держу пари, что он немало путешествовал по свету и немало повидал…».
Его открытые глаза были окружены чёрными и такими же пышными, как и волосы, ресницами. Прямой и аккуратный нос, можно даже сказать, что он был греческим. Ровные красивые брови скрывались в локонах чёрных волос, спадавших с такого же аккуратного, как и нос, лба. Всё в нём было прекрасно, как и говорила Роксана – он был потрясающий, настоящий аристократ, несущий с гордостью своё великое имя. Но вот его манера подносить себя не понравилась Кристобель. «Что же будет дальше?» - промелькнула у неё мысль.
- Кристобель, прошу вас, познакомьтесь – это мой самый лучший и самый любимый друг лорд Френк Батлер. – И Том подвёл Кристобель к мистеру Батлеру. – Френки, а это очаровательная мисс Кристобель Миллер. Я тебе о ней рассказывал.
Лорд Батлер внимательно посмотрел на неё и, очень красивым жестом, взяв руку Кристобель, поцеловал её.
- Очень приятно, мисс Миллер. Я очень о вас наслышан, - проговорил он приятным сдержанным голосом с небольшой хрипотцой.
- Я о вас того же мнения, лорд Батлер, - немного склонив голову влево сказала Кристобель. - Том очень ждал вашего приезда и заразил этим все ближайшие поместья.
- Том, дружище! – он обнял друга за плечо и слегка хохотнул. – Он слишком меня расписал. Уж очень я какой-то положительный получился.
- Выходит, вы не такой положительный? – уцепилась за эту фразу Кристобель и с лёгким прищуром взглянула в глаза мистера Батлера.
- Ну, конечно нет, - отмахнулся он, - я же живой человек и мне свойственно ошибаться. В моей жизни было столько ошибок, что я даже со счёта сбился. А самая моя большая ошибка произошла тогда, когда я встретил Томаса.
- Да брось ты, Батлер! – Том заулыбался и продолжил, уже обращаясь к Кристобель. – Кристобель, вы уж извините, но мы с Роксаной должны покинуть вас на время. Сами понимаете – гости. Извините.
И они с Роксаной удалились, но Кристобель успела заметить, что Роксана быстро подмигнула подруге из-за плеча мужа, и, скрывая улыбку, прикрыла двери.
- Вы давно знакомы с женой Тома, мисс Миллер? – спросил неожиданно мистер Батлер и присел на диван, стоящий рядом с камином. – Прошу вас, присаживайтесь, - сказал он без особого желания, как бы между прочем.
- Благодарю вас, - улыбнулась она ему и присела на кресло. - Нет, я знаю Роксану недавно. Они купили это поместье в прошлом году – летом. И мы сразу сдружились…. А вы, давно знакомы с Томом?
- Слишком… Мы познакомились в университете. Он был круглый отличник, а я слыл отпетым негодяем. Я даже удивлялся, почему меня не выгоняют? Но теперь понимаю… - И он вкрадчиво произнёс – Я оказался стержнем в таком скучном университете.
- Да вы – шалопай, мистер Батлер! – с улыбкой сказала Кристобель.
- Да, я такой. Я привык жить не по правилам.
- Я вас прекрасно понимаю. Я сама сторонница такова принципа.
Её тёмно-огненные волосы были чуть приподняты и несколько прядей спадали на плечи, глаза сияли свежей листвой, а изящные манеры показывали, что она истинная леди. Ему достаточно было одного взгляда, чтобы составить впечатление о девушке напротив: хорошенькая и обаятельная, возможно, хладнокровная и наверняка умеет за себя постоять – и в любви и в жизни. Но он мог и ошибаться.
- А вы давно здесь живёте?
- С рождения… Мой дом был разрушен, когда отец отдал меня в пансионат после смерти мамы, а когда я вернулась, то восстановила его. И теперь можно считать, что я жила в нём всегда.
- Вы смелая девушка, мисс Миллер, раз живёте одна.
- Вы забываетесь, мистер Батлер, - напомнила ему Кристобель о такте.
- Простите мне мою несдержанность, - извиняющимся тоном проговорил он, - но я не имел ничего бестактного.
- Ничего… Я сама бывает, срываюсь, - успокоила она его. – Иногда хочется поговорить просто по душам, отбросив все манеры и просто выругаться.
- Вы просто читаете мои мысли, мисс Кристобель, - сразу встрепенулся Френк Батлер. – Мне самому ужасно осточертели эти манеры. И кто только придумал их?
- Вам то что? А вот мне приходится терпеть вдвое больше вашего.
- Это почему же?
- Тугой корсет, изящные манеры, сплетни, пустая болтовня. Я живу здесь как в клетке.
- Я жил когда-то в клетке под названием «университет». И прекрасно вас понимаю.
Они немного помолчали, и когда пауза затянулась, Френк Батлер неожиданно задал очень серьёзный вопрос:
- Мисс Миллер, вам когда-нибудь хотелось убежать от всего этого? Ну, спрятаться куда-нибудь, зарыться, исчезнуть, чтобы никто не знал где вас искать?
- У меня часто возникает такое желание, но у меня и место такое есть, о котором никто не знает.
- А вот у меня нет… - Он вздохнул и отпил из своего бокала.
- Возможно, я покажусь вам нескромной, - откашлялась Кристобель, - но я могу одолжить вам своё тайное место.
Лорд Батлер оторвал взгляд от своего бокала и устремил его на Кристобель. А она не понимала, почему решилась на такое. И смущаясь своему порыву, робко взглянула на своего собеседника.
- Я могу вам доверять, мисс Миллер? – спросил мистер Батлер, обдумав её предложение.
- Более того… вы можете называть меня по имени, мистер Батлер.
Он был немного озадачен тем, что молодая и привлекательная девушка ищет общества такого человека, как он. Но и он сам жаждал её внимания к себе, как никогда и не от кого раньше. Его желание нравиться окружающим всегда и везде, при любых обстоятельствах никогда его не покидало. Он признался себе, что благодаря своим изысканным манерам, привлекательной внешности и обаятельной улыбке, получил такую безупречную репутацию в обществе. Но об одном желании ему всё же пришлось забыть. Но это был его единственный секрет.
- Я рад… Мисс Кристобель, прошу вас и меня звать исключительно, только по имени. – Он снова отпил из бокала и продолжил. – Я рассчитывал пробыть здесь некоторое время…
- Что же изменило ваше решение?
- Неловко признаваться, но это вы. Вы словно звёздочка в ночи, освещающая путь. Я не надеялся найти человека, подобного себе самому, да и ещё так скоро.
- У нас с вами всего лишь схожие интересы. Возможно и ещё кое-что, но пока – только интерес.
- Ещё и характер. – Он серьёзно посмотрел на неё, затем прислушался к разговорам внизу и обернулся в сторону окна. – Вы не поверите, но мне здесь ужасно скучно.
- Том старался для вас, - Кристобель была немного ошарашена таким отношением к чувствам людей.
- Честное слово, мне было бы более комфортно, если бы он не делал из моего визита такого праздника. Я устал от всего этого лоска и блеска. – Френк Батлер встал и подошёл к окну и, встал к Кристобель спиной. У него была та же поза, в какой она его и увидела в первый раз. – Я соскучился по спокойствию домашнего очага, по семейной обстановке… Я и не знал, что Томи женился.
Его последняя фраза прозвучала так резко для слуха Кристобель, что она резко встала и направилась к нему. Но, не смея к нему прикоснуться, она остановилась с ним рядом и, тоже устремила взгляд в сумерки.
- У меня не было друзей в детстве, - тихо проговорила она. Френк Батлер повернул к ней голову. - Все, с кем я начинала когда-либо сближаться, вскоре покидали меня, или я сама уезжала.
- Почему?
- Не по моей воле, конечно же, - усмехнулась она. – Меня перевозили по воле отца из пансионата в пансионат, но чаще это случалось из-за моего поведения.
- Не хотели учиться?
- Я убегала за пределы здания, - с вызовом посмотрела она на нового знакомого. – Искала потайной уголок, где можно было смотреть на обширные просторы природы, стоять на ветру и говорить, то, чего нельзя. То, что не входит в рамки приличия.
- Я обожаю эту тему, - Френк Батлер широко улыбнулся и, поставив свой бокал на столик у окна, потёр руки в ожидание интересного исхода их беседы.
Но этого исхода не произошло, потому что в кабинет вошли гости, которые решили самостоятельно осмотреть дом и всё его содержимое. Они даже внимания не обратили на Кристобель и лорда Батлера. Полная дама подбежала к окну и, с диким блеском в глазах, стала жадно рассматривать занавески.
- Мы будем с ними раскланиваться или убьём их своим презрением? – тихо прошептал мистер Батлер над ухом Кристобель.
- Думаю, они даже и не вспомнят нас, если мы через минуту встретимся с ними вновь, - предположила она. – Давайте, не будем им мешать.
И они легко и непринуждённо покинули комнату, тихо закрыв за собой дверь, и начали спускаться вниз по лестнице. Вестибюль был ярко освещён факелами, и их шаги по мощённому каменными плитами полу отдавались в нём эхом. Они двинулись направо, к двустворчатой двери, которая вела в Большой зал. Присутствующие уже начинали расходиться, многие стояли на улице и, в ожидании своей кареты, дышали свежим воздухом.
Френк Батлер и Кристобель влились в новую толпу уходящих гостей, и, оборачиваясь друг на друга, стали пробиваться к выходу. Мелкими шажками они вышли в коридор и, уже ощущая свежесть вечернего воздуха, медленно двинулись вместе с толпой к дверям. Кристобель почувствовала запах сосен, росших вдоль дорожки, которая вела к озеру. К её озеру. К озеру несбывшихся надежд. Именно туда она вела мистера Батлера, чтобы показать своё тайное место.
Она не понимала, зачем? Но ей казалось, что Френк Батлер именно тот человек, которому можно довериться, как другу. Который сможет её понять. Не зря же их знакомство складывалось таким образом, будто они знают друг друга давно и их связывает какая-то невидимая нить. Это чувство так сильно захватило её и не отпускало, что единственным правильным решением для неё казалось то, что она должна была показать ему тайное место. Она доверяла Батлеру, и ей казалось, что он тоже доверяет ей и хочет поведать какую-то тайну. Кристобель торопилась, она боялась, что он не успеет, не дотерпит и откажется.
Они спустились к озеру и пересекли тропинку, ведущую вдоль него. Кристобель взяла ео за руку и повела за собой. Уже стемнело и, в свете луны дорогу было плохо видно, но она шагала быстро и уверенно держала своего спутника за руку. Они зашли за густые кусты, и Кристобель остановилась.
- Это здесь, - твёрдо сообщила она. – Моё тайное место… О нём никто не знает. Видите, я держу его в достаточном беспорядке для окружающих, но в достойном для себя. Теперь оно и ваше, лорд Батлер…
Френк огляделся вокруг, но как бы он не старался, никак не смог разглядеть здесь всей прелести.
- Советую дождаться утра и незаметным пробраться сюда. Тогда ваше любопытство будет удовлетворено. Оно хорошо скрыто от глаз, но открывает прекрасную возможность видеть то, что пытаются скрыть другие.
- Считаете, что я приехал сюда за кем-то шпионить, мисс Кристобель? – возмутился он.
- Ну, что вы… Вы просили о помощи. Я вам её предоставила… Больше ничего.
- Извините меня, Кристобель, - он немного смутился и отвернул голову. – Я так странно себя чувствую. Я вас почти не знаю, а уже пытаюсь предъявлять вам свои претензии. Простите.
- Я не обиделась… - ответила она. – Знаете, возможно, это прозвучит немного дерзко, но мне показалось, что я могу вам доверять так же, как и вы мне. – Батлер посмотрел на неё и кивнул не раздумывая. – И если вам захочется мне довериться, - продолжила она, - то я, разумеется, вам помогу…
Френк Батлер смотрел на неё с непонятным чувством. Он хотел ответить на этот милый знак внимательности, но слова застряли в горле комом и, он тщетно пытался, что-либо сказать.
- У меня тоже есть странное чувство… - прошептала она через минуту, не обращая внимания на его попытки ответить ей. – Вы, мистер Батлер, в моей жизни появились не случайно, - продолжила Кристобель уже без шёпота. – Всего доброго.
И она лёгкой поступью направилась обратно к дому Робенсонов. А важный лорд Батлер остался на том же месте и смотрел ей в след до тех пор, пока шелест её юбок стал неслышен. Он отвернулся от кустов и уставился на тёмную воду озера, в котором отражалось ясное небо и все звёзды.
- Ты в моей тоже… - вздохнул он и отправился следом за Кристобель, к дому.
Глава IX
С наступлением весны Кристобель стала веселеть вместе с просыпающейся природой. Её отношения с лордом Френком Батлером перешли из сугубо деловых в дружеские. И теперь, где бы не находился мистер Батлер, совсем рядом тут же появлялась и она. Они вместе совершали пешие прогулки в ближайшем лесу, вместе гуляли по парку у озера, входившего в её владения, вместе занимались верховой ездой, вместе играли в шахматы, и вместе засиживались по вечерам. Он был для Кристобель, как брат. Его ни что не останавливало, и каждый раз он доказывал это, прибегая к хитрости.
- Мистер Батлер, если бы я не знала, что вы мужчина, я бы подумала, что вы хорошо обученная и переодетая женщина. Даже я не знаю столько уловок и примочек, чем вы. А у вас это получается так… обычно и просто, - говорила она всякий раз, когда ему удавалось провести её. А он в ответ всего лишь скромно улыбался и сразу менял тему их беседы.
Лорд Батлер остался после приезда в гости к Робенсонам в этой местности. И говорил всем, что навсегда. Он купил дом, неподалёку от поместий Кристобель и, разумеется, Робенсонов. Его дом сильно отличался от остальных поместий, но он говорил, что ему не зачем вся роскошь, т.к. он уже имел её в своём кошельке и в нескольких банках больших городов.
Томас же был просто счастлив. Его настроение теперь можно было предугадать, ему всё нравилось, улыбка не сползала с его лица. А о своей работе он теперь говорил с усмешкой, хотя раньше приезжал домой за полночь, раздражительный и очень усталый. А вот Роксана стала жаловаться Кристобель, будто она очень много времени проводит с лордом Батлером вдвоём, что это не прилично для девушки её положения. Но слова её были как ветер.
- Может вы с мистером Батлером не просто друзья? – спрашивала она Кристобель в очередной раз. – Может, у вас завязались отношения? Тогда зачем прячете их?
- Милая, ну зачем нам скрываться, если ты решила, что я и мистер Батлер вместе? – смеялась она. – Не от кого нам прятаться. Он свободен, я тоже… мы друзья. Всего лишь хорошие друзья. Мне с ним очень хорошо, Роксана. Я будто снова попадаю в детство. Ах, если бы ты знала, как много он знает! Он объездил почти весь мир… Он даже, поделился со мной своими отношениями с несколькими барышнями… Интимными, - прошептала она, наклонившись поближе к подруге.
Роксана чуть не задохнулась от возмущения столь откровенным заявлением и начала вырываться из рук Кристобель, а та в свою очередь начала её щекотать. Так и проходили день за днём: в веселье и празднике. А однажды Кристобель отправилась к своей портнихе и, проходя мимо трактира, увидела кое-что интересное. Она замедлила шаг и, не сводя с интересовавшего её предмета глаз, развернувшись, направилась прямиком к трактиру.
Подойдя поближе, она поняла, что предметом её интереса оказался какой-то свёрток. Комок старого рваного тряпья, который был небрежно положен на грязном крыльце. Никто даже не обращал на него внимания, да и Кристобель прошла бы мимо, если бы этот самый комок не зашевелился. У Кристобель округлились глаза от мысли, что кто-то может подбросить к этому ужасному трактиру маленького щенка или котёнка. Но каково было её удивление, когда, подойдя ближе, она увидела, что в комочке был завёрнут не щенок или котёнок, а маленький младенец. Он не плакал, просто тихонько дёргал ручками в рваненьком одеяльце, ели его можно было назвать одеяльцем.
Младенец открыл глазки и уставился на Кристобель. Она, не задумываясь, схватила его с холодного крыльца и, озираясь по сторонам, стала искать глазами в толпе народа женщину в рваных одеждах. Но так никого и не заметила.
- Чей ребёнок? – крикнула она в толпу, но никто не отозвался. Все проходили мимо и не обращали на Кристобель внимания, а если и обращали, то сторонились её и начинали перешёптываться.
- Господа, кто оставил младенца? – повторила она попытку найти безрассудную мамашу. – Вы не видели его мать? А вы? Кто-нибудь видел его мать? – приставала она с вопросами к проходящим мимо людям примерно в таких же одеждах. Но ответ был один: все отрицательно мотали головами. Тогда она решила зайти внутрь и там что-нибудь разузнать о матери этого бедного ребёнка.
Кристобель взяла младенца поудобнее и оглядела трактир. На ржавой скобе над дверью висела облезлая деревянная вывеска с изображением отрубленной головы кабана, с которой текла кровь на белую скатерть. Вывеска скрипела на ветру. Она вздохнула и направилась внутрь. Кое-как открыв дверь, при этом, естественно, вымазав перчатки, толи в саже, толи в слое грязи, она шагнула за дверь и оказалась в маленьком помещении, где царил разгром и в воздухе витал дым табака и стоял сильный гам. Трактир представлял собой убогую, грязную комнату, чем-то насквозь пропахшую, скорее всего козлами. Окна покрывал такой слой сальной грязи, что дневной свет едва просачивался в комнату, и освещалась она огарками свечей, расставленными на грубых деревянных столах. Пол на первый взгляд земляной, оказался каменным, с вековыми наслоениями грязи.
- Простите, - она подошла к стойке, за которой, как ей показалось, стоял владелец этого жуткого заведения. – Простите, вы не знаете, кто оставил на пороге вашего трактира этого ребёнка?
Она подняла его повыше, чтобы хозяин смог разглядеть его. Трактирщик посмотрел на младенца и, усмехнувшись, сказал:
- Конечно, знаю. Это отродье Айи. Она его здесь часто оставляет. А что, он вам чем-то помешал? Я могу его здесь оставить.
- Нет-нет, не стоит! – выпалила она и отдёрнула младенца от стойки. – А вы не знаете, где его мать?
- Она… Думаю, она у книжной лавки – на соседней улице.
Кристобель поблагодарила трактирщика, отсыпав ему три золотые монеты, и направилась к книжной лавке. Младенец тихо посапывал в её объятьях, и она немного успокоилась. «Какая мать может оставить ребёнка на холодном крыльце, одного, и спокойно разгуливать не понятно где?» - думала она по дороге. И ужасалась своим ответам, которые приходили на ум.
У книжной лавки она заметила женщину. Она сидела на земле, её платья были пошиты из грубой ткани, подол обтоскаля и свисал грязными рваными лохмотьями. На ней была накинута только старая потрёпанная шаль и такая же старая шляпка.
- Это вы, Айя? – строго спросила Кристобель, подойдя к молодой женщине. В ответ женщина быстро встала и Кристобель увидела на её лице огромные синяки и тут же догадалась, почему эта молодая негритянка так поступает.
- Это ваш ребёнок? – сказала она уже более мягким тоном. Айя живо закивала и протянула руки к младенцу. – Он спит и мне кажется, вам тоже нужен кое-какой отдых, вы же едва стоите на ногах.
- Я не могу спать, мадам, - извиняющимся тоном ответила Айя. – Мне нужно принести немного денег домой, иначе мне не сдобровать.
- Кто тебя бьёт? - Кристобель заглянула ей в глаза и осмотрела лицо, оно распухло и, женщина выглядела безобразно.
- Муж велит приносить хоть какие-то деньги, мадам, - сказала Айя и виновато опустила глаза.
- Давно он тебя так? – с сожалением спросила Кристобель, но Айя не захотела ответить. – А ребёночка-то ты давно так оставляешь?
- Ему там лучше, чем со мной. Да и мне спокойнее. Хозяин за ним присматривает.
- Что?! – возмутилась Кристобель. – Присматривает? Да он его выбрасывает за двери, и бедное дитя мёрзнет на ветру и грязном, холодном крыльце. Ты, видимо, об этом?
Айя снова не ответила и стояла, опустив глаза, и по её распухшим щекам бежали две струйки слёз. Но Кристобель не обратила на это внимания. Она уже обдумывала план милосердия.
- Значит так… - сказала она после минуты молчания. – Собирай все свои вещи, - она осмотрела её оценивающим взглядом, - хотя нет. Оставь всё здесь. Мы едем домой!
- О нет, мадам! Только не туда… Он убьёт меня… - зарыдала Айя и кинулась Кристобель под ноги. – Прошу вас, мадам. Не нужно. Позвольте мне остаться до вечера? Я должна получить хотя бы несколько монет, чтобы купить дочке шапочку.
- Да о чём ты говоришь? – заулыбалась Кристобель. – Мы никогда не вернёмся в ваш убогий и кишащий ненавистью и злобой дом. – Она сюсюкала с малышкой и одновременно обращалась к Айе. – Мы едем в новый и тёплый дом, где всегда есть горячий завтрак, обед и ужин… И никто не станет тебя избивать, - добавила она уже серьёзно. – Ты останешься у меня и больше никогда не вернёшься к своему мужу. НИКОГДА!
- Спасибо, мадам, - запричитала Айя, семеня за своей новой хозяйкой к коляске. – Я сделаю всё, что вы попросите, мадам. Всё, что угодно, мадам.
- И ещё, - остановила её Кристобель. – Не нужно называть меня «мадам». Для тебя, как и для всех остальных в моём доме, я – мисс Кристобель. Ты станешь жить вместе с моей няней. Ей нужна помощница. Она, как и ты - негритянка. И знай, что все с тобой подружатся. Может, ты и нового мужа найдёшь себе, кто знает?
Айя улыбнулась и Кристобель, наконец, отдала ей малышку. Она как раз проснулась и во всю крутила своими огромными глазищами вокруг. Айя собралась покормить её, но Кристобель остановила её.
- Дома тебя с малышкой вымою, расчешу твои волосы, дам тебе новую одежду, а то эта немного пообтрепалась. – Она рассмеялась той нелепости, которую сейчас сказала и Айя её подхватила. – У неё будет своя комната и много игрушек, а так же, новых друзей и заботливых рук. И всё будет хорошо.
Айя улыбалась и уже не боялась, что её могут выкинуть вместе с ребёнком на руках, как это было раньше.
- Для настоящей леди в стеснённых обстоятельствах есть только два достойных пути, - продолжала Кристобель, - первый – это удачно выйти замуж, второй – найти работу, подходящую для леди.
Пока коляска проносилась мимо поросших лесом холмов и зеленеющих лугов, Айя, наверняка, обдумывала второй вариант; как ей казалось, от части потому, что у неё никогда не было возможности воспользоваться первым. Когда же они подъехали к дому и вышли из кареты, Кристобель взяла ребёнка на руки и повела Айю в дом.
В большом зале, у окна, сидели Робенсоны и Френк Батлер, распивая чай. Они ели печенье, которое Ёми достала из жестяной коробочки, хранившейся в шкафу. Она сообщила гостям, что хозяйка сейчас в отъезде, и предложила подождать её. На что они с радостью согласились.
Кристобель, проходя мимо зала, краем уха услышала их беседу, и решила дать о себе знать.
- У него есть имение, на западе отсюда, около Пензаса. – Том говорил расслабленно, подражая диалекту, на котором и говорил человек, о котором он рассказывал. – Он отправился проверить, как там идут дела. Имение досталось ему от жены, урождённой Пендлтон, из Пензаса.
- А когда он вернётся? – спросила Кристобель в легкой манере, будто находилась здесь уже давно, и знала, о чём речь.
- О… мисс Кристобель, а мы и не знали, что вы уже вернулись, - сказал Том. Они выглядели, немного шокированы её резким появлением.
- Я только что вошла, мистер Робенсон. Доброе всем утро и… Я скоро к вам присоединюсь.
С этими словами она развернулась с ребёнком на руках и направилась к лестнице. Айя семенила за ней, оглядываясь по сторонам, и каждый раз опускала глаза, когда с ней рядом проходил кто-нибудь из служащих дома.
Кристобель отвела её в новую комнату, просторную и с большими окнами, из которых открывался вид на лужайку у дома и подъездную дорогу. Кровать с пологом на четырёх столбиках подходила к остальной мебели и, несмотря на свои размеры, казалась крошечной в такой огромной комнате. На полу были коврики, сам же он был отполирован до блеска. К услугам Айи был высокий шкаф с выдвижными ящиками и комод. Айя заметила в комнате вторую дверь, которая, как объяснила Кристобель, отделяла комнату Айи от комнаты, где будет располагаться её ребёнок. В одном из углов комнаты Айя обнаружила сидячую ванну, которая была закрыта экраном.
- В любое время, когда тебе или ребёнку понадобится горячая вода, попроси кого-нибудь из ребят с кухни, или Кита, - она показала на молодого человека, который вошёл в комнату, предварительно постучав в дверь, с вёдрами горячей воды для ванны. – И они принесут её. И ничего не бойся, теперь ты будешь жить здесь всегда – это и твой дом тоже.
- Спасибо, мадам, - ответила ей Айя, и принялась с большим интересом рассматривать открытый камин. – Думаю, здесь мне будет очень уютно.
- Приятная комната. Ты – первая из всех, кто будет жить в этом крыле дома. Все остальные размещены в комнатах по другую сторону от большого зала. – Кристобель улыбнулась Айе и продолжила. – Ты хотела бы вымыться и разобраться со своими новыми вещами? – Айя кивнула. – Тогда… ванна к твоим распоряжениям, малышку вымоют, переоденут и принесут тебе. Это сделает Ёми, которой ты будешь помогать. Ты её сразу узнаешь… И ещё, к тебе придёт врач и осмотрит тебя и малыша, ты не против? Обед будет через два часа. Ёми тебе всё объяснит, располагайся.
Глава X
Так, в доме Кристобель ещё две души обрели покой, и жизнь вновь потекла своей чередой. Спустя месяца два, когда уже люди скинули тёплые одежды и прикупили новые материалы для новых нарядов, Кристобель собиралась отправиться с мистером Батлером и Робенсонами в театр. Но эта поездка не состоялась. И Роксана, которая так любившая всякие светские выходы и обеды, очень расстроилась. Но вскоре она узнала, что к ним в гости собирается заехать ещё один знакомый Тома. Кристобель лишь знала, что этот человек знаменит, а фамилия очень известная, чтобы называть её. Всё остальное Том держал в тайне. Даже Френк Батлер ничего не знал об этом таинственном друге. Первое время он даже ругался и ссорился из-за этого друга с Томом, но, видимо, Том переубедил его и, они вновь стали самыми лучшими друзьями.
Роксана вся светилась и не могла успокоиться, когда Том, всё же раскрыл ей секретность таинственного друга. Им оказался, известный среди молодых леди и дам среднего возраста, писатель и поэт – Роберт Торрес. Она сразу поделилась этой новостью с Кристобель. Но на неё это не произвело совершенно никакого впечатления. Только лишь стало интересно взглянуть на эту знаменитость, от которой все женщины просто сходили сума.
- Он и правда так хорош собой, как о нём говорят? – спросила она Роксану, занятой скатертями для стола.
- Он великолепен и потрясающ, обаятелен и элегантен, - с чувством ответила Роксана.
- Такой же, как мистер Батлер? – предположила Кристобель. – Или лучше?
- Ну…- она оторвалась от скатертей и, повернувшись к Кристобель, высказала своё мнение. – По-моему, с мистером Батлером не может сравниться даже Том. Френк Батлер – единственный, кто заставляет трепетать моё сердце, почти так же, как мой муж. Но я признаюсь тебе в одном своём грехе, - она огляделась по сторонам и, убедившись, что никто не может их подслушать, продолжила. – Если бы не Том, я влюбилась бы в лорда Батлера.
- Ну да, - равнодушно подхватила её Кристобель. – И стала бы ещё одной жертвой безответной любви и, наверняка бы, пополнила его коллекцию «разбитых сердец».
- Ну, почему ты всегда всё портишь? – возмутилась Роксана. – Можешь ты хотя бы один раз полностью отдаться своему чувству, чтобы понять, какого это – любить?
Она отбросила все скатерти и уселась на диван, сложив руки на груди. Между ними возникла напряжённая пауза. Кристобель опустила от бессилия руки и тихонько подсела к подруге.
- Прости меня, - извиняющимся тоном сказала она. – Я не знала, что для тебя так важно, чтобы я испытала то загадочное чувство.
- Да пойми же ты, я беспокоюсь за тебя, - выпалила Роксана, разворачиваясь к ней. – Ты единственная на много миль, кто ещё не замужем. Знала бы ты, что о тебе судачат на улицах: «самая обеспеченная и красивая девушка, может быть, даже во всём Лондоне, и живёт и управляется со всем своим хозяйством одна». В конце концов, это же просто не прилично.
Кристобель было неожиданно слышать, что про неё вообще кто-то знает, а тем более, интересуется её жизнью и деятельностью. Но она сдержалась, чтобы не расспрашивать у Роксаны о том, что она на это отвечала.
- Когда к нам приехал мистер Батлер, я подумала, раз вы с ним так быстро подружились и стали где-то постоянно пропадать, то, возможно, ты наконец-то нашла своё счастье, - продолжала Роксана. – Неужели, тебе никто не нравится?
Кристобель отрицательно помотала головой и отвела в сторону глаза, но через секунду вновь смотрела на неё.
- Неужели тебе не нравится Френк Батлер? – не отставала Роксана. – Он единственный, кто достоин, стоять с тобой рядом. Милая, если бы ты могла видеть себя со стороны, ты бы посмотрела и поняла, что только лорд Батлер подходит тебе по всем параметрам. Вы так красиво смотритесь вместе.
- Френк Батлер – всего лишь друг, - мягко напомнила ей Кристобель, чтобы она не расплакалась. – Не отрицаю, он интересный молодой человек, статный и элегантный джентльмен, каждый проведённый рядом с ним или в его присутствии день, как праздник… как светский выход. Но порой, милая Роксана, его высокомерие меня так раздражает. Он относится к людям в соответствии с их титулами. Его гордыня порой выглядит просто бестактно.
- А он о тебе более приятного мнения, даже больше, - оживилась Роксана после услышанного. – Том поделился своими наблюдениями и пришёл к выводу, что с тобой рядом Френку Батлеру очень комфортно.
- Это мистер Робенсон сам тебе сказал? – заинтересовалась Кристобель.
Мнение Тома для неё было гораздо более интересно, чем выслушивать пустую болтовню его жены, но своей подруги. Роксана энергично закивала головой и уселась получше на диване.
- Конечно, не сразу, но я его уговорила сказать своё мнение. И ему показалось, что мистер Дарси заинтересовался тобой.
- Всё это очень интересно, дорогая Роксана, - сказала Кристобель, вставая с дивана, - но позвольте мне самой решать. И я обещаю вам с мистером Робенсоном сообщить первым, если я кем-то заинтересуюсь.
В течение следующих двух недель в доме Робенсонов царило волнение, потому что все готовились к балу в честь Роберта Торреса. И все две недели ни о чём другом почти не говорили. Роксана удивлялась тому, что даже прислуга была знакома с творчеством Торреса. Кристобель приходила к Роксане для того, чтобы написать её портрет. Ей было трудно сосредоточить всё внимание на этом. Молодые девушки были почти в истерике от счастья, и она часто замечала их вальсирующими. Садовники занялись садом. Они собирались принести цветы из оранжерей. Приглашения были разосланы всем соседям.
- Я совсем не понимаю, - говорила Роксана. – Почему они испытывают такой восторг. Ведь, никто из них не примет участия в бале.
- Когда мама была жива, - мечтательно говорила Кристобель, - у нас часто устраивали балы. Она их любила. И великолепно танцевала. Она всегда приходила показать мне свой наряд. Она была прекрасна. А ещё – я подглядывала за ней через дырку в стене.
- Дырку в стене?
- А, да ты не знаешь. У нас в доме, до его реставрации, разумеется, было несколько дырок для подглядывания, как и в других старинных домах. Раньше ведь, женщинам не разрешалось пировать вместе с мужчинами, вот и оставалось только подглядывать в дырки.
- Надо же, а я и не знала про такие дырки.
- В вашем доме, наверняка, есть парочка таких, - заверила её Кристобель. – Когда начнётся бал, ваша прислуга непременно будет подглядывать.
В день бала Кристобель и мистер Батлер, как обычно, занимались верховой ездой. Кристобель вела себя непринуждённо, но Френк подозревал, что она думала о бале больше, чем об их беседе. И понял, что этот день не будет таким приятным, как все остальные.
Их прогулка подходила уже к концу, когда лошадь Кристобель неожиданно перешла на галоп. Она вскрикнула от испуга, и страх её тут же передался лошади. Она понесла, и стук копыт вселил ужас и во Френка Батлера. Он поскакал следом, стремясь схватить поводья раньше, чем лошадь достигнет ограды и попытается её перепрыгнуть – Кристобель могла упасть. Но ему удалось перехватить поводья у самой изгороди. А Кристобель спустилась с лошади невредимой, но мёртвенно-бледной.
- Всё в порядке, - успокоил он её. – Ваше внимание сегодня, мисс Кристобель, рассеяно. Смею предположить, что это перед балом?
Её ещё трясло, но она нашла в себе силы и неразборчиво кивнула. Френк, поддерживая её за локоть, повёл к дому. Она не понимала, почему лошадь понесла и пыталась проанализрвать свои действия, но из этого ничего не вышло. Немного успокоившись, она вновь повеселела, и её мысли вернулись к предстоящему балу.
- А вы не знаете этого мистера Торреса? – спросила она у мистера Батлера, когда они уже подходили к воротам её дома.
Он глубоко задумался. Казалось, что ему вовсе не нравится предстоящий бал, а тем более, его повод. Он привык, что здесь восхищались только им, но стоило появиться не менее знаменитому мужчине, как про него сразу забыли. «Да кто он вообще такой, чтобы так себя вести? - думал Френк. – Его даже в глаза то никто не видел, а уже он стал эталоном. Может он даже с женщинами общаться то и не умеет, а только стишки им читает. Ха! Велика честь… и наверняка не изменился, такой же лицемер. Во всяком случае, посмотрим, что он теперь из себя представляет».
И вот, в доме у Робенсонов гости стали собираться. Их приезд сопровождался появлением экипажей и нарядов, таких прекрасных, что некоторые гости не могли смотреть на вновь приехавших без зависти. Бал проходил в зале, в котором Роксана и Кристобель накануне решали что, где и как всё разместить.
- Миссис Робенсон, дорогая, здесь всё так красиво, - хвалили её гости и она тайком, расцветая в улыбке, смотрела на Кристобель. Этим она показывала ей, что всё идёт прекрасно.
Кристобель прибыла чуть раньше обычного, чтобы помочь подруге с нарядом и успокоить её перед приездом важного гостя. Теперь она стояла в сторонке, у окна, и разглядывала цветочные горшки с комнатными цветами, принесённые из оранжереи, и восковые свечи в подсвечниках. Она представляла, как зал будет выглядеть при зажженных свечах, когда стемнеет, и женщины будут танцевать в своих нарядах, жемчугах и изумрудах. Всё шло очень хорошо.
От красоты всего этого зрелища у Кристобель перехватывало дух. На возвышении сидели музыканты, а гости, которые ещё не начали танцевать, стояли рядом и разговаривали. В зале было много приглашённых, и звук их голосов поднимался вверх. Том болтал, видимо, с приятелем и его женой по работе, Френк Батлер был рядом. И если Том определённо был одним из самых красивых мужчин, которых она когда-либо встречала, то Батлер был самым элегантным. Многие из присутствующих в этом зале были ей знакомы, но одну девушку она заметила сразу. Её-то она не знала точно. Её туалет представлял собой многие ряды огненно-красного шифона – она была одной из тех немногих, кто отваживался надевать наряды такого цвета. Она, определённо, хотела привлечь к себе чьё-то внимание, и это был весьма простой способ. Её чёрные волосы контрастировали с огненным платьем, а грудь и плечи казались такими белыми, как ничто другое на свете. Весь её наряд был усыпан драгоценными камнями, а бриллиантовая диадема на её волосах смотрелась как тиара.
Но, заиграла музыка и Кристобель поняла, что Робенсоны собираются открыть бал. Музыканты всегда начинали играть с одной и той же мелодии, под которую танцевали их предки. Том взял руку Роксаны, и они вышли в центр зала, следом за ними, Кристобель удивилась, лорд Батлер и незнакомка, на которую она обратила внимание пару минут назад. Хотя, его отличная фигура, высокий рост, вьющиеся волосы, ярко зелёные глаза на загорелом лице всегда приковывали взгляды молодых женщин. Но чтобы он польстился на точно такую же особу, как он сам…. И было видно, что он болтал с ней без всяких смущений, казалось, они давно знают друг дуга.
Кристобель потребовалось немного усилий, чтобы оторвать взгляд от Френка с незнакомкой, и перевести его на Тома и Роксану. «Бедная Роксана» - подумала Кристобель, осмотрев её. Она была самой блеклой в этой четвёрке – без элегантности Френка, без красоты незнакомки, без обаяния Тома. «Жаль, что он выбрал её для первого танца – но такова уж была традиция танцевать первый танец только рядом с женой» - думала она.
Кристобель не уставала любоваться танцующими. Прошёл уже час, а она так и не сходила с места. Уже стемнело и, в зале зажгли свечи. Взошедшая луна светила в окно своим нежным и мягким светом. А гости всё вальсировали, и Кристобель тоже начала покачиваться в ритме танца. Когда-то она сама была удивлена, какой хорошей танцовщицей она оказалась. Это помогало ей легко находить партнёров на танцевальных вечерах, какие устраивала миссис Марпл – директор института для девушек. Но, к её сожалению, никакого продолжения приглашения на танец не имели.
Кристобель, отошла от гостей на террасу и, погрузилась в музыку настолько, что, почувствовав прикосновение к своей руке, вскрикнула. Рядом с ней стоял в элегантном костюме самый прекрасный мужчина на свете. Он был красивее даже самого Тома, который так и не покинул её сердце. И ей показалось, что она уже где-то встречалась с ним.
- Вы восхитительны, мисс! – сказал он и подхватил Кристобель.
Они продолжали танцевать, словно ноги Кристобель, раз начав танец, уже не могли остановиться.
- Продолжайте, мисс, не останавливайтесь, - попросил незнакомец. – У вас так хорошо получается.
- Это против правил, - возмутилась она, имея в виду, что не знакома с ним. В голове у неё лихорадочно вертелась мысль: «Где же я могла с ним встречаться раньше?».
- Зато это замечательно, - ответил он.
- Должно быть, вы знакомый мистера Робенсона, раз так уверенно ведёте себя в его доме, - предположила Кристобель, пытаясь вытянуть из него хоть что-то, что могло ей напомнить, кто он такой. Он утвердительно кивнул в ответ. – Тогда, почему вы не с гостями?
- С вами мне веселее.
- Вы забываетесь… - возмущенно сказала она, но он закончил.
- … что мы не знакомы? Я хотел бы это забыть, если только вы позволите мне.
- Не вижу причин этого делать.
- Я просто думаю, что вы были бы гораздо счастливее, если бы мы забыли об этом. Вы замечательно танцуете!
- Моё единственное достоинство, - решила отмахнуться от него Кристобель. Она решила, что один танец не испортит ей вечер. Тем более с таким очаровательным мужчиной, хотя его манеры не из лучших.
- Уверен, что лишь одно из многих, и почему вы танцуете одна?
- Так, вот он где!
Кристобель обернулась на голос и удивилась. Заметив пламенное платье очаровательной незнакомки, она сразу поняла, что где-то рядом должен быть Френк и хозяева дома. Кто-то захлопал в ладоши, остальные его поддержали. Затем вальс закончился. Кристобель почувствовала, что во время танца из её причёски выпало несколько шпилек.
- Какая прекрасная идея - танцевать при луне, - произнесла незнакомка. – Музыка здесь слышна почти также хорошо, как и в зале.
- Эта терраса просто великолепна для танцев, - странным, но недовольным тоном отозвался лорд Батлер.
- Так давайте, используем её для этой цели, - ответил хозяин дома и крикнул в проём. – Ещё раз «Голубой Дунай» пожалуйста.
Музыка началась вновь. Гости и хозяева дома, вместе с Френком Батлером и его спутницей, до сих пор остававшейся для Кристобель неизвестной, закружились в танце, не понижая голосов. Они говорили о ней. «И почему бы им не говорить немного тише?» - подумала она.
Она слегка покраснела. Ей хотелось сказать им, что её поведение гораздо более достойно, чем многих из них. Она была рассержена и немного напугана. Кристобель случайно встретилась взглядом с Френком и увидела в темноте его лицо, и он, как ей показалось, смотрел на неё с неодобрением. Она хотела отойти вглубь террасы, но незнакомец вновь взял её за руку.
- Вы просто замечательно танцуете, мадам, - сказал он. – Не могу устоять перед хорошими танцорами. Потому, может быть, что сам в этом искусстве не преуспел.
- Спасибо, - ответила она, а незнакомец всё ещё продолжал держать её руку.
- Я уверен, - продолжал он, - что «Голубой Дунай» - ваша любимая мелодия. Вы выглядели… очаровательной.
Он подхватил Кристобель, и они закружились среди гостей. Её радовал лунный свет, а поскольку она думала, что Френк зол на неё, то казалось, что единственная его цель – пристыдить её.
- Моё имя – Роберт Торрес, мадам, - неожиданно сказал незнакомец. – И я прошу прощения, что не представился раньше.
Он виновато взглянул на неё, но Кристобель ничего ему не ответила. Она просто молча смотрела мимо него, куда-то влево. Но вскоре до неё дошёл смысл сказанных им слов. «Ну конечно! Роберт - тот, кого она встречала на балконе в институте на последнем вечере. Он немного изменился, в нём не стало той мальчишеской внешности и, теперь перед ней находился настоящий мужчина».
- Я подумал, что вы меня знаете, как все, кто собрался в этом доме. Но теперь я вижу, что глубоко ошибался. Вы обо мне не слышали.
- Это верно, - равнодушно ответила Кристобель, всё также, не глядя на него.
- Я должен извиниться, мадам, за манеры остальных. Они просто шутят.
- Выходит, я заслуживаю таких слов.
- Чепуха! – сказал он, и ей почудилось, что это ей только снится.
Она медленно подняла на него глаза и внимательно посмотрела в них. Не замечая, что они движутся не по кругу, как все остальные, а оказались в конце большого зала, Кристобель улыбнулась своему спутнику. Неожиданно они остановились, и Роберт вывел Кристобель за портьеру, на лестничную площадку.
- Я узнал о вас от Тома Робенсона. И я видел ваши картины – они чудесны, в них много живости, но, какой-то одинаковый сюжет. Кажется, я слышал ваше имя где-то, несколько лет назад, на аукционе или где-то ещё, - начал он и сразу сменил тему. – Я учился вместе с Томасом, потом я был вынужден переехать, и мы расстались. Но стали вести переписку. А когда он объявил о своей помолвке, я, честно признаться, был удивлён.
- Почему же это?
- А вы разве не знаете? – удивился он. Но, увидев, что Кристобель ожидает объяснений, продолжил как-то невнятно. – Ну… он всегда был каким-то не таким, как все. У него интересы не совпадали с интересами окружающими.
- Разве плохо иметь то, что нет у других? Именно этим он, наверное, и отличается.
- Чтож… возможно.
Роберт неразборчиво кивнул и отвернулся к дороге. Между ними возникла пауза. Кристобель из-под тишка наблюдала за ним. Он изменился, теперь он был, примерно, такого же роста, что и лорд Батлер. У него были коротко стриженные тёмные волнистые волосы и светлые глаза, почти янтарные. Чёткие черты лица, чуть полноватые губы и широкие скулы, придававшие его лицу мужественность.
- Удивляюсь мадам, как вы, ведя такую тихую жизнь, одеты по последней моде, - продолжил он беседу через пару минут.
- Я каждую неделю получаю газеты, - ответила Кристобель. - А вот вы меня удивили.
- Чем же? – заинтересовался Роберт и с улыбкой повернулся к ней.
- Критикой моей работы. Я удивлена, что вы вообще знали про моё существование. А для каждой женщины это приятно, особенно такой интерес к моей работе.
- Вы задели меня, мадам. Я всегда отношусь к женщинам серьёзно.
- Извините, я не хотела вас обидеть.
- А! Вот вы где! Я потерял вас из виду, когда начался вальс, - неожиданный голос Тома вывел Кристобель из оцепенения. Они оба обернулись к нему, и она увидела, что к ним направляются Роксана, Френк Батлер и его спутница в красном наряде. – Вы уже познакомились? Я хочу предупредить, что этот нахал очень напорист, в любом начинании.
- Я это поняла, - ответила Кристобель. – Но мистер Торрес приятный собеседник.
- Он писатель и поэт. У него вышло столько книг и сборников стихов. Все просто сума по сходили, - похлопал Том по плечу Роберта. – И как только жена тебя отпустила к нам?
Кристобель как током ударило. Как будто она получила пощёчину от того, от кого совсем не ожидала. Теперь она ненавидела Тома и хотела кричать от бессилия. «Вот оно, - промелькнуло у неё в голове, - то чувство, про которое твердила мне Роксана. Неужели оно? И я опять промахнулась. Он женат, женат, ЖЕНАТ!».
Мистер Торрес на слова Тома только лишь рассмеялся, но его взгляд на себе она поймала. И в этот момент вступил в разговор Френк Батлер. Кристобель была ему благодарна.
- Дорогая мисс Кристобель, - подошёл к ней Батлер, посмотрев при этом с неприязнью на Торреса, - позвольте представить вам мисс Селестину Нанселлок, мою давнюю знакомую. Её поместье находится рядом с моим родным домом. Мы были очень дружны в детстве.
Мисс Селестина улыбнулась и протянула Кристобель руку. Она ответила взаимностью. После этого рукопожатия Селестина встала рядом с Батлером, и обняла его за руку, будто он был её собственностью. Это Кристобель не понравилось. Мисс Селестина вела себя очень уверенно, и сразу стало ясно, что её с Френком, что-то связывает. Что-то большее, чем дружба в детстве.
- Мать Селестины вместе с моей всегда были подругами, - продолжил Батлер. – И они решили… - здесь он рассмеялся. – Они решили, что когда мы с Селестиной вырастем, то обязательно должны пожениться – в знак их великой дружбы.
На это Селестина слабо улыбнулась, но прижалась к Френку ещё плотнее. Кристобель же показалось, что она не согласна с тем, что он так несерьёзно принимает этот очевидный факт. По её мнению они обязательно поженятся, приблизительно к следующей весне.
На следующий день Кристобель получила почту, и, рассматривая ее, обнаружила письмо от Роберта Торреса, с которым накануне познакомилась. Ёми, благодаря своему опыту в сердечных делах, и видя, какой её девочка вернулась домой, всё это не одобряла.
- Он же женатый человек, - возмущалась она. – Как ему не стыдно?
- Няня, перестань. В конце концов, это не запрещает ему нравиться мне. Половина женщин, начиная от молодых леди и заканчивая пожилыми мадам, все его обожают, - успокаивала она Ёми.
Ёми только недовольно качала головой. А Кристобель собиралась к Роксане, рассказать о своей догадке. Она захватила письмо и, наспех надев шляпку, села в коляску и, крикнув кучеру: «Трогай!», помчалась к подруге.
- Это невероятно! – воскликнула Роксана. – Я когда увидела его входящего в наш дом, то чуть не лишилась чувств. А эта мисс Селестина… я думала мистер Торрес с ней, а она оказалась знакомой Батлера… и вообще…
Она еще раз прочитала записку от Роберта Торреса, адресованную Кристобель и радостно обняла подругу.
Мистер Торрес не играл в вист и был с восторгом принят за другим столом, где сел между миссис Лукас и Кристобель. Вначале существовала опасность, что способная без умолку болтать миссис Лукас завладеет им полностью. Однако игра интересовала её ничуть не меньше. И вскоре она настолько увлеклась ею и с таким жаром начала выкрикивать ставки и выигрыши, что перестала обращать внимание на кого бы то ни было. Благодаря этому мистер Торрес получил возможность, насколько позволяла игра, разговаривать с Кристобель, которая слушала его с большой охотой, хотя и не надеялась, что разговор коснется предмета, интересовавшего её больше всего — его знакомства с мистером Батлером.
После того, как она получила от мистера Торреса письмо, состоялся ещё один приём в честь его приезда. На котором объявили о вновь предстоящем частном бале в поместье мистера и миссис Лукас.
Она даже не смела назвать имени этого человека. Совершенно неожиданно, однако, её любопытство было удовлетворено. Мистер Торрес сам коснулся этой темы. Осведомившись о расстоянии между поместьями Робенсонов и её собственным и получив ответ на этот вопрос, он с некоторой неуверенностью спросил, давно ли здесь находится мистер Батлер.
— Около года, — сказала Кристобель. И, не желая упустить волновавшую ее тему, добавила: — У него, я слышала, большое имение?
— О да, — ответил Торрес, — отличное поместье — чистых десять тысяч годовых! Вряд ли вы могли встретить кого-нибудь, кроме меня, кто дал бы вам на этот счет более точные сведения. С его семейством я связан известным образом с раннего детства.
Кристобель не могла не выразить удивления.
— Еще бы вам не удивляться, мисс Миллер! Должны же вы были вчера заметить, как холодно мы с ним встретились. Вы с ним близко знакомы?
— Ровно настолько, чтобы желать знакомства более близкого! — с чувством ответила Кристобель. — Мне довелось провести с ним под одной кровлей четыре месяца, но вы, мне показалось, считаете его человеком весьма неприятным.
— Не смею судить — приятный или неприятный он человек, — сказал Торрес. — Мне даже не подобает иметь такого мнения. Слишком долго и хорошо я его знаю, чтобы быть беспристрастным судьей. И всё же, мне кажется, ваше мнение о Батлере удивило бы многих. Быть может, где-нибудь в другом месте вы бы его даже не высказали. Здесь, конечно, другое дело. Вы находитесь среди своих…
— Честное слово, я не сказала ничего, что не могла бы повторить в любом доме нашей округи. Он никому здесь не нравится. Гордость этого человека, в последнее время, оттолкнула от него решительно всех. И едва ли вы найдёте кого-нибудь, кто отозвался бы о мистере Батлере лучше, чем я.
— Не стану прикидываться огорчённым, что мистера Батлера или кого бы то ни было другого, оценивают по заслугам, — сказал после небольшой паузы мистер Торрес. — Однако с мистером Батлером это случается довольно редко. Люди обычно бывают ослеплены его богатством и властью или подавлены его высокомерными барскими замашками. Его видят таким, каким он желает выглядеть сам.
— Даже поверхностное знакомство позволило почувствовать, насколько у него тяжелый характер.
Торрес только покачал головой.
Когда ему удалось снова заговорить с Кристобель, он спросил:
— И долго мистер Батлер проживет в этих местах?
— Вот уж не знаю. Когда я была в Лондоне, об его отъезде не говорили. Надеюсь, его пребывание по соседству не отразится на вашем намерении задержаться.
— О нет! Мне незачем уступать ему дорогу. Пусть сам уезжает, если не хочет со мной встречаться. Мы не состоим в дружеских отношениях, и мне всегда тяжело его видеть. Но других причин избегать его, кроме тех, которые я могу открыть всему свету, не существует. Прежде всего, это сознание причиненной мне жестокой обиды. А ещё — мне мучительно больно оттого, что он сделался таким человеком. Его отца, покойного мистера Батлера, я считал лучшим из смертных. Он был моим самым близким другом. И меня мучают тысячи трогательнейших воспоминаний, когда судьба сталкивает нас с молодым мистером Батлером. Он причинил мне немало зла. Но я все бы ему простил, если бы он не опозорил память отца и не обманул так сильно его надежд.
Кристобель слушала его, затаив дыхание, чувствуя, что разговор захватывает её всё больше и больше. Однако деликатность темы помешала её расспросам.
Мистер Торрес перешёл к предметам более общим: к городу, его окрестностям и, наконец, к его жителям. Одобрив всё, что ему удалось повидать, он высказал тонкий, но вполне ощутимый комплимент местному обществу.
— По приезде сюда я, прежде всего, имел в виду завести здесь постоянные и притом приятные дружеские связи. Я знал, что это прославленная и достойная местность. Но мой друг Денни особенно соблазнял меня своими рассказами о городе, в котором мы в настоящее время находимся. А сколько внимания проявляют здесь к офицерам! И как много приобрели они здесь приятных знакомств! Да, общество, признаюсь, мне необходимо. Я — человек, разочарованный в жизни, и душа моя не терпит одиночества. У меня непременно должны быть занятия и общество. Меня не готовили к военной карьере. Но, волею обстоятельств, теперь это — лучшее, на что я могу рассчитывать. Увы, моей сферой должна была стать поэзия. Меня воспитывали для этой стези. И я бы уже располагал отличным и достойным местом в обществе, будь это угодно джентльмену, которого мы упомянули в нашей беседе.
— Неужели это возможно?
— О да, покойный мистер Батлер предназначал для меня лучшее место в своих владениях — сразу же после того, как в нем должна была открыться вакансия. Он был моим крёстным отцом и не чаял во мне души. Заботу его обо мне нельзя описать словами. Он так хотел меня обеспечить и верил, что это ему удалось! Но место освободилось и… досталось другому.
— Боже правый! — воскликнула Кристобель. — Это неслыханно! Как мог мистер Батлер пренебречь волей отца?! И вы для своей защиты не обратились к закону?
— Формальные недоговорённости в посмертных бумагах не позволили мне искать в нём опоры…. Человек чести не усомнился бы в воле покойного, но мистер Батлер предпочёл подвергнуть её своему толкованию. Эту часть завещания он объявил только условной рекомендацией и осмелился утверждать, что я утратил свои права из-за моего легкомыслия, моей расточительности, короче говоря, решительно всех пороков или же попросту никаких. Верно лишь то, что два года тому назад место, которое было для меня предназначено, оказалось свободным, — как раз тогда, когда я по возрасту мог этим воспользоваться, — но я его не получил. И столь же верно, что я не могу обвинить себя в каком-нибудь проступке, из-за которого я должен был бы его лишиться. У меня горячий, несдержанный нрав. И, быть может, я слишком вольно высказывал своё мнение о молодом Батлере, признаюсь, иногда даже прямо ему в лицо. Ничего худшего я не припомню. Все дело в том, что мы с ним слишком разные люди и что он меня ненавидит.
— Но это чудовищно! Он заслуживает публичного осуждения!
— Рано или поздно он этого дождётся. Но это не будет исходить от меня. Пока я помню Батлера-отца, я не могу очернить или разоблачить Батлера-сына.
Кристобель вполне оценила его благородные чувства, отметив про себя, как хорош он был в тот момент, когда о них говорил. После некоторой паузы она спросила:
— Но какие же у него для этого могли оказаться причины? Что толкнуло его на столь гнусный поступок?
— Решительная и глубокая неприязнь ко мне. Неприязнь, которую я не могу в какой-то мере не приписывать чувству ревности. Если бы покойный мистер Батлер любил меня не так сильно, его сын, быть может, относился бы ко мне лучше. Но необычайная привязанность ко мне отца стала, по-видимому, раздражать сына с раннего возраста. Ему не нравилось возникшее между нами своеобразное соперничество, и он не мог смириться с тем, что мне нередко оказывалось предпочтение.
— Мне и в голову не приходило, что лорд Батлер такой недостойный человек. Честно говоря, он мне и раньше не сильно нравился. И всё же так плохо я о нём не судила. Конечно, я замечала, с каким презрением он относится к окружающим. Но я никогда не предполагала, что он способен на такую низкую месть, такую несправедливость, такую бесчеловечность.
Подумав, она добавила:
— Я, правда, припоминаю, как однажды он признался в своей неумеренной обидчивости и злопамятстве. Что за ужасный характер!..
— Не стану высказывать своего мнения по этому поводу, — ответил Торрес. — Мне трудно быть к нему справедливым.
Кристобель снова погрузилась в раздумье и после некоторой паузы воскликнула:
— Так обойтись с крестником, другом, любимцем родного отца! — Она могла бы добавить: «С юношей, самая внешность которого располагает к нему людей с первого взгляда», — но ограничилась словами: — С человеком, который к тому же с самого детства был его ближайшим товарищем! И который, как я вас поняла, связан с ним теснейшими узами!
— Мы родились в одном приходе, в одном и том же поместье. И провели вместе детские годы — жили под одной кровлей, играли в одни игры, радовались общей отеческой ласке. В юности мой отец не пренебрег всем, стремясь оказаться полезным покойному мистеру Батлеру, и посвятил свою жизнь заботам о поместье этой семьи. Зато как высоко ценил его мистер Батлер! Какими задушевными друзьями были наши отцы! Мистер Батлер всегда признавал, скольким он обязан своему другу. И незадолго до смерти моего отца мистер Батлер по собственной воле обещал ему обеспечить моё будущее. Он поступил так, я убеждён, столько же из чувства благодарности к отцу, сколько и из привязанности к сыну.
— Неслыханно! — воскликнула Кристобель. — Чудовищно! Казалось бы, одна лишь гордость должна была заставить младшего мистера Батлера выполнить по отношению к вам свой долг! Если ему несвойственны лучшие чувства, то, как его гордость позволила ему поступить так бесчестно? О да, бесчестно — его поведению нет другого названия!
— Это и в самом деле странно, — подтвердил Торрес. — Ведь почти все его поступки, так или иначе, объясняются гордостью. Гордость нередко была его лучшим советчиком. Из всех чувств она его больше всего приблизила к добродетели. Но не бывает ведь правил без исключений: в отношениях со мной им руководили более сильные побуждения.
— Неужели его непомерная гордость когда-нибудь могла принести ему пользу?
— О да. Она часто заставляла его поступать снисходительно и великодушно — щедро раздавать деньги, оказывать гостеприимство, поддерживать арендаторов, помогать бедным. Всему этому способствовала не только фамильная гордость, но и сыновняя гордость — настолько он гордится своим отцом. Опасение лишить былой славы свой род, ослабить влияние и популярность дома сыграло немалую роль в его жизни. Ему свойственна и гордость старшего брата, которая в соединении с известной братской привязанностью сделала из него доброго и внимательного опекуна своей дальнейшей кузины. И вы могли бы услышать, как его называют самым лучшим и заботливым хозяином.
— А что собой представляет его кузина?
Он покачал головой.
— Как бы хотелось отозваться о ней хорошо! С именем Батлер больно связывать что-то дурное. Но, увы, она слишком похожа на своего брата — так завладела ею гордыня. А какая это была милая, ласковая маленькая девочка, как нежно она была ко мне привязана! И кто скажет — сколько часов потратил я, заботясь о ее развлечениях? Теперь она для меня — ничто. Это довольно смазливая девица лет пятнадцати — шестнадцати, получившая, насколько я могу судить, недурное воспитание. С тех пор как скончался ее отец, она постоянно живет в Лондоне в обществе какой-то дамы, которая руководит ее занятиями.
После нескольких пауз, прерывавшихся попытками найти другие темы для разговора, Кристобель не смогла удержаться от того, чтобы ещё раз не вернуться к мистеру Френку Батлеру.
— Меня удивляет, — сказала она, — его близость к мистеру Робенсону. Как это мистер Робенсон, который кажется мне самим воплощением добропорядочности и, я уверена, обладает превосходным характером, может поддерживать дружбу с подобным человеком? Неужели они могут друг с другом ладить?
— Да, Томас очень милый человек, у него мягкий характер.
— О, это, в самом деле, милейший человек. Он и не догадывается о том, что собой представляет мистер Батлер.
— Вполне вероятно. Если мистер Батлер желает, он умеет понравиться. Он не лишен способностей. Когда нужно, он оказывается превосходным собеседником. Вообще, среди равных себе он совсем другой, нежели среди тех, кто стоит ниже его на общественной лестнице. Гордость не оставляет его никогда. Но к богатым он более справедлив и снисходителен. С ними он бывает, искренен, порядочен и даже, пожалуй, приветлив, отдавая дань их положению и средствам.
Вскоре после этого игра в вист кончилась, и её участники собрались вокруг другого стола. Мистер Фоллинз расположился при этом между Кристобель и миссис Лукас, которая, разумеется, не преминула осведомиться о его карточных успехах. Последние оказались отнюдь не блестящими — он не выиграл ни одной ставки. Однако в ответ на выраженное ею сочувствие он с серьёзнейшим видом попросил её нисколько не огорчаться, ибо он не придает значения деньгам и вполне может пренебречь небольшим проигрышем.
— Мне достаточно известно, сударыня, — сказал он, — что, садясь за карточный стол, человек должен быть готов к подобного рода неудачам. К счастью, мои обстоятельства не таковы, чтобы я должен был много думать о пяти шиллингах. Конечно, есть немало людей, которые не смогли бы сказать то же самое. Но благодаря леди Кэтрин Нанселлок я достаточно обеспечен, чтобы не обращать внимания на подобные пустяки.
Слова эти привлекли внимание Торреса. Взглянув на мистера Фоллинза, он вполголоса спросил у Кристобель, насколько её знакомый близко знаком с семейством Нанселлок.
— Леди Кэтрин Нанселлок, — ответила она, — совсем недавно предоставила ему прекрасное, по его мнению, занятие. Мне неизвестно, каким образом она обратила на него своё внимание, но знакомство их не может быть продолжительным.
— Вы, разумеется, знаете, что леди Кэтрин Нанселлок и леди Нора Батлер были родными сестрами? Леди Кэтрин приходится теткой мистеру Батлеру.
— О нет, я этого не знала. Я вообще не имею понятия о родственных связях леди Кэтрин. До позавчерашнего дня я не догадывалась о её существовании.
— Её дочь, мисс Нанселлок, получит огромное наследство. Полагают, что она и её кузен соединят два состояния.
При этих словах Кристобель улыбнулась, невольно вспомнив о бедной Роксане. Тщетными были, оказывается, все её усилия привлечь к Кристобель внимание мистера Батлера. Тщетными и бесполезными были проявления привязанности к его семье и восхищение им самим. Мистер Батлер был предназначен для другой.
— Мистер Фоллинз, — сказала она, — всячески превозносит леди Кэтрин и её дочь. Но некоторые странности в его рассказах о своей благодетельнице заставили меня заподозрить, что чувство признательности ввело его в заблуждение. Несмотря на всю благосклонность к моему соседу, ёе светлость представляется мне дамой взбалмошной и самодовольной.
— Думаю, что то и другое верно. Я не видел её уже много лет, но припоминаю, что мне никогда не нравились её деспотические и вызывающие манеры. Она слывёт женщиной необычайно умной и рассудительной. Но я полагаю, что этим она отчасти обязана своему рангу и состоянию, отчасти самоуверенности, а в остальном — гордости племянника, которому хочется, чтобы вся его родня славилась выдающимся умом.
Отзыв этот показался Кристобель вполне убедительным. Молодые люди, очень довольные друг другом, не переставали болтать до тех пор, пока начавшийся ужин не прервал игру, позволив и другим дамам воспользоваться долей внимания мистера Торреса. За столом миссис Филипс, хозяйки этого вечера, обычно царил такой шум, что разговаривать было почти невозможно. Однако манеры мистера Торреса понравились всем. Что бы он ни сказал, было сказано хорошо, что бы ни сделал, было сделано с изяществом. Кристобель уехала домой, думая только о нём. Дорогой мысли о мистере Торресе и о том, что он ей рассказал, не покидали её ни на минуту. И всё же ей не удалось даже произнести его имени, так как миссис Лукас и мистер Фоллинз болтали без умолку. Миссис Лукас непрерывно тараторила о своих номерах во время игры в лото, о ставках, которые она проиграла, и ставках, которые выиграла, а мистер Фоллинз превозносил любезность мистера и миссис Филипс, убеждал всех, что его совершенно не огорчил карточный проигрыш, перечислял все поданные на стол блюда и беспрестанно осведомлялся, не очень ли он потеснил дам в экипаже. Круг этих тем был слишком обширен для того, чтобы он успел с ними покончить до остановки кареты перед своим домом.
На следующий день Кристобель рассказала Роксане о своём разговоре с мистером Торресом. Роксана была удивлена и расстроена: она не могла поверить, что мистер Батлер столь недостоин дружбы её мужа. И вместе с тем ей было несвойственно сомневаться в правдивости молодого человека с такой привлекательной внешностью, какой обладал мистер Торрес. Одной мысли о нанесенном ему ущербе было достаточно, чтобы вызвать её горячие симпатии. Поэтому ей ничего не оставалось, как попытаться оправдать обоих, приписав всё, что могло бросить на них тень, недоразумениям или ошибкам.
— Я думаю, — сказала она, — что оба они были неизвестным нам образом введены в заблуждение. Быть может, какие-то люди, преследуя корыстные цели, создали у них друг о друге ложное представление. Но что именно вызвало между ними разлад, в котором нам лучше не обвинять ни того, ни другого, навсегда останется для нас тайной.
— Ты совершенно права. А теперь, дорогая Роксана, что ты скажешь в защиту тех, кто был в этом деле замешан и преследовал корыстные цели? Не следует ли оправдать также и этих людей? Иначе нам все же придется о ком-то плохо подумать.
— Можешь смеяться надо мной сколько угодно, но переубедить меня тебе не удастся. Кристобель, дорогая, ты только на минуту подумай, какую тень это бросает на мистера Батлера! Так обойтись с любимцем отца, с юношей, жизнь которого его отец обещал обеспечить. Это просто невероятно. Ни один человек, который дорожит своей репутацией, не способен на такой поступок. Разве самые близкие друзья могли бы в нём так обмануться? О нет, это невозможно.
— Мне гораздо легче представить себе, что в нём обманулся мистер Робенсон, чем вообразить, что рассказанная вчера история — выдумка мистера Торреса. Он называл имена, обстоятельства, факты без малейшей запинки. Пусть мистер Батлер попытается, если сможет, всё опровергнуть. В его рассказе каждое слово дышало правдой.
— Всё это настолько неприятно и запутанно — прямо не знаешь, что и подумать.
— Прости, пожалуйста, но мне-то ясно, что об этом следует думать.
Для Роксаны, однако, ясно было только одно — что мистер Робенсон, если он и в самом деле был введен в заблуждение, будет глубоко огорчён, когда ему станут известны все обстоятельства.
Мистер и миссис Лукас и его сестры явились к Робенсонам для того, чтобы лично пригласить всех на долгожданный бал, имевший состояться в ближайший вторник. Обе леди были счастливы снова увидеть свою дорогую подругу, с которой, как им казалось, они не виделись целую вечность. И они наперебой расспрашивали её, чем она занималась с тех пор, как они расстались. На остальных они почти не обращали внимания, стараясь находиться подальше от хозяина дома, и по возможности не разговаривать с Кристобель.
Мысли о бале чрезвычайно занимали всех дам в округе. Миссис Нанселлок была склонна считать, что он устраивается в честь её дочери, и чувствовала себя необыкновенно польщённой тем, что вместо письменного приглашения мистер Лукас лично явился к ним просить их пожаловать на бал. Роксана рисовала в своём воображении счастливый вечер, который она проведет в обществе двух подруг, принимая знаки внимания со стороны Тома. Кристобель с удовольствием представляла себе, как она будет танцевать с мистером Торресом, находя доказательство всего, что он ей рассказал, в выражении лица и поведении мистера Батлера. Блаженство, которое предвкушали все молодые особы, встречаемые на улицах города, в меньшей степени было связано с какими-нибудь определенными людьми или обстоятельствами. И хотя каждая из них, подобно Кристобель, собиралась половину вечера танцевать с мистером Торресом, он ни в коей мере не был для них единственным возможным кавалером — бал должен быть балом при любых обстоятельствах.
Кристобель была в превосходном настроении. И хотя обычно она старалась разговаривать с мистером Фоллинзом как можно меньше, на этот раз она не сдержалась, спросив у него, думает ли он воспользоваться приглашением мистера Лукаса и подобает ли его возраст участвовать в подобных забавах. Она была немало удивлена, услышав, что её сосед не испытывал на этот счёт ни малейших сомнений и вовсе не опасался упреков со стороны леди Кэтрин Нанселлок по поводу своего участия в танцах.
- Пользуясь случаем, мисс Кристобель, я имею честь уже сейчас пригласить вас на первый танец, — особая привилегия, которая, как я полагаю, будет правильно понята моей ближайшей соседкой миссис Робенсон и отнюдь не воспринята ею за недостаток уважения с моей стороны.
Кристобель смекнула, что попала впросак. Она была уверена, что на первый танец её непременно пригласит мистер Торрес. И что же, — вместо этого ей придется танцевать с Фоллинзом! Никогда ещё она не проявляла своей общительности так не вовремя. Но делать было уже нечего. Счастливые для неё и для мистера Торреса минуты должны были, таким образом, наступить несколько позднее. Приглашение мистера Фоллинза было принято со всей любезностью, на которую она была способна. Оттого, что в его разглагольствованиях проскользнуло нечто большее, чем простая галантность, они не стали приятнее. Подозрение это превратилось в уверенность по мере того, как она стала замечать всё возраставшие знаки внимания со стороны соседа и его частые комплименты по поводу её живости и остроумия. Она была скорее встревожена, нежели обрадована действием своих чар, в особенности после того, как Роксана дала ей понять, что весьма приветствует возможность такой партии. Сознавая, какая буря будет вызвана у подруги ее отказом, Кристобель предпочла вести себя так, как будто она не понимала намеков. Могло случиться, что мистер Фоллинз не соберется сделать предложение. И пока он ни на что не решился, не было смысла поднимать шум по этому поводу.
До тех пор пока Кристобель не вступила в гостиную, тщётно выискивая мистера Торреса среди собравшихся красных мундиров, ей и в голову не приходила мысль, что он может туда не явиться. Встреча с ним казалась ей настолько само собой разумеющейся, что она даже не подумала о некоторых обстоятельствах, которые могли воспрепятствовать его появлению у Лукасов. Она наряжалась к балу с особой тщательностью и в самом превосходном настроении готовилась к завоеванию всех оставшихся непокоренными уголков его сердца, будучи уверена, что эта задача может быть легко решена в течение одного вечера. Но как только она вошла, у нее зародилось зловещее подозрение, что в угоду своему новому другу Лукас не включил Торреса в список приглашенных на бал. И хотя в действительности дело обстояло не совсем так, отсутствие мистера Торреса было тут же подтверждено его другом, мистером Денни, на которого с нетерпеливыми расспросами набросилась миссис Лукас. Сообщив, что мистеру Торресу пришлось накануне уехать по делам в Лондон, и что он до сих пор не вернулся, Денни с многозначительной улыбкой добавил:
— Не думаю, чтобы дела были способны оторвать его от нас именно в такой день, если бы он не стремился избежать встречи с неким присутствующим здесь джентльменом.
Это замечание едва ли дошло до ушей миссис Лукас, но было понято Кристобель. Оно доказывало, что Батлер не менее виновен в отсутствии мистера Торреса, чем, если бы подтвердилась её первоначальная догадка. И, разочарованная во всех своих ожиданиях, Кристобель почувствовала к мистеру Батлеру такую неприязнь, что с трудом принудила себя вежливо ответить на любезное приветствие, с которым он устремился к ней навстречу. Внимание, сочувствие, снисходительность к этому человеку были равносильны предательству по отношению к Роберту Торресу. Она настолько отвергала всякую возможность беседы с Батлером, что, отвернувшись от него, не смогла преодолеть свой гнев даже в разговоре с Томасом Робенсоном, слепая привязанность которого к своему другу казалась ей непростительной.
Однако Кристобель не была создана для меланхолии. И хотя все её связанные с балом надежды рухнули, она не могла предаваться мрачным мыслям чересчур долго. Поведав свои огорчения Шарлотте Лукас, с которой они не виделись больше недели, она охотно перешла к рассказу о своём необыкновенном соседе, представив его вниманию своей подруги. Первый танец, однако, снова поверг её в полное уныние. Это была убийственная церемония. Мистер Фоллинз, важный и неуклюжий, делающий всё время неверные па и, то и дело извиняющийся, вместо того чтобы следить за танцевальными фигурами, заставил её почувствовать всё унижение и досаду, какие только способен вызвать на протяжении одного танца неугодный партнёр. Минута, когда она от него, наконец, отделалась, принесла ей несказанное облегчение.
После Фоллинза она танцевала с одним из офицеров. Она несколько пришла в себя, разговорившись с ним о мистере Торресе и узнав, что молодой человек пользуется всеобщей симпатией. Оставив своего кавалера, она вернулась к Роксане и Шарлотте Лукас и, поглощённая беседой, не сразу заметила, что к ней обращается мистер Батлер, приглашая её на следующий танец. От неожиданности Кристобель растерялась и в замешательстве приняла приглашение. Батлер отошёл, и она осталась наедине с подругой, крайне удручённая тем, что не проявила достаточной находчивости. Роксана попыталась её успокоить:
— Думаю всё же, что он окажется приятным партнёром.
— Упаси боже! Это было бы самым большим несчастьем. Найти приятным человека, которого решилась ненавидеть! Ты не могла пожелать мне ничего худшего.
Когда танцы возобновились и, Батлер приблизился к ним, предложив ей свою руку, Роксана всё же не удержалась и тихонько предостерегла подругу, чтобы она вела себя разумно и из симпатии к мистеру Торресу не уронила себя в глазах несравненно более значительного человека. Кристобель ничего не ответила и заняла место среди танцующих, удивляясь, как это она удостоилась стоять в паре с мистером Батлером, и замечая то же удивление в глазах окружающих. Некоторое время они танцевали молча. Она уже стала думать, что молчание это продлится до конца танца, и хотела сперва ничем его не нарушать. Но, вообразив вдруг, что могла бы досадить партнеру сильнее, если бы заставила его говорить, она произнесла несколько слов по поводу исполнявшейся фигуры. Батлер ответил и замолчал. После паузы, длившейся одну-две минуты, она обратилась к нему опять:
— Теперь, мистер Батлер, ваша очередь поддержать разговор. Я отозвалась о танце — вы могли бы сделать какое-нибудь замечание о величине зала или числе танцующих пар.
Он улыбнулся и выразил готовность сказать все, что она пожелала бы услышать.
— Ну, вот и отлично, — ответила она. — На ближайшее время вы сказали вполне достаточно. Быть может, немного погодя я еще замечу, что частные балы гораздо приятнее публичных. Но пока мы вполне можем помолчать.
— А вы привыкли разговаривать, когда танцуете?
— Да, время от времени. Нужно ведь иногда нарушать молчание, не правда ли? Кажется очень нелепым, когда два человека вместе проводят полчаса, не сказав друг другу ни слова. И всё же для кого-то будет лучше, если мы поведём разговор таким образом, чтобы сказать друг другу как можно меньше.
— Говоря это, вы предполагали мои желания или подразумевали, что это угодно вам?
— И то и другое, — уклончиво ответила Кристобель. — Я давно замечаю частые совпадения в нашем образе мыслей. Оба мы мало общительны и не склонны к разговору, если только нам не представляется случай сказать что-нибудь из ряда вон выходящее — такое, что может вызвать изумление всех присутствующих и наподобие пословицы из уст в уста передаваться потомству.
— Что касается вашего характера, — сказал он, — вы, по-моему, обрисовали его не вполне точно. Не мне решать, насколько правильно вы охарактеризовали меня. Впрочем, вы сами находите, наверно, этот портрет удачным.
— Не могу судить о собственном искусстве.
Батлер ничего не сказал, и они опять замолчали, пока во время следующей фигуры танца он не спросил у неё, часто ли ей приходится бывать здесь. Ответив утвердительно, она не удержалась от того, чтобы не добавить:
— Когда мы с вами на днях там встретились, мы только что завели на улице новое знакомство.
Действие этих слов сказалось незамедлительно. На лице Батлера появилось надменное выражение. Но он ничего не сказал, а у Кристобель, как она ни ругала себя за своё малодушие, не хватило решимости пойти дальше. Немного погодя Батлер холодно заметил:
— Мистер Торрес обладает такими счастливыми манерами и внешностью, что весьма легко приобретает друзей. Достаточно ли он способен их сохранять — вот что кажется мне более сомнительным.
— Он имел несчастье потерять вашу дружбу, — многозначительно заметила Кристобель. — Быть может, это наложит тяжёлый отпечаток на всю его жизнь.
Мистер Батлер ничего не ответил, но было видно, что ему хотелось переменить тему разговора. В эту минуту рядом с ними очутился мистер Лукас, хозяин бала, пробиравшийся через толпу танцующих на противоположную сторону. Заметив Френка батлера, он чрезвычайно любезно с ним раскланялся и тут же рассыпался в комплиментах по поводу его манеры танцевать и красоты его дамы.
— Я получил, дорогой сэр, высочайшее удовольствие. Как редко приходится видеть танцующих с таким изяществом. Ваша принадлежность к высшему обществу бросается в глаза. Но разрешите заметить, что прелестная дама, с которой вы сейчас танцуете, кажется мне вполне достойной своего партнера, и я надеюсь получать теперь подобное наслаждение особенно часто. Конечно, после того, как произойдёт определённое и, разумеется, столь желанное — не правда ли, дорогая мисс Кристобель? — событие! — При этом он посмотрел в сторону Томаса и Роксаны. — Сколько оно вызовет поздравлений! Но — я по прежнему обращаюсь к мистеру Батлеру — не позволяйте мне вас задерживать, сэр. Вы не станете благодарить меня за то, что я мешаю вашей беседе с очаровательной молодой леди, сверкающие глазки которой уже начинают посматривать на меня с явным укором.
Последняя часть этой тирады едва ли была услышана Батлером. Но предположение сэра Уильяма относительно его друга сильно на него подействовало. Его лицо приняло очень серьёзное выражение, и он пристально посмотрел на танцевавших неподалеку Тома и Роксану. Придя, однако, в себя, он обернулся к своей даме и сказал:
— Вмешательство сэра Уильяма заставило меня потерять нить нашего разговора.
— По-моему, мы вовсе не разговаривали. Едва ли сэр Уильям мог найти в этом зале двух танцующих, которые хотели бы так мало сказать друг другу. Мы безуспешно пытались коснуться нескольких тем. И мне даже в голову не приходит, о чём бы мы могли поговорить теперь.
— Что вы думаете о книгах? — спросил он с улыбкой.
— О книгах? О нет, я уверена, что мы с вами одних и тех же книг не читали. И, уж во всяком случае, не испытывали при чтении одинаковых чувств.
— Мне жалко, что вы так думаете. Но даже если бы вы были правы, тем легче нам было бы найти тему для разговора. Мы могли бы сопоставить различные мнения.
— Нет, я не в состоянии говорить о книгах во время бала. Здесь мне на ум приходят другие мысли.
— Они всегда относятся к тому, что вас непосредственно окружает, не так ли? — сказал он с сомнением.
— Да, да, всегда, — машинально ответила Кристобель. На самом деле мысли ее блуждали весьма далеко от предмета разговора, что вскоре подтвердилось внезапным замечанием:
— Помнится, мистер Батлер, вы признались, что едва ли простили кого-нибудь в своей жизни. По вашим словам, кто однажды вызвал ваше неудовольствие, не может надеяться на снисхождение. Должно быть, вы достаточно следите за тем, чтобы не рассердиться без всякого повода?
— О да, разумеется, — уверенно ответил лорд Батлер.
— И никогда не становитесь жертвой предубеждения?
— Надеюсь, что нет.
— Для тех, кто не поступается своим мнением, особенно важно судить обо всем здраво с самого начала.
— Могу я узнать, что вы имеете в виду?
— О, я просто пытаюсь разобраться в вашей натуре, — ответила она, стараясь сохранить на лице непринуждённое выражение.
— И вам это удается?
Она покачала головой:
— Увы, ни в малейшей степени. Я слышала о вас настолько различные мнения, что попросту теряюсь в догадках.
— Что ж, могу представить себе, что полученные вами сведения весьма противоречивы, — сказал он очень серьёзно. — Я бы предпочел, мисс Миллер, чтобы вы пока не рисовали в своём воображении моего духовного облика. В противном случае полученная вами картина не сделает чести ни вам, ни мне.
— Но если я сейчас не подмечу самого главного, быть может, мне никогда не представится другого случая.
— Не хотел бы лишать вас какого бы то ни было удовольствия, — холодно сказал мистер Батлер.
Она ничего не ответила. И закончив танец, они молча разошлись с чувством взаимной неприязни. Впрочем, мистер Батлер уже питал в своём сердце достаточно сильную склонность к Кристобель, благодаря которой он быстро нашёл ей оправдание, сосредоточив свой гнев на другом лице.
Вскоре после этого к Кристобель подошла мисс Селестина Нанселлок и обратилась к ней с любезно-высокомерным видом:
— Итак, мисс Кристобель, вы в восторге от Роберта Торреса, не правда ли? Я слышала об этом от миссис Роксаны Робенсон. Она буквально засыпала меня вопросами о вашем новом приятеле. Однако из её слов я поняла, что среди прочих своих сообщений молодой человек забыл вам сказать, что он сын старого Торреса, служившего дворецким у покойного мистера Батлера. Я бы всё же хотела дружески вас предостеречь, чтобы вы не очень доверяли его высказываниям. Всё, что он говорит о плохом обращении с ним лорда Батлера, — чистейший вымысел. Мистер Батлер, напротив, проявил необыкновенное благородство. Зато Роберт Торрес поступил по отношению к мистеру Батлеру самым непорядочным образом. Я не знакома с подробностями, но хорошо знаю, что мистера Батлера едва ли можно в чем-нибудь упрекнуть. Недаром он даже не переносит упоминания о Роберте Торресе! И хотя моему кузену казалось невозможным исключить Торреса из числа приглашённых, он очень обрадовался, узнав, что тот сам уклонился от приглашения. Появление Торреса в этих местах — неслыханная дерзость. Непонятно, как он мог на это осмелиться! Мне очень жаль, мисс Кристобель, что я должна была разоблачить пороки вашего нового знакомого. Но, пожалуй, учитывая его происхождение, от него едва ли можно было ожидать лучшего.
— Из ваших слов, сударыня, я поняла, что порок мистера Торреса заключается в его происхождении, — резко ответила Кристобель. — Вы не смогли ничего поставить ему в вину, кроме того, что отец его служил дворецким у мистера Батлера. Но об этом, смею вас заверить, он мне сообщил сам.
— Прошу прощенья, мисс Кристобель, — саркастически заметила, отходя от нее, мисс Нанселлок. — Извините за вмешательство — я всего лишь руководствовалась лучшими побуждениями.
«Какая наглость! — произнесла про себя Кристобель. — Но вы, сударыня, глубоко заблуждаетесь, рассчитывая повлиять на меня столь недостойной выходкой. Кроме вашего самодовольного невежества и злокозненности мистера Батлера, вы ничего ею не доказали».
- Я хочу узнать, что думает об этом Томас. Они ведь с мистером Робертом Торресом друзья, - неожиданно сообщила Кристобель.
- Тогда тебе следует поторопиться, - предупредила Роксана. – Наш общий знакомый мистер Батлер только что заходил. Как бы они опять не стали играть в шахматы. Они последнее время часто играют.
Кристобель поцеловав Роксану, и обещав, что, как только поговорит с Томом, вернётся и удовлетворит любопытство подруги. Она выскочила из парадного входа и побежала к оранжерее, выход из которой вёл в библиотеку. Задержавшись у окна из-за слетевшего башмачка, Кристобель услышала голоса, доносившиеся из библиотеки. Она, спрятавшись за окном, решила подслушать, о чём говорят между собой Том и мистер Батлер. Её тоже удивляло такое трепетное отношение Тома. Как только Френк приехал Том не надышится на него. Вначале это казалось милым, но после первой недели Кристобель стала замечать, что Том, видя Френка Батлера с ней, ведёт себя странно.
- Я устал постоянно выслушивать твои бредовые упрёки, Том, - говорил Батлер.
- Я говорю то, что вижу, Батлер! – Том начинал говорить повышенным тоном. – Ты постоянно где-то пропадаешь. Я не могу тебя выловить, чтобы хоть немножко побыть с тобой.
- Я делаю это только для нашего благополучия. Вот и всё… только доля этого. Пойми же меня, нам нельзя находиться вместе так часто…
Кристобель не понимала, о чём идёт речь. В библиотеке голоса затихли и она, пробираемая любопытством, решила взглянуть одним глазком, в чём же собственно заключалась беседа. Но когда она заглянула внутрь комнаты, то не поверила своим глазам.
Посередине кабинета стояли Батлер и Том и целовались. Она не могла оторваться, её шокировал тот факт, что они оба мужчины, а Томас и вовсе женат. Но тут она всё поняла, поняла частую нервозность Тома, его трепетное отношение к Френку Батлеру и постоянное желание как можно чаще находиться с ним рядом. Но как же Роксана? Что будет, если она узнает об этом? «Нет, нет, нет, - думала Кристобель, возвращаясь назад к парадному входу. – Она ничего не узнает и, я тоже ей не скажу. Ни слова». Но не успела она подумать о Роксане, как та окликнула её, выходя в сад и направляясь в сторону оранжереи.
- Ты так быстро вернулась, Кристобель? Что же сказал Томас?
- А он… он ничего не сказал, - быстро отреагировала она. – Пойдём, выпьем чаю.
- Хорошо, вот только Тома позову.
- Нет, не нужно! – вскрикнула Кристобель и сразу же прикрыла рот рукой.
- Что с тобой, милая? – обеспокоено, спросила подруга. – Ты хорошо себя чувствуешь?
- Да! Но после чая я буду чувствовать себя ещё лучше. Идём же скорее, так не терпится выпить чашечку твоего чая.
В этот момент из оранжереи вышли Том и Френк Батлер и, неожиданно остановившись с интересом, стали наблюдать, что происходит с молодыми особами.
- Милый! – окликнула Томаса Роксана. – Мы идём пить чай, вы и мистер Батлер к нам присоединитесь?
Кристобель не решалась посмотреть Тому и Френку Батлеру в глаза за чаем, а они оба как назло интересовались именно её мнением. Ей казалось, что она сейчас взорвётся и прямо спросит, что всё это значит. Каждый раз, когда она закрывала глаза, ей казалось, что она стоит в библиотеке и видит, как муж Роксаны целует и обнимает лучшего друга. Самое худшее было то, что она никому не могла об этом рассказать. И ей пришлось держать себя в руках. А в один момент ей стало плохо, у неё закружилась голова и Кристобель свалилась в обморок.
Первым среагировал Батлер. Он велел отнести Кристобель на диванчик, стоящий невдалеке от стола и расстегнуть ей корсет. Когда Роксана услышала про корсет, то жутко стала возмущаться, а время шло и, нужно было что-то предпринять. Тогда Френк рванул на ней платье и разорвал корсет вместе с верхней частью платья. Кристобель осталась в одной сорочке, но по-прежнему не приходила в сознание. У Роксаны начинала развиваться истерика, и Батлер пошёл на крайнее меры.
Он встал на колени, расстегнул и снял свой пиджак и склонился над Кристобель. Облизав пересохшие от волнения губы, он сделал глубокий вдох и, припав ртом к Кристобель, начал делать искусственное дыхание. На какую-то долю секунды ему показалось, что она отвечает на его поцелуи, но он сразу отбросил эту мысль. Внезапно Кристобель глотнула воздуха, и широко открыв глаза, уставилась на Батлера. К ней сразу вернулись последние события и она, не сдержавшись, влепила ему звонкую пощёчину.
- Я всего лишь хотел помочь…
- Да как вы смеете так поступать? – закричала на него Кристобель. – Как вы только посмели? Я ненавижу вас, Батлер. Не смейте ко мне прикасаться, слышите? Не подходите ко мне!
И осознав, что платье на ней разорвано, Кристобель ногой оттолкнула пытавшегося всё объяснить Френка, и кинулась к выходу. Она бежала в слепую, пока не достигла изгороди, за которой стояла её коляска. Она запрыгнула в неё и, прикрикнув на кучера за его медлительность, задёрнула шторку на окошке.
Её сильно трясло, когда она вернулась домой и, заботливая Ёми, и её новая помощница – Айя, принялись успокаивать её и растирать сухим полотенцем. Она бросилась на кровать, чтобы перевести дух. А когда дрожь прошла, и она выпила успокаивающий чай, то, велев никого не пускать, особенно мистера Робенсона и лорда Батлера, сразу уснула.
На следующий день она открыла глаза и поняла, судя по сонной тишине и свежести солнечного луча, солнце взошло совсем недавно. Она раздвинула полог кровати, встала и начала одеваться. Кроме птичьего щебета вдали да мерного, глубокого дыхания всего дома, ничего не было слышно. В ней крутилось столько мыслей и догадок по поводу увиденного вчера в библиотеке у Робенсонов, что она невольно потёрла виски. Ей казалось, что единственный способ разрешить эту ситуации – немедленно уехать. Ком в горле душил Кристобель, и она чувствовала себя более разочарованной и несчастной, чем когда-либо прежде. Кристобель не хотелось смотреть правде в лицо, но её заботило, может быть, даже больше, чем нужно, то, что мистер Робенсон и Френк Батлер относятся к ней с таким великим чувством. «Уж лучше бы это было презрение» - думала она.
Подойдя к шкафу и открыв дверцу, Кристобель вскрикнула – ей показалось, что там кто-то стоит. Вот до какого состояния расшатаны были её нервы! Ведь это всего лишь костюм для верховой езды, который повесила в её шкаф Айя. После того, что произошло в библиотеке у Робенсонов, Кристобель забыла о той дневной неприятности с лошадью, которая внезапно понесла её.
Целый день Кристобель не выходила из дома, а только давала некоторые мелкие распоряжения. Она не могла думать ни о чём другом, хотя и старалась. Ей всюду мерещились Том с Френком. И поэтому день прошёл в беспокойстве. Уже стемнело, и за окном начали трещать кузнечики, как вдруг она внезапно услышала голоса на лужайке.
- Какая звёздная ночь. Слишком хороша, чтобы её пропустить.
Кристобель подошла к окну, встала в тени и наблюдала, как Том и Роксана танцевали на лужайке, когда Батлер и мисс Нанселлок направлялись к реке, и представляла себе, какого рода слова они шепчут друг другу на ухо. Затем она отвернулась от окна и пыталась доказать себе, что боль, которую она испытывала – всего лишь отвращение. Она легла в постель, но долго не могла заснуть, а потом погрузилась в чуткие неспокойные сны о Томе, Роксане, Френке, и ещё той, кто тенью ходит за ним с того самого дня, как здесь очутилась – мисс Селестина Нанселлок.
Она проснулась поздно и только от того, что Айя барабанила ей в дверь. Она принесла воду и была удивлена, что дверь оказалась закрытой.
- Что-то не так, мисс? – спросила она.
- Нет, всё хорошо, - резко ответила Кристобель.
Она ждала объяснений по поводу закрытой двери, но Кристобель не собиралась их давать. Впрочем, Айя всё ещё была полна впечатлений о недавнем бале и не особенно интересовалась тем, что происходит у её хозяйки внутри.
- Ведь это было так мило, не правда ли, мисс? Я смотрела из окна, как они танцевали на лужайке под лунным светом. Никогда ещё не видела такой красоты. Но вы выглядите усталой. Они не давали вам спать?
- Да, именно так, - ответила Кристобель.
- Ну, теперь всё закончилось.
Она поставила воду около ванны и ушла. Но через пять минут вернулась вновь. Кристобель была ещё в одном только полотенце.
- Мистер Батлер, - сказала она, - хочет видеть вас, мисс. Он ждёт внизу и говорит, что это срочно. Что ему ответить?
- Я не желаю его видеть! – резко сказала Кристобель, но потом, осознав, что Айя принимает её раздражение на свой счёт, заговорила мягким тоном. – Прости Айя, я не хотела тебя обидеть. И я злюсь не на тебя, а на мистера Батлера… хорошо, я спущусь к нему.
Кристобель быстро закончила туалет и оделась. Значит, он догадался о причине её резкого поведения в доме Робенсонов, и хочет внести какую-то ясность, заставив тем самым считать себя невиновным. Как же беспринципен этот человек! «Но я опережу его – объявлю о своём желании уехать прежде, чем он успеет открыть рот» - думала она, спускаясь в гостиную, готовая к борьбе.
- Доброе утро, - сказал он, вежливо и смущённо улыбаясь.
- Доброе утро, - Кристобель не улыбнулась в ответ. – Я собираюсь упаковать свои вещи и уехать отсюда, как только это станет возможным.
- Мисс Миллер, я должен был сказать вам об этом раньше, но…
Она почувствовала поднимающуюся из глубин своего сердца какую-то странную радость: он собирается извиниться и рассказать об этом. Но Кристобель ответила, удивляясь собственной чопорности, звучащей в её голосе:
- Единственно возможным решением после…
- После моего возмутительного поступка у Робенсонов. Мисс Кристобель, мне хотелось бы просить вас забыть об этом. Боюсь, что я чересчур поддался восторгу и волнению. Я забыл, где нахожусь. Я прошу вас, забыть этот возмутительный случай и быть столь великодушной – а я уверен, что вы великодушны – и простить меня. Пусть наши отношения останутся такими же, как и до того дня.
Ей показалось, что он искренне желает забыть об этом случае и Кристобель, наклонив голову влево, тихим голосом произнесла:
- Я принимаю ваши извинения, мистер Батлер. Забудем этот неприятный инцидент.
Затем она повернулась и вышла из гостиной, оставив недоумевающего Батлера стоять и просто смотреть ей в след. Она побежала по лестнице через три ступеньки. «Итак, я остаюсь, - думала она. – Дом снова стал уютным». Кристобель была бы разочарована, если бы покинула свой дом сейчас. И ничего страшного, что она сердилась на Френка не за тот поступок у Робенсонов. Она страстно мечтала разгадать его загадку и помочь ему. И, в конце концов, здесь же находится мистер Торрес. И у них ведётся переписка, как у хороших друзей. «И – быть может, - продолжала она, - то, что я испытываю к нему – немного больше, чем просто праздный интерес».
И если бы она была мудрее, то почувствовала бы приближение опасности. Но женщина, оказавшаяся в её положении, не всегда может это сделать.
В тот день Кристобель посетил Роберт Торрес, и они отправились на верховую прогулку. День был солнечным и тёплым, они много смеялись и вспоминали те годы, когда были ещё детьми. Но их комфорт нарушил, внезапно появившийся из-за изгороди, Френк Батлер. Он с вызовом посмотрел на Роберта Торреса и приподнял шляпу в приветственном жесте. Мистер Торрес широко ему улыбнулся, и в ответ помахал рукой. Кристобель же, удостоив Дарси лишь быстрым кивком, сразу поскакала к конюшням.
- Прекрасный день, неправда ли, Френки! – Роберт спешился и подошёл к нему.
- Я смотрю, ты нашёл с мисс Кристобель общий язык? – спросил Френк, погладив лошадь. – Как твоя жена, Роби?
- Надеюсь, что прекрасно, - он понял, к чему ведёт Батлер, но не поддавался его игре. – А как Томи?
Френк лишь фыркнул и отвернулся, желая скрыть свою раздражительность. Роберт Торрес ему никогда не нравился, потому, что он знал о Томе всё, что знал сам Френк. Возможно, что даже больше. Он ревностно относился к тем людям, с которыми у него сложились дружеские отношения. Томас полностью доверял Торресу, и теперь проводил время с ним, забыв про Батлера. Теперь Торрес собирается отнять и Кристобель. Френк не сомневался, что именно Роберт рассказал о его секрете.
- Ну, почему тебе не нравится Роберт? – спрашивал его Том.
- Ха! Не нравится? Что за чушь! – смеялся Френк и сразу менял настроение с весёлого на угрожающее. – Я его ненавижу…
Кристобель отправилась домой, чтобы переодеться к чаю. Раздеваясь, она посмеялась над тем, как костюм напугал её ночью. После чая она предупредила Ёми и Айю, что идёт в деревенскую церковь. Прогулка в деревню была интересной, ведь до этого она была там только по воскресеньям, когда посещала церковь. Почти сбежав с холма она скоро оказалась в деревне.
Деревенька лепилась вокруг старой церкви, похожей на башню, увитую плющом. В деревне было много зелени, а почти все дома – из серого камня. Некоторые из них, очевидно, такие же старинные, как и церковь. Но для Кристобель гораздо важнее было найти святого отца.
Она вошла в церковь, где было очень тихо. Её окружало спокойствие, и она подумала, что нужно было взять с собой Айю для компании. Но в самой церкви святого отца не оказалось, он был на кладбище, рядом. Отыскать его среди рядов серых памятников и крестов было трудно, но Кристобель всё же решила попробовать. Отойдя от очередной могилы, она увидела Селестину Нанселлок, идущую в её сторону.
- Мисс Миллер! – окликнула она Кристобель. – Я сразу подумала, что это вы.
Кристобель видела её в компании Робенсонов и Френка Батлера и, поэтому не знала, что Селестина думает о ней.
- Я решила прогуляться до деревни и оказалась здесь, - слукавила Кристобель.
- Здесь красивые памятники, правда?
- Если такие вещи вообще могут быть красивыми, - она решила поддержать разговор. - Я люблю приносить цветы в церковь из своей оранжереи. Святой отец очень доволен моим благим делом. Вы его не видели здесь?
- О! Я видела, как он только что отслужил и, наверное, возвращается в церковь.
- Мне уже пора, - сказала Кристобель.
Селестина Нанселлок выглядела довольной, что пообщалась с Кристобель. Ей вообще нравилось общаться, казалось, даже больше, чем всем остальным.
Пройдя мимо рядов, она увидела, двигающемуся к церкви священника. Она подобрала платье и побежала за ним и, через минуту с ним поравнялась. Она понимала, что каждое утро она просыпалась в ожидании, что всё будет как прежде, но дни были похоже один на другой. Кристобель часто думала, стоит ли рассказать об увиденном ей кому-нибудь из более мудрых, чем она сама. Но, в конце концов, решила оставить свои мысли при себе.
- О! Милая Кристобель, я так и знал, что это ты, - сказал священник, когда Кристобель догнала его. – Я надеялся увидеть тебя раньше, но, видимо, ты была очень занята.
- Простите меня, святой отец, что давно не приходила в церковь. Но у меня действительно были дела.
- Ничего, милая. У всех нас есть дела. А ты хотела помолиться?
- Да… - Кристобель, увидев в светлых глазах священника такой яркий свет, что не решилась посоветоваться с ним в этот раз.
А святой отец внимательно посмотрел на неё и, видимо, поняв её сомнения, весело улыбнулся и зашагал дальше. Кристобель плелась за ним и думала, правильно ли она поступила. Но и в следующий раз она не набралась мужественности исповедоваться, и лето прошло незаметно.
Наступил октябрь, одаривший эту местность необычайной красотой. Ветер был наполнен ароматами испанских пряностей. Юго-западный ветер был тёплым и сырым, и Кристобель никогда не видела столько паутины, как в этом октябре. Она висела повсюду, расшитая бриллиантами росинок. А когда выходило солнце, было почти также тепло, как в июне. Туман над рекой клубился и вокруг серых камней дома, так что из беседки в южной части сада он становился почти невидим. А в криках птиц слышалась некая меланхолия. Во влажном климате гортензии – голубые, белые и жёлтые – продолжали цвести. Огромные массы цветов, которые, как казалось Кристобель, должны были погибнуть вне оранжереи. Продолжали цвести и розы, а с ними и фуксии.
Кристобель продолжала получать от Роберта Торреса письма и отвечала на них с огромной радостью. С каждым разом этот мальчишка из её детства привлекал её всё больше и больше. Он писал ей восхитительные письма, полные нежности и трепета. Она же отвечала ему тем же. Роберт часто стал засиживаться в своём доме и Кристобель, немного огорчалось этому. Но в письмах он объяснял, что пишет, много пишет.
Однажды она получила записку от Френка Батлера. Он писал, что уезжает к себе в поместье, повидаться с матерью. И его подруга детства, мисс Нанселлок, едет с ним. Хотя, чего можно было от неё ожидать? Она повсюду ходила за ним как тень.
Этот человек снова расстроил Кристобель. Не то что бы она ожидала, что он уведомит её о своём отъезде лично при встрече, она вообще старалась не думать о нём. Она говорила себе, что пока его нет поблизости, она вполне может позволить себе от него отдохнуть, от его гордыни и надменности. Эта мысль пришла ей по душе: теперь не надо отсиживаться дома по вечерам, чтобы случайно не встретиться с ним.