Сокровища до востребования. Мемуары Никто

Мария Выдуманная
 Фрагменты
***
«Призрачно все в этом мире бушующем,
Есть только миг, за него и держись.
Есть только миг между прошлым и будущим,
Именно он называется - «жизнь»…»

Ну да. Философская позиция – «здесь и сейчас». Философия настоящего мгновения. Красиво.
Но вот он, мой миг – здесь и сейчас.
Болезнь. Нищета. Грязь. Полное убожество. Безработица.
Втоптанность в ничто твоей бессмертной души.
Когда-то ощущавшей себя огромной, беспредельной, не вмещавшейся в «сегодняшние» рамки. Я – Большая, я гораздо больше!... Мне тесно!...

А сегодня? Это проползание сквозь день - этот «миг» и есть? Жизнь, за которую надо держаться?
Этот миг – сегодня, мучительный, невыносимый, создан вчера, позавчера, позапозавчера…
Вот оно, это «вчера, позавчера, позапозавчера»: кладовка, набитая плодами творчества за двадцать семь лет семейной жизни, и еще немного из «до того». Чемоданы с дневниками, письмами, статьями, рукописями. Сарай с картинами, коробками с керамикой, «деревяшками» - скульптурой мужа. Да еще прорва «подготовки» к «творчеству» еще не осуществленному: тряпки, клубки, станок ковроткацкий – гобеленами и коврами собиралась заняться. Так руки и не дошли. Уже и не дойдут, наверное. Перегорела.

Миг. Здесь и сейчас. Пересечение пространства и времени.
Не только.
Это еще и некая точка «я», заключающая в себе «тайну и смысл индивидуального бытия» .
Сегодня, здесь и сейчас, в эту самую секунду времени, в этой самой точке пространства – Земли, России, этого самого поселка, этой самой улицы – тысячи разных «мигов» присутствуют. И их разница, (да частично и их общность) обусловлена не пространством и не временем, а именно этим «я», в котором пересекаются, переплетаются тысячи нитей, их разное прошлое и разное будущее.

Миг. Мгновение.
«Мгновения спрессованы в года,
Мгновения спрессованы в столетия…»
Вот они, мгновения. Три чемодана мгновений. И еще коробки. И еще пакеты. И еще диски… Скопления мгновений – периоды.
  Периоды Пикассо - голубой, розовый…
А здесь какие?

 ***
Сколько-то килограмм чистого остатка – бессмертные мысли.
Вот они, бессмертные мысли. Килограммы «материализованной» души. Если не мыши сожрут, то плесень.
***
Хлам.

Вот если Имя твое взойдет и засияет – о да, тогда все это превратится в сокровища духа! И нищета облагородится, превратится в стоицизм, аскетизм и т.п. И каждый горшок, тарелочка, почеркушечка превратится в ценность материальную… Каждый черновик превратится в «автограф», объект авторского права, имеющий среди прочих и денежный эквивалент.
И Имя твое будет открывать детям двери, даже и ненужные…

А пока – закрывает. «Предвзятое мнение». Прошлое твое прорастает в детях. И никакие чемоданы с мыслями не в состоянии разрушить этот барьер восприятия человека по имуществу.
Трудолюбивые, чадолюбивые родители думали о будущем своих детей, и «костьми ложились», чтобы снабдить их для жизненного старта квартирами, машинами, дипломами, «прикидами» приличными…
А ты?

Как тут не вспомнить суд над Иосифом Бродским. Тунеядец. Где вы работаете? Кто подтвердит, что вы поэт? Недоучка... Леонид Дербенев. Где Вы работаете? Тунеядец. Вы не сравнивайте себя с Евтушенко… Мартин Иден. Работать надо, чтобы получить руку любимой девушки… Вот когда ты прославишься, и девушку эту тебе приведут те, кто тебя забраковал, и на обеды наперебой приглашать будут, уважаемого и сытого…

Сегодня чемоданы твои драгоценные ничего не оправдывают.
Кто тебе сказал, что все это чего-то стоит? Или будет когда-то?
Сегодня ты Никто.

***

Пещерный быт. Комфорт на нулях.

Ну и что, что у тебя чемоданы всякими умностями набиты? Люди вон и статьи пишут, и дачи двухэтажные содержат в идеальном порядке, и сады-огороды у них плодоносят, и квартиры ухоженные бытовой техники полны, жизнь облегчающей. Почему это они могут: «землю попашем, попишем стихи», а ты нет? Лень-матушка, вот и весь разговор.

***

Неправда ваша. Не лень. Бессилие, до отчаяния.
Как получилось, что чемоданы эти столько сил жизненных сожрали? Что за труды такие адские?
И восстановиться никак не могу, сколько лет прошло уже…

Чему я отдала свою жизнь?
Мне «мучительно больно за прожитые годы»… Далеко не бесцельно прожитые. Вот только что за цель была?
И что мы имеем?

Что это вдруг на подбивание балансов потянуло?

Просто надо что-то менять. То, что имеем – не нравится. Вот и все.
Великая переоценка ценностей?

***

Так что же мы имеем?

Кроме перечисленных благ, имеем еще два чемодана. И коробки. И пакеты…
Набитые уже не тетрадями, а листами формата А4. И серой, бракованной газетной бумаги, разрезанной вручную до нужного размера. И «оборотных» сторон каких-то документов. Иногда – настоящей писчей, беленькой.
Что-то разложено по разным папочкам, пакетикам – по смыслам, что-то так, «врассыпную», валяется. До систематизации своего «творческого архива» все руки не доходят. Понадобится иногда какая-нибудь одна бумажка, и сиди полдня, перебирай эти «клондайки»

***

Вот, прорисовываются условные названия периодов: первый – «тетрадный», чисто «внутренний» - 1978 -1993 годы. Были и более ранние тетради, но они не сохранились. Думаю, большой важности они не имеют – школьные, еще детские совсем.
«Листовой» период – с 1993 примерно по 2006.
В мегабайты «мгновения» начинают прессоваться с июня 2005 года. Появился компьютер – сестра купила себе новый, и отдала мне своего «динозавра», которая сама ему была уже четвертой хозяйкой. Получив эту драгоценность, я потихоньку свои бумажные залежи стала переводить в электронный вид. Соответственно, меняются и носители, форма хранения информации – это уже диски.
Частично переводятся в электронный вариант старые работы, но параллельно появляются и новые.

Все – «в копилку опыта», как выразился однажды тот самый друг-архитектор, о портрете которого говорилось выше. Опыт. «Сын ошибок трудных», вот уж воистину.

Конструктивный остаток – выводы. В целом – богатый материал. Не одну книгу можно написать.

***

Почему все-таки больно?
Ведь все правильно.

Я хотела помочь людям. Вкладывала в «материалы» все свои душевные силы. На семью сил опять не оставалось. Я снова грабила ближних своих – в пользу «человечества».
Но ведь никто не просил тебя об этом? Чего мучиться? Ведь твои герои прекрасно знали твое место, и не ждали от тебя решения своих проблем, понимая, что ты можешь, в лучшем случае, привлечь к ним внимание. Твоей вины нет. Снова «мессианское» сознание, «мессианское» восприятие действительности?

Все правильно. Все правильно…
Успокойся уже, хватит.

Ты никому ничего не должна.
Слава Богу, нет уже того сжигающего чувства долга, обязанности написать и отдать человечеству необходимое для его спасения творение.
Человечеству нет дела до твоих воспоминаний, оно не будет скорбеть, если ты их не напишешь.
Ты никому ничего не должна.
Раньше я любила писать. Теперь тяжело. Ну и зачем маяться, в таком случае?
Могу и не писать.
Просто – почему бы и нет?

Главное – жизнь ближнего, любимого. Сама жизнь. Здесь и сейчас. Тепло, вода, еда. Сходить за водой, затопить печки, приготовить еду, накормить детей и зверей. Когда муж дома, то и мужа. Это – обязательно. А все остальное – если успею. Смогу – хорошо, не смогу, - ну и ладно.
Это не литература. Не журналистика.
Это способ избавления от застарелой боли, попытка примирения с действительностью, оставляющей желать лучшего. Мне кажется, я сейчас понимаю потребителей «массовой культуры» - сериалов, «мыльных опер». По сути, и пленники Интернета от них немногим отличаются. Все это – способ бегства от собственной жизни. Хоть на время, только чтобы перетерпеть сегодняшний день, в надежде дождаться лучшего – завтра, послезавтра…

Не литература. Не философия. Психотерапия? Освобождение от боли, обиды – застарелой, превратившейся уже в невроз, депрессию… Соматизированную.

Или это потребность реабилитации – перед детьми? Попытка объяснить им, почему все случилось так, а не иначе, почему мама-неудачница не смогла дать им одного, другого, пятого – что другие мамы могли? Поверьте, детки, девочки мои, видит Бог - мама очень старалась… Но как-то не так старалась, видимо.

Теперь я пишу только тогда, когда невозможно не писать.
Опять - не могу? То есть, все-таки – чувство долга? Нет. Физические страдания, какие-то спазмы душевные, которые прекращаются, стоит мне начать писать. Нерожденное слово превращается в отраву. Невысказанное слово сидит внутри и мучит, если я не выпускаю его на бумагу, не даю ему родиться.
И не важно в такой момент, кому это нужно.


***
Не ври, старуха Изергиль…
Про горящее сердце Данко.
Было так: шел Данко, ослепленный светом своего сердца.
Больно ему было, но сильнее боли была мысль, что идут за ним страдающие и жаждущие света люди.
Но вдруг какой-то голос из ниоткуда сказал сочувственно: «Ты дурак, Данко. Оглянись…»
Оглянулся Данко.
И увидел, что нет никого за его спиной.
«Жаждущие» с увлечением изучали белье за соседским забором, и не было им дела до дурака с вырванным сердцем…

Как подкошенный, рухнул он на землю.
И умер.
Выпало из руки горящее сердце.
И загорелась от него трава… Деревья загорелись… Заполыхал лес…

А может, и не так все было.
Может, не упал Данко и не умер, а просто усмехнулся: «А, пошли вы все...»
Положил сердце на место, и пошел, куда глаза глядят.

А может, просто спать лег.

И другой листочек, такой же, где написано:

Журавлей не будет,
не будет,
не будет журавлей!!!
Утешься синицей
в руке твоей.
Спустись на землю –
Прекрасна земля.

Ну зачем,
ну зачем!...
Я ищу Журавля?

Не рухнула я на землю.
И спать не легла.
Сжала свое сердце в комок, и пошла дальше.
За Журавлем.



***
Что ж, можно сказать – сражение Никто против Системы проиграно?
Система победила?

Не знаю.
Я не считаю себя проигравшей.
Просто ушла в Существование.
В Молчание?

***
Да нет, не молчу.
Объем этого «Молчания» продолжает расти. На вполне материальных носителях. Превращается в Слово. А Слово – уже Дело.

Просто живу.
Не профессионал от слова. Не журналист. Не философ. Не писатель.

Просто пишу, когда есть что сказать. Когда есть такая потребность. Как у Окуджавы: как он дышит, так и пишет.

Живу. Дышу. Пишу.

Так – кто я?

***

Слово – уже Дело.
Да. Когда оно «вышло в мир».
А когда лежит в кладовках?
Свою часть дела я сделала – слово «выговорила». Но пока нет «слушателя» - оно не ушло от меня, оно со мной.

Картины и керамика мне не мешают. Они «миру» показались, получили свою реакцию. И вообще, особых страданий своей невостребованностью мне не приносят, потому что по сути своей я не художник. Так, могу сделать эту работу, когда надо, но спокойно могу годами не вспоминать о ней, если в этом нет необходимости. Помню, когда училась в художественном училище, меня часто мучила мысль, что иду где-то рядом со своей дорогой. Эта – не моя. А какая – моя, не знала.
Позже поняла, что мой «материал» - слово.
Давно уже осознала свою обреченность.

Была поражена, услышав впервые стихотворение Бориса Пастернака:

«О, знал бы я, что так бывает,
Когда пускался на дебют,
Что строчки с кровью – убивают,
Нахлынут горлом – и убьют!

От шуток с этой подоплекой
Я б отказался наотрез.
Начало было так далеко,
Так робок первый интерес.

Но старость – это Рим, который
Взамен турусов и колес
Не читки требует с актера,
А полной гибели всерьез.

Когда строку диктует чувство,
Оно на сцену шлет раба,
И тут кончается искусство,
И дышит почва и судьба».

И сегодня от него дрожь пробирает.
Да! Отказалась бы, отказалась бы наотрез – не хочу, не хочу больше «полной гибели всерьез»! Девчоночку мою маленькую хочу сама вырастить. Старшей счастья дождаться. Не хочу детей оставлять без своей любви, тепла, поддержки.

Но – есть ли у меня выбор?
Неужели я – только вечный раб Слова?
Разве мало жизни отдала Ему?

Могу ли отречься?
Сжечь к чертям все бумаги, сбросить все килобайты, раздать картины и керамику – и начать жизнь с чистого листа…

Ха-ха. Проснись, золотко – какой «чистый лист»? В зеркало посмотри, красота моя ненаглядная…
Да Бог с ней, с красотой. Уже не это главное. Этим уже перепечалились.
Сегодня главное – праздничное поздравление стариков: дай Бог здоровья!
Увы. Не дает, почему-то.

Сегодня осталась одна «актуальная проблема». Уже не память. Бог с ней тоже. Главное она всегда удерживает, а остальное… Экзамены мне уже не грозят.
Сегодня меня интересует секрет птицы Феникс. Возможно ли возрождение из собственного пепла?
Потому что сегодня я – пепел.
Как возродиться? Во всей силе и красоте?

 ***
За всеми мировыми легендами стоит какая-то глубинная реальность.
Все религии утверждают, что источник жизни – Бог, даже если они его по-разному называют. Найдешь Его – и из чрева потекут реки воды живой. Я думаю, что вода эта – жизненная энергия.
Надо найти Бога, чтобы воскреснуть.
Не для славы, для жизни.

Ищу Бога.
Надо что-то понять, еще что-то понять… Опять – «понять»?
Или это что-то другое? Принять?

Господи, думать уже свыше моих сил.
Не надо думать.
Ни о чем.
Кроме сиюминутного, чего не сделать нельзя.
Кашу сварить для ребенка, за водой сходить, зверей накормить. Печку топить не надо – тепло сегодня, как летом.

***
Слово сказанное, но не услышанное…
Вспоминается сон давний. И Людмила Анатольевна как-то там присутствовала. Не помню – как, помню, что была.
Я нахожусь в очень маленькой комнате, полной ящиков с рассадой. И комната насыщена испарениями, что ли – этого огромного количества растений, которым не хватает почвы, пространства и воздуха, для дальнейшего роста. Им тесно. Их пора рассаживать. Они друг друга душат. И меня - тоже. Я чувствую, что умираю, что нужно срочно выбираться из этой комнаты. Немедленно.
Как-то я выползаю в соседнее помещение, ложусь на диван. Мне плохо. Ужасно… На грани…
И где-то там была Людмила Анатольевна. И что-то мне сказала. Не помню, что.
Проснулась с тем же состоянием, которое приснилось.

Сон этот давно был. Врезался в память.

Так вот, мои «клады» словесные – это та рассада. Не высаженная вовремя на свои грядки. И домишко мой, набитый зачатками «шедевров» - та самая комната… И погибаю я, погибаю! Надо выбираться, немедленно!!!

Как?
Куда?
Спаси, Господи. Самой мне не выбраться. Внутренние силы иссякли. «Костер» свой «сожгла за час». Страшно не то, что сожгла. А то, что никому не стало теплей.

Не в моей власти рассадить эти зачатки растений. «Огорода» нет. «Садовника» нет. Ни денег нет, ни сил.
 Я посеяла, рассаживать не мне?
Слово написанное, но не изданное – отрава.

***

Но, допустим – получила возможность начать с чистого листа.
И как бы ты стала жить?
Как нормальные люди? Любя ближнего?
Это как?

Сгоревший пассионарий поет гимн человеку гармоничному?
Тому, «кто был умней, и свой огонь сберег»? Так как в долгую ночь костер свой «жег едва-едва, и берег силы и дрова»?
А толку? Ты-то свои сжег уже…
Поздно воспевать мещанский Рай.